Бен минут десять стоял у окна в гостиной, глядя на пустынную улицу. На улице было солнечно и на удивление безлюдно. Никаких собачников, никаких детей. Судя по всему, даже для них сегодня было слишком морозно.
Парень стоял не шелохнувшись, сцепив руки за спиной, с тех самых пор, как ему позвонила Рей. Да, она сказала, что будет только через двадцать минут, но он так разволновался от того, что девушка вот-вот будет здесь, что просто не знал, куда себя деть.
Время текло слишком медленно.
Он был дома один, и это было ему только на руку. Сейчас Бену меньше всего требовалось излишнее внимание родителей, а Рей точно находилась не в том состоянии, чтобы контактировать с его непростыми в общении родственниками.
Бен страшно за нее беспокоился.
Он уже тысячу раз назвал себя придурком за то, что сам же настаивал на том, чтобы Рей поехала к своим родителям. Ему казалось, что в этой ситуации это единственно верное решение, так оно и являлось на самом деле. Но боль, что он слышал в ее голосе, когда она звонила ему, пронзила его собственное сердце.
Меньше всего на свете он бы хотел, чтобы она испытывала боль.
Да, он сам был причиной ее немалой боли, но ведь теперь все иначе. Одна только мысль о том, что что-то, или кто-то заденет ее, обидит, заставляло его нутро вскипать.
При воспоминании вчерашнего вечера в груди Бена разлилось тепло. Он признался девушке в любви и оказалось, что все его чувства взаимны. Даже больше, Рей сказала, что влюблена в него уже очень давно. Это обескураживало, выбивало из колеи. Бен никак не мог перестать думать о том, как же он не заметил ее чувств. Конечно, сделать это было практически невозможно под броней недоброжелательности по отношению к Бену, что так прочно выстроила вокруг себя Рей. Все эти годы, с самого детства, что они учились вместе, они же толком и не общались. Только собачились друг с другом все время. Как же он упустил тот момент, когда она влюбилась в него? Ведь пойми он, что она неравнодушна к нему, и если бы он сам пригляделся к ней получше, не было бы всей этой истории с Илайн.
Боже, а что Рей чувствовала, когда видела его с Илайн?!
Он вспомнил, как мучился он сам, видя вместе Илайн и Хакса. Это ужасно, что Рей пришлось пережить то же. И все из-за него!
А еще эта глупая, дурацкая, абсолютно тупая затея с тем, чтобы вызвать ревность Илайн с помощью Рей! Господи, ну почему он такой идиот! Бену отчаянно хотелось ударить самого себя.
Да, Рей сказала, что ничего сверхъестественно страшного во всем этом нет, и она сама решила не открываться ему, а потом и с Илайн решила ему помочь тоже сама. Но по отношению к ней все это было жестоко. Он из раза в раз поступал с ее чувствами отвратительно, даже сам о том не подозревая.
И Бена это дико терзало.
Удивительно, как легко по незнанию разбить чувства другого человека.
Бен сжал кулаки, все продолжая вглядываться в окно. Ему отчаянно, до боли в груди хотелось, чтобы девушка оказалась здесь прямо сейчас, сию секунду. Он бы наконец обнял ее, так, как хотел это сделать с того самого момента, как проснулся этим утром. Он бы вообще с ней не расставался.
Парень знал, что это просто гормоны ударили в его голову, заставляя ту кружиться и вращаться, точно карусель, но ему было плевать. Он был готов кричать о своей любви к Рей Кеноби на весь гребаный мир, и ему было бы абсолютно плевать, что он выглядит влюбленным придурком.
В нем бурлило столько чувств, что это было больно.
Он с удивлением понимал, что к Илайн его чувства были другими. Не было столько нежности, что он испытывал по отношению к Рей, не было потребности защитить любой ценой, не было настолько сильной эмоциональной привязанности. С Рей не было нужды прятать свои истинные чувства и настроения. С Рей вообще не нужно было прятаться.
Любовь к разным людям так же имеет различия, как и сами люди.
Бен вынырнул из своих мыслей, когда к дому подъехал и остановился автомобиль. Вскоре из салона выбралась Рей. Бен наблюдал за тем, как она по дорожке подходит к дому, и сделал шаг за штору — не хотел, чтобы она заметила, что он наблюдает за ней. Когда девушка подошла к входной двери, Бен вышел в коридор и открыл дверь, едва прозвенел звонок. Рей слегка отпрянула от неожиданности, когда дверь раскрылась так скоро.
На Бена повеяло холодом из раскрытой настежь двери. Какой-то миг они просто стояли и смотрели друг на друга, а потом Бен вымолвил:
— Привет.
— Привет, — ответила ему Рей.
— Проходи, — сказал Бен, спохватившись, что он все еще держит девушку на пороге. Парень посторонился, и Рей вошла в дом.
Не глядя на него, девушка принялась стягивать с себя шарф, шапку и куртку. От Бена не скрылось то, что движения ее были медленными и вялыми. Лицо девушки было болезненно бледным, только легкий румянец от мороза скрашивал белизну. Брови нахмурены над покрасневшими глазами, а в изгибе губ явно читалось напряжение. Она молчала, и Бен спросил несмело:
— Как все прошло?
— Лучше, чем могло бы быть, — ответила девушка негромко, вешая куртку на крючок, а после, наконец, обратила свое лицо к Бену. — Но мне от этого не легче.
Она глубоко вздохнула и прислонилась о противоположную от Бена стену. Они вновь глядели друг на друга в полнейшей тишине, но это молчание и глаза Рей сказали Бену намного больше, чем если бы она немедленно стала изливать ему все, что произошло с ней в доме ее родителей.
Он чувствовал ее тоску, ее горечь, что заставляла кривиться ее губы, ее боль так, как если бы это были его собственные ощущения. Ему и
было больно от того, что ее глаза вновь были полны слез.
Бен шагнул к ней, и она тут же отозвалась на его движение, делая шаг к нему. Он обвил ее руками, закрывая собой, и она потонула в его объятиях. Он обнимал ее именно так, как хотел. Держа в руках ее тонкое тело, он только сейчас понял, насколько она хрупкая по сравнению с ним. Она дрожала и льнула к нему, крепко стискивая его ребра.
Никто из них ничего не говорил. Бен слушал, как она негромко всхлипывает, уткнувшись в его плечо, и не находил, что сказать. Возможно, и не нужно было сейчас ничего говорить, потому что любая фраза, что могла бы прозвучать в этот момент, казалась ему глупой и неуместной.
Через некоторое время Рей сама отстранилась, поднимая к нему заплаканное лицо.
— Черт, прости, — голос ее звучал сипло, — я залила слезами всю твою рубашку. А думала, что слез во мне уже не осталось.
— Ничего, высохнет, — отозвался Бен, легко касаясь пальцами ее волос на затылке.
Девушка издала нервный смешок, вновь утыкаясь куда-то между его плечом и шеей, и оголенной кожей он почувствовал ее теплое дыхание. По телу пробежали мурашки.
Она отстранилась, ладонями утирая мокрые щеки.
Взгляд Бена упал на губы Рей. На какое-то время он завис, глядя на них, пока не понял, что Рей замерла, и так же смотрит на него. В ее глазах читалось робкое ожидание, а сам Бен физически чувствовал, как покалывают его губы от желания коснуться ее губ поцелуем, но вместо этого он вымолвил:
— Хочешь чаю? У нас в доме много ромашкового чая. Мама пьет только его.
Рей усмехнулась и ответила, отпуская взгляд:
— Да, ромашковый чай сейчас будет кстати.
Бен направился на кухню, Рей последовала за ним.
Ну, и откуда вдруг на него накатила робость?!
Он же вчера целовал эту девушку, признавался ей в любви, пел ей песню Джона Леннона, в конце концов! А сейчас чувствует себя рядом с ней невинным пятиклассником, впервые осмелившимся подарить девочке цветочек.
Она же ждала, она
хотела, чтобы Бен поцеловал ее. Он ясно видел это.
Но он придурок.
Нужно просто расслабиться и вести себя естественно. Ведь от того, что они теперь пара, между ними не многое изменилось.
Бен набрал воды в чайник и поставил тот на плиту. Рей устроилась на стуле за обеденным столом, а сам Бен остался на ногах, прислонившись к разделочному столу и скрестив руки на груди.
— Какие они, твои родители? — спросил он.
Девушка пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — Отец, его зовут Джон, вроде ничего. Представляешь, он не знал о моем существовании.
— Это как? — Бен недоуменно нахмурил брови.
— За все эти годы Кира не удосужилась ему рассказать обо мне.
— Кира — это твоя мать?
— Да, — кивнула Рей, и вдруг негромко рассмеялась, — и она очень странная. Серьезно, очень, очень странная женщина. Она сказала, что не любила меня, и из-за этого я рыдала в машине…
— Она сказала — что? — опешил Бен.
— Сказала, что не любила меня. Я сама спросила ее об этом. Меня это расстроило, конечно, но вот теперь я вижу, что ничего страшного в этом нет. Я уже сказала, что она странная. У нее куча подростковых обид на Оби-Вана, которые она не может простить ему по сей день. Она что-то твердила про контроль, про деспотизм дедушки, про то, что он пытался распоряжаться ее жизнью. Меня она родила, чтобы досадить ему. И оставила с ним по этой же причине. Если честно, теперь я убеждена в том, что это — единственная верная вещь, что она для меня сделала. Я бы не хотела, чтобы она меня растила.
Все то время, что Рей говорила, Бен очень внимательно следил за выражением ее лица. Начала она с улыбки, неяркой, но все же делавшей ее речь более светлой. Но к концу улыбка сошла на нет, оставив лишь скорбно изогнутый рот и складку между бровей.
Бен сглотнул ком в горле.
Что должен чувствовать человек, которому сказали, что его никогда не любили? Если это сказала собственная мать?
Бен всегда считал, что их семья, семья Соло — пример того, какой не должна быть нормальная семья. Их взаимоотношения, отношение родителей к нему, должно было иллюстрировать, какими не должны быть отношения в семье, и как не должны родители относиться к собственному ребенку.
Лея со своим деспотизмом, Хан, относящийся ко всему с присущей только ему особой легкомысленностью, Люк, требующий от него слишком многого. Ему всегда казалось, что хуже ничего быть не может.
Оказывается, может. Нелюбовь — хуже всего.
Да, родители подводили его бессчетное количество раз. По их милости он лишался такой радости, как провести праздники в кругу родных людей. Даже сегодня, уходя утром, никто из его родственников не потрудился сообщить ему, куда, зачем и как надолго они уходят в выходной день.
Все это паршиво, конечно. Но если быть честным с самим собой и справедливым к собственным родителям — Бен никогда не чувствовал, что его не любят.
На ум приходили недавние слова Хана о том, его любовь к Бену и Лее — это единственное, в чем он никогда не сомневался. И теперь Бен, кажется, понимал, что хотел тогда сказать ему отец.
— Надеюсь, ты влепила ей пощечину? — спросил Бен осипшим голосом.
— Нет, — вздохнула Рей, — не подумала об этом.
Закипел чайник. Бен отвернулся, выключая огонь.
— Что ж, — сказал он, — тогда твоей матери повезло, что ты не похожа на меня. Не понимаю, как ты сдержалась, если даже мне захотелось ударить ее. А ведь я даже не видел эту женщину.
— Я не такая психопатка, как ты.
— Тут я бы поспорил, — весело сказал Бен. И туго натянутая пружина беспокойства в его груди заметно ослабла, когда он услышал ее негромкий смех.
Парень достал чашки из шкафа, кинул в них по пакетику ромашкового чая и залил все это кипятком. Краем глаза он заметил, что девушка очень пристально наблюдает за его действиями.
— Что-то не так? — спросил он, доставая сахар.
— Нет, все так. Ты готовишь мне чай.
— И что?
— Это мило. Ты очень милый.
Теперь девушка широко улыбалась.
— Ты говоришь это с целью смутить меня? — спросил Бен, чувствуя, как его лицо заливается румянцем вопреки его желанию.
— И у меня это получается. У тебя уши покраснели.
— Да ты сама все время краснеешь, стоит мне подойти к тебе ближе, чем на метр, — парень подошел к Рей, ставя перед ней чашку с дымящимся чаем, и как бы ненароком касаясь ее руки, — или коснуться тебя.
— Неправда, — сказала девушка упрямо, глядя, как Бен устраивается напротив нее со своей чашкой.
— Правда, — кивнул Бен, — всегда замечал за тобой эту особенность.
— Просто не могу поверить, что я действительно тебе нравлюсь.
— Я и сам не могу в это поверить. Мне нравится мусорщица. Ужас и кошмар.
Рей бросила на него возмущенный и глубоко уязвленный взгляд, и Бен рассмеялся. Девушка спряталась за чашкой, делая глоток чая, но Бен все равно заметил, что и она улыбается.
Было в этой обстановке что-то очень теплое и умиротворяющее.
Позже Бен и Рей перебрались в комнату Бена. Они сидели на его кровати, прислонившись к изголовью, и разговаривали. Бен уже в который раз за весь день благодарил небо, что они одни. Если бы в доме были Люк и Лея, то никто бы не дал им спокойно провести время наедине друг с другом, потому что по опыту с Илайн Бен помнил, как они по очереди заглядывали в его комнату с проверкой на пристойность их поведения. Так что зажиматься им приходилось в основном у Илайн, так как ее родителям было до лампочки, чем занимается их дочь в собственной комнате.
С Рей они ничем таким не занимались. Они просто сидели рядом и разговаривали. В какой-то момент Бен взял в руки альбом, и теперь рисовал все, что в голову придет, а Рей с интересом наблюдала за его работой.
— Что собираешься делать теперь? — спросил Бен.
— Я не знаю, — вздохнула Рей. — Я больше не желаю видеться с этими людьми, но знаю, что не смогу оставить все, как есть.
— Возможно, как раз таки стоит оставить все, как есть? Сейчас, по крайней мере. Не думаю, что в данный момент ты в состоянии принимать важные решения.
— Так и есть. Ты прав. В моей голове полнейшая каша. Если бы не ты, я не знаю, что бы со мной было.
Рука Бена замерла над листом, и он перевел взгляд на девушку. Она тоже глядела на него, и она была так близко, что на миг у Бена перехватило дыхание. Они медленно подались друг к другу, не разрывая взгляда, даже тогда, когда их губы соприкоснулись. Ее губы были теплыми, мягкими и очень нежными. Повернувшись к Рей всем корпусом, Бен положил свою ладонь на ее щеку, касаясь пальцами волос. Он углубил поцелуй, на который девушка охотно отвечала, но в какой-то момент он почувствовал, как подрагивают ее губы, а его пальцы коснулись влаги на щеках Рей. Бен поспешно оторвался от девушки, обеспокоенно разглядывая ее лицо, скривившееся в безмолвных рыданиях. Парень не мог сказать, что напугало его больше — то, как отчаянно сотрясались ее плечи, или то, что при этом она не издавала ни звука.
Бен привлек ее к себе, крепко сжимая в объятиях. Он чувствовал, как Рей отчаянно цепляется за его ворот, обвивая парня своими руками, как по ее телу проходят спазмы от рыданий.
— Все хорошо, Рей, — сказал Бен, дрогнувшим голосом, — слышишь меня? Все будет хорошо. Теперь все будет по-другому, ты же сама это знаешь. Я хочу, чтобы тебе стало лучше. Я сделаю для тебя все, что угодно.
Девушка всхлипнула на его плече.
— Прости, — прошептала она, — сама не знаю, отчего снова лью слезы. Я так зла на Киру, но в то же время безмерно счастлива из-за тебя. Ты даже не представляешь, как много для меня значишь.
— Надеюсь, так же много, как ты для меня.
Рей сквозь слезы издала смешок. Когда Бен вновь увидел ее лицо, она улыбалась. Широко и счастливо, даже сквозь слезы, что дорожками блестели на ее лице.
— Спасибо, — сказала она негромко, и оставила легкий поцелуй на его губах.
Они очень много говорили. Бен не переставал удивляться, откуда в нем берется столько слов, столько желания поделиться с кем-нибудь своим сокровенным и не очень. И это была так легко, что Бену даже казалось, что это вовсе не он. Но это был он, и он открывал себя для Рей совершенно не заботясь о том, что его сердце может быть разбито. Потому что не будет. Умом он понимал, что возможно то, что происходит между ними сейчас, продлиться не дольше недели, ведь может случиться что угодно. Возможно, их чувства окажутся из разряда тех, что на мгновение вспыхивают яркой вспышкой, и так же быстро угасают, не оставляя после себя ничего, кроме пустоты и недоумения.
В конце концов, им всего по восемнадцать лет. Нет никаких гарантий на то, что их чувства не изменятся уже завтра.
Бен все знал это, но что-то внутри него толкало его навстречу Рей с неумолимой беспощадностью, заставляя отдаваться ей без остатка и не бояться возможной боли в будущем. Потому что если вечно опасаться и осторожничать, можно очень многое упустить.
С каждой минутой, проведенной вместе, с каждым словом, сказанным ими друг другу, Бен чувствовал, что его и Рей связывает нечто большее, чем взаимная симпатия.
Бен жадно внимал ее словам. Всему, что она говорила. Временами он поглядывал на нее, следя за ее эмоциями, и с облегчением замечая, что тень печали сходит с ее черт. В какой-то момент она замолчала, и Бен с удивлением заметил, что она уснула, лежа на боку и подтянув колени к груди. Лицо ее расслабленно разгладилось, а дыхание стало тихим и размеренным. Парень отложил альбом на тумбочку. Подхватил плед, что лежал на стуле и осторожно укрыл им Рей. А сам устроился на своей стороне кровати. Какое-то время он следил за ней, но не заметил, как сам погрузился в сон.
***
В доме стояла тишина. Люк Скайуокер закрыл за собой входную дверь, и позвал в тишину:
— Бен, ты дома?
Никто не отозвался. Мужчина взглянул в шкаф с верхней одеждой, отмечая, что куртка племянника на месте, а вместе с тем заметил незнакомую. Как и обувь.
Люк нахмурился. У Бена гости? Но Бен никого не предупреждал о том, что к нему кто-то придет. Неужели снова его подружка? Они в его комнате?
Мужчина быстро избавился от пальто и ботинок, закинул вещи в свой кабинет и поспешил наверх.
Два подростка одни дома! Страшно представить, что может случиться!
Нет, не под этой крышей! Он этого не допустит!
Не потрудившись постучать, Люк распахнул дверь комнаты своего племянника. В комнате было сумрачно, потому что за окном уже темнело, а свет не горел. Бена и его гостью он заметил на кровати. На кровати!
— Что здесь… — громко начал было мужчина, но закрыл рот, осознав, что эти двое спят. Просто спят, лежа на разных сторонах кровати лицом друг к другу, соприкасаясь разве что только кончиками пальцев, и ничем больше. И рядом с Беном лежала не та девица-блондинка, это была та девочка, Рей, что однажды ужинала с ними. Оба были полностью одеты, и это обнадеживало. Но не до конца.
Люк хмуро оглядывал представшую перед ним картину, размышляя, что ему делать дальше. Разбудить? Следовало бы, но тут вроде все относительно невинно. Дети просто спят.
Мужчина осторожно попятился обратно в коридор, прикрывая за собой дверь. А потом вновь раскрыл ту полностью, решив, что так ему будет спокойнее и он непременно услышит, когда эти двое проснутся.
И еще, он обязательно поговорит об этом со своим племянником. И Лея тоже. И Хан.
Похоже, Бен вновь завел подружку, и никто из них об этом не знал!
***
Когда Рей покинула дом Бена, на улице уже полностью стемнело.
Разговор с Беном привел ее в чувство, и теперь она не была настолько разбитой, как после того, когда вышла из дома родителей. Ну, и сон тоже прибавил сил.
Она уснула в постели Бена. От мысли об этом щеки Рей все еще горели адским пламенем.
Она проснулась первая, не совсем понимая, где находится, но ее взгляд тут же наткнулся на парня, что лежал напротив нее. Судя по глубокому дыханию, он тоже спал. Какое-то время Рей разглядывала лицо Бена, такое спокойное во сне, без привычно нахмуренных бровей. Ладонь ее сама потянулась к пряди волос, что спадала Бену на лоб, и отвела в сторону. Движение было осторожным, но парень проснулся. Сначала затрепетали ресницы, тенями лежавшие на бледных щеках, потом он глубоко вздохнул, открывая глаза.
— Доброе утро, — хрипло прошептал он.
— Скорее, вечер, — усмехнулась Рей.
— Ну да. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — сказала Рей, прислушавшись к себе. Ей действительно было лучше.
— Хорошо, — вторил ей Бен, слегка кивнув.
Он приподнялся, опираясь на локоть, другой рукой прикасаясь к ее лицу. Недолго думая, он наклонился к ней, вовлекая в поцелуй, который Рей с готовностью приняла. От одного осознания того, что Бен хочет целовать ее, в животе Рей образовывалась пустота вакуума, который заставлял ее чуть ли не взлетать.
Нет, никогда она не привыкнет к этим космическим ощущениям.
То, как парень глядел на нее, как касался — все казалось таким правильным, и от того еще более невероятным. Рей и предположить не могла, что между ними когда-либо может случиться что-то столь чудесное.
Когда Бен отстранился от нее, тяжело дыша, его взгляд упал куда-то за спину Рей, и парень тут же помрачнел.
— Черт, — протянул он, — сюда кто-то входил.
Девушка тут же обернулась, находя, что дверь комнаты настежь раскрыта.
— У тебя будут неприятности? — спросила она.
— Нет, — покачал головой парень, — мы же не проснулись от истошных воплей Люка или Леи о содомии и разврате. Но очередной беседы о половом созревании мне теперь не избежать.
Рей захохотала, вспомнив, как Оби-Ван проводил с ней подобные профилактические лекции. Это было дико неловко, но преподавательский опыт Оби-Вана сделал разговор более формальным и менее смущающим, как если бы Рей просто посетила лекцию по половому воспитанию.
— Тебе смешно, — незлобно проворчал парень, — а мне потом слушать их бред, будто мне двенадцать.
— Не думаю, что когда тебе было двенадцать, они могли застукать тебя в постели с девушкой.
— Твоя правда.
Рей потянулась к своему телефону, который оставила на тумбочке, и взглянула на время. Начало седьмого.
— Мне пора домой, — сказала она, — я предупредила дедушку, что буду у тебя, но он все равно будет беспокоиться.
От мысли о том, что ей придется поговорить с дедом, внутри все неприятно сжалось. Разговор не будет из приятных, и Рей не чувствовала в себе сил, чтобы пережить еще и это. Слишком много для одного дня.
Внизу, перед тем, как уйти, на мгновение показался дядя Бена, который поздоровался с Рей, но смерил их таким пристальным, подозрительным взглядом, что Рей почувствовала себя неуютно.
Бен же демонстративно чмокнул ее в щеку, и она ушла.
Отчего-то мысль о том, как теперь Бен объявляет дяде и родителям о том, что он вновь завел себе подружку, невероятно ее веселила.
Подъехав к собственному дому, Рей уже пять минут глядела на светящиеся окна на кухне и не могла заставить себя войти внутрь. Почему это так сложно? Неужели она боится?
Боится, да. Узнать доселе неведомые стороны человека, что ее вырастил, возможно, не самые лучшие стороны, было страшно. Но это нужно сделать. И сделать нужно сейчас.
Рей, наконец, вышла из машины и зашагала к дому.
Дом встретил ее тишиной и светом, падающим из раскрытой двери кухни. Куда она и направилась, как только сняла верхнюю одежду.
Оби-Ван сидел за обеденным столом, склонившись над какими-то бумагами, похожими на студенческие работы. Должно быть, проверяет очередные контрольные или доклады. Он вскинул голову, когда Рей сказала:
— Привет.
Оби-Ван мгновение молчал, глядя на нее поверх очков, а после спросил:
— Все прошло хорошо?
— Относительно.
Мужчина поджал губы, кивая. Рей подошла к столу и уселась напротив него.
— Она мне не понравилась, — сказала Рей прямо.
— Я так и думал.
— Она говорила ужасные вещи. О тебе. Что ты был деспотом и тираном, контролирующим ее жизнь, и что она родила меня назло и никогда не любила, — Оби-Ван поморщился на этих словах, но Рей продолжила: — и что ты настаивал на аборте.
Рей наблюдала за тем, как дрожащими пальцами дедушка снимает с носа очки. Он молчал, устремив взгляд в поверхность стола.
— Возможно, Кира права, — сказал он негромко, — называя меня деспотом и тираном. Я не знаю. Я всегда очень беспокоился о ней, особенно после смерти ее матери, твоей бабушки. Она — все, что у меня осталось от Розы. Кира была трудным ребенком, и еще более трудным подростком, из тех, за кем нужен глаз да глаз, иначе, попадет или сотворит очередную неприятность. Возможно, я действительно перестарался со своей заботой, если не заметил, когда собственная дочь возненавидела меня. Да, я действительно советовал ей сделать аборт, когда она забеременела тобой, — Оби-Ван поднял глаза на Рей, и сердце ее сжалось, когда она заметила, что глаза старика покраснели. Он сглотнул и продолжил: — Ей было всего восемнадцать, как тебе сейчас. Ребенок был совсем не вовремя. Кира не была глупой девочкой, в ней прятался большой потенциал, но она упорно отвергала любые мои советы и попытки помочь. Я не мог до нее достучаться. Если честно, я уже тогда знал, что моя дочь не будет хорошей матерью будущему ребенку. Я рад, что она меня не послушала.
Оби-Ван закрыл лицо ладонями, но Рей успела увидеть, как в глазах деда мелькнули слезы. Рей судорожно вздохнула, пытаясь унять собственные слезы, что было тщетно. Наверное, никогда в жизни она не лила столько слез, как сегодня.
— Дедушка… — начала она, но Оби-Ван, поднял ладонь.
— Когда Кира оставила тебя у меня, я, признаться, испытывал большой страх перед нашим будущим. Как показал опыт, отец из меня вышел отвратительный, если моя собственная дочь решила сбежать. Я боялся и с тобой напортачить. Но время шло, ты взрослела, и была так не похожа на свою мать, что мне оставалось лишь удивляться. Конечно, я видел, что тебе нужны родители, тебе была нужна мать, как и любой девочке, но что поделать — мы с тобой были одни. Я тебя вырастил, Рей, и как бы эгоистично это ни звучало, но я безмерно благодарен Кире за то, что она не забрала тебя с собой, оставив меня коротать старость в одиночестве.
Рей молча глотала слезы, слушая слова Оби-Вана. Его слова были пропитаны болью, что резонировала с ее собственной.
— Своим появлением Кира разбередила старые раны, но я рад, что она дала о себе знать. Ты даже не представляешь, каково это — столько лет живя в неведении о судьбе собственного ребенка, вдруг узнать, что он жив и здоров, и с ним все в порядке.
Рей никогда не задумывалась о Кире и Оби-Ване с этой стороны.
— Мне только жаль, что тебе пришлось все это пережить, — сказал Оби-Ван, — я вижу, как тебе тяжело, хотя ты и храбришься.
— Все нормально, — Рей покачала головой, а потом встала и обняла старика, — все хорошо, дедушка. Конечно, все это очень далеко от нормальности, но это уже не изменить.
— Я знаю, — Оби-Ван сжал ладони внучки.
— Я пойду к себе, — сказала Рей. — Я устала.
— Конечно, — кивнул Оби-Ван. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Рей поцеловала дедушку и поднялась к себе в комнату.
Наконец, можно было выдохнуть. Странное ощущение покоя с толикой пустоты навалилось на нее. Она действительно устала.
Рей не понимала, как вообще могла хоть на мгновение усомниться в Оби-Ване из-за чужих слов.
Сегодняшние события повлекут за собой изменения в ее жизни, она это знала, но теперь Рей воспринимала это с удивительным равнодушием. Будь что будет. И вовсе не все так страшно.
Если с ней и дальше будет поддержка Бена, в этом мире ее ничто не страшит.
Рей не думала, что парень так близко воспримет ее проблемы. Как это вообще возможно, ведь еще две недели назад они без гнева и взглянуть друг на друга не могли?
Но Бен Соло влюбился в нее. Невероятно, но факт.
Для Рей, которая всегда всех держала на расстоянии от себя, оказалось очень легко впустить его в свое личное пространство. Позволить помочь себе тогда, когда ей это требовалось больше всего.
И ей вдруг отчаянно захотелось вновь оказаться рядом с Беном. Лежать с ним рядом, и говорить о всякой ерунде.
Неужели со всеми влюбленными так?
