***
Время давно перевалило за полночь. Сквозь не зашторенные окна на постель попадал жёлтый свет. То ли это светил фонарь, то ли луна — Глебу было лень разбираться, ведь были дела поважней. Он лежал в кровати, раскинув руки и ноги в сторону. В такой позе всегда было сложно заснуть. А если он и засыпал, то сон был какой-то поверхностный и неполноценный. Положение «лежа на спине» было его рабочим, если можно так выразиться. Лежа он слушал музыку, сочинял, смотрел телевизор или занимался какими-то делами. Когда «рабочий день» оканчивался, стоило только перевернуться на бок или на живот — и он тот час же перемещался в страну отдыха. Осознанные сны или трансовые состояния Глеб считал тоже «рабочими», и поэтому лежал на спине. Который час подряд он занимался попыткой входа в «фазу», но безрезультатно. Казалось, что кто-то или что-то закрыли для него вход, в который раньше он так легко попадал, иногда даже спонтанно. Перепробовав все известные методы входа, «путешественник» устал и почти отчаялся. Но решив все же довести дело до победного конца, он не прекращал усилия и не останавливался. Жены рядом не было, сегодня у неё намечалась какая-то вечеринка в модных кругах. Но это даже к лучшему, никто не будет его отвлекать своим ворочанием или сопением. Не будет говорить, чтоб он прекращал заниматься ерундой и прочее. Что бы не говорили, при всех положительных сторонах и преимуществах, но близкие и любящие люди часто являются помехой и препятствием для твоих личных начинаний. Часто вместо поддержки получаешь лишь волну негатива и препятствий, сквозь которые необходимо пробираться. Самые болезненные уроки получаешь именно от них. Врагов не надо, ведь от врагов ты ждёшь подлости, и готов получить от них все что угодно. А любимые люди предают всегда неожиданно и ранят глубоко в самое сердце. Они будто бы специально маскируются так, что уже не понять кто же они на самом деле — друзья или враги. Хотя, возможно, это просто две составляющие одной личности — тёмная и светлая сторона. Поймав себя на том, что опять отвлёкся, Глеб решил немного переключиться и размять ноги. Он вышел на кухню и закурил. Сигареты часто помогали отстраниться и выбросить проблемы из головы. Не смотря на вред никотина для организма, мысли как будто бы очищались и сознание становилось ясным. Когда-то кто-то ему сказал, что все дело в дыхании, и табак не играет роли, можно просто надувать шарик или «курить» воздух. Йоги называют этот дыхательный акт пранаямой и достигают больших духовных результатов и постигают с его помощью самадхические опыты. Есть специальные дыхательные циклы для разных целей. Например, короткие резкие выдохи и вдохи. Но больше всего ему нравился эффект от глубоких длинных вдохов с задержками между выдохом, когда чувствуешь дым в лёгких и выдыхаешь на пределе возможного. Что-то странное начинает происходить в голове, кажется, будто бы ты стал на стремянку и заглядываешь куда-то высоко, куда не видно с обычного состояния. Открывается какая-то трещинка между облаками, и ты на цыпочках заглядываешь в неё. Официальная наука объясняла данный эффект нехваткой кислорода и гипоксией. Медицина говорит, что кислородное голодание в тканях вызывает галлюцинации. Но почему-то, странным образом многие видят похожие «картины», как если бы смотрели на одно и то же кино, для просмотра которого нужны специальные «очки». Глеб выкурил несколько сигарет подряд, стараясь затягиваться как можно глубже. Почувствовав, как конечности немного онемели и закружилась голова, он обрадовался. Это хороший знак, теперь уж точно должно все получиться. Задержав дыхание, чтоб сохранить возникший эффект, он последовал обратно в спальню. Но вернувшись, с досадой обнаружил, что вновь ничего не получается. Может быть, этот способ больше не работает и надо найти другой новый метод входа? Время уже близилось к рассвету. Надо бы поспать. Надо найти правильный путь. Чувство неудовлетворённости жгло изнутри. Даже не сексуальной, а неудовлетворённость самим собой, своими действиями. Хотелось уже просто завершить начатое, из принципа, назло. Он знал, что существовал ещё один способ. Но довольно опасный, и оттуда можно было уже не вернуться, застряв на том уровне астрала навечно. Глеб забрался с ногами на подоконник, обдумывая, стоит ли рисковать. Обхватив колени руками и опустив на них подбородок, он задумчиво смотрел в небо, ища подсказки там. Небо-то точно более разумное, нежели он, и наверняка даст какой-то знак. Несколько раз он уже ступал по опасной дорожке, балансируя над пропастью, но пока всегда возвращался. Глядя в небо через стекло, он поймал своё отрефлектированное отражение. И засмеялся. Как же глупо он выглядел, в точности как сопливые ванильки, ещё не хватало расплакаться, размазывая тушь. Чтоб казаться более мужественным, он открыл окно и свесил наружу ноги, окуная ступни с воздушное пространство предрассветной Москвы. Так можно было представить, что ты почти в небе: сидишь где-то на облаке, болтая ногами в невесомости. Здесь было довольно высоко — если упасть с высоты этажа, можно спокойно разбиться. Он посмотрел вниз, оценивая расстояние до земли. Во дворе около мусорных баков он заметил двух обнимающихся людей. Они веселились, дурачились и периодически целовались. Наверно какая-то молодёжь из подъезда гуляет, — подумал он, не зная в лицо соседей, — пока молодость бурлит в жилах, и задора хватает на то, чтобы кутить всю ночь без устали. Можно пить алкоголь литрами, и не чувствовать на следующий день никакого похмелья, не спать несколько ночей и быть бодрым, есть килограммы вредного фастфуда и не толстеть, или вовсе не есть нормально, питаясь изредка сухомяткой. Все сходит с рук и, кажется, так будет всегда. Чем старше становишься — тем меньше остаётся той юношеской энергии, когда все нипочем, а сил хоть отбавляй. Кажется, что сейчас приходится выплачивать те старые долги. Сначала ресурсы даются наперёд, и ты не ощущаешь последствия своих действий, став взрослее — более менее все уравновешивается, что делаешь — то и получаешь. И ближе к старости — уже почти ничего не делая, только расплачиваешься за прошлое. Парочка за окном, включив музыку в машине, вдруг закружилась в танце. Пустынный двор, все жители спят, и лишь один случайный наблюдатель из окна, потерпев неудачу в перемещение в астрал к любимым суккубам, стал свидетелем данного действа. Женщина, или скорей девушка, очень плавно и грациозно кружилась, отклоняя голову как в классическом вальсе. Мужчина же, наоборот, казался немного неуклюжим и заплетался в ногах. Что-то неуловимо знакомое было в их движениях. Но лиц парочки разобрать он не мог. Он взял с тумбочки очки, и не надевая на нос, посмотрел через стекла с диоптриями, держа пальцами дужки, как пенсне. Мир стал сразу же отчетливей, но эта ясность была болезненной и несносной. Лучше бы он не смотрел вниз. Предательство! Он опустил руку, роняя очки на пол. Одним из героев влюблённой парочки, недвусмысленно выражающей свой роман, оказалась его жена. И с кем-кем? Страшно подумать — с его собственным братом. Двойное предательство. Глеб спустился с подоконника и закрыл окно. Действительно, никогда не знаешь, что готовит тебе судьба, в то время как ты планируешь что-то совсем иное. Душу жгло раскалённым огнём, казалось от боли она разрывалась на части. Говорят, что сама эмоция длится всего лишь несколько секунд, а все остальное — это мысли по поводу ситуации. Можно начать себя жалеть, обижаться, злиться и т.д. Глеб сам по себе обладал высокой чувствительностью, и даже самое незначительное происшествие мог раздуть в голове до катастрофических масштабов. С одной стороны это качество помогало ему как поэту, можно было погрузиться в это состояние и транслировать оттуда так, чтобы и другим было понятно. Но с другой стороны это сжигало его самого изнутри. Трудно крутится 24 часа в сутки на вертеле в аду, и при этом не сойти с ума. Чувства как пожар заполонили его, укутав дымом и огнём. Он не делал даже никаких попыток вырваться из пламени или потушить его, обречено принимая свою судьбу. Вдыхая остатки сожжённого кислорода, на глазах выступили слезы. Дышать трудно, закончился кислород. Поверхность кожа почти обгорела, а жар пробивается внутрь, в скором времени доберётся и до сердца и души. Терпя несносную боль, и в то же время наслаждаясь каким-то непонятным чувством эйфории, он знал, что дальше будет круче, и ждал этого момента. Это состояние трансформации, когда гусеница сбрасывает гнусную оболочку кокона и превращается в бабочку. Но неужели для того, чтобы освободиться, нужно обязательно испытать что-то ужасное? Он осознал, что ещё одной точкой входа была боль. Когда тебя распирает до такой степени, что существовать в прежнем состояния больше невозможно. Сейчас разорвёт на части и ты перевоплотишься и станешь чём-то иным или тебя вовсе не станет. Точка сингулярности перед большим взрывом. Так и произошло. Он задыхался, жадно глотая воздух, но вдруг остановился, прекратив дыхание. Стало тихо-тихо. Казалось, сердце в груди тоже остановило свой ход. Он почувствовал будто бы его кожа рвётся на куски, а тело разбивается вдребезги. Но при этом стало хорошо и спокойно. Боль отступила и он почувствовал себя свободным. Будто бы скинул несколько слоёв защитной брони и остался голым без отягощавшего кокона, который только мешал. Мешал взлететь. Он спустился вниз и оказался на уже знакомой поляне, густо усеянной белыми цветами. В траве виднелись остроконечные эдельвейсы, будто бы упавшие с неба звёзды. Редкие растения, которые удаётся видеть далеко не каждому, и многие отчаянно ищут их всю жизнь. Здесь же цветов было немерено, как бесчисленное количество звёзд на небе. Неподалёку он заметил идущую навстречу прекрасную нимфу. Как всегда великолепна, она шла, раскачивая обнажёнными бедрами, длинные волосы развивались на ветру. Идеально красивая, воплощение мечты. Сладкий нектар. Но глядя на ее прекрасное личико, на розовые соски и пухлые алые губы, Глеб не почувствовал никакого желания. Жажда испить нектар испарилась. Эдельвейсы тоже больше не привлекали, и вся их загадочность исчезла. Они стали похожи на майское поле с жёлтыми одуванчиками, которые на глазах побелели и разлетелись прозрачными лепестками по воздуху, создавая густой туман. Сквозь клочья тумана, зацепившиеся за паутину, он заметил, что и прекрасная девушка из снов становится уродливой. Волосы выпали, оголив мерзкую лысину, губы посинели и сжались в кривой ехидной улыбке. Пышный бюст сплющился и вылез с обратной стороны, став горбом на спине. Аккуратные тонкие пальцы с алым маникюром стали длинными мерзкими щупальцами с серыми когтями. На коже зияли вонючие лопающиеся бородавки и прыщи. Суккуб показал свой истинный облик. Некогда острое желание и восхищение превратились в омерзение и отвращение. Моментально он испытал глубокое разочарование. И тут нет спасения. Все, что казалось хотя бы тут прекрасным, что было бегством из того мира, тут тоже оказалось иллюзией. Что дальше? Чего желать дальше? Нет никакого спасения и надежды — ни там, ни тут.Шерше ля Фам? Или кто развалил группу
Когда жена вернулась домой, он не подал виду, что что-то знает и видел. Хоть и скрывать горечь и обиду было сложно, обычно все эмоции легко читались у мужчины на лице. Но Аня привыкла к его чувствительности и ранимости, и списала его поведение на что-то другое. Да и к тому же последнее время она не сильно обращала на супруга внимание, заметно повеселевшая, почти все время отсутствуя дома, ссылаясь на новый проект на работе и подготовку к показу. Казалось, они стали чужими людьми, случайно оказавшимися в одной квартире. Соседи, при встрече желавшие друг другу доброго утра, пользующиеся одной ванной комнатой и лежавшие рядом в кровати, и делящие совместную постель. Ничего более. С братом же дела обстояли сложнее. И если он ещё как-то мог объяснить действия жены: она молодая женщина, жаждущая любви и мужской ласки, а он последнее время почти не уделял ей внимания, зациклившимся на своих внеземных приключениях. То поступок Вадика не укладывался в голове, это был как нож в спину. Находиться рядом было ещё полбеды, как бы это и не было невыносимо. Но можно как-то отвлечься, не обращать внимания. Не слушать и не разговаривать. Но как быть с общим делом, с их группой? Там не получалось абстрагироваться. Он вкладывал в творчество всю душу и сердце. И не смог бы солгать. Подходило время выпускать новый альбом и все ждали от Глеба материала. Новые песни были, но он не мог их показать Вадику. И вообще, он не хотел, чтоб тот пел и играл музыку, которую он написал. Как можно отрывать частичку своей дущи и отдавать тому, что уже однажды растоптал ее, и будет топтать и мочить в грязи дальше? Никогда не прощу ему это, — решил он. Да и вообще он не представлял как сможет находится с ним рядом, выходить на одну сцену, жить в одной гостинице или записываться вместе на студии. Cherchez la femme, pardieu? cherchez la femme? Черт побери! Развалила группу не женщина, в которую мы вдвоём влюбились, а мужчина!