***
Сегодня вечером в доме были только Бен и Хан. У Люка в университете наметилось какое-то мероприятие, а Лея укатила в командировку. Торчать в доме наедине с отцом Бену не хотелось. Он даже пожалел, что сегодня ему больше никуда не нужно идти. Бен ненавидел отца за то, что тот за всю жизнь Бена провел рядом с ним едва ли ее половину, но и находиться рядом с ним не мог. Такое вот противоречие. Бен так привык злиться на Хана, что теперь даже не мог спокойно с ним разговаривать. Только огрызаться. Наверное, это не правильно. Но Бен ничего не мог с собой поделать. – Бенни, это ты? – услышал Бен из гостиной, когда вошел в дом. Это Ханово «Бенни» до сих пор резало слух. – Нет, воры, – проворчал Бен себе под нос. Хан показался в коридоре. Он был в домашней футболке и страшных растянутых трениках, и выглядел довольно потрепано. Он широко зевнул, наблюдая, как Бен вешает куртку. – Мы с Чуи вчера знатно покутили, вот, только сейчас проснулся. Еды в доме нет. Если хочешь, закажем пиццу. – Валяй, – безразлично отозвался Бен. Он подхватил рюкзак и прошел мимо Хана к лестнице. – Хорошо. Сейчас позвоню в доставку, – донесся из-за спины голос Хана, который снова скрылся в гостиной. Сам Бен пошел в свою комнату. Он расстался с Рей меньше десяти минут назад возле ее дома, и с тех пор не переставал думать о ней ни минуты. Помешательство какое-то. С самого утра, с того самого момента, когда он коснулся ее волос, а она глядела на него своими зелеными глазами, его пальцы сводило от дикого желания взять карандаш и рисовать. Ее, разумеется. На уроках он украдкой делал небольшие зарисовки прямо на полях рабочих тетрадей, пытаясь хоть как-то облегчить невыносимое желание вывести ее черты на бумаге. И он хотел нарисовать портрет Рей прямо сейчас. Бен подошел к столу, на котором лежал раскрытый альбом, в котором он чиркал утром до выхода в школу. Раскрыл чистый лист, взял в руки карандаш и на секунду просто пялился на белое пространство, думая, с чего бы начать. А потом его рука легко заскользила по бумаге. Контур лица. Скулы, широкая линия челюсти. Длинная тонкая шея. Нос, тонкий и прямой. Тонкие, осторожные, аккуратные линии и штрихи ложились на белый лист, и сердце Бена сжималось от того, что под его руками появлялись такие знакомые черты лица. Ему казалось, что все те чувства, что вызывает в нем Рей, водят его пальцами, выплескивая все бушующие в нем эмоции и невысказанные слова. Мог ли он подумать, что его голова будет кружиться от эйфории, стоит ему лишь поглядеть в глаза мусорщицы Кеноби? Он выводил эти самые глаза, длинные ресницы, и его охватило смущение, будто вот она, здесь, смотрит на него, застала с поличным. Грудь Бена разрывалась от печальной нежности к ней. Печальной, потому что Рей кто-то уже нравился. Тот, кто не ценит ее чувств. Каков процент того, что Рей может полюбить его, Бена? Возможно ли это? «Да ты чертов романтик, Бен» – мысль пронеслась в голове парня, и он усмехнулся, когда понял, что слова имели голос Рей и ее язвительную интонацию. И Бену хотелось побыть романтиком. Ему хотелось запомнить, запечатлеть те чистые и светлые эмоции, что окутывали его. Которые стирали, делали менее заметным его прежние проблемы и терзания. Только ради этого стоило влюбиться. – Бен, привезли пиццу, – дверь комнаты резко открылась и в нее влезла голова Хана. – Спускайся ужинать. Бен захлопнул альбом, тут же почувствовав злость от вероломного вторжения в его пространство. Вся эйфория слетела с него в один миг, и на него накатил необъяснимый стыд, будто его застали за каким-то постыдным занятием. Ему даже показалось, что в комнате повеяло холодом и стало темнее, стоило двери раскрыться. – Сейчас спущусь, – прорычал он, и Хан ретировался, не сказав больше ни слова. Долбаный Хан со своей пиццей. Бен отложил карандаш и вздохнул. Накатившее смущение не проходило. Бен вновь раскрыл альбом на странице с портретом Рей, а потом перевел взгляд на пустующее пространство на стене, где раньше висели рисунки с Илайн. И он понял, что портреты Рей он не станет вывешивать туда. Это казалось ему неправильным и кощунственным, будто он просто заменяет одну девушку другой. Портреты Илайн были не более, чем рисунками с красивой девочкой. Ему нравилось видеть ее гармоничные черты лица, это приносило ему чисто эстетическое удовольствие. Раньше он мог смотреть на нее часами. Сейчас же, глядя на пока единственный портрет Рей, выведенный его рукой, он понял, что не может смотреть на нее так же, как на Илайн. В его штрихах было слишком много его самого, понял Бен. Наверное, любой, кто увидел бы его рисунок, понял, что он чувствует по отношению к нарисованной девушке. Повесить портрет на стену было бы все равно, что выставить на обозрение собственную вывернутую наизнанку душу. Бен не собирался этого делать. Отложив в сторону альбом, Бен поплелся вниз. Отец обнаружился на кухне с бутылкой пива в руке. Телек был включен, Хан смотрел какую-то очередную игру, в которых Бен не разбирался. Парень открыл холодильник, налил себе молока и устроился за столом напротив Хана. Все это проходило в молчании, как и следующие три минуты, пока Бен жевал пиццу. – Как успехи в школе? – спросил Хан, скашивая взгляд на Бена. В его взгляде и тоне чувствовалась неуверенность и осторожность, будто мужчина внутренне готов встретить очередную грубость сына. Бену стало не по себе от этого. – Неплохо, – ровным тоном произнес Бен. – Как обычно. – А как дела вообще? – Нормально. – Почему ты не хочешь говорить со мной? – Наверное, потому, что нам с тобой не о чем говорить, – спокойно сказал Бен, глядя на отца. Хан вздохнул, покачивая головой. – Мы могли бы хоть попытаться, не находишь? – как-то грустно спросил Хан. – Мне нечего тебе сказать. – Скажи, почему ты все время злишься на меня. – Потому что ты безответственный эгоист, ставящий свои желания превыше всего и которому плевать на собственную семью, – Бен не повышал тона, вообще никак не демонстрировал свои эмоции. Просто глядел, как лицо отца скривилось от его слов. – Это не так, – Хан мотнул головой. – Не совсем так. Мне не плевать ни на тебя, ни на твою мать. И ты это знаешь, Бен. – Что с того? Сказать можно что угодно. – В тебе говорит обиженный мальчишка, – сказал Хан. – Ты злишься и все время упрекаешь меня в том, что меня никогда не было рядом. Но и рядом со мной ты не хочешь находиться. Тогда чего же ты хочешь, Бен? Бену нечего было сказать на это, потому что ответа он не знал. Хан глядел на него, и в его взгляде сквозила печаль и усталость. Парень с изумлением заметил, что виски отца уже серебрит седина, а лицо бороздят морщины. Он еще не выглядел старым, но эти следы старости заставили Бена сглотнуть образовавшийся в горле комок. – Поверь, я знаю, что я паршивый отец, – сказал Хан. – В том, что нам с тобой даже не о чем поговорить, вина полностью лежит на мне. Теперь я это вижу, понимаю. Истинное лицо некоторых вещей можно увидеть только спустя время. Как и последствия собственных поступков и их масштабы. Только вот вернуть все нельзя. Ты хороший парень, Бен, лучшего сына и пожелать нельзя. Мы с Леей всегда воспринимали это как должное. Мы с ней всегда занимались тем, что у каждого из нас получалось лучше всего. Сенатор и пилот, – мужчина невесело усмехнулся. – Для нас всегда это было важно. Вот только, создавая семью, мы не учли, что семья – это дело, требующее от каждого такого же упорного труда, времени и сил. И это только наши ошибки. Ты не заслужил подобного отношения, и за это я прошу прощения. Бен продолжал молчать, но слушать отца. – Я люблю тебя. И люблю твою мать, как и она – меня. Это то, в чем я никогда не сомневался. И я очень хочу, чтобы ты это понял, Бен. Я знаю, сейчас уже поздно что-то наверстывать или менять, ты уже не ребенок. Но я надеюсь, ты поймешь нас с Леей, насколько это вообще возможно. Бен кивнул, сглатывая. Ответить ему все еще было нечего. – Я пойду в свою комнату, – сказал он, осушив стакан с молоком. – Конечно, – кивнул Хан, возвращая взгляд на экран телевизора. – Спокойной ночи. – Спокойной ночи. Еще никогда Хан Соло не вводил Бена в такое смятение.***
Бен был каким-то странным. Не угрюмым, что случалось с ним довольно часто, но каким-то рассеянным, будто витал где-то очень далеко. Зависал с ответами, когда Рей его о чем-то спрашивала. И все время на нее пялился. Это нервировало и вызывало недоумение. У самой Рей было не самое лучшее настроение. Она не могла выспаться вторую ночь подряд, и со вчерашнего вечера находилась в постоянном нервном напряжении. Она не могла успокоиться, сколько бы ни старалась. Своего решения на счет матери она не изменила. Рей не собиралась идти на встречу. На встречу с собственной семьей. С матерью, с отцом и младшим братом. У нее, у кого всю ее жизнь был один только любящий ее дедушка, имелись отец и родной брат. Это не укладывалось в ее голове. Ни на миг ее не оставляли эти мысли. Она дала себе обещание, что будет воспринимать эту ситуацию спокойно, без слез и истерик. Старалась не анализировать все слишком глубоко, вытаскивая обиды и горечь. Она изо всех сил старалась игнорировать зарождающиеся где-то в глубине ее груди невыносимые чувства несправедливости и жалости к самой себе, считая их недостойными. Рей не станет жалеть себя, потому что жалеть не о чем. Но слезы, эти предательские дурацкие слезы волнами накатывали на нее, щекоча ноздри и наворачиваясь на глаза. На уроках, в спортзале на уроке физкультуры, в столовой во время обеда. Даже Бен заметил, хотя она изо всех сил старалась не подавать виду. Он несколько раз спрашивал, все ли с ней в порядке, но она либо отшучивалась, либо огрызалась. Он беспокоился о ней. Иногда ей невыносимо хотелось обнять парня и разрыдаться на его груди. Наверное, ей бы стоило поговорить с Беном. Он сказал правду вчера: она многое знала о нем, а он о ней – почти ничего. И если она хочет быть с ним, было бы неплохо ей научиться доверять ему. Мистер Винду заболел, и последний урок отменили. Поэтому, этот час до кружка робототехники Бен и Рей решили скоротать в библиотеке. Сегодня они больше молчали, чем говорили, но были вместе все время. Роуз сказала, что они двое теперь ходят как приклеенные и Рей не была против. Девушка решила использовать время с умом, и тут же вытащила учебник математики. Псих Таркин столько задал, что добрую половину вечера придется просидеть только над его примерами. Бен сидел напротив, склонившись к своей тетради, молчаливый и сосредоточенный. Рей решила, что он не обидится, если она немного послушает музыку и вставила в уши наушники. Рей выводила очередной пример, когда почувствовала, что Бен вытаскивает один наушник из ее уха, перегнувшись через стол. Она вскинула на него взгляд. – Можно? – спросил он. – Пожалуйста, – девушка пожала плечами и передвинула смартфон в середину стола, чтобы было удобнее слушать вместе. – Кто это? – спросил Бен. – Вэнс Джой. – Неплохо. – Ага. Каждый из них продолжал заниматься своими делами, и Рей чувствовала, как ее тело, наконец, расслабляется. Было ли это следствием усталости, или еще чего, она не знала. Рука Рей застыла на середине строчки, и неожиданно для самой себя она произнесла: – Звонила моя мать. Она хочет со мной встретиться. Бен резко вскинул голову, глаза его широко раскрылись. – Зачем? – недоуменно спросил он. – Если бы я только знала, – досадливо вздохнула Рей, откидывая ручку в середину тетради. – Понятия не имею, что ей нужно. – Ты пойдешь? – Нет, – Рей мотнула головой, но когда ее взгляд вновь опухших от подступающих слез глаз встретился с взглядом Бена, она добавила: – Я не знаю. Я не хочу. Ее голос сорвался, и она прикрыла рот рукой. Слезы, крупные и долго сдерживаемые хлынули из ее глаз, прочертив дорожу до самого подбородка. – Рей… Она поспешно утерла лицо рукавом, сжимая челюсти, надеясь не выпустить наружу рыдания. – Прости, – выдавила она, – вечно при тебе слезы лью, как плакса. – Я не против, можешь лить, сколько угодно, – поспешно отозвался парень, тут же стушевавшись. – В смысле, это плохо, что ты плачешь, но я не против, чтобы ты делала это при мне. Рей усмехнулась, икнув. – Ты умеешь поддержать, Бен. – Всегда к твоим услугам. Мы же друзья. И она вновь едва не начала рыдать от его слов. Бен легко и мимолетно улыбнулся, глядя на нее, но потом снова нахмурился. – Вся эта ситуация полный отстой, – он вздохнул. – Не знаю, что бы я чувствовал на твоем месте. – Ты бы пошел на встречу? – Да, – парень уверенно кивнул, – хотя бы для того, чтобы посмотреть матери в глаза. – Я не знаю, что ей сказать. Парень фыркнул. – Ты и не должна ничего говорить. Это она должна волноваться о том, что сказать тебе. – Бен, она не одна, – глаза Рей вновь наполнялись слезами, – она вместе с моим отцом. Дедушка сказал, что они вновь сошлись и у них есть сын. – Вот же дерьмо, – негромко выругался Бен, во все глаза глядя на Рей. – Срань. Вот это мелодрама. Наверное, твои родители такие же чокнутые, как мои. Рей нервно рассмеялась сквозь слезы. Парень подался вперед, обхватывая ее лицо своими горячими ладонями. От неожиданности Рей задержала дыхание. Бен осторожно провел по ее щекам большими пальцами, стирая слезы, и сказал: – Если ты решишься с ними встретиться, тебе не о чем волноваться, Рей. Не думай о том, понравишься ты им или нет, потому что это не важно. Да и в любом случае, ты не можешь не нравиться. Сделай это просто для того, чтобы сделать. Тебе станет легче, сама увидишь. Ты ведь не перестанешь думать о своей семье, мучиться мыслями и незаданными вопросами. Бен глядел в ее глаза, и он был так близко, что на миг Рей показалось, что он вот-вот подастся вперед, и… Руки парня скользнули с ее лица, оставив за собой горящие раскаленными углями щеки Рей. Но она не сводила с него взгляда, потому что она знала, что ей не показалось. Он хотел это сделать. Бен хотел ее поцеловать. – Думаю, ты прав, – негромко сказала она, дрожащими пальцами закрывая тетрадь, просто для того, чтобы сделать хоть что-то. В коридоре прокатился звонок с урока. – Ну, идем к Йоде, – сказал Бен, не встречаясь с Рей взглядом. – Да, – кивнула она, убрала свое имущество в рюкзак и последовала за парнем.***
Бен не мог перестать думать о том, что рассказала ему Рей. Обстоятельства были столь дикими, ненормальными, что Бен даже представить себе не мог, как чувствует себя девушка, когда даже ему так тяжело. Каково это – знать, что где-то там есть твои родители, твоя семья, счастливая и полноценная, но ты оказался за бортом? Ты не нужен им? Они тебя не хотели? В чем причина того, что от тебя отказались? Он всегда считал, что его собственные родители – эгоцентричные придурки, которым на него плевать с высокой башни, но это бьет все рекорды. Ему было ужасно больно за Рей. И самое паршивое, что он действительно не знал, как ей помочь и утешить. Он ведь едва не поцеловал ее в библиотеке, но вовремя остановил себя. Если их поцелую суждено случиться, это не будет для того, чтобы утешить ее. После школы он заскочил в магазин канцтоваров и купил там новый скетчбук. Сейчас, сидя на кровати и прислонившись к изголовью, он вновь рисовал. На рисунке была темноволосая девушка, сидящая за школьной партой. Такой он видит ее каждый день. Бен был чертовски влюблен в нее. И больше всего на свете хотел, чтобы это было взаимно.