***
Шли они молча. Камилла, немного поуспокоившись, прямо-таки летела вперед, так что Якоб едва поспевал за ней. Он постарался одеться по возможности более празднично, но его чувство стиля оставляло желать лучшего — будто малое дитё, он нацепил на себя самые яркие тряпки, которые нашел в гардеробе. На самом деле он и так с детства любил яркие цвета — они чаще пробивались сквозь окружавшую его пелену нечеткости. Только вот как это выглядело со стороны совсем другое дело. — Так… что там за праздник? — не выдержал горбун. Тишина угнетала его. — О, вы все сами увидите, — неопределенно ответила вампирша. Юноша сбился со счета, сколько раз они свернули и сколько раз прошли по лестницам. Теперь ему самому будет очень сложно вернуться. «Не может же быть что она специально запутывала дорогу… А вдруг теперь меня точно убьют? Вся эта затея подозрительная с самого начала. Бабочки, гусеницы, что за чушь. А вдруг это обрядовое жертвоприношение? Радифа рассказывала, что есть племена, которые перед тем как умертвить жертву, разыгрывают длинную сценку по какой-нибудь легенде… Если это так, то сценка уж больно затянулась». Мрачные мысли прервали бодрые голоса — погрузившись в себя, горбун не заметил, как они пришли в просторный зал. Зал был набит битком. Вместе с привычными взору упырями виднелись существа различной степени монструозности. Вампиры, одетые с иголочки и держащиеся особняком с едва видимой брезгливостью на лицах. Скелеты, зачастую увешанные металлическими украшениями. Вурдалаки с длинными конечностями с острыми когтями. Других по названиям Якоб не знал. Были невысокие существа с большими, будто раздутыми головами, по полу ползали какие-то змеи, а в дальнем углу безмолвно застыла группа женщин, обряженных в некое подобие саванов. То тут, то там стояли столы с множеством блюд, накрытых крышками. Видимо там скрывалось что-то нелицеприятное, судя по ползающим по крышкам мухам. Рядом с едой расхаживали люди со звериными головами. Собачьи, лошадиные, тигриные и прочие морды доброжелательно скалились друг другу. Увлеченные разговором химеры, распалено жестикулируя, то и дело сбивали кого-нибудь с ног. Во главе всего этого дьявольского ада за самым большим столом восседал Костяной Герцог. Рядом с ним было довольно пусто, компанию ему составляли только Муэ Са и Коготь. Упырь-трупоед, скорчив кислую мину, смотрел в сторону еды, видимо ещё не тронутой. Все чего-то ждали. Неужели Якоба? «Так, просто посижу немножечко и незаметно уйду. Даже если и заблужусь, то всё равно ведь рано или поздно куда-то да выйду». — О, господин! Мы вас уже заждались, — Герцог призывно махнул рукой. На миг все присутствующие замерли и испытующе уставились на юношу. Чувствуя себя куском мяса перед стаей волков, он неохотно двинулся к столу, подталкиваемый Камиллой. — Смелее, господин, всё хорошо. Вампирша усадила горбуна рядом с Герцогом, а сама отсела подальше. «И снова меня бросила…» Хотя, скорее всего она просто старалась избежать Герцога. — Ох, такая отрада видеть вас, господин, прошу, угощайтесь. Якоб неохотно приподнял куполообразную крышку с тарелки перед собой и к своему удивлению увидел всего лишь какой-то салат и жареную курицу. Заметив удивление на лице юноши, Герцог рассмеялся. — Не бойтесь, это обычная человеческая еда, не думали же вы, что вас и до сих пор кормили человечиной? — Ну, вспоминая ваши розыгрыши, я бы не удивился. Гости как по сигналу приступили к еде. В воздухе поплыл запах тухлятины, смешанный с ароматом специй. Горбун с трудом подавил рвотный позыв. — Ох, это наша вина, надо было всех падальщиков отсадить подальше и придумать, как проветривать зал, — Герцог виновато развел руками, но особого раскаяния на его вытянутом лице не было заметно. — А насчет человечины не беспокойтесь, в отличие от хередима мы соблюдаем соглашения и уже много столетий обходимся мясом животных. Только такая беда, кто-то любит, чтоб свежее и с кровушкой, а кому-то надо, чтоб основательно подгнило. Поэтому совместные трапезы получаются немного … ммм… специфические. Благо многим плевать на запах. — Очень рад за этих многих, — закрыв нос ладонью, Якоб выловил несколько листьев капусты из своей тарелки и неохотно надкусил. — И всё же я не понимаю, зачем вам понадобилось устраивать такое сборище посреди ночи. Люди ночью спят, между прочим. — Мне устраивать?.. А, понимаю, — Герцог покосился в сторону Камиллы, а Муэ Са за его спиной многозначительно постучала себе по лбу. Вампирша, до этого чуть ли не в упор наблюдавшая за их беседой, отвернулась. — Ну, такая чудесная ночь, проспать её было бы грехом. Так давайте же хорошо проведем время! Давайте я вас угощу замечательнейшим вином, в винах я, без скромности немного да смыслю… По умению забалтывать Герцог мог дать фору Кэтсу. Говорил он много, подливал вино часто, но сам ничуть не пьянел. Якоба же начало развозить уже после первого бокала, и он с жаром начал доказывать Герцогу, что быть рыцарем — это вам абы что. Гости подтянулись и внимательно слушали пьяные тирады юного горбуна, то и дело поддакивая. Юноша почти никогда не бывал среди такой большой компании, пусть это были и не люди. Сначала он чувствовал себя подавлено, но болтовня Герцога и действительно вкусное вино очень скоро развязали ему язык и помогли осмелеть. Внимание льстило, всякий ловил каждое слово Якоба, будто какое ценное пророчество и лишь Камилла закрывала лицо рукой — ей внезапно стало стыдно за подопечного. Через некоторое время Герцог взял под локоть юношу, для чего пришлось сильно согнуться и прихватив с собой Когтя, они скрылись из пиршественного зала. Камилла облегченно вздохнула и, подождав, пока троица отойдет подальше, гаркнула со всей силы: — Всем спасибо, все свободны! Еду с собой не растаскивать! Съели, что успели, всё, и чтоб не шатались нигде! Прошу заметить, скоро начнется Метаморфоз.***
В коридоре было прохладно, и пьяный туман в голове Якоба немного рассеялся. Еле перебирая ватными ногами, юноша почти висел на Герцоге, а тот упрямо вел его куда-то вперед. Следом неспешно ковылял Коготь. — К-куд-да? — с трудом ворочая языком, выдавил из себя горбун. — О, хочу показать очень интересную вещь, вам понравится. — Д-да? — Да, всем нравилось, прям дух захватывает. — О-о-о. — Мы почти пришли. Троица остановилась перед массивной позолоченной дверью. Изящные завитушки на створках складывались то ли в нахмуренное лицо, то ли в какое-то чудовище, в неверном свете факелов да ещё и с пьяных глаз было не разобрать. Самое странное, что эта дверь стояла посреди комнаты. — Видите эту дверь? За ней спрятано кое-что важное, невероятно важное. Так что давайте, смелее, загляните, что там за ней! Герцог толкнул Якоба к двери. Резные ручки находились на расстоянии вытянутой руки, но прикасаться к ним совершенно не хотелось. «Не трогай» — опять словно бы вклинилась чужая мысль. Опьянение вмиг прошло, сменившись беспричинной жутью. — Ну же, смелее. Не желая иметь ничего общего с дверью, юноша бочком обошел её. Позади не было ничего интересного, лишь пустая комната. Тут он заметил, что странные узоры покрывают и пол. — Ничего интересного, может, вернемся? — Якоб выдавил из себя улыбку и сделал ещё несколько шагов от двери. — Но вы же так и не посмотрели, что внутри, — от дружелюбного лица Герцога, всё внутри юноши перевернулось. Его просто так не выпустят. — За ней ничего нет, просто дверь посреди комнаты. Давайте уйдем? Я устал. — Ну что же вы, самое интересное можно увидеть, лишь раскрыв створки. Что же, в вас нет даже праздного любопытства? — Герцог напирал, оттесняя горбуна ближе к двери. С другой стороны зашел Коготь, отрезая путь к отступлению. — Любопытство кошку сгубило. Предпочту остаться в неведении. — Ох, не стоит так осторожничать, это же всего лишь дверь. Не раньте мое хрупкое сердце своим недоверием, господин, я не желаю вам зла. Мы ведь так хорошо поладили, помните? Дверь оказалась совсем рядом. Всё естество Якоба преисполнилось сильнейшим отвращением на грани помешательства. Голову пронзила острая боль. — Я не хочу. Не хочу идти, не хочу прикасаться, не хочу быть здесь! Юноша практически крикнул и Герцог неподвижно замер. Дружелюбие на лице на миг сменилось удивлением. Коготь, тоже остановившись, затряс головой, словно оглушенная собака. Якоб же чувствовал, что задыхается. Его охватила беспричинная паника, но о побеге юноша даже не думал, уж больно сильно его трясло. «Дверь — это плохо. После неё будет плохо» — Б-будет плохо… — горбун сжал голову руками и осел на пол, ноги больше не держали. Всепоглощающий страх камнем придавил его, и оставалось только шептать всякую несуразицу. — Каждый раз одно и тоже. Этот страх крайне печалит нас, — в комнате появилась ещё одна фигура. Закутанный в плащ с глубоким капюшоном гость появившись, казалось, из неоткуда, замер у двери. — Позвольте представиться, Странник, я — Референдари, хранитель печати. Странный голос новоприбывшего словно состоял из нескольких других. Голос… Который кажется уж слишком знакомым. — Не стоит задерживаться, это лишь продлевает страдания. Референдари махнул костлявой рукой, и дверь распахнулась, втянув юношу во тьму за собой.***
Это было весьма болезненно. Словно все суставы вывернулись и ввернулись обратно и так несколько раз. Голова казалась тяжелой и гудела. Легкие жгло огнем. С трудом открыв глаза, Якоб уставился в темно-синее небо. — Э-это где…? Он с трудом сел, озираясь. Комнаты не было и в помине, кругом был какой-то черный непроглядный туман, а под ногами молочно-белая холодная плитка. Туман обступил горбуна, оставляя чистым лишь небольшой пятак вокруг. Очень странное место. «Куда это меня забросило?» Недавний страх казался далеким и ненастоящим, как будто события этой ночи были тяжелым неприятным. Только если это был сон, то сейчас то что происходит? Якоб встал и сделал несколько шагов. Туман отступил, всегда оставаясь на одинаковом расстоянии от горбуна. Тут юноша заметил, что к его левому запястью привязана уходящая во тьму нить. Светящаяся. — Эм… — он растерянно подергал нить. — Какая-то ерунда. Что теперь делать? Куда его запихнули? И стоит ли звать на помощь? Боль понемногу отступала, но ей на смену приходило кое-что похуже. Страх. Не тот чуждый и непонятный, который возник у дверей, а свой родной, но от этого более неприятный. Не у кого спросить совета, не кому пожаловаться. Внезапно со всем отчаянием Якоб очень четко осознал, что в этом месте он совсем один.