Merry Christmas

      Переезд к Старку на Рождество было решено отложить на пару дней с целью украсить собственный дом. Вернее Локи так сказал, а спорить с ним Тор просто не стал. Послезавтра так послезавтра. Главное, чтобы он не стал вести себя, как еще пару недель назад, до мгновенно нашедшего на него Рождественского настроения. Устанавливать рождественское дерево было доверено Тору и именно поэтому Локи сидел у камина, пялясь на брата и ожидая, когда тот закончит, чтобы приступить к украшению ели. — Локи, мы же все равно на все праздники уезжаем, — вздохнув, возмущается Одинсон, — к чему все это? — Ну и что, — трикстер пожимает плечами, — мы же все равно вернемся домой. — Только я не намерен делать все один, пока ты какао у камина попиваешь, — восклицает Тор. — А ты и не будешь ничего делать. С твоим вкусом, тебе лучше ни к чему здесь не прикасаться, — лишь закатывает глаза Лафейсон. — Значит я могу заняться делами? — с надеждой интересуется Одинсон. — Нет, конечно! Ты будешь мне помогать, — Локи едва различимо смеется. — Да, на что я рассчитывал.       На установку ели уходит еще примерно четверть часа, после чего Тор немного устало садится рядом с деревом, облокачиваясь о диван. Локи, ушедшего за игрушками, пока не видно, а значит у него есть немного времени на передышку. — Ты чего расселся? — В гостиной появляется Локи. — Чего ты раскомандовался, я не пойму, — интересуется Тор, подкладывая под спину подушку. — Потому что кроме меня в этом доме никто ничего не сделает, — восклицает Локи, нервно ставя коробку на пол, — так и будем сидеть с голой елкой. — Ладно-ладно, успокойся. Пошутить уже нельзя, — усмехается Одинсон. — Тоже мне, шутник нашелся, — начинает злиться Локи, — бери коробку, надо повесить гирлянду на террасе. — Там же холодно, — хмурится Тор. — Там было холодно, — чеканит трикстер. — Никто же в этом доме не мог догадаться протопить ее. — Слушай, вообще-то это ты целыми днями сидел дома, пока я впахивал. Мы дома лишились, если ты не забыл. — Пошли.       На секунду Тор подумал, что не стоит грубить брату, не хватало чтобы тот на него обиделся. Это и так их самый продолжительный разговор за полгода. А портить отношения еще сильнее не хотелось. Именно поэтому Тор послушно шел за Лафейсоном, держа в руках картонную коробку, доверху наполненную гирляндами. Как только Локи распахивает дверь, их окатывает волной теплого воздуха, хотя раньше зайти туда, не накинув пальто, было невозможно. — Ничего себе ты тут натопил, — усмехается Одинсон. — Можешь принести лестницу? — Локи останавливается у окна. — Да, конечно.       Через несколько минут, когда Тор возвращается, трикстер ставит стремянку у окна и, прикинув взглядом, за что можно зацепить гирлянду, пытается залезть наверх, не выронив при этом провода. Преодолев еще пару ступеней, Локи коротко просит Тора его придержать, чтобы не свалиться с этой верхотуры. Одинсон неуверенно опускает руки на ноги брата, сжимая напряженные икры. Но уже через несколько минут, Тор замечает, что ладони покоятся на бедрах Локи, да и тот ничего ему об этом не говорит. Возможно тоже просто не обратил внимания. Только теперь Тор хочет, чтобы это поскорее закончилось и Лафейсон спустился. — Я закончил, можешь отпускать меня, — поджав губы сообщает Локи.       В дальнейшем помощь Тора не такая значительная. Он выступает скорее в качестве полки, пока трикстер приклеивает на окна какие-то снежинки. — Нужно повесить здесь еще пару гирлянд в углу и можем возвращаться в дом, — Локи оборачивается к Тору, взглядом буквально намекая, что ему нужна лестница. — Над полками будем вешать? — На что он получат лишь утвердительный кивок.       Тор буквально каждой клеточкой своего тела не хочет, чтобы Локи повесил в этом доме еще хоть одну гирлянду. Нет, он конечно не имеет ничего против гирлянд, просто в следующий раз, обнаружив свои руки на бедрах трикстера, он точно сгорит со стыда и какого-то еще, не совсем понятного ему, чувства. — Тор, ты меня слышишь? — Видимо Локи пытается докричаться до него уже несколько минут. — А, да. Тебя подержать? — Интересуется Тор и даже не получив ответа, опускает руки, на ноги брата.       В этот раз все как-то немного иначе. Теперь он все контролирует и борется с непреодолимым желанием поднять ладони выше. И кажется он чувствует как Лафейсон дрожит, когда поднимает руки выше, держа его теперь чуть выше колен. Либо ему просто кажется. А через минуту он точно может сказать, что поглаживает тонкую ткань домашних штанов Локи, а тот уже не вешает гирлянду, а просто сжимает ее в руках, направив взгляд куда-то в стену. И раз он его не отталкивает, Тор принимает это за какой-то знак, разрешение двигаться дальше.       Подавшись вперед, Одинсон прижимается лбом к животу брата, поднимая влажные от напряжения ладони на бедра. Расслабленно выдыхает и берется за край тонкой кофты, слегка приподнимая ее вверх. Касается губами светлой кожи на впалом животе Локи и проводит дорожку из поцелуев от пупка к ребрам. Скользит руками по спине, слегка разминая мышцы поясницы и глубоко вдыхая запах такого желанного тела. — Тор, — Локи запнулся, когда брат прошелся пальцами по внутренней стороне бедер, — что ты делаешь? — Я могу прекратить, если тебе не нравится, — отстраняется Одинсон.       Локи замолкает, смотря Тору прямо в глаза. Сейчас они кажутся ему какими-то особенно голубыми, словно застывший лед, который так и хочется растопить. И, кажется, смотрит он на него как-то по-особенному. Словно преданный звереныш. А на бедрах по прежнему лежат его руки, от чего внизу живота сладкой истомой завязывается узел желания, а дышать становится труднее. — Нет, — шепчет Локи, — нет.       И опускает голову, пряча лицо в упавших с плеч темных прядях. Боится, что Тор увидит, залившееся краской лицо и дрожащие губы. — Иди сюда, — Одинсон берет руки трикстера в свои и вешает гирлянду себе на шею, разжимая тонкие пальцы брата.       Делает небольшой шаг назад и, подхватив Локи за бедра, снимает с этой чертовой лестницы. Усаживает его на один из порожков и устроившись между разведенных ног, аккуратно касается лица подушечками пальцев. Очерчивает линию челюсти и, наклонившись, касается холодных губ своими. И оба понимают, что неправильно, так чертовски неправильно, но остановиться не решаются. Слишком уж все далеко зашло. Тор нежно своим языком раздвигает губы, прекращая сухое касание. Одной рукой он прижимает брата к себе за талию, чувствует как тот прогибается ему на встречу, хватаясь руками за плечи. И стон этот, слишком пошлый, вырвавшийся из груди Лафейсона. Разве должно быть так? И единственная мысль, которая крутится в голове Тора: «Может вот это и есть любовь?» — Тор, — отстраняется Локи, — Тор, подожди. — Прости, — Одинсон одергивает руки от талии трикстера и немного отходит назад. — Нет, не извиняйся, — Локи хватает брата за руку, не давая уйти, — просто это все не правильно. — Кто решил, что это не правильно? Почему мы должны кого-то слушать? — Тор хватает его за плечи и смотрит прямо в глаза. — Я не хочу чтобы об этом говорили. Все прекрасно знают, кто мы. — Локи, — Одинсон берет лицо трикстера в ладони, — с каких пор тебя стало волновать, что подумают другие? — Поцелуй меня.       И снова, снова холодные губы Локи. Тор целует так нежно, так трепетно. Лафейсон даже не предполагал, что брат способен на подобное. И тяжелые руки громовержца, скользящие по тонким скулам, в попытке запомнить все до мелочей. Руки, прижимающие к себе так крепко и сладкая нега, льющаяся через край. — У нас там елка, не наряженная стоит, — с улыбкой отстраняется Одинсон.