Сумеречный Странник

      Камилла волновалась. Очень. Всё-таки присутствовать на Метаморфозе она будет впервые. Вампирша старательно нагружала себя делами, надеясь хоть как-то унять тревогу, но выходило плохо. Время от времени она срывалась на замковых упырях, от чего те уже привычно прятались по углам.       Всё-таки что-то остается неизменным.       Или это лишь видимость?       Камилла чувствовала какую-то напряженность, будто всё делалось через силу. Ведь… провести Метаморфоз означает полностью признать тот факт, что Юзеф не вернется. Даже более того — он ушел в прошлое.       Принять то, что важная часть твоей жизни становится прошлым очень тяжело, особенно для вампира. Ведь в наследство от суккубов они получили страсть, неважно к чему или кому. Так глава вампирьего клана бесконечно игрался в мятежника. Так Камилла посвятила себя всю Юзефу.       Борясь с непрошеными воспоминаниями, вампирша шла в тронный зал. К грядущей церемонии его, наконец, прибрали, а несчастный засохший цветок выкинули.       Теперь тронный зал казался вампирше как никогда пустым.       Слуги, сметающие пыль с подоконников, насторожились, готовясь броситься врассыпную, но у Камиллы уже кончился запал и она не сказала ни слова.       Хранители держали в секрете сам ход Метаморфоза, так что Камилле оставалось только безропотно обеспечивать их всем необходимым. Но перед ритуалом, как водится, будет торжество, так что стоило позаботиться о том, чтобы и оно прошло, как следует.       Всё-таки Камилла надеялась, что будет лицезреть Метаморфоз в первый и последний раз.       Поэтому она бесконечно раздавала указания, проверяла украшения зала, возилась со списком приглашенных, среди которых было немало проблемных. Вампиры не могут физически устать, но морально Камилла уже была на грани. Она будто стала натянутой струной, которая хоть и выглядит обычной, но неосторожно тронь — и лопнет.       Что угодно могло стать последней каплей.       И тут неожиданно приехал Костяной Герцог. После того как он, сославшись на дела спешно, умчался со своего же чаепития, от него не было ни слуху ни духу, так что вампирша понадеялась, что они не свидятся до самого Метаморфоза.       Но надежды всего лишь надежды.       Он без приглашения, спокойно заявился в Замок, будто к себе домой. О своем присутствии заявил как всегда громко и некрасиво — заловив с десяток слуг, пытался заставить их петь хором какую-то вульгарную песенку. Упыри никогда не отличались музыкальностью, так что развеселый мотивчик, которому больше пристало звучать в кабаках и пивнушках, больше походил на заупокойную молитву.       Глядя на это, Камилле захотелось пробить головой каменную стену.       Герцог расстроено отпустил несчастных слуг и с полчаса плакался Муэ Се, что они это всё специально.       Никогда нельзя было понять, серьезно ли он тронулся на всю голову или специально так изводит окружающих.       Что ж, хоть в этом точно какое-то постоянство.       — О, дражайшая, как добрались? — стоило ему заметить вампиршу, Костяной Герцог, вмиг отбросив образ страдальца, оскалился противной слащавой улыбкой.       «Да он же ни во что меня не ставит!» — с бессильной злобой думала Камилла.       — Вашими молитвами, добрались хорошо.       Вампирша постаралась в отместку улыбнуться столь же погано, но Герцог лишь фыркнул.       — Эх, какая же вы скучная. Я вижу, как вы мне не рады и это разбивает мне сердце. Точнее разбило бы, но, увы и ах, внутренних органов у меня нет. Да и если подумать, как можно разбить сердце? Оно же мягкое и эластичное. Хотя если заморозить…       — Герцог! — прервала его Камилла. — Я очень занята. Как вы понимаете, скоро Метаморфоз и надо много что сделать.       — Ох, как это волнительно! Метаморфоз! Господин Якоб, наверное, тоже очень взволнован?       — Эм, да, конечно, это же Метаморфоз, — Камилла виновато потупилась, ведь к своему стыду она не виделась с Якобом с самого дня их приезда. Возможно немного, совсем самую малость, она избегала горбуна. Всё-таки в пути было легче — тогда Метаморфоз и прочее было уделом относительно не скорого будущего. А теперь…       Герцог изобразил гримасу сочувствия смешанного с долей презрения. Муэ Са за его спиной закатила стеклянные глаза.       «Вот уж точно два сапога пара».       — Ладно, так или иначе, как-нибудь всё видимо само собой образуется. А Коготь здесь? — с этими словами Герцог задрал голову к потолку, будто высматривая кого-то в хитросплетениях потолочных балок. — Коготь! Вылезай, встречай товарища!       Камилла тоже посмотрела наверх. В последнее время Коготь выходил редко, ограничиваясь лишь посыльными, что весьма расстраивало вампиршу.       Вдруг балки заскрипели, и на пол сверзился бесформенный на первый взгляд куль рваного тряпья. Раздался противный звук, будто на мостовую бросили разделанную тушу.       — Смотрю, ты всё такой же неуклюжий.       Тряпье зашевелилось, являя на свет скособоченную фигуру. Он больше замковых упырей походил на оживший труп. Редкие черные волосы, белые слепые глаза, лицо, будто изрубленное, покрытое большими глубокими шрамами. Словно переломанный он не мог стоять прямо, при ходьбе зачастую заваливаясь набок, и в отличие от других упырей не спиливал острые когти. На нем был полуистлевший мундир, неизвестно какой армии, и черный рваный плащ.       Таков был Коготь, упырь-трупоед, третий из самый старых последователей Сумеречного Странника.       «А когда я звала, не приходил», — с обидой подумала Камилла. Она всегда уважала Когтя и даже восхищалась им, а тот вроде бы хорошо относился к ней.       — Ну и как далеко видит твой взор? — Костяной Герцог подошел и принялся отряхивать пыль и паутину с рваного плаща. Слуги-упыри тоскливо смотрели на возросшее количество хлама на полу. — Высшие силы тебя дери, пускай хоть твои крысы с тебя мусор сгребают, а то некрасиво.       — Ничего интересного, чучело.       Коготь, как бы странно это ни звучало, был соглядатаем. С помощью своих крыс и ворон он знал обо всем, что происходит в Мертвых Землях, но всегда оставался крайне немногословным. Хотя, возможно, у него просто загнивала гортань.       — Итак, Камилла, скоро Метаморфоз. Как бы ты ни хотела видеть меня пореже, но на церемонии я буду, как, впрочем, и на всех прошлых. А ведь нам с Муэ Сой даже приглашения не пришло! Эх, какая досада, что советница наша такая злюка.       — Ага, — коротко поддакнул Коготь.       Камилла поджала губы.       — Так вы и без приглашения придете! Прошу простить, у меня полно дел, — не выдержала она, а затем развернулась и пошла прочь из тронного зала. Ещё чуть-чуть и она точно кого-нибудь побьет.       Цоканье каблуков по каменному полу разбавлялось заливистым смехом Костяного Герцога.

***

      Кэтсу вернулся домой.       Так странно… До сих пор не верилось, что есть на свете уголок, который он может назвать своим домом. После того, как Кэтсу с сестрами покинули родную гору, они многие годы скитались неприкаянными призраками по земле. Темные это были времена, лучше и не вспоминать.       Когда дух выразил желание поселиться здесь, Юзеф выделил ему большой холм.       «Пусть это и не гора, но тоже немного, да возвышается» — сказал тогда предыдущий Странник.       И Кэтсу тогда удивился. Нет, не сочувствию, за жалость он тогда любого бы удавил. Юзеф не спрашивал его о прошлом, о причинах, по которым он покинул Империю. Он задал лишь один вопрос — «Как ты хочешь жить?».       В тот момент дух впервые за долгое время обернулся назад и задумался.       Кэтсу построил на вершине холма деревянный храм и выкрасил его в красный. Вышло не слишком похоже на их прошлый дом, но это и к лучшему — излишняя похожесть вызывала бы лишь плохие воспоминания.       Сестры разбили на склоне большой сад, а у подножия высадили рабоку — волшебные деревья без листьев, которые умели опутывать и душить нежданных гостей.       Чудесный оазис в безжизненной пустыне.       Кэтсу минул калитку и направился вверх по тропинке. Чем дальше он шел, тем больше становилось растений. Тюльпаны, лилии, гибискус, розы, бамбук, вишня, клены… казалось здесь было всё. Дриады неплохо поработали, восстанавливая почву, жаль, что подобное нельзя провернуть во всех Мертвых землях.       — Ты вернулся, — раздался тихий голосок. Навстречу Кэтсу вышла Мизуки, младшая его сестра. Синее платье на имперский манер слегка развевалось на ветру. Длинные черные волосы немного растрепались, но девушка не заметила этого. На её кротком лице застыла улыбка. Она была бы несомненно красива, если бы не повязка на глазах, из-под которой виднелись уродливые шрамы.       Вот и первая причина, по которой Кэтсу не любил людей.       — Ничего не случилось, пока меня не было? — дух обеспокоенно схватил сестру за руку. Та лишь покачала головой.       — Всё хорошо. С тех пор как мы здесь, всё стало хорошо.       Но Кэтсу её слова мало успокоили. Бесконечно оглядываясь, он потащил Мизуки наверх к храму.       — Шизука очень скучала. Ты обещал ей театр теней, помнишь?       — Да-да, как я могу забыть?       — Она в последнее время очень тихая. И перестала просыпаться от кошмаров.       Кэтсу молчал. Говорить о Шизуке ему всегда было больно, даже спустя столько лет. Она была старше Мизуки, но давным-давно помешалась умом и зачастую вела себя как ребенок.       В болезни Шизуки крылась вторая причина, по которой Кэтсу не любил людей.       — Ты не забудь про театр теней, хорошо? Я кстати испекла печенье. Правда, оно наверняка опять получилось некрасивое…       Пока они поднимались по холму, Мизуки рассказывала про обычные бытовые мелочи. Из-за слепоты она шла медленно, но уверенно, ибо верила, что пока держит руку брата, ей ничто не грозит.       О, как бы Кэтсу хотел разделять эту уверенность!       Однажды он уже допустил беду.       А значит, всегда есть шанс, что история повторится.

***

      Якоб проснулся глубокой ночью от некоего неприятного чувства. Это не было похоже на предчувствие беды, скорее на волнение от ожидания. Но чего ждать-то, тем более среди ночи?       Нацепив очки и закутавшись в одеяло, он настороженно подошел к двери. С той стороны пока не доносилось ни звука, но это ещё ничего не значило.       Никто так и не рассказал юноше, что конкретно собой представляет этот непонятный Метаморфоз. На расспросы все отвечали по-разному, сходились лишь в одном — это нечто необычное и крайне важное.       А ещё там есть дверь.       Что за дверь и куда ведет, он так и не узнал, но вряд ли это просто обычная дверь. Может, имелась в виду дверь в мистическом или философском смысле?       Так или иначе, это всё слишком загадочно.       Якоб зажег свечи и пристроился на диванчике. Спать совершенно не хотелось.       — И нет никого…       Раньше, когда он просыпался посреди ночи? будь то от кошмаров или боли в чем-нибудь, Радифа давала ему глотнуть воды из ковша, а потом гладила по голове и рассказывала сказки своей родины. В такие моменты ему порой очень хотелось назвать её матерью, но горбуну казалось, что тогда старуха непременно разозлится и начнет его бранить.       Сейчас же ему стало всё равно, пускай кричит, сколько влезет, но окажись она вдруг здесь, то он непременно бы её так назвал.       Настоящая мать Якоба, как он слышал, была с придурью в голове. После того, как её мужа задрали волки, она стала считать себя пророчицей небесной, подкинула сына старухе-ведьме, а сама то ли повесилась, то ли утопилась.       Так говорили в деревне. И у Якоба не было оснований этому не верить.       «Интересно, если я захочу привезти сюда Радифу, мне разрешат?»       Впрочем, если и разрешат, она сама не захочет, скажет, что и так слишком много переселялась.       От этого понимания юноше стало ещё грустней.       Ночь текла, как песок сквозь пальцы.       Якоб взял первую попавшуюся книгу с полки и стал листать. Ему повезло — хоть языка он и не понимал, но там были иллюстрации.       Перелистывая страницу за страницей, горбун, словно малый ребенок, искал картинки. Вот крылатая лошадка, вот рогатая лошадка, вот лошадка с рыбьим хвостом, а вот лошадка, которую, похоже, выгнали из ада, уж больно страшная, спаси, господи. Вздрогнув, юноша захлопнул книгу. Не хватало ещё на ночь всякого страшного насмотреться.       Но образ дьявольской лошади, будто вывернутой наизнанку, не отпускал, прочно отпечатавшись где-то перед глазами.       «Надо чем-то зачитать, а то ещё приснится».       Якоб принялся рыться на полках, надеясь найти, что менее пугающее, но в эту ночь ему везло лишь на демонологические справочники. Как же он скучал по рыцарским романам! Пусть там тоже были монстры, но их всегда побеждали доблестные рыцари.       «Может прогуляться?» — горбун выглянул в коридор, но его там ждала лишь тьма. Слуги приходили ранним утром, а больше в этом крыле никого не было.       «Ну, надеюсь, что не заблужусь», — с этой мыслью юноша, прихватив свечу в подставке, двинулся в холодный мрак.       В Замке не горели камины, и печей не видно, так что в Замке было весьма зябко, благо камень, подаренный Кэтсу, справлялся с холодом.       Шаги гулко отдавались в пустом коридоре. В таком полумраке одиночество ощущалось острее, а жуткие картинки становились навязчивее. Пока у Якоба не было очков, он мало внимания уделял деталям и образом, сейчас же четкость дарила ему пару неприятных страшилок. Чем больше горбун вглядывался во тьму, тем большим количеством монстров населял непроницаемую тьму.       «Ну уж нет, ерунда какая-то».       Пройдя пару метров по коридору, юноша вернулся в комнату. Сонливость так и не пришла. Тогда Якоб забрался на кровать, свернулся клубком и занялся счетом воображаемых баранов.       И сам не заметил, как в один момент стал считать шаги в коридоре.