Матрицы Рока

Свеча на столе догорела. А телефон, разрядившись, потух. Глеб закурил сигарету, мигая красным огоньком в непроглядном мраке темной комнаты. «Непростая история, конечно, но надо как-то разбираться со своей жизнью». Кроме брата, одним из самых родных людей был сын. Сын, растущий без отца, которого он почти не знает.

***

Тоненькие маленькие пальчики доверчиво тянутся вверх. Мужская рука подхватывает их и крепко сжимает в ладошке. Вокруг снуёт шумная толпа. Сегодня воскресенье и много семей с детишками выбрались в парк прокататься на аттракционах, поесть мороженого и просто отдохнуть в семейном кругу. Среди ярких цветастых нарядов — девчачьих розовых платьишек с принцессами, куклами Барби и единорожками; мальчиковых зелёных футболок с черепашками Ниндзя, оранжевых и ярко-красных с машинками, роботами и зверьками — явно выделись две темные фигуры, как пара теней в полуденном солнце. Одна — вся в чёрном, и вторая чуть поменьше — копия того, что постарше. Ни одного яркого пятна не найти в их прикиде, только две пары светло-голубых глаз дополняют и подчёркивают мрачный наряд. Среди толпы веселящихся и кричащих ребятишек, бегающих туда-сюда, и их родителей, тоже радостных и улыбающихся, эти двое явно чувствуют себя не в своей тарелке. Видно, что они чувствуют себя неуютно и даже неловко. — Будешь мороженое или сладкую вату? — поинтересовался мужчина постарше. — Мама сказала мне нельзя сладкое две недели, — сглотнул слюну мальчик. И крепче сжал большую руку, скрывая разочарование. Забыв об аллергии сына, Глеб напряжённо думал, чем бы теперь занять малыша. Сегодня в первый раз они выбрались погулять вдвоём — без мамы или ещё кого-то. Да и вообще они общались очень редко. Несколько раз Глеб звонил по телефону поздравить сына с днём рождения. И пару раз видел его вживую, когда приезжал в Свердловск на гастроли. До этого он видел мальчика только на фотографии, которую прислала Таня спустя почти два года после своего ухода. Она до последнего не говорила, что беременна, и скрыла от него сам факт рождения. Пока старый знакомый из Свердловска случайно не обмолвился, что видел его Таньку, гуляющую с коляской. Эта новость больно уколола в самое сердце. Хоть Глеб и понимал, что отношениям конец и ничего не вернёшь, да и по правде говоря, не собирался ничего возвращать, разочаровавшись в семейной жизни в общем, и в любви в частности. Но все равно, было обидно, что его бывшая жена — девушка, которая его наверняка любила, и он играл не последнюю роль в ее жизни, так быстро нашла ему замену, а ещё и вдобавок преподнесла наивысший подарок, который может дать женщина своему мужу — став матерью. Услышав неожиданную новость, он несколько минут сидел неподвижно, с заставшим взглядом, не моргая, и глядя куда-то в пустоту. Сигарета в руках выгорела почти до фильтра и жгла кожу. — Эй, ты чего? — вывел его из ступора приятель, и потушил сигарету. — Да как она могла! — со злостью выплюнул слова Глеб, со всей силы замахнувшись и ударив кулаком в кирпичную стену. Ярость кипела в нем, не находя выхода, и единственным утешением в данный момент мог послужить этот отчаянный жест. Потом, оставшись наедине с собой, — думал он, — можно будет отдаться чувству по полной, трансформируя душевную боль в физическую. Ведь последняя переносится гораздо легче: проще терпеть последствия порезов, ссадины и синяки, чем утешить плачущеет сердце. А может быть, даже получится пережить гнетущее чувство, переложив его в строчки на бумаге. Стихи — это самый эффективный способ справляться с душевными травмами и потрясениями. И хотя потом приходится переживать эти чувства ещё много раз, стоя на сцене и петь наболевшие строки, они уже не такие концентрированные. — Повезло папаше… — Да какому папаше, — удивлено посмотрел на него приятель, — она сама воспитывает ребенка. А малыш — точно твоя копия, такое же круглое личико, те же глазки, правда без налёта той обречённости, — улыбнулся мужчина, пытаясь пошутить, — символа что ты познал жизнь сполна, причём начиная с самой тёмной стороны. Крепко сжатые кулаки расслабились, и вместо агрессии пришло некое другое непонятное пока чувство. Кроме ошарашенности, где-то глубоко поднималась волна неизведанной доселе щемящей нежности. Не каждый день на тебя сваливается новость, что ты стал отцом, тем более ещё так неожиданно. Другие нормальные люди переживают сей факт постепенно. Сначала узнают о беременности, потом несколько месяцев привыкают, готовятся к родам и ждут выписки. Некоторые даже планируют заранее появление ребёнка в семье. Правда, последних Глеб не встречал среди своих знакомых, но в его представлении именно так и должно происходить в идеальной семье. В его же случае это важное для каждого событие произошло с таким далеким отклонением от идеального сценария, насколько возможно. Жена оставила его, уехав, и ничего не сказав, родила ребёнка — его плоть и кровь. А ведь он имел права хотя бы знать — ведь, так или иначе, причастен. Хотелось увидеть этого кроху, посмотреть действительно ли он имеет сходные с ним черты и вообще какой он? Примерно через месяц планировались гастроли в тех краях, и появилась возможность познакомиться с малышом. Только встав с поезда, первым делом Глеб сразу же направился в квартиру к бывшей жене. Не предупредив о своём визите, он решительно позвонил в дверь. На порог вышла Таня в домашних тапочках и халате. Из спальни раздался детский плач, и мужчина сразу же, без лишних вопросов, направился туда. В углу стояла маленькая детская кроватка. Из-под синего одеялка, с нарисованными на нем ушастыми зайчиками, тянулась пара крошечных ручек. Глеб подошёл навстречу к ним, усевшись рядом с кроваткой, и принялся рассматривать малыша. Большие круглые глазки блестели словно бусинки, доверчиво глядя в новый незнакомый мир. Маленький носик-пуговка забавно посапывал, пропуская воздух в лёгкие и возвращая обратно наружу. Он болтал ножками в воздухе, запрокидывая их чуть ли не до головы. Вдруг маленькая копия Глебушки резко повернулся. Большой Глеб испугано подбежал ближе, стараясь подхватить и не дать упасть. Страх за ребёнка и желание зашить его от всех невзгод этой непростой жизни колыхнулись в нем. Незнакомое прежде чувство, когда кто-то слабее и беззащитней тебя нуждается в поддержке. Малыш перевернулась на бочок и улыбнулся. Один пальчик только что успел побывать во рту, где малыш его сладко посасывал. Глеб сначала робко дотронулся до мягкой, чуть влажной ладошки, а потом полностью ухватил ее обеими руками. Маленькие пухленькие пальчики с нежной гладкой кожей, пока не соприкасавшаяся ни с чем тяжёлым и не успевшая огрубеть. Он боялся сжать ручку сильно, ведь она была такой маленькой и хрупкой. Приходилось сдерживать потенциал, неведомо откуда взявшегося, порыва нежности к этому маленькому родному существу, которого он видел первый раз в жизни. От умиления на глаза наворачивались слезы. — Глебушка! — донеся из коридора Танин голос. Глеб опешил. С чего это вдруг бывшей супруге так ласково звать его? Она и в хорошие времена редко так говорила, только в минуты особой нежности, когда они лежали ночью после занятия любовью. Она ложила голову ему на плечо, а он брал ее пальцы в свои, и Таня тихо шептала ему на ушко: «Глебушка. Гле-буш-ка» — смакуя каждую букву. Он окунулся в те ностальгические минуты, начиная уже было жалеть об утраченном. — Глебушка, пора кушать, — вошла в комнату Таня, развеяв все тайные иллюзии бывшего мужа. А ведь он даже не спросил, как назвали мальчика, что же за отец такой, — принялся корить себя мужчина. Но в данной ситуации имя не самое большое упущение, подумал он. Его начало мучать едкое чувство угрызения совести. За свою несостоятельность как отца, безответственность как мужа, за то, что из-за него страдают ни в чем не повинные люди. Мальчик будет расти без отца, а женщина вместо счастливой семейной жизни — о чем она, безусловно, мечтала, будучи маленькой девочкой — вынуждена прозябать в маленьком городке, взяв на себя роль матери-одиночки. Печально, но он не мог ничего изменить. Он знал, что даже если сейчас бросит все — свою прежнюю жизнь с ее бесконечными тусовками, переездами, пьянками — изменит себя и станет примерным семьянином, все равно ничего не выйдет. Рано или поздно нутро выйдет наружу, долго притворяться и играть чужую роль не получится. И тогда тем, кто рядом, кто дал ему второй шанс и поверил, будет ещё больнее разочаровываться. Лучше сразу резать по больному месту — один раз испытать сильную и резкую боль, но потом рана начнёт потихоньку заживать, чем каждый раз на протяжении многих лет резать по чуть-чуть. Спросите у любого доктора. — Я не знаю что в таких случаях принято дарить, — смущённо выдавил старший в этом доме Самойлов, — купите сами, что надо. Он вытащил из кармана куртки весь свой гонорар и положил на тумбу в прихожей. — Спасибо! — крикнула вслед уходящему мужчине Таня. И расплакалась. Она знала, что когда-либо этот момент настанет, и Глеб узнает, что у него есть сын. Но больше всего ее поразило, как он отреагировал на произошедшее. Она была готова к любой реакции, но только не к такой. Бывший муж не закатил скандал, не упрекал ее, он вообще даже ни о чем не спросил. Ей было бы легче, если бы они откровенно обговорили все наболевшие вопросы, сбросив груз напряжения. Лучше бы он кричал на неё или дипломатично договаривался по поводу встреч с сыном и выплаты алиментов. Пусть сказал бы, что ребёнок не его, она где-то нагуляла, и ничего выплачивать не собирается. Пусть разбирается суд и другие органы. Но вместо этого он просто молча кинул деньги — огромную на тот момент сумму, и ушёл. Не спросил, можно ли ещё прийти и что будет дальше. Может быть, это была первая и последняя встреча отца с сыном. Неизвестность и недосказанность убивали больше всего. После знакомства они виделись с сыном ещё один раз. И вот Глеб решил пригласить сына в гости в Москву, провести больше времени, погулять вместе и ближе узнать друг друга. Парк развлечений оказался не лучшей идеей досуга. Они оба чувствовали себя неловко, не зная чем заняться, и будто бы вовсе не умея веселиться и радоваться простым забавам. От карусели у Глебушки закружилась голова. Всевозможные десерты со сладким кремом, сахарная вата и мороженое тоже были недоступны — на сладкое была аллергия. На паровозике кататься было скучно. Даже в комнате страха не получили никакого удовольствия — «ужасы» исполнялись настолько наигранно, что даже пятилетний ребёнок не верил в их правдивость и совсем не боялся. Яркий антураж с цветными воздушными шариками, рыжеволосые клоуны с красными прицепными носами, переодетые в животных и сказочных персонажей актёры — не вызывали восторга и каких-либо эмоций. Разговор тоже особо не клеился. Сын, выдавшись в отца, был не особо словоохотливым. И они, просто взявшись за руки, молча шли через парк по направлению к выходу. Глебу уже пора было ехать на репетицию, и он не знал, куда деть мальчика. Одного в квартире его не оставишь, а ответственного человека, который мог бы последить за сыном, на примете не было. Тогда он принял решение взять его с собой, и усадивши сына на плечи, зашёл в метро. К всеобщему удивлению на студии маленькому Глебушку понравилось. Он рассматривал все инструменты, находящиеся там, особый интерес проявив к бас-гитаре. Хоть, понятное дело, что играть он ещё не умел, но так сосредоточенно перебирал и дергал струны, будто бы делал это уже много раз. Исследовав все помещение, постучал по барабанам, понажимал кнопочки на пультах, проверил звук на всех микрофонах — и теперь, довольно откинувшись в большом кресле, наблюдал за репетицией группы, постукивая в такт музыки своей маленькой ножкой. Репетиция затянулось, и мальчик уснул, убаюканный музыкой и папиным голосом. Хоть репертур был совсем не похож на стандартную детскую колыбельную, но почему-то песенка про разметавших ветром игрушки, мертвецов, поющих о загробной любви, уплывающих от смерти моряков и дорогу в ад успокаивали детскую психику, погружая в сладкие сны. Подхватив на руки маленькое спящее тельце, Глеб вышел на улицу. Уже совсем стемнело. На парковке возле студии почему-то не было освещения, уставшие фонари погрузились в темноту. И лишь звезды на небе ярко светили, кружась в непонятном танце. __ Видимо малыш настолько устал за текущий день, насыщенный новыми впечатлениями, что даже поездка в такси по шумным ночным улицам не смогла его разбудить. Глеб на руках донёс мальчика до квартиры и уложил в кровать. Вдруг он неожиданно открыл глаза: «пап, расскажи сказку». Мальчик в полудреме схватил руку отца и тот в ответ крепко сжал ее. Глеб опешил. Ему ещё никогда не приходилось самому рассказывать сказки, по крайней мере, ребёнку. И те истории, что он знал, были явно не детскими. Он вспомнил себя маленьким, свои первые впечатления от книжек. Сейчас ему казалось, что те сказки писались явно не для детей, настолько они были наполнены недетской мудростью, и готической мистичностью. Ты погружаешься в абсолютно другой мир, и некоторые впечатления для неокрепшей молодой психики могут стать роковыми. Возможно, он бы сейчас был бы другим, не попавши ему на глаза некоторые книги, был бы абсолютно нормальным человеком, как большинство вокруг, если бы не взял с полки и не раскрыв их. — Ладно, слушай, — согласился отец, так и не вспомнив ни одной подходящей сказки. Придётся выдумывать на ходу. — Очень веселую сказку… слушай. Малыш перевернутся на другой бок, сладко зевнув, в предвкушении. — Однажды один маленький мальчик не хотел засыпать. Он ворочался с боку на бок, выпил стакан теплого молока с медом, пересчитал сотню овец, но сна все равно не было ни в одном глазу. Наверху, за семью слоями облаков, в царстве сновидений заметили, что мальчик не спит. Тогда вниз на черногривом коне спустился старый волшебник в расшитом серебристом кафтане и с тростью в руках. Он приземлился к мальчику на постель, и усадив его перед собой в седло, забрал наверх. Они долго скакали по полям и лесам, пересекая горы и реки. Наконец, преодолев долгий путь, очутились на зеленой поляне. Повсюду росли одуванчики. Большая часть из них была с желтыми пушистыми соцветиями. Но некоторые, уже созревшие, побелели. Под порывами ветра прозрачные парашютики срывались с цветка и отправлялись в полет. Мягкая сочная трава колосилась под ногами. Повсюду было слышно пение птиц. Они остановились перед целым рядом кроватей с белыми перинами. Высокие подушки, обернутые в разноцветные наволочки. Видимо, их только что взбивали, потому что вокруг в воздухе летал пух и перья… Или это были лепестки одуванчика, мальчик точно разобрать уже не мог. Волшебник показывал, что в каждой кроватке лежит ребенок, мирно посапывая, и видит сны. Они лежали тихо-тихо, не шевелясь. Глазки их были плотно закрытыми веками. Кто-то зажимал в объятиях плюшевого мишку, у кого-то под боком спала фарфоровая кукла, а кто-то сосал во рту палец. В воздухе распространялся сладкий медовый запах, и мальчик зевнул. «Обожди, не спеши», — сказал ему старик, поправляя одеяло на кровати скраю, — «заснешь и ты». Мальчик, сонно потирая глазки, лег на приготовленную постель. «Так ты Оле Лукойе?» — спросил мальчик, засыпая. «Нет. я его брат».* ___ Открыв глаза, Глеб потянулся. Болела спина и онемели ноги. Он сидел на полу возле кроватки со спящим сыном, боясь отпустить руку, и наблюдал за ним. Слушал его дыхание, смотрел как дрожат его ресницы в фазе быстрого движения глаз. За окном уже светало. И хоть он так и не поспал нормально, но вовсе не чувствовал усталости. Наоборот, казалось, что проведя ночь вместе с сыном, и держа его за руку, помолодел и набрался энергии. Полон заряда для новых подвигов и свершений, Глеб осторожно высвободил маленькую ручку, аккуратно засунув ее под одеяло, и тихонечко на цыпочках вышел из комнаты. В запасе ещё точно есть пару часов, пока сын не проснётся. Он успеет забежать в магазин за продуктами и в книжный за подходящими сказками. А потом приготовит завтрак, они немного почитают и приедет мама малыша, чтоб забрать домой. А в промежутке он успеет сделать еще одно важное дело, которое его гложет.