кыс-кыс-кыс

      Адора не может нормально думать. Мысли в голове путаются, спотыкаются одна об другую, но так и не доходят до неё. Тяжело думать, когда на тебе сидят. Адора просто пыталась осмыслить, как её кошка превратилась в это. Это же её кошка, правильно? Горячая, с шершавыми ладонями, и абсолютно не похожая на животное, не считая игриво дергающегося кончика хвоста и ушей. Казалось, что блондинка просто ослепла и перестала воспринимать что-либо кроме прикосновений, а на сетчатке выжглось лицо с острыми чертами, торчащие во все стороны волосы и абсолютно невероятные глаза разного цвета. Желтый и голубой. Солнце и небо. Красиво.       — Хей, ты сломалась? — девушка задумчиво склонила голову на бок и о боги, она говорит. — Ну, среагируй уже как-то.       И Адора среагировала. Криком. Больше даже визгом, за который ей потом будет стыдно. Она спихивает чужое тело с себя и бежит со всех ног, чуть ли не падая. Шатенка в её квартире смеется, когда Адора захлопывает дверь в ванную.       Блять. Блять! Блять-блять-блять. В её квартире девушка. Девушка с хвостом и ушами, поразительно похожая на Кейт. Катру? О боги. Еще и голая. Абсолютно голая! Паника захлестывает с головой, накрывает её всю, и, кажется, Адора начинает задыхаться. Это вообще возможно? Что она такое?       — Ты там еще долго? — Блондинка вздрагивает от хрипловатого голоса. — Я есть хочу.       — Замолчи! — рявкает Адора. — Не говори ничего!       — Боже-боже, да ладно, не нужно истерик.       Осмыслить то, что кошка, чертово четырехлапое мохнатое животное, которое она подобрала на улице, вдруг обзаводится речевым аппаратом и человеческим видом оказывается практически непосильной задачей. Сказки про оборотней, вскрывающих глупым людям глотки острыми зубами, оживают в голове и беснуются, не давая нормально подумать над ситуацией.       — Это сон, — бормочет сама себе блондинка, — Просто чёртов сон, и ничего больше.       Да, именно так. Это единственное нормальное объяснение этому пиздецу, при котором Адора не начнёт снова впадать в панику. А насколько часто люди во сне понимают, что они сейчас спят? Нет, они, может, и понимают, но Адора, сколько бы картин ей не подкидывало подсознание за эти годы, никогда об этом не задумывалась… И сейчас не нужно! Бормоча себе под нос, девушка настороженно прижимает руку к двери и прислушивается. Тишина. Ни дыхания, ни шагов, ни-че-го не слышно.       — Если ты ещё там, то отойди от двери как можно дальше! — она слышит снисходительный фырк и дёргается, резко передумывая открывать. Всего лишь сон. — И не двигайся, когда я выйду.       В конце концов, это её воображение, и здесь ей ничего не угрожает, так что нечего трястись.       Вдох-выдох. Девочка, давай, соберись.       Адора решает, что отодрать это нужно быстро и без колебаний, как отрываешь скотч от кожи. Кто в детстве этим не страдал, в самом деле. Дверь распахивается, блондинка замечает стремительное движение в противоположную сторону. Значит, кое-кто чуть по лбу не получил.       — Хей, можно и аккуратней! — хвост Катры чуть ли не скачет по полу от праведного возмущения.       — Я предупреждала!       — Я не думала, что ты настолько пришибленная, чтобы чуть не выломать свою же дверь! — кошка в ответ тоже повышает голос, и у Адоры дёргается глаз. Да какого вообще хера, разрешите поинтересоваться. Она что, не хозяйка этой квартиры? Что это недоживотное себе позволяет? Страх перед неизвестным и непонятным исчезает словно по щелчку пальцев, и на его месте поселяется раздражение.       — Я же говорила, чтобы ты не двигалась, так что сиди на месте и успокой свой хвост!       Катра шипит от такого тона, но садится. Непокорная конечность не желает поддаваться, но наблюдая за потерянным человеком, шатенка и сама успокаивается. Она подгибает ноги под себя, растягивает губы в улыбке, обнажая острые клыки, и Адору пробирает. На неё смотрят так… снисходительно? Предвкушающе? Как? Как объяснить это? Но мурашки не оставляют ни одного нетронутого сантиметра кожи, доходя до самых корней волос.       Улыбка Катры с каждой секундой добавляет ей плутовского очарования и ауры абсолютного пиздеца с ушами, и Адора не понимает с чем это связано, пока не обращает внимания на голую грудь. Точно. Девушка сглатывает и тупо смотрит на темные аккуратные соски, перекатывающиеся мышцы под бронзовой кожей, на то, как пряди волос касаются плеч. Они длинные, но так странно подстрижены, что торчат во все стороны. Кончик коричневого хвоста игриво дёргается, и вообще кажется, что сама Катра от этой ситуации получает несравнимое удовольствие.       — Что, нравлюсь? — она так протяжно это произносит, почти нараспев, что что-то внутри Адоры дёргается и хочет протянуть в тон «Нра-а-а-авишься». Но уже через секунду её накрывает осознание, что она, как последняя извращенка, пялится на голую девушку, которая сидит на полу её квартиры. О чёрт.       — Оденься, твою мать! — блондинка стремительно заливается алым цветом, ей кажется, что она начинает гореть, и вот сейчас от неё останется лишь горстка бесполезного пепла. Как неловко. Боги, как же неловко, такое чувство, что из неё остатки мозга высасывают этими разноцветными сияющими глазами.       — Можно подумать, — Катра закатывает глаза и разводит руками, — Если ты не заметила, то я к тебе без чемодана приходила.       «Точно, она же кошка. Кошка же?» — думает Адора и, стараясь не бродить взглядом по чужим неприкрытым ключицам и всему, что ниже, швыряет в шатенку первую попавшуюся футболку. Та, к счастью, оказывается достаточно длинной, но девушка чуть ли не воет. Это её любимая футболка, и давать её кому-то непонятному вообще желания не было. Вещь доходила Катре до середины бедра, и Адора не знает, она жалеет, что дала её или нет. Потому что, если раньше голая девушка просто смущала, то сейчас, когда черная ткань обнажает округлые бедра при каждом взмахе хвоста, хочется либо отдернуть её ниже, либо задрать повыше и провести кончиками пальцев по горячей коже.       Ну, да, ей нравятся девушки. И парни тоже нравятся. Адоре не принципиально, красоту тела она может оценить вне зависимости от пола, и хотеть это тело так же может независимо от гениталий. Им не объясняли в детском доме, что хорошо, а что плохо, с ними вообще старались не говорить на эту тему. Поэтому всё, что у них было — это притащенные тайком журналы старших ребят. Блондинка однажды нашла один такой. Она потом не подходила ни к кому больше трёх дней.       — Довольна теперь? — Катра шипит и оттягивает ворот футболки. Как же непривычно.       — Более чем.       И снова тишина. Молчание начинает давить на сознание, потому что Адора, вроде бы, уже успокоилась и даже устаканила в своей голове всю эту ситуацию, но разговор не шёл, а ведь вопросы так и норовили разорвать девушку на части. Катра то ли обиделась, что её заставили одеться, то ли ещё что, но идти на контакт первой уже явно не хотела. Блондинка в нерешительности закусила губу. С чего начать? Как ты сюда попала? Ты всегда могла превращаться? Что ты вообще такое?       — Ты, вроде, есть хотела, — браво, Адора, просто браво. То ты на неё орешь и молишься о том, чтобы она исчезла, а теперь предлагаешь перекусить? А вдруг она бешеная?       Чужие глаза искрятся радостью и согласием, да, хочу, очень, покорми меня, пожалуйста.       — Ну, тогда пошли, что ли, заодно и расскажешь, что… Кто ты.       Катра хмыкает, скрещивая руки. Она поняла, что хотели спросить. Что ты.       Не человек. Не кошка. Тебя бояться нужно?       Знакомство с людьми всегда было сложным для неё. Куча вопросов, которые могли окунуть мордой в бешенство, но Катра старалась не поддаваться. Они ведь не виноваты в том, что не понимают, что боятся. Для них шатенка лишь странная заморская диковинка, о существовании которой никто не догадывался. Они не подходят ближе, чем на расстояние вытянутой руки, но всё равно тыкают в тебя палкой, проверяя, не озвереешь ли ты.       Катра тоже не виновата, что родилась другой. Чем больше она придается воспоминаниям, тем сильнее кровь начинает кипеть. Зрачки сужаются до щёлок, по спине будто бьют, а в грудной клетке стучит и рвётся. Она не виновата.       — Ты идешь? — блондинистая голова выглядывает из-за угла, смотрит недоверчиво, с опаской, но, вроде бы, спокойно и не враждебно. Катре кажется, что Адора хорошая, что она поймёт и не вышвырнет на пыльную улицу. Да и, в конце концов, она же сама открылась ей, хотя всё ещё не может понять, зачем. Можно было подождать, можно было вообще так не делать. Это был импульс, чистые оголенные инстинкты, и теперь придется доказывать, что это не сон и усложнять самой себе жизнь. Она так давно ни с кем не говорила.       Прижимая уши к волосам, Катра старается выглядеть уверенно, когда шагает на кухню. Такие разговоры всегда долгие, так что лучше бы еды у Адоры было много.