***
Кэтсу обошел деревню по краю и присел на небольшом холме, чтоб лишний раз не мозолить глаза местным. Он знал, что их с Камиллой прибытие не осталось незамеченным, так что не хотел ненароком дать лишний резон для враждебности. Пускай Кэтсу внешне был неотличим от обычных людей, всё равно для селян Санктус-Хеллига его внешность выходца из Империи была слишком непривычной. А всё необычное эти варвары любили приписывать дьявольщине. С холма отлично проглядывалась вся деревенька. Утро было ещё раннее, но жители уже высыпали на улицу, занимаясь какими-то своими делами, которые Кэтсу совершенно не интересовали. Когда-то давно он любил бродить по людским селениям, порой помогая, а иногда проказничая, как и полагается порядочному духу. Да… Это было слишком давно. Поднялся слабый ветерок и Кэтсу улыбнулся. Он взял сплетенных в сарае соломенных человечков и, нашептав пару слов на наречии Империи, пустил их вслед воздушному потоку. Куклы закружились и полетели вперед, туда, куда стремились духи воздуха. Кэтсу не сдержал смешка. Духи были даже здесь, в набожном Санктус-Хеллиге, пускай и ослабленные, почти погибшие. Кэтсу чувствовал себя неуютно в этой стране. Слишком всё здесь пусто, слишком упорядоченно. Всё будто одинаковое, серое и почти что мертвое. В Санктус-Хеллиге поклонялись одному богу, который был для местных жителей всем и отвечал за всё. Бог, который придумал кучу правил, но почти не участвовал в жизни своих верующих. И при этом мог слишком разрушительно гневаться. В Империи всё было не так, боги там рождались из вещей с историей, древних или намоленных, и их жизнь всегда была тесно связана с простыми людьми. Так было и с ним — он родился из заостренного камушка, который очень удачно оказался вовлечен в смерть одного ужасного чудовища. Кэтсу смел надеяться, что когда-то был хорошим божеством. Но, опять же, всё это было слишком давно. Внезапно он заметил, что один из соломенных человечков летит обратно. Кэтсу нахмурился. Разведчики из соломенных кукол не очень-то хорошие, потому что из-за своей ветрености редко возвращаются. Но если уж они прилетали назад, значит, натолкнулись на что-то действительно из ряда вон. Соломенная фигурка толкнула его в грудь, а затем начала кружить вокруг. — Что там? Но здешние духи были слишком слабы и не могли ответить. Что ж придется отправиться посмотреть своим ходом. И Кэтсу, не раздумывая слишком долго, последовал за фигуркой.***
— Что это ты сегодня не спешишь в монастырь, — Радифа, ленясь подходить ближе, потыкала в Якоба кочергой. Юноша раздраженно завозился на своем сундуке, кутаясь в одеяло, но встать желания не изъявил. — Не хочу я никуда идти. — Что это ещё за детские капризы? А работать кто будет? Я, знаешь ли, не задарма тебя содержу. — Пойду попозже. Всё равно им та книга не к спеху, так что отстань. Радифа заворчала и принялась демонстративно грохать горшками и прочей кухонной утварью. Якобу было стыдно, что вот он тут бездельничает, но он боялся на улице снова натолкнуться на вчерашних гостей. Снова начнут нести околесицу, да и вообще они какие-то подозрительные. Обозвали, грубо говоря, повелителем трупов! Да зачем мертвякам вообще живой король? Убили бы ей-богу. Вся эта история прям так и пропитана чем-то богомерзким. «Вампиры. Они ведь плохие, так? Творения некромантов. Ничего доброго от них ждать не приходится. Выпьет досуха и не заметит. А этот Кэтсу? Может и он не человек? Хотя на вид вроде вполне себе живой. Эх, как тревожно-то…» — Иди кашу ешь, недоросль! Радифа практически швырнула его миску на стол, едва не расплескав содержимое. Теперь Якоб понял, что старуха по-настоящему зла. На самом деле юноша не до конца понимал, что именно её так разъярило, но внутренне весь напрягся. — Ты чего это? — горбун сел, укутавшись в одеяло. Его слабовидящие глаза мучительно силились разглядеть выражение лица Радифы, но всё тонуло в мутном полумраке. — А то! Раскис тут, понимаешь, тоже мне принц нашелся. Будь я помоложе, да на твоём месте, то выбила бы из этих чудищ всю дурь. А ты? Сиднем сидючи дел не сделаешь. Якоб понурился. Даже Радифа, единственный родной человек, не понимала его. Это больно ранило и выбивало из колеи сильнее, чем неожиданный ночной визит. — Не кричи! Уйду я, коль так тебе противен. — Ну и куда ты намылился? — Работать! Громко стукнув дверью, Якоб практически выбежал на улицу и тут понял, что сумку с писчими принадлежностями так и не взял. «Что, возвращаться теперь? Да ну, буду дураком выглядеть. И что тогда делать?» На улице стояла жара. Мерно стрекотали какие-то насекомые, которых горбун никогда не видел и знал о их существовании лишь по звуку. Ветер едва слышно касался травы во дворе и запутывался в кронах деревьев. Прекрасный день. Если бы не одно «но». В горячем воздухе витал еле уловимый, но вызывающий отвращение запах. — Что, дурачина, забыл свое барахло… Старуха вышла во двор, держа в руках сумку Якоба, намереваясь расхаять его как следует, но осеклась. Юноша, которому полагалось иметь вид понурый или на крайний случай разобиженный, застыл в паре метров от крыльца, часто дыша, будто принюхивался как собака. — Бабуль, — непривычное обращение из уст горбуна напугало её ещё больше. — Бабуль, ты чувствуешь? — Что? — Пахнет… Пахнет кровью и гнилью. Бабуль, мне это не нравится. И тут над деревней разнесся полный ужаса крик.***
Соломенный человечек привел Кэтсу к женскому монастырю. У белоснежной стены с обратной стороны от деревни земля резко обрывалась и пряча дно за мелкими кустарниками и хилыми деревьями. И там что-то было. Что-то, что могло напугать беспечного, лишенного всякого чувства опасности духа воздуха. Кэтсу всмотрелся вниз, стараясь понять, что за пакость хранил обрыв за монастырем, но, сколько ни смотрел, ничего опасного не видел. Скорей всего это нечто закопано. А это было совсем не хорошо. Он уже начал спускаться на дно, цепляясь за траву и кусты, как дикий крик заставил его вздрогнуть. Кружащие вокруг Кэтсу духи воздуха разлетелись, а он сам чуть не сверзился вниз. Так не кричат напуганные люди. Так кричат раздираемые на куски.***
Чтобы скоротать время Камилла принялась ржавым гвоздем нацарапывать на деревянных досках стен любовные стихи, коих знала неимоверное количество. Правда, вскорости ей это надоело, но день всё никак не желал кончаться, а впадать в сон здесь было опасно. Да, вампиры терпеливостью не отличаются. Просто вампиры жившие среди вампиров стараются жить по другому времяизмерению, дабы бесконечно долгая жизнь таковой не казалась. Но получается далеко не у всех. Камилла ещё раз с силой ударила по стене, с трудом сдерживая растущее раздражение. И тут же замерла, увидев в дверном проеме молодую девушку в светлом платье и с ведром в руках. Она смотрела на вампиршу, не моргая, и Камилла вдруг поняла, что незнакомке ведомо всё, и отнекиваться бесполезно. — Я не причиню зла вашему селению, — пытаясь улыбнуться, сказала вампирша, но гостья даже не пошевелилась только внезапно оскалилась. Камилла ожидала чего угодно, но только не того, что произошло. Оскалившаяся девушка внезапно замахнулась и выплеснула содержимое ведра на неё. Полилась темно-красная жидкость, пачкая дорогое платье и бледную кожу. Вампирша шумно вдохнула. Это была кровь.***
Люди спешно сбегались на крик к старому сараю, похватав вилы, топоры и прочую утварь, годившуюся в оружие. Они были напуганы, и как почуявшие беду звери были готовы при необходимости рвать и метать. Якоб тоже присутствовал в этой растерянной толпе, пробивался вперед, пытаясь отогнать страшные мысли. «Это ведь не они? Скажите, что те чудища тут ни при чем!» Но его страшные догадки подтверждались. В дверях сарая, так, чтобы не касались солнечные лучи, стала вампирша Камилла, с ног до головы покрытая кровью. Еще недавно аккуратные ногти превратились в когти, а клыки удлинились и теперь отвратительно торчали из-под верхней губы. У её ног валялась неаккуратная куча какого-то грязного багрового тряпья. «Это же не…» — Убили… Убили! — возбужденно пронеслось по толпе. Женщины взвизгивали и обнимали примчавшихся любопытных детей, не до конца понимающих, что случилось, но чувствующих напряжение родителей. — Чудище! — наконец, как приговор, крикнула какая-то девица. — Монстр! Убийца!!! А Камилла растерянно глазела на толпу, безмолвно перебирая губами. Она, было, шагнула вперед, виновато потупившись, но меткий бросок топора откинул женщину назад. Лезвие глубоко вошло в правое плечо, но вампирша даже не пискнула, лишь неуклюже подергала за рукоять, словно не совсем соображая, что вообще тут творится. «Как я и думал! Разве вампиры могут быть добрыми? Но… Но она такая… такая растерянная» Якобу неожиданно для себя стало жаль Камиллу. Она не выглядела как опасная убийца, скорее наоборот, походила на жертву преступления. Даже со своим отвратительным зрением горбун видел, какой пришибленный у неё вид. «Нельзя поддаваться! Это всё уловка». Вдруг вампирша немного пришла в себя и стала пятиться. — Нет… Я не… это не… Господин! Прошу вас, господин! Часть людей стала оборачиваться, пытаясь понять к кому обращается чудовище, остальные выставили перед собой вилы, топоры, косы и кресты и двинулись ко входу в сарай заставляя Камиллу отступать всё дальше. Как вампир она могла с легкостью перебить всех селян и сбежать. Якоб понимал это, и тем непонятней для него становились мотивы Камиллы. Здесь что-то было не так. Или всё это инсценировка? А запах гнили тем временем чувствовался всё более отчетливо, но, похоже, остальные этого не замечали. — Ну что скажешь, молодой господин? — раздался тут над ухом шепот Кэтсу. Горбун испуганно отшатнулся, попутно с кем-то столкнувшись. — Т-ты? — Если всё так и пойдет, её убьют. Кэтсу не спрашивал, не призывал, не просил, лишь безразлично констатировал факт. «Разве они не друзья? Почему он так спокоен?» Якоб абсолютно запутался. Но его не оставляло некое чувство, заглушающее даже страх и растерянность. Это чувство как бы кричало, «ты здесь и сейчас!». Сейчас именно от него зависит, как повернутся события. И тут, не совсем понимая что делает и не имея хоть какого-то плана, он громко и четко крикнул: — Остановитесь!