Dum spiro, spero (Пока дышу - надеюсь)

      Как же сложно было понять, холод внутри или снаружи, хотя точно не второе, Бэк же сидит в машине, а мама заботливо включила подогрев сидений. Казалось, что он нашел петлю времени, научился в ней путешествовать, только в прошлое он попасть смог, а как обратно вернуться, он не знает. Парень будто бы и не побывал в том отделении, не встретил прекрасных людей, не зажегся, не начал бороться. Все рухнуло, утонуло в вязкой черной жиже, что моментом заполнила внутренности, липла к легким, лишая воздуха, обволакивала позвоночник, заставляя сгибаться. А может все было лишь сном, никакой больницы, никакой надежды? Нет, самообман, самовнушение, все реально, и та боль, что рвет изнутри, определенно не из сна. Это просто жизнь, пора смириться, Бэк.       Люди приходят, а ты научен жизнью, ты свои ошибки помнишь, ты уже не ребенок. Сам себе говоришь, нет, больше я никого близко к себе не подпущу, сердце и душу не открою никому, не позволю привязываться, хватит, прошлая рана на сердце еще кровоточит. И вроде все идет по твоему плану, вы общаетесь, тебе комфортно и ты не чувствуешь одиночества, но человека за гранью держишь, руку вперед выставил и не пускаешь. Но вот она иллюзия, ты сам не замечаешь, что для тебя важно, чтобы человек тебе отвечал, ты хочешь быть первым, кто узнает новости о нем, ты им дорожишь, и вот она вспышка, что туманит разум, и больше нет мира в которому существует человек, теперь этот человек и есть весь твой мир. И ты себя прощаешь, говоришь, что он же не такой, все по-другому. Только нет, всё так же, тебя вновь бросают, только с каждым разом тебе все больнее. И когда все друзья забыли про Бэка, он страдал, но не так уж и сильно, и не так уж и долго, но теперь он опустошен окончательно, и нет ни единой идеи, как это все заполнить обратно, не наступая на те же грабли. — Бэкхён, — начала мама, отчего парень напрягся, думая, что она снова будет спрашивать о его состоянии, но женщина своего сына знала и хорошо понимала. — Может в магазин заедем? — Нам что-то нужно? — парень очень старался выдавить из себя заинтересованность, но вышло, откровенно говоря, очень хреново. — Ну, я думала, что мы можем устроить праздник вредной еды по случаю твоего возвращения. — женщина на миг отвлеклась от дороги, чтобы посмотреть на сына и очень тепло ему улыбнуться. — А еще мне нужен вечер фильмов, — дополнил Бэк, совсем легко улыбаясь. — И тогда нам определенно нужны чипсы, попкорн, а еще я хочу орехов, и твердых сочных яблок, прихватим сок, а потом закажем пиццу. — Куда ты дел из списка рамен? — мама действительно сильно удивилась, ведь ее сын никогда не упускал возможности выпросить у нее самую обычную дешевую лапшу. — Не хочу, представляешь. — и женщина кажется нащупала нить, что тянется от проблемы, которая мучает не сына, потому что голос у парня моментально стал холодным, хотя он сам даже этого и не заметил.       Мама знала эту интонацию, давно с ней свыклась и просто делает вид, что она ее игнорирует, но нет, все к себе в память складывает, информацию собирает, хочет понять, что на сына нашло. До магазина они доехали молча, Бэк вновь своим пустым взглядом пялился в окно, хотя казалось, что он потерял эту старую часть себя, но не потерял, а просто спрятал, а теперь она обратно вылезла, поглотила, не выпускает. В магазине парень вновь немного расслабился, когда набил корзину всем, чем только мог, несколько пачек чипсов, разные орешки, в шоколаде и соленые, еще какие-то непонятные снеки, оставалось лишь верить, что он ими не отравится, прихватил еще разного жевательного мармелада, но вот полки с лапшой прошел и даже не взглянул, две огромные бутылки с газировкой и сок для мамы, оценил масштабы своей покупки и остался собой доволен. Все это они еле до машины дотащили, вышло неожиданно много и тяжеловато.       По пути домой парень был уже более разговорчивый, шутил в своей обычной манере, расспрашивал о том, как у мамы на работе дела, но тему своего лечения не поднимал, и тронуть не давал, ему совсем не хотелось сейчас вновь об этом говорить, он тут чтобы отвлечься, а не париться. По пути парень уже успел схомячить одну пачку орешков, на что мама только цокнула в шутку и улыбнулась. Наконец машина въехала в до боли знакомый район, красивые и дорогие дома, ухоженные сады, высокие заборы и камеры, камеры, много камер на каждом углу. Безопасность своих пожитков важнее всего, а то как же. Вот они приближаются к знакомым воротам, которые открываются перед ним, впуская на территорию своих хозяев. Казалось, что Бэк тут вечность не был, а на самом то деле совсем немного, только за это время столько всего случилось, что в голове во временные рамки уложить не получается.       Бэк с неподдельной радостью вылез из машины и поспешил в дом, он скучал, даже сам до этого момента не понимал, насколько ему не хватало огромного мягкого дивана, своей любимой приставки, да простого простора, когда даже дышать легче, когда на тебя четыре стены не давят. Парень немного разбежался и прыгнул на диван, распластавшись на нем во весь рост, мама, которая несла на кухню один из пакетов, свободной рукой легонько стукнула его по одному выпирающему мягкому месту. — Хоть бы помог свою гадость домой занести. — Ой, не делай вид, что она тебе противна, я же знаю, что потом резко не досчитаюсь одного пакета чипсов. — пробубнил парень, сползая с дивана. Мама уже возвращалась обратно, потрепав сына по голове, и за руку утянула за собой.       Уже спокойнее парень стоял с мамой на кухне и разгребал свои запасы на вечер, пока женщина раскладывала свои более важные на ее взгляд вещи, хотя Бэку так не казалось, все эти ее овощи, вот кому оно надо, когда можно заказать пиццу. — Бэкхён, я сейчас уеду на работу, дела доделаю, — мягко проговорила мама, следя за реакцией парня. — А то ты так резко сказал, что я немного не успела. — Ладно, главное не забудь, сегодня вечер фильмов, мы смотрим Мстителей. — Бэк только улыбнулся, ведь он действительно понимал маму, хотя ещё бы недавно он бы закатил глаза, недовольно цокнул и обиделся бы. Только у него похоже мозги вернулись, так еще и на место встали, хотя это конечно, как посмотреть. — Помню я, помню, и про пиццу тоже, — мама тепло улыбнулась, выкидывая пакеты из-под разобранных продуктов. — Около восьми закажешь какую хочешь. — Две. — Может тогда три, чтобы на завтрак осталось? — и парень радостно улыбнулся, подмигивая маме, давая понять, что она как никогда права. — Ладно я пошла, не скучай. — Не переживай, как видишь, я со скуки еще не сдох, пока в больничке валялся. — Ладно, ладно, живее всех живых, я поехала.       Бэк медленно поднялся на второй этаж, скользя пальцами то по перилам, то по стенам, осматривался, будто зашел сюда впервые. И непонятно было от чего все таким необычным и новым казалось, возможно он так отвык от дома и так привык к больнице, отчего забыл все то, что окружало его всю жизнь. Парень приоткрыл белую дверь, позволяя себе взглянуть на свою комнату. И вроде бы тут не было ничего необычного, ничего такого, что давало бы понять, что комната принадлежит именно ему, только если одна фотография с мамой на письменном столе. Странно, он столько прожил в этой комнате, но с ней связано так мало воспоминаний, исключительно какая-то рутина, то как он лежал на кровати и смотрел запоем сериалы, когда только заболел, как сидел ночами за письменным столом, пока усиленно готовился к последней для него сессии, хотя если бы парень знал, что она последняя, то не стал бы он так силы тратить. Здоровье же важнее. И почему эта мысль пришла к нему именно сейчас. Бэкхен прошелся ладонью по столу, на котором стоял только ноутбук, прошел немного дальше и присел на край кровати, наклоняясь к игровой приставке. Он ухмыльнулся лишь одним краем губ, думая, что жил не тем, что справлялся с болью и одиночеством не так. Надо было искать себя, искать то, что поможет жить. И чего он в музыку не подался, свободного времени навалом, желание было всегда, но видимо он был так разрушен, убит внутри, что ему было совсем не до этого. Бэк обернулся, цепляясь взглядом за мягкую игрушку волчонка, сидевшего на кровати, он сколько он вытерпел, и слезы в себя впитывал, и по комнате летал, и стойко принимал все удары, но все равно, каждый раз Бэк засыпал только тогда, когда обнимал эту игрушку.       И теперь все также, он дома один, лежит в своей комнате, обнимает этого серого волка, а в душе чернота, там огнем все выжжено, и в этом пепле чувств ползает только боль, вот она такая примитивная, пресмыкающаяся, но сильная, опасная. По телу дрожь идет, когда чувствуется, что эта змеюка оборачивается вокруг позвоночника, стремится добраться до сердце, поразить ядом так, чтобы раз и навсегда, но пока это делает, она не забывает с силой сжиматься, ломая и выкручивая каждый позвонок. Бэка ведет, он передергивается, ему будто дышать мешают, дыхательные пути перекрывают, мучают, но не убивают. Лучше бы умереть. Та мысль, что давно не появлялась в его голове, а после Джуна, Бэкхен даже не верил, что она к нему вернется. Но нет, сейчас ему так больно, противно, невыносимо, что лучше смерть. Но он слабак, сам себя он ни за что не покалечит, даже не попытается, будет просто лежать и думать об этом. Просто от слабости, от безысходности, от потерянности. И чувства берут вверх, сердце будто раскалывается, отчего Бэк хватается за грудь в этом месте и с силой сжимает толстовку, губу закусывает, чтобы не застонать от боли, не зарыдать в голос, но слезы текут, так предательски, так противно. Парень весь сворачивается, коленки к груди подтаскивает, пытаясь уменьшить боль, но не помогает.       Но его не предавали, ему не врали, ему ничего не обещали, только это боли не уменьшает. Да, он сам себе надумал, сам заметил внимание Чанеля, сам решил, что симпатичен ему, сам позволил себе влюбиться. Нет, ничего, никакие аргументы не помогают. Больно, все равно больно, невыносимо больно, и как с этим справиться нет абсолютно никаких идей.       На улице было уже темно, когда парень проснулся от вибрирующего в кармане телефона. Он чувствовал, как отекло его лицо после рыданий и пары часов сна, постарался разлепить глаза и очень лениво потянулся к телефону. Он ответил, даже не смотря на экран: — Да. — голос хрипел, дрожал, выдавая состояние парня. — Бэк, все в порядке? — из трубки доносился обеспокоенный, но недовольный голос Минсока. — С чего ты вдруг? — находясь в еще немного сонном состоянии, Бён пытался говорить менее недовольно и холодно. — Ты сегодня уехал из больницы? — Хватит отдаленных вопросов, к сути давай. — Бэк начинал бесится, это его нормальное состояние, после рыданий. — Так, в чем причина того, что ко мне завалился Пак, ничего не говорит и просто пьет. — Мне откуда знать, и да, я уже дома. — Не ври, что случилось? — Не ебу, — и только после сказанного он осознал, что выдал себя полностью. — Точнее, не знаю. — Понял, разосрались, а причина? — Не хочу сейчас говорить. — Ты блин не дури, не ломай мне пацана. — А то что он меня сломал, всем насрать?       Эмоции, опять одни эмоции, в голове туман, ни одной адекватной мысли голове, там пустота и звон. Зато дело двигается, сердце здесь и сейчас решает, поэтому Бэк быстро кидает в черный список номер Минсока и Пака, чтобы не доставали, чтобы перестали издеваться. Кто кого сломал? Кто? Это слово прям проорать хотелось, но парень сдерживался, создал из себя клетку, в которой запер самого себя.       Бросив взгляд на время, Бэк понял, что время уже было без десяти восемь, поэтому быстро заказав в интернете пиццу, парень решил дойти до ванной, чтобы наконец смыть остатки слез с лица.Холодная вода была такая приятная, пожигала и охлаждала горячие щеки. Бросив еще один взгляд на себя в зеркало, парень недовольно цокнул и покачал головой, утираясь полотенцем. Какой же жалкий, слабый, сломанный, сам себе противный. И жалко себя вроде, но в тоже время это бесит, парень опять психует и с силой кидает полотенце прямо в зеркало перед собой. Какой же это бред, какая же жизнь тупая штука, как будто ему проблем мало было, будто он жил хорошо, зачем его еще сильнее так головой в ледяном проруби топить.       Внизу послышался какой-то шум, а потом мамин голос. Бэк судорожно стукнул себя по щекам пару раз и спустился вниз. Женщина быстро осмотрела его, но ничего не сказала, пока еще не сказала, Бэк знал эту стратегию, она сейчас детали подмечает, а потом найдет подходящий момент и всю его душу переберет и обязательно поможет. Бэк уже хотел начать возмущаться по поводу доставки, но в дверь позвонили. Парень наклоняется к коробкам у себя в руках и вдыхает вкусный запах, как же он скучал по этому.       Было решено смотреть Мстителей, ночь длинная, частей меньше, чем в Поттере, так что они должны успеть еще и поспать. К началу второго фильма осталась только четверть последней пиццы, и то, только потому, что ни в кого уже не лезло. Бэк сначала сидел нормально, забравшись с ногами на диван, к середине первой части он уже лежал на мамином плече, а теперь окончательно скатился и устроился у нее на коленях, лениво засовывая чипсы в рот. И Бэк немного успокоился, почувствовав теплоту, заботу, ласку. Он не один, не все его оставили, ведь самый дорогой человек всегда будет с ним. Парень кайфовал от того, как мама нежно поглаживала его по голове, аккуратно подтягивала его, когда он немного скатывался вниз. И все шло очень неплохо, вторая часть фильма уже почти закончилась, как на телефон пришло сообщение. « Бэк, ты что творишь? Ты как? Все волнуются, Пак с Минсоком вообще в хлам.»       Сообщение было от Кёнсу, и Бэкхен на текст пялил несколько минут, а потом его начало потряхивать, истерика неумолимо быстро подступала, и он пытался ее сдержать, но ничего не выходило. На домашних серых маминых штанах уже виднелись темные пятна от его слез. Женщина сразу же обняла сына, прижала к себе, поглаживая руки. — Мам, ну за что меня так? — Бэк в слезах захлебывался, еле говорил, задыхался. — Я что, мучаюсь мало?! Почему?! — Тише, тише, если сейчас так тяжело, значит это препятствие перед чем-то очень хорошим, это стена, которая охраняет твое счастье, и через эту стену надо перелезть, чтобы доказать, что ты достоин. — Да где это счастье, оно же меня и губит! Мам, я не справлюсь, мне не вылезти из этой чертовой могилы! Никак, не один, а у меня же только ты осталась. — Ну что случилось то? — Я дурак, — парень немного успокоился, успел перевернуться и уперся носом маме в живот, спрятал свое лицо. — Я влюбился. — Чанёль? — Пак. Понимаешь, меня сначала ломало, я не мог позволить себе любить его, боялся его к себе привязывать, но себя сдерживать невозможно. И он себя так вел, что я думал, что все взаимно, но нет. Он скрывал, что помнил меня с детства, вот знаешь, если бы ты летом со мной была в деревне, а не работала вечно, то ты бы могла его узнать, но нет, никто не знал, только он, но скрыл, а все потому, что у него девушка есть. — Ты уверен? — Не надо, мам, мне слишком больно, нельзя давать себе еще одну надежду, ведь и она рухнет, а после я себя уже не смогу обратно собрать. — Хорошо, ты главное сейчас соберись, нам предстоит серьезная битва.       И Бэк еще какое-то время подрагивал у мамы в руках, изредка всхлипывал, а потом все-таки заснул. А женщина сидела и смотрела на него с таким сочувствием, ее мальчик вернул себе эмоции, вновь открыл свое сердце, но его снова предали, снова он рухнул, развалился, вернулся к тому от чего начинал. Она медленно забрала телефон из рук сына, посмотрела на сообщение и написала врачу, что самочувствие в норме, но больше ничего. Хотя было очень интересно, отчего Минсок попал в черный список.       Еще пару дней мама была дома рядом с Бэком, они несколько раз выходили на улицу, и парень вроде возвращался в нормальное состояние. Уже был четверг, когда маме пришлось оставить Бэка и уехать на работу на несколько часов. Сначала парень планировал провести день в своем обычном стиле, наделать себе бутеров, притащить все в комнату, улечься на кровать и смотреть какую-нибудь дораму. Но парень повалялся, полежал на одном боку, на другом — неудобно. Бэк пошатался по дому, придумывая, как себя занять, но ничего так и не придумал. Прихватив свою куртку, парень решил, что можно и прогуляться, возможно побаловать себя любимым чизкейком и латте с соленой карамелью. Парень надел наушники, включил музыку погромче, накинул капюшон очередной черной толстовки, и бодренько пошел в сторону центра.       Бэк медленно прогуливался по очень милой улочке, где только были разные кафе, магазины, никаких машин. Он высматривал какую-нибудь кофейню, в которой мог бы засесть на несколько часов, но вместо этого его взгляд остановился на интересной цветастой вывеске. Дом развлечений — разноцветная надпись, выполненная каким-то странным шрифтом, привлекала внимание. Подойдя ближе, Бэк прочитал на стенде, что там было несколько музеев, таких как перевернутый дом, музей гулливера, но парня заинтересовало совсем другое. Комната антистресс.       Бэк стоял в небольшой комнатке, на руках были перчатки, на лице специальная маска, перед ним на столешнице стояли белые тарелки, а на них черный маркер. — Правил особых нет, можешь написать на них что-нибудь, можешь не писать. Но говорят, если напишешь желание и разобьешь, то сбудется.       Проговорил сотрудник, проверив всю обмундирование на Бэкхене, а потом отошел к задней стене. Бэк несколько мгновений пялил на маркер, но потом отложил его в сторону. У него было пять тарелок, пять попыток разбить все то, что его бесит. Желания? Только если убить. Он не мечтает, он не на удачу бить будет, а разбивать свои надежды, свои чувства, свою боль.       Парень взял в руки первую тарелку, внимательно рассматривая ее, а в голове прокручивал свое второе знакомство с Чанёлем, свой первый день в клинике, импровизированный концерт, волонтера, что играл на пианино. Это казалось столь далеким, одновременно прекрасным и ужасающим, тогда еще очень черствый Бэк не знал, во что превратится его пребывание в новой больнице. Лучше бы всего этого не было, лучше бы он остался в старой больнице, все это лишь сломало его. На языке вкус собственной крови от прикушенной щеки, в ушах звон разбившейся посуды, в глазах маленькие белые осколки, что разлетались в разные стороны. Вторая тарелка, первая ночь у пианино, музыка, звезды, разговоры. Первый шаг на пути разрушения своего сердца, ведь тогда Бэк сдался, начал открываться, поддаваться. Резкое движение и звон. Третья тарелка в руках, а в голове моменты, когда Пак обнимал его, прижимал к себе, и Бэк будто снова это тепло на своей коже чувствует. Четвертая тарелка и еще более сильный размах, ведь воспоминания привели к той ночи, которую хотелось забыть, которую он почти забыл, тот жар и желание, уверенность и раскрепощенность, и один осколок резко рикошетит от стены, но парень даже не дергается. Пятая, и тот вечер исполнения желаний, планетарий, поцелуй, рамен, песни, рассвет, тогда надежда укреплялась, хотелось верить в лучшее, но сейчас это резко разбилось о стену.       Бэк уже тяжело дышал, облокотившись руками о стойку, ноги немного подкашивались, и он понять не мог, стало ли ему легче, или наоборот, только больнее. Хотя нет, в душе будто пропал ком, который мешал разговаривать, казалось, что он избавился от жестких веревок, что в кожу впивались, все перетягивали, не позволяли грудной клетке нормально открыться.А сейчас он дышал, часто, глубоко, восстанавливал запас кислорода, как после долгой задержки дыхания. У него внутри море успокоилось, переживания остались, они небольшими волнами набегали на него, но шторма больше не было, весь свой гнев парень выплеснул. Вдох, выдох, выпрямился, собрался, пошел.

***

      Чондэ сидел в кабинете, смотрел на воду в граненом стакане для виски и тяжело вздыхал. Пить он себе запретил после последней выходки, но хотелось дико, ему нужна была помощь алкоголя, чтобы заткнуть свое сердце. Всё, что он сейчас делает, он делает не для друга, а для пациента, не как близкий человек, а как врач, и если у него был более хороший вариант с научной точки зрения, то он обязан был придерживаться его. Он не мог рисковать жизнью только из-за человеческих чувств. Перед ним несколько исходов. Первый — трансплантация проходит успешно, донорский материал приживается, Бэк живет и наслаждается жизнью. Идеальный вариант, когда никто не пострадает, когда все сложится так, как им бы хотелось. Второй — он берет самый подходящий донорский материал, но происходит конфликт, может он не приживется, может начнет заражаться, тогда Бэка не станет. Донор будет знать, что он донор, а учитывая его отношение к пациенту, он не переживет эту потерю, он себя не простит, обвинять только себя будет, и он может побороть это, продолжить жить, но кого мы тут обманываем. Третий — он берет один из менее подходящих материалов, но угрозы донору нет в любом случае, эти люди переживут, но шансов у Бэка будет в разы меньше. Жизнь Бён Бэкхена на первом месте, поэтому Чондэ решает, что-либо первый, либо второй, либо все, либо ничего. Играл бы он так в карты, то давно бы был банкротом.       Дверь в палату открывается, и уже знакомый человек присаживается на кресло перед врачом. Минута тяжелого молчания, все волнуются, все напряжены, а вокруг только тишина, что давит, проникает внутрь и сжимает. Чондэ берет папку и молча кладет на другой край стола, ждет несколько минут, пока все листы будут прочитаны, и он даже не удивляется, когда подпись на документах оказывается так быстро. — Надеюсь ты понимаешь, на что мы все идем, и я хочу обещаний, даже если что-то пойдет не так, то ты будешь бороться. — Мы все прекрасно понимаем, что моя подпись здесь означает — все или ничего. — Да пусть мы хоть раз в этой жизни получим все.