Клянешься? Клянусь

— Скажите, Альбус, что мне делать в Париже? Он все такой же тихий и немного не от мира сего. Дамблдор помнит — в Хогвартсе было все также. У него из кармана на груди торчит лукотрус, а в волосах запуталось перо какой-то диковинной птицы. Он весь там, с фантастическими зверями, которые ему ближе, понятней, чем любой из людей. Ньют Саламандер из тех, кто не слушает ничьих приказаний. Ньют Саламандер всегда себе на уме. Если речь не идет об Альбусе Дамблдоре. — Тьма сгущается, Ньют. И Гриндевальд собирает приспешников. Но это не все. Он ищет этого мальчика... Криденса. Не мне тебе объяснять, какая сила таится в обскуре, если он его убедит... Ньют вздыхает и смотрит наискось из-под челки. У него веснушки усыпают лицо, и в глазах столько тепла... Протянет руку навстречу, как будто забывшись, но тут же отдернет, прикусит смущенно губу. — Это вы должны с ним сразиться, больше не сможет никто. — Я не могу пойти против него. Это д о л ж е н быть ты, понимаешь? Легкий, отческий хлопок по плечу. И тут же Альбус вздрогнет и отшатнется, недоуменно глядя на руку. Так, точно касание это пронзило насквозь. Так, точно сняло кожу и молнией ударило в темя, сожгло походя рассудок и пальцы вот так, сквозь перчатки. Пальцы, что вот... так мелко... предательски мелко дрожат. "Что такого Альбус Дамблдор нашел в вас, мистер Саламандер?" — он не собирался читать его мысли, это вышло само. Он не хотел, но этот голос спустя столько лет хлестнул вдоль позвоночника раскаленною плетью, и кожа пошла пузырями, и вздулись рубцы, и горячая кровь хлынула, пропитывая ткань рубахи и пиджака моментально навылет. "Что такого Альбус Дамблдор в вас нашел?.." — и неприкрытая ревность, обещание муки, угроза. В этом весь собственник-Геллерт. "Геллерт, спустя столько лет?" "Навсегда... наша клятва навсегда, мой глупый мальчишка..." Здесь и сейчас, в холодном трамвае Альбус окутан туманом, он впускает вязкую субстанцию в мозг и дышит пару десятков секунд глубоко, опускает ресницы. Ты должен, Альбус. Ты должен... отправить Ньюта, подобраться, узнать. — Я не могу покинуть Англию, Альбус, меня до конца жизни запрут в Азкабан. — Ты можешь сделать так, что они не узнают. Ты можешь обвести вокруг пальца брата-мракоборца, что привык видеть в тебе тюфяка, ты можешь использовать эту девочку — Тину... Они следят за тобой, но ты недаром был лучшим в потоке. У Ньюта теплые пальцы, и кончики золотых ресниц опустятся и чуть задрожат, когда их руки коснутся друг друга, когда Альбус протянет порт-ключ. "Я не узнаю тебя, друг мой! Пользоваться чувствами мальчика после того, что я устроил в то лето?" — Геллерт усмехается в его голове и тянет свою ледяную улыбку. А Альбус... лишь помнит вкус снежных ягод и хлеба, и как колосилась рожь за рекой, а солнце было ослепительно-ярким, и слезы текли и текли по щекам, когда он от него уходил. Конечно же, это было лишь солнце... — Они решили, что в Америку меня отправили вы. Так ведь и было. Вы манипулировали, ни слова мне не сказав. Вы знали, что не смогу не вернуть Фрэнка в пустыни Аризоны, чтобы выпустить там на волю, отправить домой. И вы знали, что Гриндевальд там. Я чувствую себя вашей игрушкой. Он непривычно откровенен, обижен и зол. Этот тихий, несуразный мальчишка. Альбус сам когда-то был до странности похож на такого, он сам когда-то без оглядки любил и верил, что будет... что все еще будет. — Я должен буду найти Криденса и... спасти? — запнется, с сомнением губу закусит. — Ты должен быть на шаг впереди, ты должен найти его и помочь, пока он не успел уйти к Гриндевальду. Мы не можем позволить... он не должен принять его сторону, Ньют. Криденс не должен стать правой рукой Гриндевальда. "Чтобы твое место подле меня не занял кто-то еще? Но ты все еще можешь вернуться, м о й Альбус!" — Что с вами, Альбус? Вы сам будто не свой, все время будто тщитесь что-то расслышать. Или словно кто-то говорит у вас в голове... "Двадцать лет, мальчик мой. Это не шутки". — Я всего лишь боюсь опоздать. "Ты боишься, что я о тебе позабуду?!" "Я боюсь, что ты не помнил ни дня из этих лет, что успели сложиться в какую-то тоскливую вечность..." — Альбус, я не могу... не хочу... — просящий взгляд снизу вверх, почти что мольба. И прозрачные капли, что качаются на золотистых ресницах. Беги. Мальчик, уноси свои ноги, пока еще можешь, пока сердце твое не разбилось о скалы пригоршней стеклянных осколков. Пока огонек, что еще тлеет в груди, не потух, не превратился в горстку золы. Пока твоя улыбка не прилипла к лицу жизнерадостной, искусственной маской. — Что же, как знаешь. Тогда мне пора. Шагнет в клубы тумана, что лезет за шиворот и хватает за полы пальто. Он спрыгнет с подножки трамвая, окунаясь в липкую серость, не слушая, нет, не слыша просящий оклик у него за спиной. Все правильно. Правильно, Ньют, я ведь не должен... "Ты ведь понимаешь, что несколько поздно уже? Мальчишка сделает все, о чем ты попросишь. И даже попробует кое-что угадать, угодить... Все же, что ты нашел в этом... магозоологе, Альбус?" Он знает, что не может с ним говорить. Он знает, что все эти годы... фантомный голос, виденья. Он знает, что медленно сходит с ума. Капля за каплей. За мигом миг. Рассудок сдвигается в сторону бездны. "Ты мог бы прийти прямо сейчас и принять мою руку. Ты и я — мы с тобой правили бы миром... мирами. Ты и я — это был бы [будет] лучший союз. Ты и я..." — ... никогда не были правдой! Лондон сегодня тонет в тумане, как кусочек печенья, упавший в стакан с молоком. Лондон сегодня холодный и влажный, и Альбус ступит из-под навеса под косые струи хлещущего наотмашь дождя. Смывай, забирай проклятые мысли. Ты и я, Геллерт, — это всегда была только ложь, только одна твоя большая игра. "Ты никогда так не заблуждался, м о й Альбус..." Что-то внутренний голос сегодня особенно вреден, назойлив. Зелье без сновидений — то, что положит конец и поможет... Мерлин, просто больше не думать.