кыс-кыс-кыс

      Адоре чудится, что она не одна. Что кто-то есть рядом, кто-то дышит, функционирует, и этот кто-то точно не кошачьих размеров, ещё и горячий, как огромный обогреватель. На улице жара, несмотря на октябрь, для обогревателей точно не время. Она просыпается от чувства, что её вскрывают взглядом, как консервную банку, но когда девушка открывает глаза — кошка лежит рядом, прижимаясь к бедру и мирно посапывая. И всё, больше кроме них двоих в этой квартире никого. Взгляд Адоры теплеет, пальцы легко касаются жестковатой шерсти, которая переливается в лучах солнца, и это успокаивает. Она никогда не была одна, вокруг неё всегда вертелся водоворот людей, пусть и часто чужих, но она всегда была одинока. В их приюте лепили из детей видимость семейного счастья и каких-то там уз, вбиваемых в сознание тяжёлой рукой воспитательницы. Но была ли в них хоть какая-то искренность?       Отмахнувшись от роящихся воспоминаний, девушка направилась на кухню. Чиркнула спичка, конфорка оделась в огненное ожерелье. Чай закончился вчера, поэтому Адора вкидывает в кружку растворимого кофе, засыпая это всё приличным количеством сахара. Пока греется вода, она находит себе место на столе и поджимает ногу, принимая лучшую позицию для утренних посиделок. И всё же, чувство на коже странное, будто бы ты вся покрыта тонкой вуалью чужого внимания. Ещё и сны странные снились, правда, они уже стерлись с подкорки памяти, поэтому плевать.       Как только по кухне разносится запах горячего кофе, Кейт выползает из комнаты. Кошка вытягивает лапы и прогибается, обнажая острые зубы и розовый язык. Адоре захотелось потрогать кошачьи клыки, но она решила, что когтей за вчерашний день было достаточно. Такого новая сожительница точно не спустит ей.       — Голодная? — интересуется девушка. — В этой квартире почти ничего нет, но должна зайти Глиммер и что-нибудь принести, так что попытайся меня не сожрать.       Кейт заскакивает к ней на стол и больно кусает за палец, намекая, мол, я подумаю, но ты не расслабляйся. Адора щелкает её по разодранному уху и спрыгивает. Гора посуды молит о воде и губке, вчерашний пол тоже, да и вообще недавняя уборка просто проходила мимо, так и не задержавшись. Установка на порядок в блондинистой голове вопит о том, что нужно взять тряпку в конечности и снова сражаться с грязью. Она уже несколько лет живет одна, но над ней будто всё ещё стоит высокая воспитательница, с ног до головы покрытая тканью, из которой выглядывают лишь угрюмые глаза, и следит за ней. От того, насколько явно эта размытая серость чужого взгляда всплывает в голове, всё тело передёргивает, но Адора всё же берёт губку и принимается за уборку.       Весь последующий час она пытается понять, с кем она борется — с беспорядком в маленькой квартирке, или с этой бешеной кошкой, для которой Адора превратилась в маленькую игрушечную мышь. Схватить зубами за ногу, утащить тряпку, прыгнуть на спину с дивана — блондинка была готова взвыть и сама стать на четвереньки. Она не понимала, то ли это создание её ненавидит, то ли мохнатой заднице не достаёт внимания. В обоих случаях это бесило и вызывало непонимание: тебя приютили, накормили, а уже на следующей день ты из просто напряженной из-за нового места кошки становишься подобием демона, заключенного в шерсть. Как это работает?       Когда в дверь раздается звонок, Адора бросает «Ну слава, блять, единорогам», и, сурово глянув на Кейт и пригрозив ей пальцем, идёт открывать. С самого порога её сбивает с ног блестящий ураган, заключая в медвежьи тиски и запах лаванды.       — И я рада тебя видеть, Глиммер, — своей улыбкой она собирает лучики вокруг глаз и подругу в объятия. — Как поездка к маме?       — О черт, лучше не спрашивай, — девушка закатывает глаза и скидывает кроссовки по пути на кухню, оставляя на полу следы от стылых луж. Адору почти передёргивает, но она держится. — Она опять говорила про ответственность и чего я хочу в жизни. И это уже через час после моего приезда! Я клянусь, мне уже тогда захотелось на поезд и к тебе.       — А-ха-ха-х, ну, это же всё-таки мама, она просто переживает, и ты это знаешь, — хоть Глиммер и помирилась с матерью, их отношения всё ещё отдавали натянутостью, ибо подруга со своим подростковым максимализмом, который ещё не смылся с розовой краской для волос, воспринимала всё в штыки. — Да и вряд ли «Хочу объездить автостопом всю Америку и устроить революцию» можно назвать нормальной целью в жизни.       — Боги, и ты туда же. Лучше поставь чайник, мне хватает мамы, — отмахивается подруга, а Адора только хлопает себя рукой по лбу, но чайник всё-таки ставит.       Глиммер торжественно вручает ей пакет с едой и уходит куда-то вглубь квартиры. Продукты занимают свои законные места на полках в холодильнике. Пакет с молоком чуть не выскакивает из рук, когда на всю квартиру разносится оглушительное «О моя фея, это же кот!». Адора усмехается и надеется, что знакомство между этими двумя пройдёт удачно, но надежда разбивается вдребезги и теряется в квартире под такое же оглушительное «Твою мать!».       Как только она влетает в комнату, то в голове проносится всего одна мысль.       Твою мать.       Глиммер прижимает руку к груди и пытается спалить своим взглядом кошке шерсть, сжечь кожу и просто сделать в ней дырку. Последняя стоит на диване, выгнувшись самой настоящей дугой, и оглушительно шипит в сторону розоволосой.       — Что это?!       — Это кошка, — Адора медленно подходит к подруге и отцепляет её руку от груди. — Ты же сама говорила.       — Я вижу, что это кошка, почему она пыталась содрать с меня лицо, как только я вошла?! — Глиммер в порыве возмущения вырывает пострадавшую ладонь из-под струи успокаивающего дыхания и тыкает в Кейт.       — Она так, э-э-эм… знакомится? — Глаза подруги распахиваются, а рот пытается захватить как можно больше воздуха, чтобы дать гневу вырваться. — У нее просто плохо с коммуникабельностью.       — Я, знаешь ли, заметила, — подруга сдувается как шарик и, видимо, просто примиряется с этим.       Девушки искренне надеялись, что на этом всё прекратится, и кошка просто забаррикадируется в комнате, примерив роль Цербера, но у Кейт были другие планы. Ноги Глиммер атаковались с завидной периодичностью, Адоре тоже доставалось. Начинало казаться, что бой идёт никак не на жизнь. Одна чашка грустно блестела осколками на полу, нервы Адоры валялись где-то рядом под холодильником. Кейт же выглядывала на подруг из-за угла, разноцветные глаза были охвачены огнем негодования, и спрятаться от них получилось только загнав сошедшую с ума кошку в отдельную палату комнату.       Глиммер с укором смотрела на подругу, всем своим видом выражая, что их совместное время сегодня всё в царапинах и следах от укусов. Кое-как обсудив важные темы, розоволосая ускакала из квартиры подруги по первому же звонку Боу.       — Ну и какого хера это было? — чуть не сорвав дверь с петель, прошипела Адора. Кошка прижала уши, не ожидав такого. — Ты просто всё испортила, что с тобой случилось?       Животное в который раз сверкнуло глазами, вкалывая в блондинку холодный лед. Раскаленная до предела, девушка просто взмахнула руками и отвернулась. Какого черта она вообще с ней разговаривает? Это кошка, гребаная кошка, которой, видимо, просто нужно подыскать другое жильё. Это. Не. Должно. Быть. Её. Проблемой.       Что-то толкнуло её в спину, и только выдрессированная реакция позволила ей не окрасить пол в прекрасный кровавый оттенок.       — Какого…       Адора замолкла. Сердце перестало гонять кровь, каждая клетка в организме напряглась, мышцы обвили стальные тиски.       На ней что-то сидело. Что-то большое, горячее.       И это что-то явно не кошка.       Она медленно поворачивает голову, чтобы забыть как дышать. Мысли сметают из головы два разноцветных костра, оставляя после себя лишь выжженную равнину, и всё, что может там взрасти, это красноречивое блять.       — Она меня раздражает. И да, Кейт не самое худшее, что мог придумать твой мозг, но меня зовут Катра.