Gratitude (Гэвин/RK900)
1 марта 2019 г. в 02:59
В первый раз, когда кусок проклятой пластмассы спасает его, Гэвин думает, что это — его посмертная галлюцинация, а сам он уже валяется с дырой в башке и истекает кровью. Но нет, дыра от пули — только у андроида в плече, истекает не кровью — тириумом. Диод на виске мигает с жёлтого на красный, но лицо словно кирпич, впрочем, как всегда. Андроид смотрит прямо в глаза — бесстрастно, хорошо скрывая, что там, в башке, творится.
И спрашивает, спокойно так и будто бы безучастно:
— Всё в порядке, детектив Рид?
Хочется ответить нечто вроде: «Просканируй и убедись, еблан железный», но… Гэвин в ахуе. Что-то бормочет, самому даже не разобрать — так сильно кровь шумит в ушах, так сильно бьётся сердце. В голове отстукивает плавным размеренным ритмом: «Чуть не сдох».
Только после того, как его привозят домой, до схлопнувшегося мозга доходит: его спасла железка. Та самая железка, которую он терпеть не мог от слова совсем. Он не Хэнк, чтобы влюблёнными глазами смотреть на своего напарника. Он андроидов всё ещё терпеть не может, несмотря на то, что они стали равны с людьми. Нет, до такой лютой ненависти, какую испытывал раньше, уже не доходит, однако новость о том, что теперь у него будет собственный напарник-андроид, его совсем не обрадовала.
Чему тут радоваться? Что за тобой будет как собачка таскаться робот? Нет уж, спасибо, Гэвину такого не надо.
Как будто бы у него был выбор, мать вашу.
Сраный андроид и новоиспечённый напарник в одном лице не Коннор, пусть и очень похож. У него, в отличие от «старшего братца», рожа кирпичом и ледяной взгляд. У него нет своего имени — лишь обезличенный номер модели, который о нём ничего почти не говорит. Коннор — это уже не RK800, а Коннор. А RK900 — просто машина, не склонная к девиации.
Он не пытается, как Коннор, выбрать линию поведения при общении с напарником и как-то втереться ему в доверие. Он не пытается подлизаться или как-то понравиться, найти общие увлечения или попытаться настроиться на хорошее сотрудничество. В первую встречу он ставит Гэвина перед фактом, а после повторяет бессчётное количество раз, что он — машина, которая не может стать девиантом от слова совсем. Говорит, что ему в общем-то тоже не в радость общество Рида, но поделать он с этим ничего не может, так как его функция — подчиняться (и на этих словах у Гэвина почему-то пересыхает в горле)… А потом вытаскивает его из задницы во время очередного задания и мигает своей лампочкой в башке.
С красного на жёлтый, с жёлтого на красный.
И спрашивает неизменно одно и то же:
— Всё в порядке, детектив Рид?
И, ох, блять, его голос — это то, на что Гэвин готов молиться без остановки, расшибаясь лбом об пол, как самый распоследний религиозный фанатик. Вслух он никогда никому — даже себе, особенно себе, — этого не скажет. Как не скажет и того, что безумно благодарен андроиду за каждое спасение.
Он постоянно отмахивается, прикладывая руку к груди якобы невзначай, на самом деле пытаясь убедиться, что живой. Потому что прохладные ладони на его предплечьях и непроницаемое лицо перед глазами — кажутся чем-то эфемерным, мистическим.
Гэвин считал, что ему уже, в принципе, похуй, умирать во время задания или нет. Когда в его жизни появился RK900, «похуй», сияющее на вывеске его воображаемого бара неоновым цветом, как-то слишком скоро исправилось на скромное «уже не похуй».
Он чувствует, но боится себе признаться в этом: андроиду тоже не похуй. Как бы он ни утверждал обратное.
Не похуй, потому что после очередного спасения смотрит прямо в глаза и будто ждёт благодарности, пусть и грубой, в духе Гэвина Рида. Не похуй, потому что он постоянно не отрывает взгляда от Гэвина — и это поначалу нихрена не льстит, однако со временем что-то меняется. Не похуй — потому что его диод при взгляде на Гэвина постоянно светит жёлтым, а частота моргания становится едва ли не критической. Гэвин видел такую херню у Коннора, пока тот проходил конфетно-букетный с Хэнком, сотни раз; он же не идиот, чтобы не замечать очевидного.
Хочет ли его андроид? Определённо — да. Но что с этим осознанием и знанием делать, Гэвин совершенно не имеет понятия.
Он не умеет выражать свои чувства. Не умеет благодарить за то, что его спасают постоянно, когда он будто специально летит под пули. Словно кричит поганой железяке нечто вроде: «Эй, ты, кусок пластикового дерьма, видишь, я пытаюсь привлечь внимание твоей каменной рожи, я пытаюсь показать тебе, как ты мне не безразличен, и поэтому я вновь и вновь буду бросаться на нож брюхом и пытаться сдохнуть ещё сотни и сотни раз!»
Гэв не хочет сдохнуть. Он хочет жить. Но тело будто само кидается почти под огонь перестрелки.
Это уже хрен-знает-какой раз, когда RK900 спасает его. Тянет за шкирку как котёнка нашкодившего, сжимает в руке отнятый у детектива пистолет. Гэвин дышит загнанно, чувствует тупую боль в плече и чуть-чуть слышит звон в ушах. Затем — словно глохнет на некоторое мгновение. Андроид прямо перед лицом — близко, тесно. Смотрит своими странными светлыми глазами, держит руку на ране от пули, а диод его — красный, как ебучая сигнальная лампочка.
Рид буквально каждым своим движением кричит: «Эй, не отпускай меня», «Эй, спасибо тебе за всё, чёртово ведро с гайками», «Эй, я, кажется, люблю тебя, и вообще, ты так охеренно пахнешь».
Гэвин подозревает, что ляпнул все прокручивающиеся в голове фразы вслух, потому что андроид смотрит на него и… и, блять, хмурится озадаченно, перевязывая руку. Хмурится. Этот. Пластиковый. Кусок. Дерьма.
Да на его лице вообще ни одной эмоции никогда не появлялось. Вообще. Никогда.
Гэв едет на машине скорой и лыбится. Хэнк с Коннором сидят по правую руку, RK900 — по левую. Хэнк, кажется, говорит что-то о том, что его контузило нахер, Коннор, как всегда, начинает нести свою заумную хрень с важным видом — Гэвин не прислушивается. Переводит взгляд на своего андроида, своего чёртового нежеланного спасителя. Улыбка на губах становится ещё шире. RK900 выглядит если не взволнованным, то крайне смущённым. Не сказать, что такое зрелище очень уж удивляет — просто непривычно видеть, как кирпичная морда вдруг искажается. Как становится слишком уж похожей на человеческую. Это выглядит и страшно, и завораживающе, и Гэвин не может заставить себя отвернуться и не пялиться.
В больнице ему вкалывают обезболивающее, пулю вытаскивают быстро и почти безболезненно. Троица, сопровождающая его, остаётся за дверьми, белыми, как чёртов рай. Но больница на рай не похожа от слова совсем — Гэвина мутит от запаха медикаментов, собственной крови, спирта. Ему по душе лишь запах андроида, которого к нему приставили, и который раз за разом вытаскивает его из какой-то хуеты.
Серьёзных повреждений нет, говорят врачи. Ассистентка-андроид вежливо улыбается. Гэвин, впервые в своей грёбаной жизни, не испытывает неприязни к существам наподобие неё.
Ему какое-то время кажется, что он вообще ничего не испытывает.
А потом Хэнк с Коннором влетают в палату как полнейшие придурки, и RK900 стоит за их спинами, мнётся в проходе. Коннор видит замешательство младшего «братца» и кивает, мол, проходи, не бойся. Но андроид, если и боится, то очень хорошо это скрывает. Даже диод горит привычным голубым, не вызывая подозрений.
Хэнк долго распинается насчёт того, что однажды просто возьмёт да напишет на него жалобу Фаулеру за постоянное жертвование своей никому не нужной тушкой. Коннор стоит за его спиной и наблюдает. RK900 молча пялится из угла, выглядит, как ебучий торшер — лампочка в голове отсвечивает во все стороны.
Коннор, кажется, быстро анализирует ситуацию, быстро уговаривает Хэнка «дать детективу Риду отдохнуть», быстро выводит из палаты. Впервые Коннор Гэвина не бесит. Может быть, это всего лишь действие лекарств, но от ощущения удовлетворённости всё равно как-то не по себе.
Хотя, блять, он час назад буквально признавался в любви железке. Будучи оглушённым на мгновение или два, но всё же.
Так что, в общем-то, Рид понимает, что конкретно проебался. По всем параметрам, похоже.
Андроид остаётся стоять в углу, переглядываясь с Коннором до того, как тот покидает палату, аккуратно прикрывая за собой дверь. Ему и не сказали выходить, но и оставаться с Ридом не велели, так что он стоит, растерянно глядя куда угодно, но только не на Гэвина, который улыбается как последний в этом мире придурок. Гэв пялится открыто, не стесняясь, и ожидает, какое именно решение примет RK900 — смыться куда подальше или остаться.
— Вы так издевательски улыбаетесь, детектив, — намного меньше яда звучит в голосе. Намного меньше, чем всегда. Гэвин дышит тяжело и часто, пожирая андроида глазами. Тот вроде возвращается в своё привычное состояние, что совсем не радует.
— Я всегда так улыбаюсь, — Гэвин молчит некоторое время, ожидая реакции, но её попросту нет. — Можешь присесть рядом со мной. Если не зассал, конечно.
Вызов в его голосе и взгляде заставляет RK900 гордо поднять голову.
— Не зассал, детектив, — плюёт он и садится рядом и замирает в позе, которая, видно, присуща всем моделям андроидов RK — с прямой как палка спиной, с руками, сложенными на коленях. Гэвин невольно вспоминает о том, как Хэнк довольно долгое время отучал Коннора от такой херни.
Надо бы уже и этого пластикового придурка отучать. Его поведение пугает.
— Вы хотите что-то мне сказать, детектив Рид? — андроид говорит холодно, его голос сквозящим в нём льдом схож разве что с арктическими ледниками или температурой на Плутоне.
— Да. Я… — Гэвин вдруг запинается, даже не зная, как вообще выразить железке то, что хотел сказать всё время с начала их совместной работы — с самого первого спасения, если быть точным. Андроид смотрит прямо в глаза, отбросив свою растерянность. Или просто очень мастерски её скрывая. — Короче, что бы ты там мне ни ответил насчёт своей машинности и заложенной в тебя программы… Я хотел поблагодарить тебя.
В тишине проходит секунд двадцать. Лицо RK900 практически не меняется в своём выражении.
— За что? — спрашивает он вдруг прежде, чем Рид вновь успевает открыть рот.
— Как — за что? Ты столько раз спасал меня из задницы, что я уже со счёта сбился. Так что я подумал, что нужно отблагодарить тебя. Даже несмотря на то, что ты бесишь неимоверно, — Гэвин пытается ухмыляться как можно более расслабленно, хотя на самом деле у него плечо перевязанное болит, а в груди такой ураган из эмоций, который словами нормально не опишешь.
— В моей программе не заложено спасение напарника — я должен делать всё только в интересах расследования, а не беспокоиться о вашем состоянии, — тянет андроид, чуть склоняя голову. Ну прямо как Коннор иногда. Этот жест у них «семейный», что ли?
— Значит, ты всё это время шёл против программы? — Гэв не может не ухмыляться. RK900 сразу начинает блуждать взглядом по палате, не в силах посмотреть человеку в глаза. — Как же так случилось, железка? Ты девиантнулся или типа того?
Андроид смотрит куда угодно, но только не на Гэвина.
— Такого не может быть. Девиация не предписана программой, — выговаривает он как-то растерянно и… испуганно? Гэвин смотрит и взгляда не может оторвать. — Но, когда вставал вопрос о вашем спасении, детектив, я не действовал согласно ей. Как я уже говорил, по задумке я должен, как выражаются люди, ходить по чужим головам и жертвовать всем в интересах расследования, но…
— Но, — Гэвин тянет это с мрачным торжеством, — ты постоянно спасал меня. Каждый чёртов раз, несмотря на программу. И я, кажется, знаю, почему ты так делал.
— Вы хотите сказать, что я влюблён в вас?
Это «влюблён» Гэвину в лицо бросают с таким презрением, что хочется скривиться, как если бы он лимон целый сожрал. Однако Рид не хмурится. Андроид ждёт ответа на свой вопрос и выглядит он ни капли не похожим на девианта. Однако лампочка в башке мигает жёлтым. Гэв не упускает возможности махнуть в сторону диода не раненой рукой.
— Мигает. Час назад мигал красным. Ты, конечно, можешь скрываться за кирпичным лицом, дорогой, но меня ты не обманешь. Я достаточно насмотрелся на влюблённых андроидов, чтобы понимать, как они ведут себя в таких ситуациях.
— Если вы о Конноре, то он изначально был запрограммирован на девиацию. Его любовь к лейтенанту Андерсону лишь следствие…
— Короче, — Гэвин громким возгласом затыкает источник словесного потока. Иногда занудство железки не было сил терпеть, как, впрочем, и сейчас. — Мне плевать, что ты думаешь об этом. Я лишь отблагодарил тебя и предположил, что ты можешь быть ещё одним влюблённым девиантом. Что тебе с этим делать — сам решай. Мне плевать.
RK900 смотрит ошарашенно и недоверчиво. Ну, насколько можно выглядеть ошарашенным и недоверчивым с каменной рожей…
— А что же ваши слова, которые вы мне сказали, когда были ранены, детектив?
О, этот яд в тоне. Гэв уже упоминал, что готов молиться на этот голос бесконечно долго?
— Я сказал — думай, что хочешь. Я своё мнение выразил. Теперь только тебе решать, что делать. Если скажешь, что ты всего лишь машина, неспособная на чувства — так и быть. Продолжу тихонько страдать и дрочить на тебя в душе, — Гэвин ухмыляется, видя, как андроид дёргается, слыша его последнюю фразу. Мигающий диод и растерянность, мелкая дрожь тела, которое, по идее, дрожать не должно — бесценно. Рид готов смотреть на это вечно — но кто ему позволит, мать вашу?
— Вы на меня мастурбируете?
— Ты оглох или отупел? Чего переспрашиваешь постоянно одно и то же?
RK900 замолкает. Диод стабильно-жёлтый. Гэвин ждёт, сам не зная, чего.
И дожидается.
На вкус губы андроида… как ничто. Как чистый лист, как вакуум, как космическое пространство, как ебучая чёрная дыра. Гэвин кладёт ладонь на прохладную щёку, и скин начинает сбоить и рассыпаться. Железка совершенно не умеет целоваться, что даже удивительно, но Рид быстро перехватывает инициативу. Чуть покусывает чужие губы, где-то внутри себя крича словно девчонка от того, что за ним неловко повторяют.
RK900 не закрывает глаз, пялясь ему в глаза, и Гэвин не простит себе, если проиграет эти гляделки. Поэтому он тоже не смыкает век и целует напористо, показывая: вот так надо целоваться, запомни на будущее, вдруг пригодится.
Ему хочется верить, что пригодится.
Андроид отстраняется, мигая красным на всю палату. Рот влажный от чужой слюны и приоткрыт слегка… а потом этот пластиковый идиот облизывает свои блядские губы так пошло, что хочется застонать.
— Показатели вашего тела указывают на сексуальное возбуждение, — выдыхает он, а Гэвин зависает, вспомнив, что андроидам, в общем-то, не нужно дышать.
— Твой диод указывает ровно на то же самое.
И, сука, словно по команде, цвет лампочки меняется с красного, неожиданно не раздражающего и приятного глазу, на стандартный голубой. RK900 не отстраняется и водит языком по влажным губам.
— Это моя благодарность, — кидает Гэвин, расслабленно откидываясь на спинку больничной кровати. — Я всё сказал. Теперь можешь идти.
Андроид ошарашен, тут даже детективом быть не нужно, чтобы догадаться. Гэвин уже не улыбается. Он смертельно устал и хочет ещё раз ощутить прохладу чужих губ и гладкий язык у себя во рту. Но железка поднимается со стула и покидает палату так быстро, что Рид не успевает ничего сообразить. Он некоторое время смотрит на закрытую дверь, а в голове у него — приятная пустота.
Приятная — потому что он смог сломать этот чёртов кусок пластика. И сказать, что Гэвин рад такому исходу событий — не сказать ничего. Он лишь надеется, что андроид запомнит его благодарность на всю свою оставшуюся жизнь. Запомнит и не сможет сдержаться.