Dum spiro, spero (Пока дышу - надеюсь)

      Каким же хрупким бывает счастье, тонким, словно китайский фарфор, что от слишком сильного нажатия может пойти трещинами или вовсе разбиться. Редко в жизни в голову приходит мысль о том, что ты счастлив, что именно в этот момент эйфория переполняет тебя, и ты находишься там где должен, все идет как нужно, и мир прекрасен. Такие моменты хочется засунуть в шкатулку, запереть, спрятать, чтобы в сложные времена открывать сокровищницу и погружаться в нее. Но моменты радости мимолетны, они ускользают между пальцами не хуже песка, и ты даже не успеваешь понять, когда прошла белая полоса, и настала черная. Так и Бэкхён не успел долго порадоваться новостям об улучшении своего здоровья, хотя он так долго шёл к ремиссии, полгода он мечтал услышать заветные слова, но не бывает в жизни все гладко. Он не может радоваться за себя, когда у него есть Джун, а он уже медленно шагает в направлении гроба, и Бэку невыносимо больно от осознания данного факта.       Пока медсестра неслась в палату после раздавшегося звонка, Бэк сам пытался дотащить мальчишку до кровати, но он сам был слишком слаб, чтобы поднять того с пола, а Джун дрожащими руками цеплялся, обхватывая шею. И самое противное было ощущать свою слабость, Бэку самому расплакаться хотелось от того, что он не способен помочь этому мальчишке, ставшему таким родным для него. Вместе с медсестрой в палату ворвался Минсок, глаза парня обеспокоено бегали, а руки немного подрагивание от переживаний, но он с легкостью подхватил ослабшего Джунхёка на руки и уложил в кровать. А дальше все как в тумане, Джун лежит и смотрит в потолок, его лицо напряжено, серьезно, челюсти сжаты, и легче было бы, если бы он просто плакал, дал волю своим эмоциям, а не закрылся в себе окончательно. Единственное, он попросил медсестру вколоть ему обезболивающее, и не нужно было быть врачом, чтобы догадаться, что головные боли усилились, хотя казалось, куда уже больше. Минсок сидел напротив и молча смотрел на паренька, хотя в глазах плескался неимоверный океан боли, он не говорил, потому что сказать ему было абсолютно нечего, да и Джун не хотел слышать никаких утешений. К чему они, когда и так понятно, еще неделя и здесь его уже не будет. Палата для Бэка становилась все хуже с каждым вздохом, стены начали давить, голова пульсировать, и он просто сбежал, и прямо в коридоре сел на полу.       В такие моменты Бэк понимает, почему люди держатся вместе. Другой человек, который стал для тебя достаточно близким и важным, служит твоей опорой, защитой. У всех бывает сложное время, когда в тишине слышится, как ломается твое нутро, как психическое равновесие рассыпается на кусочки, и еще чуть-чуть и никакой клей не поможет. В такое время важна чужая поддержка, что будет вместо стального стержня внутри, защитного каркаса снаружи. И в мрачном тихом коридоре Бэкхёну было невыносимо одиноко, темнота будто расползалась от самого сердца дальше по организму, его начинала охватывать дрожь. Больно было от того, что Минсок никогда не бросит Джуна, даже если они просто молчат, они подпирают друг друга, не давая обрушиться окончательно, а еще у них есть Чондэ, хотя скорее у Минсока есть Чондэ. И пусть иногда Бэк задумывался, почему парни не скрывают свои отношения от окружающих людей, но сейчас он четко понимал, что им невозможно не поддерживать друг друга, а в такой ситуации только крепкие объятия, нежные поцелуи в висок, аккуратные поглаживания по волосам могут хоть как-то успокоить подступающий нервный срыв. Но вот сам Бэк сейчас один, его придерживает только холодная больничная стена за спиной, но он чувствует невероятную внутреннюю слабость, потерянность, ему кажется, что он внутри крошится. И если до этого его всегда поддерживала мама, принеся конфету, и засунув ее в рот сына, она прижимала его к себе и не отпускала, ритмично покачивая, словно убаюкивая, то сейчас он раскачивается будто умалишенный, другого выбора нет. Глаза пусты совсем, упираются в дверь, и парень даже не замечает как в палату проносится Чондэ, что-то сказав ему про вред сидения на холодном полу. Но далеко не пол кажется самым холодным для Бэка, сложилось ощущение, что он сам промерз и просто не способен согреться, будто вокруг него не мир, а одна большая глыба льда.       И при других обстоятельствах Бэк бы включил мозги, много размышляя над рациональностью своих действий, над своими чувствами, над тем, как много и с какой скоростью он позволяет другому человеку, но не сейчас. Опираясь руками о стену, у парня получается встать, но ноги предательски дрожат, что порождает мысль, а может они отказали у него самого. Ему бы упасть лицом вперед, встретиться больно с полом и больше не вставать оттуда, и он действительно медленно наклоняется вперед, впечатавшись в теплую широкую чужую грудь. Большие и сильные руки сжимают исхудавшее тело, прижимают к себе и укутывают в теплые объятия. И Бэкхёну абсолютно наплевать на все свои возможные предрассудки, он слишком сильно нуждался в этой поддержке от Чанёля.       Чем дальше, тем труднее, так происходит со всем, за что бы ты ни брался, будто то танцы, программирование, язык. Дальше с опытом должно становиться легче, но ты лезешь глубже, пытаясь освоить более сложные вещи. Так и с жизнью происходит, чем дальше тем труднее. Так и у Чанёля, ему труднее с каждым днем, кажется, что он уже запутался во всем, перепутал всех тех, кого уже проводил из этого мира. Каждый раз, когда умирал пациент с которым Чан хоть как-то общался или просто пересекался, парню было больно, грустно, но не настолько сильно, насколько сейчас его рвет, внутри все сжимается, скручивается в одну сильную болевую точку, и самому хочется свернуться калачиком и притвориться мертвым. Он привязался к Джунхёку, хотя они с самого начала знали, что у него почти нет шанса, они все это знали, но Джун слишком обаятельный, чтобы к нему не прочувствоваться. А Бэк — это очень непонятное своеобразное существо, которое решило примерить маску колючего монстра, но эта маска спадает, крошится, и парень забывает о своем образе, открывая свою яркую и притягательную личность. А еще Чан помнил этого мальчишку маленьким, с румянцем на щеках, с ослепительной улыбкой на все лицо. И Чанёлю с каждым днем все сложнее находиться рядом с этим парнем, он будто затягивает в свой черный омут, ты не знаешь, что от него ждать, но тебя манит. С каждым взглядом на возвращающегося к жизни Бэкхёна Чанёль тонет все глубже, ещё чуть-чуть и он достигнет точки невозврата, когда он не сможет без него, когда будет трудно сдерживать себя.       И снова, стоило Паку увидеть отстраненного Бэка, сидящего на полу в коридоре, как у него снесло все предохранители. Если бы это была не больница, а, к примеру, здание вуза, то Чан сотню раз подумал бы о реакции окружающих, он не позволил бы себе всего того, что позволяет сейчас. Эта игра на краю смерти не дает возможности обдумать, она не дает время на плавное осознание, принятие, смирение. Все просто, либо сейчас, либо никогда. Либо сейчас Чан сможет поддержать Бэка, не давая тому потерять вновь обретенную веру, либо через несколько дней он уже не сможет так запросто обнять хрупкое, измученное болезнью тело.       На утро волнение поутихло, но легче не стало никому, каждый осознавал, с чем им скоро придется столкнуться, но понимать это одно, а принять это другое. И Бэк не может смириться с тем, что у него, кто вообще не верил в чудо, появился проблеск на выздоровление, а тот, кто излучал счастье, тот, кто делился со всеми желаем жить, обречен окончательно и бесповоротно. За ночь парень уснуть так и не смог, просидев до утра в кровати и глядя на мирно спящего Джуна, позволяя обжигающим слезам скатываться с подбородка и капать на футболку. У Минсока с Чанёлем настроение было не лучше, парни просто сидели молча у себя, думая каждый о своем. — Минсок, может я не совсем вовремя лезу с такими вопросами, — хриплым голосом начал Пак. — но как вы с Чондэ делаете вот…ну, вот так, открыто, без опаски? — Ты думаешь так всегда было? — Ким слабо ухмыльнулся, устремляя взгляд на свои руки. — Я давно осознал свою ориентацию, а Чондэ, ну он долго не хотел признаваться сам себе, поэтому очень долго стеснялся. Его родители не знают до сих пор, хотя мы уже живем вместе. Да и сейчас он старается делать всё так, чтобы посторонние не увидели. К вам он притерся и доверяет, остальным нет. — Ну он врач, у него репутация, все дела, я могу его понять, — отозвался Чан. — А ты как наступление начал? — А никакой разницы нет, чье сердце завоевывать. Я вообще придерживаюсь мнения, что если захотеть, то ориентацию человека можно и поменять, — голос стал увереннее, и Минсок поднял голову. — Меня не заботит чужое мнение, лично мне абсолютно плевать, но при этом я осознаю зону комфорта других людей. В общественных местах я не буду лезть целоваться, обниматься и прочее. Дома я могу творить все, что угодно, а на людях я знаю границы. И мне кажется, если ты уважаешь других людей, то и они тебя уважать будут. Я не боюсь и не скрываюсь, просто не выставляю на показ. Вот и все. — Но сейчас вы более открыты, — уточнил Пак. — Это онкологическое отделение, — слишком обреченно сказал Минсок. — И мне и ему просто жизненно необходима поддержка, утешение. Но в таких ситуациях слова лишние, либо говорят штампованные фразы, от которых легче не становится, либо сказать вообще нечего. Решают прикосновения, объятия. Когда он меня обнимает, ощущение, будто часть боли он забирает себе. И ни он, ни я не можем спокойно смотреть, как другой страдает. — Да за что же мы в этом всем дерьме?! — не выдерживает Чанёль и срывается на крик, вскакивая с места и запуская руки в волосы. — Согласись, встреться мы в каком-нибудь кафе все было бы иначе, но та боль, которую мы делим на двоих, скрепляет лучше всякого клея. — и Минсок улыбается немного, начиная осознавать суть потока мыслей Пака. — Боже, я не знаю, я не знаю как подступиться, как начать, как действовать. — Чан запрокинул голову и начал наворачивать круги. — Бэк? — Минсок ждать не намерен, он спрашивает в лоб. Чан бросил на старшего измученный взгляд и уселся на диван, упираясь локтями в колени. — Понимаешь, он и так был на грани, ему жизнь не нужна была, но как только он начал оживать, оттаивать, происходит это. Я знаю, что ему сейчас слишком больно, но что я могу сделать? И пусть измученный происходящим, он падает ко мне в объятья, тянется, отпускать не хочет, но что потом будет? Я вообще не уверен, что это потом будет. А я разрываюсь, я сам на стену лезть готов от осознания состояния Джуна, а потом вижу стеклянного Бэка, и боль внутри удваивается, терзает, обжигает, а когда обнимаю его, то мне легче. — Чанёль наконец высказался, откидываясь на диван. — Я тебя понимаю как никто другой. Но просто будь с ним. Сейчас тяжело мне, Чондэ, тебе, но для него это разрушительно. Он в нем видит свое будущее, и та надежда, которую мы сумели в нем зародить, может в мгновение ока сдохнуть. — Минсок встал и направился к выходу. — Куда ты? — спросил Чан, разворачиваясь в сторону парня. — К одному страдающему врачу, что непременно сейчас запивает свой проигрыш у себя в кабинете, а еще у меня есть одно неотложное дело, за которое Джун меня не просит. — Минсок просто устало вздохнул и вышел из комнаты, оставляя Чанёля в полнейшем одиночестве.       С каждым днем состояние Джуна ухудшалось, а вместе с ним и состояние его друзей. Но они ему не показывали, держали маски сильных людей, которые готовы быть с ним до конца, которые готовы к его концу, но они не готовы. Каждый из них не первый день ввязан в раковую историю, каждый из них видел не одну смерть, но этот жизненный опыт не помогает вообще. Никто не может представить утро без недовольного кряхтения, завтрак без смешных рожиц, процедуры без побегов. Уже сейчас, когда Джун просто лежит, каждый ощущает дикую нехватку этого парня. Больше всего Бэкхёну не хватает дурацкой болтовни, что не давала места тяжелой тишине, яркой улыбки, которая освещала палату даже в самый пасмурный день.       И Бэка ломало внутри, когда он разговаривал с вялым и потухшим Джуном, когда не слышал типичных подколов и издевок. Сам малоподвижный мальчишка на соседней кровати одним своим видом вызывал тоску внутри Бэка, его будто выворачивало, хотелось свернуться калачиком и рыдать тихо в подушку. Ему самому хотелось уйти вместе с Джуном, не видеть его угасания, не чувствовать всю ту боль внутри. И Бэка неизменно тянуло туда, где его могли успокоить, защитить, погрузить в другой тёплый и приятный мирок, ноги сами проводили парня к Чанёлю, руки неконтролируемо цеплялись за его плечи, лицо непроизвольно утыкалось ему в грудь. И Пак не отталкивал, бережно прижимал, будто стараясь забрать часть мучительных эмоций.       И Бэкхёну было наплевать на все. Он даже не переживал, о чем думает Чанёль, когда мелкий льнул к нему. Ни одна мысль о возможном отвращении, сухости, неприязни не проскакивала. Бэк даже не надеялся, что Чанёль тоже испытывает влюбленность, но свои эмоции он сдерживать даже не пытался, но ничего бы и не вышло, если бы парень и пытался скрыть. Также его не волновало мнение людей, когда прямо в коридоре он прижимался к Паку, словно маленький потерянный котёнок. Бэкхён просто понимал, что если он не получит эту поддержку, то все, что построил внутри него Джун, разрушится моментально, а строили его новое стремление к жизни по кирпичику, старательно и аккуратно, и терять нового себя Бэку не хотелось вообще. Если он сейчас не насладится близостью Чанёля, если не создаст для себя воспоминания о его тёплых объятиях, то он может просто не успеть, и если он и будет уходить в другой мир, то только с ощущением паковской теплоты на коже, с видом его мягкой улыбки, его нежного взгляда. Бэк был эгоистом, что стоит на краю обрыва под названием «рак».       Вот и сейчас, когда все отделение погружено в темноту, а Джун мирно посапывает в своей уже родной кровати, Бэк сидит и места себе не находит. Он прожигает взглядом паренька, а у самого по коже холодок пробегает, и ему становиться жутко не по себе, и если до этого он думал что холод он ощущает от смерти, которая пришла за ним, то сейчас он будто видит сгущение темноты над Джуном, замечает тоненькие черные нити, которые обвивают обессиленное тело, готовясь переносить в другой мир. Он медленно сползает со своей кровати, влезает ногами в тапочки и плетется в коридор. Шарканье отдавалось эхом в пустующем пространстве, а Бэк ноги поднимать не хотел совсем, он еле шёл, раскачиваясь из стороны в сторону, тупо смотря себе под ноги. Он заходит в нужную комнату прямо без стука, и садится на диван рядом с длинным растянутым телом. Чанёль разлегся на всем диване и уже давно видел десятый сон. И парень был прекрасен, лицо наконец без обеспокоенного взгляда, без волнения, такой спокойный и умиротворенный, нежный и милый. Каждая черта его лица вызывала у Бэка волнение, приятное и томное. Хотелось очертить все линии пальцами, зацеловать каждый кусочек кожи, прикусить оттопыренное ухо. Бэкхён скользит взглядом ниже, отмечая красивую шею с выступающим кадыком, мощные плечи, сильные руки. Ему бы хотелось взглянуть на него хотя бы в облегающей майке, а еще лучше в сырой майке, а без нее было бы вообще идеально. Но сейчас тот был прикрыт пледом, и Бэк поправляет его, укутывая парня. Бён не удержал нежного порыва и коснулся губами чужого лба, а после, с более спокойным сердцем, ушел к себе, где наконец уснул.       Днем Бэк всегда крутился около Джуна, что-то рассказывая, подшучивая, отвлекая. И мелкий потихоньку приходил в себя, к нему возвращался сарказм, жаль, что не ноги. С помощью Чанёля парнишку пересаживают в инвалидное кресло и на минут двадцать вывозят гулять. Пока Пак медленно вез коляску вперед по маленькой аллее позади корпуса больниц, за их спинами Бэк с умиротворенной улыбкой шёл и пинал листья, иногда крутясь вокруг себя, и временами Чан оборачивался, и видя милую картину "Бэкхён и листья", улыбался. И их это устраивало, им всем хотелось остановить время на этом моменте, когда они все расслабленные и улыбающиеся, солнышко приятно греет кожу, легкий ветер освежает. Но это все мимолетно, через час Джуну снова плохо, и ему вводят новую дозу сильного обезболивающего, Бэкхён глотает новую гору таблеток, что встает комом и его тошнит, к Чондэ прикрепляют молодую девушку с раком груди, у Чанёля проблемы и ему приходится уехать из больницы, а Минсок просто на грани нервного срыва и закидывается успокоительным. Они бесследно потеряли белую полосу в своей жизни.

***

— Знаешь какой самый большой минус в том, что у меня отказали ноги? — мягкий лунный свет проникает в палату и касается стены и пола, два парня лежат в своих кроватях и уже минут сорок разговаривают ни о чём. — Хм, дай подумать, может в том, что ты не ходишь? — с фальшивым удивлением Бэк взмахнул руками. — А вот, прикинь, нет. Это прикольно, меня Чанёль на руках часто носит, а ты о таком мечтать только можешь. — Джун повернул голову в сторону друга и показал язык. — Спасибо, откажусь. — Бэк закатил глаза, ведь он правда не ревновал, когда Чан ухаживал за мелким, наоборот какое-то облегчение испытывал, будто Чанёль со своим ребенком возится, такое зрелище могло только умилять. — Ври больше. Я вообще вел к тому, что я устал лежать, а еще я не могу повернуться. Помру с пролежнями на жопе. — парень возмущался как мог. — Пролежни так быстро не появляются. Но да, я согласен, кровати пипец неудобные, а тебе надо было руки качать, чтобы с их помощью переворачиваться. — согласился Бэк. — Вот ты мне жалуешься, что кровать неудобная, серьезно?! — Джун показал руками на свое лежащее тело, и это был лучший аргумент. — Но это правда меня волнует, ну, так-то да, не тебе мне на это жаловаться. — и Бэк не думал наверное в этот момент и просто взял с тумбочки телефон и нажал на вызов одного из контактов. Из динамика слышится обеспокоенное «да?», и Бэк невольно улыбается, а на фоне от этого всего орет Джун, потому что ему объяснять не надо, кому парень позвонил. — Чанель, — начал Бэк, еле сдерживая смех. — У меня проблема. — Что случилось? — и у Чанёля голос дрожал, он уже в голове всё что только можно перебрал, как только увидел имя на телефоне. — Та кровать, на которую ты меня положил неудобная. — жаль Пак не видит, как Бэк надул свои губы, ему бы понравилось. — Ты идиот? Я думал что-то случилось. — даже Джун услышал, как Пак выдохнул. — Случилось вообще-то. Мне неудобно, я уснуть не могу. — Бэк решил продолжить нападение, не в его принципах так просто отступать, своего он добиваться всегда умел. — Ты уснуть не можешь, потому что меня рядом нет, а ты привык приходить ко мне перед сном, — но Пак устроил контратаку, которая убила Бёна без сопротивления, правда режет так, что и ответить нечем. Паку стоило бы видеть, как Бэк краской заливается от его фразы. — Жди, скоро приду.       И Бэк остался в полнейшем шоке, в трубке уже шли гудки, а он тупо моргал и не мог понять, что сейчас вообще произошло. Он хотел поставить в тупик Чанёля, но в результате озадачили его. Самое странное, что Джун ещё немного посидел в телефоне, хитро улыбнулся и сделал вид, что пытается уснуть. Ещё около получаса Бэк лежал и думал о том, зачем приедет Чанёль, но больше всего его пугала мысль, что тот приедет ради него, хотя не столько пугала, сколько смущала, Бэк моментально терялся от таких мыслей. И он был не готов к такому вниманию, и теперь переживал о том, как себя вести, а ещё внутри зародилось предательское волнение, и сердце ускорило свой ритм, отчего руки подрагивали, щеки заливались краской, мысли путались.       Раздался стук в дверь и Бэк бросил взгляд на Джуна, но тот действительно уснул. В комнату зашёл Пак, парень был одет в свою обычную одежду, в распахнутом длинном и объёмном пуховике. И это вид был столь непривычным, что Бэк окончательно потерялся. Парень всегда видел волонтера в форменных брюках и неизменно красной футболке, а сейчас он выглядел совсем как нормальный человек. — Одевайся.— бросил парень шепотом, доставая из шкафа тёплую бэкхёновскую куртку. — В смысле?! — Бэк не понимал к чему ведёт старший, но ноги с кровати спустил. — В прямом. Одевайся тепло, тебе болеть нельзя, а на улице холодно. — Чанёль с улыбкой посмотрел на младшего, кладя на кровать куртку. Бэк больше вопросов не задавал и начал одеваться, но временами с подозрением поглядывал на Пака, который просто осматривал палату словно в первый раз. — Может скажешь, зачем мы идём на улицу. — спросил Бён, натягивая на себя тёплые носки. — Не совсем на улицу, ну на воздух, ну как сказать то, — парень не хотел раскрывать свою задумку, но Бэк смотрел так, что сопротивляться было невозможно. — Мы на крышу, больше я тебе ничего не скажу.       И он правда больше ничего не сказал, как бы не пытал его Бён. Когда парень оделся, Пак удовлетворенно кивнул и двинулся по коридору в сторону лестниц, но стал не спускаться, а подниматься в сторону крыши. Пока он проходил пролёт за пролетом, парень постоянно поворачивался на Бэка, убеждаясь, что тот в порядке. Подниматься им долго не пришлось, всего два этажа, и они уперлись в дверь, ведущую на крышу. Чанёль достал связку ключей, ловко выбрал один и открыл им железную дверь. В лицо сразу подул холодный осенний ветер, отчего Бэк поёжился, чем вызвал обеспокоенный взгляд Пака. И лучше бы младший этого взгляда не видел, потому что у него сразу появились мысли о том, что Пак переживает за него, заботится о нем. Бэк сам себе надумал, сам смутился, сам себя отругал, он мальчик самостоятельный.       Чанёль прошёл вперёд, и Бэк двинулся за ним. Младший давно не гулял ночью, хотя до своего диагноза очень любил это дело, ему было спокойнее, когда улицы пустые и тихие, а всё вокруг укутано тьмой, через которую прорываются лишь свет фонарей впереди и луны сверху. Парень глубоко вздохнул и запрокинул голову, после чего ахнул, потому что небо расстилалось чистейшим чёрным бархатом с множеством рассыпанных по нему алмазов в виде звёзд. Зрелище завораживало, поглощало и дарило небывалое умиротворение. — Оценил? Сегодня нет ни одного облачка, я давно ждал такую хорошую погоду. — и Бэк хотел было поинтересоваться, зачем старший ждал погоду, но переведя взгляд с неба на него, он моментально все понял. За спиной Чанёля стоял телескоп, и Бэку приглашение не требовалось, он моментально подбежал к оборудованию и с большим интересом начал его осматривать. — Не бойся не сломаешь, я его уже настроил.       И Бэк с ослепительной улыбкой на лице посмотрел на старшего, как бы молча спрашивая разрешения. И если бы мелкий смотрел так на Пака, прося убить кого-нибудь, он бы даже не подумал отговаривать, такому Бэкхёну хотелось подарить весь мир, а ещё хотелось видеть его таким всегда, но чтобы он улыбался только для Чанёля, из-за Чанёля, ради Чанёля. Такого счастливого и по-детски милого парня хотелось поднять на руки и нежно целовать.       Пока мелкий прилип к телескопу, разглядывая звезды, Чанёль достал из принесённого заранее портфеля большой плед и накинул его на паренька, тот лишь посмотрел с непониманием, но возражать не стал. А потом Чанёль погрузился в рассказ о звёздах и созвездиях, иногда отвлекая парня от телескопа, чтобы он увидел большие созвездия целиком. Бэк с большим интересом слушал и иногда пялился на старшего с открытым ртом, но иногда он это делал не из-за интереса к рассказу, а из-за интереса к рассказчику. Когда Пак воодушевлённо объяснял классификацию звёзд, он выглядел невероятно притягательно и идеально, хотя Бэк понял, что для него парень всегда будет выглядеть так.       Чуть позже, наверное спустя часа два, парни отошли от темы неба и звёзд, держа в руках по термокружке с горячим чаем, которые Пак принёс вместе с пледом заранее. Они уже шутили о голубях, разговаривали на разные темы, но им обоим было безумно интересно в компании друг друга. — Чанёль, давай играть? — Бэк развернулся к парню и смотрел совершенно бесхитростно и спокойной. — Во что? — спросил Пак, немного не понимая, что задумал мелкий. — Я задаю тебе вопросы, а ты на них развернуто отвечаешь. — Бэкхён глотнул теплый чай, стараясь не отводить взгляд от собеседника. — Так бы и сказал, что хочешь познакомиться со мной поближе. — Чанёль улыбнулся и продвинулся к Бён, но тот лишь с вызовом продолжал смотреть прямо в глаза, будто провоцируя на продолжение. — Я хочу больше знать о тебе. — почти прошептал Бэк, отчего Чанёль почувствовал мурашки на коже и ускоренное сердцебиение, хотелось объяснить этому мальчику, что он играет с огнем, что Пак в какой-то момент сдержаться не сможет, и он уверен, что простого поцелуя ему будет недостаточно. Только мелкий продолжал проверять Чанёля на стойкость, скорее ждал, когда его чары подействуют и эти прекрасные звезды увидят то, чего не стоило бы. — Спрашивай. — Чанёль отодвинулся от паренька и положил локти на защитное ограждение, подставляя лицо ветру. — Вы с Минсоком всегда здесь. На что вы живете? — прямолинейность для Бэка словно смысл жизни, и Чан к этому привык. На такие темы Бэк разговаривать не боялся, но его прямолинейность заканчивалась, когда дело доходило до Чанёля. — Ну знаешь, мы оба талантливые вообще-то. А еще пока вы спите, мы не спим, а работаем иногда вообще целыми сутками. Минсок программист, причем очень даже продвинутый. До того как он попал сюда, Мин работал в большой компании и был ответственным за сайт, или хрен его знает за что. А сейчас он продолжает заниматься созданием и поддержкой сайтов, делает на заказ, еще для себя иногда пишет антивирусники. Сайт больницы видел? — Бэк утвердительно кивнул. — Так этот шедевр сделал Минсок. — Не думал, что он в таких вещах шарит. — Бэк никак не мог соотнести Минсока и программирование у себя в сознании. — Ну вот так вот, он правда крут, иногда он с такой скоростью что-то печатает, что я даже уследить не могу. — Чанёль изобразил пальцами скорость движений Минсока. — А я просто песни сочиняю. Часть продаю, часть пишу на заказ, часть записываю сам и продаю свои треки, ну я уже это говорил. Вообще я довольно знаменит как композитор, но псевдоним популярнее меня. Так что на жизнь вполне хватает, и даже немного больше. Дальше. — Ты обязан скинуть свои треки, просто обязан. — возмутился Бэк, толкая парня в плечо. — С чего это я тебе обязан?! — Чанёль пытался выглядеть удивленным, но получалось плохо. — Я просто хочу это послушать, ты же не можешь отказать своему любимому подопечному? — и Бэк скорчил милую рожицу, но даже без нее Чанёль бы сдался, он и правда не может ему отказать, тем более он и сам бы хотел, чтобы парень послушал его музыку. — Почему ты здесь? Я знаю историю Минсока, он сам не скрывает, да и Джун часто упоминает, а о тебе никто ничего не говорит. — Не говорят, потому что не знают. — и солнце внутри Чанёля будто потухло, он стал слишком серьезным, нервно сглотнул и посмотрел на Бэка, а в глаза боль и страдание. — Так, если не хочешь говорить, то не надо. — Бэкхёну не по себе стало от вида старшего, на него будто навалился невыносимый груз. — Но мы же играем. Я отвечаю честно сейчас, а ты ответишь на мой вопрос так же честно. — Пак глубоко вздохнул и уставился куда-то вдаль, было видно, как он собирается с силами. — Я здесь, чтобы спастись от одиночества, чтобы обрести людей которые будут помнить меня, чтобы хоть кто-то помнил о моей заботе и помощи. Я здесь спасаюсь от себя и своего прошлого. Это жутко, но мое спасение в умирающих людях, и самое страшное, что мне не очень больно когда умирают пациенты, для меня они проводники, нереализованные образы. — Бэк смотрел на парня, округлив глаза, и не понимал о чем тот говорит. — Когда мне было шестнадцать, умерла моя мама. Она долго была прикована к кровати, и я понимал, что скоро она совсем покинет этот мир. Но, знаешь, больнее всего было то, что она умерла, не вспомнив своего сына. — Чанёль, если трудно, давай не будем. — каждое слово Пака было пропитано болью, у него даже голос дрожал, брови непривычно нахмурились. И от этого самому Бэку было не по себе, он чувствовал все переживания парня, и у него в груди ком вырастал, ему хотелось это закончить, не открывать эту сторону Чанёля, ведь смотреть на боль, что рвала того изнутри, было невыносимо, только помочь он никак не мог. — Честно, мне правда трудно, но хоть раз нужно высказаться, поделиться с кем-то. А еще, — Пак посмотрел на Бэка, и у него глаза покраснели, заполняясь пеленой наступающих слез. — я хочу, чтобы ты знал, хочу, чтобы ты был ближе ко мне. За три года до своей смерти мама попала в психиатрическую больницу. На её глазах пьяный мужик напал на коллегу. Моя мама спряталась за углом, но она видела, как тот избил женщину, а когда та уже лежала, он несколько раз бил ее головой об асфальт, а после ножом распорол ей грудную клетку, только не понятно нахера. У моей мамы был шок, она убежала оттуда, а утром её нашла полиция. Она забыла все, врачи сказали, что она испытала такое сильное эмоциональное потрясение, что ее сознание решило вычеркнуть ужасные воспоминания, но она просто закрылась внутри себя, а по итогу забыла все. Я приходил к ней каждый день, но она смотрела на меня пустым взглядом. А после, на фоне расстройства, она перестала говорить, у нее обмякли руки и ноги. Она мне напоминала человека с параличом. Я каждый день бывал у нее, кормил, гулял, все рассказывал. Я надеялся, что она меня вспомнит. Так на содержании она протянула три года, а потом она простудилась, это все переросло в воспаление лёгких, а в итоге она умерла. Понимаешь, она ушла от меня, даже не зная кто я. У меня вообще в мире никого не было кроме нее, а потом я совсем один остался. И я даже не могу себя убедить, что она с небес на меня смотрит, следит, оберегает, потому что она не помнит меня. Ее никогда больше рядом со мной не будет.       И парня унесло, у него слезы потекли из глаз нескончаемым потоком, но он даже не пытался их вытереть, уставив взгляд на какую-то звезду. И тут слов подобрать было невозможно, потому что ничего не успокоит Пака сейчас. Он уже пережил это, пошёл дальше, но воспоминания временами возвращают ему всю потерянную боль. Стремительно, но очень нежно Бэк прижался к парню со спины. В этих аккуратных объятиях было все, что он хотел бы сказать Чанёлю, его поддержка, его близость. И парень чувствовал, что сейчас он не переходил никакую черту, что от этих объятий спокойнее им обоим. — Ты здесь, чтобы тебя помнили? — шепотом спросил Бэк. — Да, потому что меня часто забывают, при чём важные для меня люди. — Чанель медленно развернулся, поправил плед на мальчишке и сильнее прижал его к себе. — Я хочу, чтобы ты меня помнил. — Я тебя помню. — на что Пак ответил шепотом «нет», а возможно он молчал, и Бэку просто показалось. — А теперь запомни, ты мне должен один честный ответ на любой мой вопрос. — Бэк кивнул, втягивая в себя запах Пака, а тот пах дурманяще, до какого-то головокружения.       И неизвестно сколько бы они простояли ,обнимая друг друга в полной тишине, если бы не звонок Чанёлю. Парень отвечает, из телефона кто-то орет, а Пак мрачнеет на глазах, отчего Бэк начинает серьезно волноваться. — Джун ослеп. — слова Пака, были словно сильнейший раскат грома. Оба парня срываются с места и спешат в свое отделение.