- o0o -
Даже когда странно выглядящий толстяк вытащил черную скелетоподобную куклу, он не изменил своего решения, бросив на вещь беглый взгляд, прежде чем повернуться к странному мужчине и повторить ранее сказанное. — Нет. Мужчина, позже представившийся как «Граф», посмотрел на него с любопытством, однако Аллен до сих пор мог видеть темное безумие в его глазах. Граф склонил голову набок, вертя свой загнутый зонтик по кругу, на его лице так и осталась приклеенная улыбка. — Почему нет, прошу поделиться? Аллен дотянулся и стащил шляпу со своей головы и, держа ее вертикально, осторожно поставил на верхушку креста. — Мана всегда говорил мне, что мертвые там мирно отдыхают, — отозвался он, небрежно пожимая плечами, хоть Мана в самом деле и не говорил ему ничего подобного. Аллен просто так выразился, ведь так звучало лучше, чем-то, что он сам придумал это в трудной ситуации. — Кроме того, — продолжил он равнодушно. — Мана мертв и его тело покоится под моими ногами. Я не знаю, что за вещь эта твоя кукла, но то, что я ощущаю, глядя на нее, вызывает у меня боль в животе. У меня такое ощущение, будто она собирается съесть меня и надеть мою кожу или что-то вроде этого. Глаза Графа продолжили рассматривать его. — Как тебя зовут, мальчик? — Аллен, Аллен Уолкер, — откликнулся он, пожимая плечами. — Уолкер? — повторил Граф, наклонив голову в другую сторону. — У этого недоноска был ребенок? Аллен на это скривился, излучая вымученную фальшивую ухмылку. — Нет, я всего лишь случайный цирковой уродец, которого он подобрал, чтобы заменить умершую собаку, — весело откликнулся он. — Я и назван был также как она, та собака. — быстро добавил он, не сбившись с дыхания. Истину никто кроме него не знает и она уже не всплывет, решил Аллен. Честность никогда не была его главным достоинством, так что же такого случится, если он немного приукрасит правду? Или не немного? Граф продолжил смотреть на него с интересом, он неспешно перевел взгляд на ожидаемо жалкое тело в заношенной одежде, которая была слишком велика для своего владельца, но все равно оставалась весьма удобной и теплой для зимних холодов. Серебристо-серые глаза взглянули наверх, и сияющая скука в них встретилась с янтарными глазами Графа, каждый из них спокойно размышлял о своем. — Теперь, — в конце концов, произнес Аллен. — Независимо от того, какое дело привело вас ко мне, я ухожу. Мой билет в сытную жизнь ушел, так что мне пора искать какую-нибудь работу снова, и я знаю, где мне ее искать. Если Мана тот, с кем вы хотели поговорить, то можете позвать его сами, если вы так хо... Тяжелая рука приземлилась на его макушку. Аллен удивленно посмотрел наверх. Он поразился еще больше, когда его руку с перчаткой, правую, схватили и всунули в нее горсть монет. Его пальцы инстинктивно сомкнулись вокруг них, и когда он снова поднял взгляд, Граф исчез и, очевидно, прихватил своего жуткого скелета с собой. Переведя дыхание, хоть он и не заметил когда же его задержал, Аллен посмотрел на монеты в своей руке. Быстрый подсчет в уме показал, что их было больше, чем ему нужно на путешествие туда, куда он хотел отправиться, и он склонил голову на плечо, размышляя о вариантах. Что если…- o0o -
Метательные ножи были слишком тяжелы для него только в первые пару раз, когда он их использовал, но мало-помалу он привык к их весу. В самом начале пришлось попотеть, но найдя правильную технику, его точность стала намного лучше. С него было довольно клоунов, поэтому, чтобы заработать ему нужен был другой навык. Метать опасные острые вещи было приличным началом и требовало намного меньше концентрации, чем жонглирование. Он вернулся обратно в цирк. С новоприобретенным талантом метания ножей и в целом с умениями в акробатике его приняли назад с распростертыми объятиями, ну или просто приняли, так как, по-видимому, не узнали его, и это было наилучшим вариантом, по мнению Аллена. Он изменился. Стал старше и холоднее, но то, что действительно изменилось, было его внешним видом. Через неделю после смерти Маны и встречи Аллена с Графом, волосы мальчика сами по себе стали белыми, возможно из-за шока, хоть он и не припоминал чтобы чувствовал что-то подобное, или возможно из-за неосознанного стресса, или из-за того и другого. В любом случае, из-за этого издалека он выглядел постарше. — Блин, — вылетело из его рта, когда он рассматривал свое отражение, стоя на краю маленького пруда. — Как будто я еще не был достаточно уродлив до этого.- o0o -
Козимо — пьяница и жестокий ублюдок, который убил тезку Аллена, — умер довольно быстро, но мучительно. Его тело не было найдено и большинство согласилось с тем, что он давно почил, но Аллен просто пожимал плечами и продолжал с кажущимся безразличием полировать свои ножи. Не было похоже, будто кто-либо когда-либо скучал по Козимо, все, на самом деле, было наоборот. Кроме того, мертвые ничего не могут рассказать, в том числе и Козимо, погрузившийся в свою подводную могилу. Единственное, о чем сожалел Аллен, так это о том, что он не сможет станцевать на его могиле, по крайней мере, пока не научиться ходить по воде.- o0o -
Годы пролетели в один миг, но в целом он остался все тем же. Он до сих пор не понимал людей и что ими движет, но стал презирать их немного меньше. Он никогда не задумывался, по какой причине начал презирать их в самом начале.- o0o -
С клавишами, белыми, как слоновая кость и маленькими черными, словно эбеновое дерево, пианино однажды появилось в цирке, в компании молодого печального музыканта, который отказался от жизни и музыки. Но, будучи слишком трусливым, чтобы окончить свою жизнь, он пустился в путешествие в поисках вдохновения и, в конце концов, окончил его здесь, в цирке. В целом, Аллена он особо не интересовал, но инструмент определенно очаровал его. Он выглядел знакомо, хоть он и был уверен, что не притрагивался к нему и не играл никогда раньше. Странное любопытство завладело им, словно детский порыв, не подавляемый долгое время. Подняв крышку, он завороженно смотрел на черно-белые клавиши. На пробу он нажал на одну, а затем на другую. Затем он положил руки, позволив им слегка нависать над клавишами, прежде чем надавить. Вскоре из инструмента полилась мелодия — мелодия, столь знакомая, но при этом настолько чужая, его пальцы двигались, будто управляемые какой-то неведомой силой. Божественная или дьявольская, его не заботило какая из них, мелодия навязчиво и прекрасно разливалась вокруг него, созидаемая им — до тех пор, пока внезапный удивленный вздох не ввел его в ступор. Он развернулся, заметив музыканта, стоящего у входа в шатер с совершенно шокированным и озадаченным выражением на лице. Чувствуя, что настало время уйти, Аллен спокойно закрыл крышку, легко соскользнул со своего места и прошел мимо человека, стоящего у входа, сохраняя молчание и безразличие. Только позже, когда вышел из чужого поля зрения, он понял, что нечто мокрое потекло по его щекам. Вытирая их тыльной стороной ладони, он изумленно уставился на них. Красный?- o0o -
«Не останавливайся. Продолжай идти.»
- o0o -
Аллен поднял голову, глядя в зеркало перед собой. Его лицо было неестественно бледным. Ему почему-то казалось, что чего-то не хватает, чего-то жизненно важного. Неопрятные белые волосы. Растрепаны. Белая кожа. Бледная. Глаза серого, штормового цвета мерцали, отражая свет свечи, стоящей рядом с зеркалом. Под глазами темные круги. Казалось, он не спал сутками. Это было не очень далеко от истины, так как его сон был необычайно тревожен в последнее время. Он обнаружил, что это дошло до того, что сами фрагменты снов начали мерещиться ему во время бодрствования, соткав вокруг него иллюзии и затмевая его взгляд, из-за чего ему стало трудней сосредоточиться. Ему всегда снился один и тот же сон — кошмар — в котором его медленно подталкивали к чему-то, затягивали, он смотрел на сияющий полумесяц, погружался глубже в воду, чувствуя, как горят его легкие без кислорода, все больше немеют конечности, прежде чем, в конце концов, закрыть глаза. Когда он снова распахнул их, то вернулся в реальный мир в холодном поту и тяжело дыша. Сны становились все более яркими. По правде говоря, Аллен сам задавался вопросом, сколько еще он сможет выдержать. Одна мысль об этом чуть не заставила его рассмеяться. Он снова посмотрел в зеркало, проведя пальцем по левой стороне лица. Козимо. Жестокий пьяница клоун всегда носил белый цвет и всегда рисовал красную звезду на левой стороне лица. Его голос был холодным и злым. Аллен злобно улыбнулся воспоминаниям о том, чтобы утопить ублюдка раз и навсегда, но его улыбка быстро исчезла, когда он снова поднял глаза. Взглянув на свою уродливую руку, он отметил про себя, что теперь он стал намного более ловким, чем был ранее, что, вероятно, послужило основной причиной того, почему ему удалось преуспеть. Козимо любил бить его; любил пинать его. Всем было плевать. Хозяин цирка был жадным ублюдком, который мало заботился о том, что он взял или купил. Но, то был Рэд, рыжий беспризорник с уродливой левой рукой, не знающий никаких трюков, о которых стоило бы упоминать. Волосы Аллена были белыми, его меткость была на высоте, а его трюки и навыки были достаточно хороши, чтобы получить довольно приличное место в цирковой иерархии. Никто не видел связи между ними и, похоже, не увидят до тех пор, пока не раскроется настоящий цвет его левой руки. Прошло уже много времени и некоторые люди, помнящие о нем в детстве, по-видимому, не узнали его до сих пор. Но Козимо узнал его, правда, в последние мгновения своей жизни. Если бы он мог, он бы проклял его, Аллен не сомневался в этом ни секунды. Аллен взглянул на отражение вновь. Затем он полез в карман, достал маленький сверток и открыл его, сосредоточенно уставившись на лежащий на своей ладони предмет. Потом убрал его назад и поднял взгляд на зеркало.- o0o -
«Прекрасно.»
- o0o -
Лежа на спине, он смотрел на звезды. Мучаясь от бессонницы, он решил, что с тем же успехом можно смотреть на что-то кроме шатра. Аллен неожиданно начал думать о Мане. У мужчины была странная одержимость, так называемыми «прекрасными вещами», он бубнил о том, что хочет увидеть прекрасный мир или что-то в этом духе. Аллен никогда особо не придавал этому значения, размышляя о том, что же послужило причиной сумасшествия. Что-то однажды сломало его, очевидно, но что?«У меня отняли брата. Я должен найти его. ”
Брата? Аллен выпрямился. Затем с Маной произошел один эпизод. Он вел себя как ребенок и болтал о своем брате, акумах и Тысячелетнем Графе, а также о трагедиях или чем-то подобном. В то время его речь не имела особого смысла для Аллена, в общем-то как и сейчас, поэтому он практически пропустил ее мимо ушей.«Трагедии привлекают Графа.»
«Граф». Аллен обнаружил, что произносит вслух это имя или титул. Вспомнился эксцентричный ухмыляющийся человек в шляпе и толстом пальто, но он пожал плечами. Не важно, кто такой этот Граф; это все было бредом сумасшедшего, и, даже если это не так, то это все еще не его дело. Наверное. Он поднялся на ноги.- o0o -
Аллен конечно в некоторых вещах отличался от Рэда, но суть его не изменилась. Одно то, что он более не бесполезный не означает, что его сильно ценили за его навыки, а также один лишь факт того, что он искусен в своем деле, не делал его всеми любимым. Зависть — мерзкое чувство, подумал Аллен. Люди недовольные тем, что их превзошли другие становятся мстительными и уродливыми, пытаясь бесчестными способами доказать свое превосходство, но в действительности обнажают лишь свою жестокость, без которой они больше ничего из себя не представляют, прямо как Козимо. Итак, Аллен оставлял свои глаза открытыми, замечая взгляды, которые повсюду окружали его, когда он шел по лагерю цирка и мимо шатров. Словно стервятники они выжидали в засаде, когда же он проявит свою слабость, позволит себе расслабиться хоть на мгновение, которое окажется фатальным. В конце концов, несчастные случаи до сих пор происходили, особенно в этом месте. И для них вряд ли было бы радостной новостью то, что Аллен, если бы захотел, тоже мог бы помочь им случиться. Несчастным случаям. Грязные методы не были ниже его достоинства, но он использовал их не из-за зависти, а скорее для самозащиты. Как говорится, лучшая защита — это нападение, не так ли? Тезка Аллена, собака по кличке Аллен, умерла лишь потому, что была прирученным животным, считающим людей просто частью своей стаи. У нее естественно работали инстинкты самосохранения, если учесть тот факт, что собака Аллен укусила руку Козимо. Правда для нее было бы лучше, если бы она перегрызла ему глотку, это был бы более разумный и правильный с точки зрения инстинкта выбор, когда не контролирующий себя пьяница пытается забить тебя до смерти. Но разве Аллену — человеку судить? Он сам кусал Козимо только чтобы отвлечь и выиграть время для бегства. Бегство, конечно, не самый храбрый поступок. Но если быть храбрым — это то же самое, что быть упертым идиотом, остающимся и позволяющим убить себя, тогда Аллен скорее позволил бы посчитать себя трусом, чем пытался бы доказывать свою отвагу всему миру. Если отвага и глупость это синонимы, то Аллен предпочел бы не быть глупцом, коль это в его силах.- o0o -
Дураки, такими были клоуны, которых он встречал. Мужчины в красочных костюмах, экстравагантных шляпах, с красными носами, разрисованными лицами и намалеванными широкими ртами, которые скорее выглядели как насмешка над настоящей улыбкой. Если они действительно существовали только для того, чтобы заставить других смеяться, тогда Аллен задавался вопросом, действительно ли люди смеются от радости или просто им нравилось наблюдать, как взрослые мужчины в костюмах и гриме бегают, выставляя себя дураками. Аллен не ненавидел клоунов, он буквально презирал их. Хуже того, после выступлений, глядя в зеркало и видя свое загримированное лицо, он поймал себя на мысли, что презирает свое никчемное существование. В конце концов, он не был просто дурацким клоуном, но очередным метателем ножей, тайно желающим, чтобы рука его дрогнула немного и нож попал в них, просто чтобы увидеть, как боль и страх расцветают на их лицах. Они травили его и раньше, особенно в самом начале. Аллен не был сторонником взглядов а-ля прости и забудь, у него была прекрасная память и насмешки над ним — и его навыками — не были тем, что он собирался долго терпеть. Аллен понятия не имел какого он возраста, но если примерно прикинуть, ему должно быть около двенадцати или тринадцати лет. Возраст, правда, не особо волновал его, в конце концов, у него были и другие поводы для беспокойства. Изменения. Они происходили постепенно, но чем больше он их замечал, тем меньше они ему нравились. С тех пор как кошмары лишили его спокойного сна, он стал по большей степени параноиком, оглядываясь назад, он видел тогда тени в уголках своих глаз. В конце концов, однажды, снимая грим у зеркала после прошедшего представления, он вдруг понял, что же уклонялось от его внимания столь долго, что же за недостающая часть облика Аллена Уолкера. Добравшись до своего кармана, он вытащил маленький свёрток и уставился на предмет, лежащий внутри. Скальпель. Он поднял его и покрутил между пальцев, прежде чем крепко схватив сжать. Он ничего не знал об обрядах, ничего о том, как успокоить беспокойных духов, но почему-то у него появилось предчувствие. Его лицо; оно казалось прежде таким пустым, таким нетронутым, чистым холстом, скрытым за занавесью белой, безупречной кожи, это все выглядело слишком для суровой реальности, в которой он жил. Не останавливайся, повторил про себя Аллен. «Продолжай идти.» Глаза цвета бури пересеклись с такой же парой в зеркале. Я вырезаю свой собственный путь, и я определяю свою судьбу. Он опустил наконечник на левую сторону лба, перекрасив звезду, которая, насколько он помнил, была алого цвета, пока капельки крови стекали по его лбу, бегая по его веку и далее вниз по щеке. Он остановился лишь на секунду, просто чтобы полюбоваться узором, что он нарисовал на собственной коже. На его лбу теперь вырезана перевернутая пентаграмма, направленная вниз, соединенная с тонкой красной линией, которая шла вниз по его щеке, прежде чем закончилась зигзагом, напоминающим молнию. Убрав скальпель и вытерев кровь, Аллен не мог не задуматься, что вполне возможно он мог бы стать таким же безумцем, как Мана, и сам по себе не был мудрее. Но, подумал он, даже если бы это было так, он все еще чувствовал себя сейчас намного лучше. Чувствовал себя гораздо более совершенным, чем раньше, когда он смотрел на все еще кровоточащий рисунок, который он вырезал на левой половине лица. Он даже мог сказать, что это шрам, и почему-то это успокаивало его, как будто сам шрам был доказательством чего-то важного. После этой ночи у него не было больше сновидений.- o0o -
Теперь у него был шрам, очередное несовершенство, завершившее образ, который он хотел создать как в чужих, так и в своих глазах. Теперь он носил маски, ведь хозяину цирка казалось, что мальчик более загадочный и обаятельный, когда выступает в маске и плаще. Аллен почти не обратил на это внимания и начал прислушиваться только когда человек, так погрязший в жадности и вере в свою непогрешимость, начал рассуждать насчет выбора его сценического имени. Его руки были заняты, тасуя найденную им колоду карт. Она была неполной, но он не особо часто играл в них с остальными, так что это все было неважно, пока она помогает ему занять руки. Сценическое имя, хах? Его руки на мгновение замерли, прежде чем он отрешенно вытянул карту из колоды. Забавно одетый человечек ухмылялся ему в лицо. Мальчик наклонил голову в одну сторону, затем в другую. Джокер.- o0o -
Большинство людей хотят оставить какой-то след в этом мире, что-то напоминающее о них, желают быть увековеченными. Другие при этом жаждут остаться анонимными и раствориться в тумане истории бесследно. Аллен до сих пор не решил, какой из двух путей его привлекает больше. В конце концов, зачем ему оставлять след в истории для тех, кто не был достоин даже памяти? История не будет помнить Рэда, бродягу по имени Аллен Уолкер, и только время покажет, запомнят ли Аллена, подростка который стал известен как Джокер. Это было ужасно ироничное имя и у него было ощущение, что оно так или иначе останется с ним на всю жизнь, независимо от того, нравится это ему или нет.- o0o -
Цирковая жизнь — одно сплошное движение, они редко оставались на одном месте надолго. Также неизбежно люди приходили и уходили. Некоторые возвращались, а другие нет. Они неминуемо сталкивались с незнакомцами. Некоторые из них вызывали у него беспокойство. Левая рука начинала подергиваться и вибрировать, словно конечность сама желала наброситься, схватить, раздавить. В то время Аллен ничего не знал о Чистой Силе, кристальноподобной материи, вживленной в его левую ладонь. Но он быстро усваивал все про акума и свою способность владеть оружием против них. Акума, которые развились до нужного уровня, были удивительно разговорчивы, особенно когда были уверены в своей победе, но, в конце концов, они гибли, порезанные на ленточки острыми когтями, украшающими кончики его пальцев. Первая форма его Чистой Силы была грубой и немного нестабильной, если не сказать больше, но точно так же, как акума, она быстро развивалась, принимая форму, с которой он мог справиться, сделав его похожим на белого демона. Даже когда он узнал, что же такое акума и как на самом деле они появились, это все равно никогда не было спасательной миссией; это был вопрос выживания — он или его — уничтожат из жалости или из-за желания унять все то, что их присутствие вызвало в нем, утихомирить кипящую кровь, а вместе с ней и многочисленные воспоминания и мысли, без которых он вполне мог бы обойтись. Акумы, какими бы опасными или жалкими они ни были, были для него постоянным напоминанием о том, что могло бы произойти, если бы он принял любовь Маны и ослабил бдительность. Тем не менее, для него все это было лишь игрой. Независимо от того, хотел он этого или нет, он был охотником, как у любого хищника или всеядного животного у него были инстинкты и он прислушивался к ним, позволял им вести его, когда он встречал акума, особенно поздно ночью. Люди всегда пропадали и акума, замаскированные под них, считались пропавшими, особенно если приближались к Аллену слишком близко. Капюшон белой мантии пошел волнами, окружая его защитой. Он мог стрелять нитями, пылающими неземным светом, чтобы пронзить врага, крадущегося позади, или захватить что-то, притянуть к себе или оттолкнуть. Они напоминали паутину, казались хрупкими, но были прочнее, чем кажется. Наряду с прочим у него была маска в клетку в черно-серебристых цветах, закрывающая верхнюю часть его лица, защищающая его анонимность, как и капюшон, а также левая рука, украшенная острыми когтями, чтобы наносить удары — черными, как и остальная часть руки. Правда, стали они такими после того, как он положил конец необычно большой группе акум второго уровня. У него было все необходимое для выживания; теперь ему нужно было только получить реальный опыт, чтобы правильно использовать свою силу, и точно так же, как Рэд, Аллен Уолкер, вышел на свет и стал чем-то другим. Джокер, Призрак, Белый Демон, Коронованный Клоун; так много имен, лиц, масок. Джокер контролировал все из них. Разве это важно, что примерив столько масок, он начал забывать, что же прячется за ними? Никто не знал его, настоящего, в любом случае, так нужно ли ему оставаться самим собой? Нет. Он все еще оставался здесь, погребенный под всем этим. Шрам, который был вырезан как символ, стал основой его существования. Это было отличное доказательство его, того факта, что он жил, знак, который он сделал в этом мире до этого момента, вырезал на себе, как будто чтобы убедиться, что он не забыл, что он будет жить и умирать как Аллен, а не как кто-то другой, независимо всех от масок, что он примерял. В конце концов, воспоминания были ненадежны, скользкие, как угри, едва он пытался схватить их, но при этом цеплялись словно паутина, в которую он влипал, пытаясь их избежать. Он не нуждался в них — в воспоминаниях, в чьей угодно памяти — ему нужен только он сам. Этого достаточно, по крайней мере сейчас.- o0o -
Ему снова начали сниться кошмары с черной бездной и кладбищем у озера, где голые деревья тянули свои ветви к белоснежному полумесяцу, словно жадные руки, страстно желающие тех вещей, что у них никогда не было, таких как серп луны и его отражение на глади воды, бездонная тьма и красное море, заполняющее все, что видно глазу, в разрушенном мире. Была еще и тень в глубине вод, которая смотрела и ухмылялась, следила за ним, стоящим на самом краю. Кажется, она звала его подойти поближе. Аллен всегда оставался на месте, стоя прямо и глядя на нее в глубине. Ему почему-то было очевидно, что в любом случае эта тьма, скрытая в глубинах разума, однажды поглотит его. Когда-нибудь, но не сегодня. Когда-то, но не в этот день. Когда-то, но не завтра или послезавтра, возможно позже. Он не был уверен, когда точно. Серебристо-серые глаза посмотрели вниз с насмешкой. Никогда, если бы у него был выбор.