***
Хикари резко распахивает глаза, затуманенные, тусклые и почти безжизненные. Война преследует его по пятам, не давая продыху даже в другом мире и мучая кошмарами в мире сновидений. - О, Хэйл, Властитель кровавых инсомний, помилуй меня. О, Уэйл, Властитель безмятежных сомний, благослови меня. Тихий шёпот молитвы срывается с детских губ, наполняя собою комнату, успокаивая разум и душу. В пуховой постели истерзанный войною мальчишка порою чувствовал себя лишним. Даже если война была далеко в прошлом, где-то за мириадами миров, даже если сейчас его руки не запятнаны кровью, а под боком нету лука и стрел в обшарпанном колчане... Он не может забыть.***
- Проснулся? - у плиты стоял мужчина средних лет, хрупкий и низкий, с каре тёмно синих волос, тот, кто в этом мире заменил ему мать. - Мм, - Хикари медленно садится за стол, устало подпирая ладошками, неожиданно тяжёлую голову. - Эх, опять твоя чёлка растрепалась, да? - мужчина ласково проводит по бледно-розовым волосам мальчишки, мимолётно задерживаясь на чёлке, пытаясь её худо-бедно пригладить, - Может пора уже сходить к парикмахеру и подстричься? Хикари отрицательно качает головой, мимолётно хмурясь. Стричься он не хотел категорически, и на это были свои причины. - Ну, тогда не ной, если опять позавтракаешь волосами, а не едой. - мужчина отворачивается, доставая хлеб из шкафчика и ставит его на стол, одновременно с этим выключая плиту, а после принимается накладывать на тарелки вкусно пахнущий завтрак. - Спасибо. Сакана был хорошим родителем. Мягким, ласковым и понимающим, читающим ему на ночь сказки из нового для Хикари мира, убаюкивающим своё, пусть и не родное по крови, дитя, трепетно прижимая его к груди. Дарящий ему любовь, больше мать, чем отец. Шика - его второй родитель, был тем, кто держал руку на пульсе, играя с ним в спортивные игры и устраивающий мелкие шалости, подбивая на них и Хикари. С ним было весело убегать от наигранно возмущённого Саканы, после кражи удивительно вкусных конфет. В его родном мире, любовная связь между двумя существами (говорить только о людях было бы не совсем точным, учитывая сколько различных рас существовало в Эйрене, его родном мире) одного пола не была диковинной. История Эйрена и в частности того королевства, в котором когда-то жил Хикари, видела многих властителей, чьих парами были такие же мужчины или женщины (в зависимости от пола правителей), как и они сами. Даже для богов однополая любовь была обыденностью, также как и связь между близкими родственниками, что уж говорить о простых смертных? Поэтому Хикари не видел ничего странного и зазорного в том, что оба его приёмных родителя мужчины. В конце концов, тело не имеет значения, важна лишь душа. Особенно их, ещё такие молодые... Звёзды их душ сияли ослепительно ярко и в унисон другу другу. Хикари думает, что надо бы помолиться за то, чтобы и в следующих воплощениях они встретили друг друга и были счастливы. - Доброе утро, - Шика с улыбкой выходит из ванны, спускается вниз по лестнице, треплет по дороге Хикари волосы на затылке и легко целует супруга в уголок губ, - Сакана, неужели наш сын захотел превратиться в панду? Смотри какие мешки под этими прелестными глазками! И с этими словами заправляет чёлку Хикари ему за ухо, мол, смотри, Сакана, что за безобразие! Хикари нравились его глаза. Будто тонкий хрусталь, слегка окрашенный в насыщенный лиловый, радужка его глаз манила к себе, меняя оттенки в зависимости от освещения. Они первыми привлекали к себе внимание, если Хикари доводилось знакомиться с новыми людьми, поэтому никто из его близких не удивился тому, что его причуда заключается именно в глазах. Один раз взглянешь - пропадёшь так, что сама богиня Путей Цуррэ, иногда помогавшая заплутавшим путникам, не вытащит. Хикари пробудил свою причуду, как и полагается, до четырёх лет, случайным образом подчинив своей воле соседскую, бьющуюся в слепой ярости, собаку. Он словно знал, что делать. - Я вижу, что ты встревожен. Успокойся, милая... Такая красавица. Хикари смотрел ей прямо в глаза, чувствуя небывалую силу в своих, и говорил ласковым, трепетным полушёпотом. Глаза сияли потусторонним пламенем, собака подчинилась приказам, тычась мокрым носом в детские коленки, выпрашивая ласки. Хикари обрёл абсолютную власть над нею до тех пор, пока не отвёл взгляд. И даже после этого, она не захотела его атаковать.***
Родители в панике от его причуды не были. И как выяснилось позже, она была бесполезна против них. Хикари имел власть лишь над теми, чьи сердца не были заняты. Влюблённые - его главная слабость. Но те, кто был ему подвластен, все до единого - любили его, исполняя малейший каприз. Не имело значения, мужчина ли это, женщина, пёс или насекомое. Достаточно одного взгляда. "Глаза любви" - в шутку называли его родители, любовно дёргая за пухлые щёчки, и Хикари лишь ластился к ним, чувствуя ту желанную нежность, что он не получил за годы войны в прошлом мире. Пусть дёргают и дают глупые прозвища сколько хотят, лишь бы были рядом. (Что с его сёстрами, матерью? Выжили ли они? Танцуют ли они также радостно у костра как и раньше?) А когда Хикари впервые в этой жизни берёт лук на занятии по кюдо, традиционной японской стрельбе из лука, его руки трясутся как никогда раньше. В сердце поднимается страх, в нос ударяет иллюзорный запах крови. Свист тысячи стрел оглушил его. Хикари почти плачет, сдерживая рыдания глубоко внутри, с ломаной улыбкой натягивает тетиву, не обращая внимания на инструктора, и стреляет. Стреляет, стреляет, стреляет - до упоения, до боли в изнеженных пальцах этого тела. Восторженные родители наряду с инструктором не замечают его состояния. Чёлка прячет глаза с блестевшими на ресницах каплями слёз, улыбку горечи воспринимали за выражение счастья. Но несмотря на боль, наплевав на горечь, отчасти Хикари был рад. Лук и стрелы выжжены в его сердце.***
Спустя месяцы занятий, родители называют его "Купидоном". - Кто это? - спрашивает он, не совсем понимая их слова. Он улыбается уголками губ их объяснениям того, кто это, что он делает, и почему они назвали его именно так, и понимает - ему почти подходит. Почти - потому что сердца влюблённых ему не подвластны. - Да благословит меня Нэмиррэ, - шепчет он на своём родном языке имя божества Любви. Он единственный, кто молится в этом мире своим божествам.