Матрицы Рока

Выйдя из этой мрачной нехорошей квартиры и вдохнув свежего морозного воздуха, Глеб почувствовал небольшое облегчение. Хоть голова ещё не соображала полностью ясно, но он мог, по крайней мере, самостоятельно перемещаться в нужном направлении. Домой, где ждал маленький сын, идти пока не хотелось. Не нужно ему видеть папу в таком нелицеприятном состоянии. Надо сначала привести себя в порядок и очиститься. А лучшее духовное очищение, как известно, в святом месте — в церкви. "Зайду на полчасика", — решил Глеб, — "покаюсь, помолюсь, свечку поставлю, и преображённым, с новыми силами, вернусь к сыну. Пусть видит перед собой хороший пример и гордится отцом". Он знал, что где-то неподалёку от дома Вадика находится Храм бессребреников Космы и Дамиана. Услышав звон колокола, оповещающий об окончании утренней службы, он пошел на звук. "Это даже хорошо, что не успел на службу", — подумал Глеб, — "меньше людей встретится. С Богом лучше разговаривать наедине". Остановившись на паперти, он перекрестился и зашёл в опустевший храм. Пройдя вдоль иконостаса, подошёл к алтарю, поднявшись на престол. Напротив святого лика Богородицы он рухнул на колени, молитвенно сложив руки. На душе стало так тихо и спокойно. "Какое же умиротворение получаешь от одного присутствия здесь", — подумал Глеб. И почему я раньше во времена прошлых угаров и трипов не приходил сюда? — задавал он себе вопрос, — сразу бы попустило. Но, наверное, потому, что я был тогда слишком чёрный, а таким дорога сюда закрыта. Но почему же тогда Бог, раз он бог и любит всех без исключения живых существ, одних выделяет, а другими пренебрегает? Отказывая тем, кто особо нуждается в его милости и помощи. Неужели, он такой же черствый и равнодушный, как мы? Точнее это мы по образу и подобию его — такие же несовершенные, лживые, эгоистичные, порочные и лицемерные. Подобные сравнения больно били по создавшемуся образу святого — идеального, безгрешного ангела. Неужели, люди видят лишь то, что хотят видеть, игнорируя другую сторону? Наделяя дьявола исключительно злыми и ужасными качествами, мы не замечаем, что в нем есть какая-то хорошая частичка, помогающая другим осознавать что-то полезное, учиться на дурном опыте своих ошибок, духовно развиваться и т.п. Разрушение — это не плохо, если бы его не было, мы бы погрязли в непереработанных трупах и отходах. "Странно, находясь здесь — оплоте божественного, господнем доме, думать о дьяволе". Чтобы отогнать от себя подобные мысли, он начал читать молитву. Но получалось не очень — Глеб, с помутненным от Вадикового чая сознанием, забыл половину слов. Но не хотелось перед богом упасть лицом в грязь, он чувствовал, как тот его слушает, внимая его речам. Поэтому решил выкручиваться, как мог. На концерте, когда бывало он попадал в похожую ситуацию и забывал строчки из песен, то пробовал импровизировать и вставлять какие-то новые словечки, менять местами куплеты, придумывать замену. Зрителей обычно такой поворот забавлял, некоторые фразы становились крылатыми, и на следующих выступлениях фанаты уже сами выкрикивали неправильные строки. Может и сейчас так выйдет, ведь раз я уже явился сюда к богу, то пусть выслушает меня. — Господе И… Христос… господи Иисус… господи Иисус Христос. … Христос господи. … тьфу ты, да что ж такое со мной творится. Такая простая молитва* и все никак с языка правильно не сходит. Он закатил глаза, пристально вглядываясь в висевшую на самом верху икону с ликом божьим. И начал снова: "Сын мой… я сын твой, а ты — божий… сын Иисус Христос, помилуй господа… господи помилуй сына божьего… Иисуса грешного. … да что ж такое!!!" — губы не слушались, из уст вылетали какие-то непонятные запутанные слова. "Нужно лучше стараться!", — подумал он. В коленках уже начинала чувствоваться боль, твёрдый пол давил на мягкую кожу. Но превозмогая дискомфорт, он ещё сильнее сжал руки вместе и прошептал: "Господе Иисус Христос, раб Божий… то есть сын божий. Прости меня… помилуй меня, сына… раба грешного… меня грешного… помилуй господа… Иисусова сына, грешного господа… помилуй". Молитва разносилась все громче и громче, распространяясь по храму. "Не важно, как это выглядит и звучит, главное чтобы Бог меня услышал. Господи, дай мне знак!" — он начал молиться ещё усердней и рьяней. Вдруг кто-то похлопал его по плечу. Ожидая увидеть за спиной по крайней мере ангела, спустившегося с небес, и явившегося в эту церковь специально по его просьбе, ну, а максимам — самого бога, снизошедшего к нему, чтобы лично отпустить грехи и благословись. Он в предвкушении открыл глаза и заметил, что над ним стоит женщина в длинной темной юбке в пол и чёрном платке на голове. Разочарованию не было предела. Она уставилась на него, глаза от удивления раскрылись как два колодца, губы поджались в крошечную точку. Казалось, что она сейчас вскипит и разорвётся потоком брани. Через несколько мгновений так и произошло. Точка расширилась и превратилась в кольцо, из которого вырывались нецензурные крики.  — Да как ты можешь! Явился сюда невменяемый наркоман! Пошёл вон отсюда! — женщина подняла руку с Библией, запахиваясь над его головой. — Не бейте только, пожалуйста, тетенька, не бейте, — искренне взмолился Глеб, не вставая с колен, — аминь! — Не богохульствуй, ирод! — ещё больше разозлилась она, — а ну марш отсюда, отродие дьявола. — Ой, извиняюсь, обознался, — заплясали чертики в серо-голубых глазах, — принял вас за бога отца, изгоняющего меня грешного из рая. — Хватит паясничать, просто убирайся восвояси! — голос совался на хрип, а от гнева ноздри раздулись и из них шумно выходил нагнетенный кислород. На крик примчался батюшка, задирая рясу до колен, чтобы было удобней бежать. — Что тут происходит? Что за грохот в храме господнем? — Да этот безбожник явился сюда и черте-чё вытворяет. Не Иисусову молитву читает, а сатанинскую. Наркоман проклятый! — Позвольте поинтересоваться, милейшая раба божья, неужели это вы меня прокляли в своих молитвах? Игнорируя вопросы Глеба, она с безумными глазами смотрела на священника. От криков возмущения в уголках тонких бледных губ вспенилась слюна. — Сколько я являюсь прихожанкой и верующей, ни разу такого не видела. Он сидел тут перед престолом господа, и на глазах Богородицы и Христа во всеуслышание выкрикивал такой бред, — взялась она за голову, — оскорбляющий святое имя господа. Иуда! — Попрошу уточнить, не сидел, а стоял на коленях, как и положено рабу его. Женщина, не понявшая сарказма, разошлась ещё пуще. — Нет, ну вы посмотрите на него, ещё и смеет оправдываться, юродивый. Да повешать тебя мало! Распять! Распять! Она накинулась на Глеба, замахиваясь по голове кадилом, стоявшим рядом. Но к счастью Глеба, удар пришёлся не по его больной голове (спасибо боженька уберёг), а задел подсвечник с горящими свечами. Выгоревший ладан пеплом осыпался на волосы, превращая его в седого старика. Процедура изгнания дьявола продолжалась, и женщина схватила молитвенник, размахивая над ним. — Прекратите! Хватит! — пытался успокоить начинающего экзорциста священник. Огонь из сброшенной в гневном порыве лампады, перекинулся на подол юбки. Заметив пожарище, подбирающего к ее телесам, женщина вскрикнула и принялась молитвенником бить себя по бёдрам в целях загасить огонь. Батюшка, глядя на безумное мракобесие, разворачивающееся перед ним, трижды перекрестился, потом перекрестил кричащую, теперь уже не от возмущения, а от ужаса, женщину. И плеснул на неё святой воды. Ткань от воды зашипела, пошёл дым и огонь угас. От юбки остались жалкие лохмотья — куски ткани обгорели и теперь на их месте зияли порочные дыры, сквозь которых проглядывали голые бёдра со сморщенной целлюлитной кожей и белые хлопковые трусы. Бледное, без единой кровинки, лицо запылало алым флагом. Женщина попыталась священным писанием прикрыть срам, но дрожащие руки не слушались, и выронили книгу на пол. — Какой позор… какой позор, — причитала она, — а ты, юродивый, чего пялишься? Доволен, что сделал пакость, дьявольское отродие. Убирайся, не место тебе здесь! Глеб, ничего не ответив безумной женщины, молча развернулся и вышел из храма. По дороге он размышлял, что произошло, ведь он попросил Бога дать знак. И знак незамедлительно последовал. — в виде этой сумасшедшей старухи, которая всячески оболгала его, пыталась побить и выдворить из здания. Неужели Бог таким образом проверял крепость его веры? Или же намекнул, что ему и правда не место здесь и с позором изгнал?