Пророчество не лжёт

Каждый год в одно и то же время в Храме джедаев устраивалось очень важное событие для каждого юнлинга — плановый слёт, или вернее, объединённый вылет на покрытую льдами планету Илум, чтобы каждый из них мог отыскать кристалл для светового меча, предназначенный только ему. Как правило, группу младших учеников сопровождали двое старших — Магистр и Падаван, для которого этот слёт был чем-то вроде экзамена на ответственность за вверенных ему учеников, необходимую для наставничества в будущие годы. Стоит ли удивляться тому, что на этот раз сопровождать группу юнлингов доверили не кому иному, как Асоке. Ведь именно она, как никто другой, умела находить взаимопонимание с младшими учениками, особенно со сложными, к числу которых принадлежали Энакин Скайуокер и Феррус Олин. Хотя в последнее время отношения с ними обоими существенно изменились. Прошло два года с того памятного побега из Храма и того неоднозначного разговора между детьми. Надо сказать, Асока несказанно удивилась словам Энакина про его чувства к ней, чувства детские и вряд ли осознанные, но от того не ставшие не менее искренними и крепкими, как сталь. Она долго думала об этом, всю оставшуюся ночь и следующее утро. Девушка не врала сама себе, когда признавала, что тоже испытывает к этому мальчику, такому смешному, но такому открытому и простодушному, что тоже испытывает к нему горячую сердечную привязанность, никого в Ордене она не любила так сильно, даже к учителю Асока относилась скорее больше с почтением и уважением, с Энакином же она могла в открытую смеяться и обсуждать многое, даже поведение наставников. Да, это было так, но вовсе не означало, что во имя этого Асока считала возможным нарушить правила Ордена и вступить в недопустимые отношения с товарищем. О чем она и сказала Энакину днём, во время обычно проводимой тренировки. Осторожно, тщательно подбирая слова. Энакин, казалось, понял её и ничуть не изменился в лице, узнав, что его с Асокой не сможет связать ничего, кроме дружбы, ни сейчас, ни потом, лишь только в его голубых глазах, где-то на глубине, за тщательно выставляемой наружу беспечной весёлостью, спряталась тихая грусть и одновременно жесткое упорство, говорившее, что он всё равно не сдаться. «Я не сдамся» — сказал Энакин мысленно, не зная, что отвечает подозрениям Асоки — «Я буду ждать и верить, что наступит тот день, когда она всё поймёт и оценит. И тогда мы с ней будем вместе. Долго. Всегда. И мы будет любить друг друга, как моя мама и мой отец». Но только не сейчас, не в данную минуту. Это Скайуокер понял как никогда отчётливо, просто с недетской прозорливостью догадался, что пока не время. Он будет ждать и надеяться, а сейчас нужно затаиться и сделать вид, что согласен с условиями тогруты. И Энакин сделал это. Беспечно улыбнулся и снова взялся за меч, чтобы продолжить прерванную тренировку. Обычно юнлинги тренировались либо в группе, либо друг с другом, Энакин же всегда делал это преимущественно с Тано. С ней было проще и намного интереснее, Асока знала все стили ведения боя и с радостью делилась знаниями с ним. Первую форму Шии-чо, они изучили играючи, ведь именно она включала в себя все базовые удары, блоки и стойки с перемещениями. Форма была простой, но благодаря широким, размашистым ударам могла быть эффективной в бою. Однако гораздо интереснее и эффективнее в этом отношении была вторая форма — Макаши, она предполагала предугадывание манёвров соперника и быструю реакцию на них, что было весьма легко, учитывая, что меч держался одной рукой. Третья форма, Соресу, была очень похожа на свою предшественницу, с одной только разницей, что здесь упор шёл на защиту и скорое окончание боя. Труднее всего Асоке давалась четвёртая форма — Атару, и вовсе не потому, что являлась сложной, благодаря очень серьёзной акробатике и быстрой реакции, на которой она базировалась, а потому, что именно ей отдавал предпочтение покойный Фил. И именно благодаря этому проиграл свой последний бой. В памяти о друге, Асока изучила эту форму от и до, став в ней одной из лучших в своей поколении, но не было ни одного раза, чтобы она не вспоминала тот бой, объясняя Энакину очередной удар. Была впрочем ещё одна форма, которая нравилась Асоке не меньше — пятая, Шиен. Она предполагала настойчивость и стремление не просто закончить бой, а выйти из него победителем, этому способствовали быстрые резкие удары и стремительные движения. Куда меньше Тано любила Ниман — шестую форму, являвшуюся усреднённой из всех пяти предыдущих и на её взгляд, взявшей от них самое слабое и неэффективное. Форма была дипломатичной и показывала уважение к противнику, чего Асока никогда не испытывала и потому редко прибегала к данной форме. Полной её противоположностью была седьмая — Ваапад, её приверженцем был столь нелюбимый обоим ученикам Магистр Винду. Она представляла собой агрессию, облаченную в благовидную форму, направлявшую это плохое чувство туда, где оно могло быть применено. Это не могло выглядеть спокойно и отработки этой формы редко обходились для них обоих без травм. И надо же было такому произойти, что в этот день, спустя два года, Энакин и Асока, за день до слёта, взялись отрабатывать именно её. Асоке недавно исполнилось семнадцать и она сильно изменилась за последнее время, выросла, округлилась, фигура стала более женственной, взрослой, как бы насмешливо сказали мальчишки постарше, лицо сделалось более утонченным, а улыбка стала глубже и таинственней. Но стоявший рядом с ней двенадцатилетний Энакин даже не думал сказать о ней что-то плохое или пренебрежительное, он как и раньше боготворил тогруту и не позволял обижать её ни себе, не другим. Сам он изменился мало, разве, что вырос и волосы стали темнее, однако фигура была ещё по мальчишески худой, а руки и ноги непропорционально телу длинными. Он дико не нравился сам себе и осознал это только теперь, сегодня, во время тренировки, точнее, незадолго до неё, когда идя из столовой наткнулся в коридоре на странную картину — Феррус Олин — его давний неприятель и тайный соперник, схватил кого-то за талию и захватив одной рукой оба запястья, прижал к стене и грубо пытался поцеловать. Несчастная отбивалась от него и тщетно пыталась вырваться. Неудивительно, ведь четырнадцатилетний Феррус, не в пример Энакину, был высоким и широкоплечим, чья крепкая хватка была сравнима с хваткой дикого зверя-хищника, схватившего добычу. Скайуокер поспешил на помощь и едва сдержался, чтобы не дать волю злости, поняв, кого именно он пытался зажать в углу. Это была Асока. Она толкала его всем телом и лупила ногами, что получалось не очень. Энакин это видел и понимал и потому не дав себе больше возможности подумать, смело бросился на товарища и начал оттаскивать его от тогруты и когда это наконец удалось, ценой синяка под глазом и клочка материи, с мясом вырванной из туники, махнул Асоке рукой, чтобы она уходила. — А что это ты так переживаешь? — насмешливо бросил Феррус — Может быть, ей нравилось. Может она сама меня попросила? — Не может быть этого, я сам видел — ответил Энакин, не отпуская край его туники из рук — Я знаю Асоку, она не может заинтересоваться таким, как ты! — Хахаха! — в лицо ему расхохотался Олин — Знаешь её, говоришь, тогда, может быть ты скажешь, зачем она почти каждую неделю к канцлеру ходит? Закрывается с ним в кабинете, и выходит не раньше, чем через час, раскрасневшаяся и очень взволнованная! Как думаешь, почему? Красная пелена гнева застилала глаза Энакина и он снова набросился на Олина, прижимая его к стене и лупя по лицу. — Не смей, слышишь! Никогда не смей говорить про неё так! И прикасаться к ней! — кричал он ему в лицо Энакин, нанося всё новые удары. — Отпусти меня, придурок — требовал Феррус, отбиваясь — Не трону я больше твою тогруту, хотя она и горячая штучка, да только ловить мне всё равно нечего, канцлер не уступит свою собственность! И пользуясь тем, что Энакин ослабил хватку, Олин выскочил и стремглав понёсся по коридору, а Скайуокер пошёл к себе, задыхаясь от злости и обиды. Канцлер, снова он, почему же всё время он путался у него под ногами? И почему ему постоянно тычут в нос его несовершенством? Как будто бы Энакин сам не знает о них. Зайдя в свою комнату, подросток тут же бросился к зеркалу, надеясь разубедить себя в правдивости слов Ферруса, но увы, нашёл только подтверждения им. Бесстрастное стекло отразило всё то же, что и всегда: тощую нескладную фигуру, волосы, торчавшие вверх, как не укладывай, да ещё в последний год они начали виться, как у девчонки. Энакин сплюнул с досады и попытался пригладить их, даже для этого намочил руки под краном, но ничего не помогало. Лицо тоже не радовало, бледное и узкое, с выступающими скулами, тонкие бескровные губы, узкий подбородок с противной ямочкой. Ужас. Как можно такого любить? Неудивительно, что Асока предпочла ему канцлера и может предпочесть Ферруса. Они-то вон какие! А он! Энакин снова сплюнул и опять посмотрел на себя. И увидел всё то же самое, единственным, что ему нравилось в себе, были глаза — огромные, ярко-голубые, как любимое Асокой небо. Неужели любимое меньше, чем Верховный канцлер и местный красавчик Феррус? Но не став терзать себя дальше, Энакин поспешил переодеться и отправиться на тренировку, изучать самую агрессивную форму боя. Асока была уже в зале и начала благодарить его за помощь, но Энакин отмахнулся и сказал, что можно начинать. Асока тут же собралась и встав в среднюю стойку, приготовилась атаковать. Энакин встал напротив и начал отбивать удары Асоки, активно перемещаясь от неё по залу. Она наскакивала снова и снова. Было заметно, что Скайуокер несколько рассеян и думает о чем-то своём. Тано ощущала его волнение и начала даже чувствовать гнев. Она хотела прекратить тренировку, но оставаться не получалось. «Смотри, какой ты жалкий. Ты ничего не можешь. Зачем ты прервал моё свидание? Ведь ты никогда не сможешь стать таким же как он!» — казалось говорил каждый удар Асоки, вжившейся в роль агрессивного нападающего. И в какой-то момент он подался своим эмоциям и вместо блока нанёс ответный удар, Асока не успела уклониться, не ожидая такого, и кончик тренировочного меча попал ей по лицу, задев верхнюю губу. Тано вскрикнула и остановилась. Энакин тоже замер без движения, поняв, что натворил и через миг бросился к ней: — Асока, прости, я виноват, я просто забылся. — Ничего, на тренировке может быть всякое — сказала она и едва сдержала слезы. Тренировочный меч, настроенный на низкую мощность, больно обжег нежную кожу и ощущения были неприятные. — Прости, я ужасный человек, я недостоин тебя — неожиданно выдал Энакин и вдруг обнял её, прижал головой к своему плечу. Асока обхватила его и коротко всхлипнула: — Пройдёт, в бою и не такое происходит. Ты очень хороший, ты непременно достигнешь успеха и станешь лучше всех тех, кому завидуешь. Асока словно читала мысли подростка, сама не зная об этом. Или зная? Энакин не думал про это, он лишь открывал аптечку, висевшую на стене, чтобы достать салфетку и лекарство, которое вылил на неё и приложил к лицу Асоки, в точности там, где был ожог. Они сели на маты, и Энакин всё продолжал держать руку возле её губ, которые неожиданно вздрогнули и словно прижались плотнее к его прохладной ладони, целуя её. Скайуокер вздрогнул всем телом и поддавшись порыву положил вторую руку на плечо тогруты. — Я люблю тебя — шепнул он едва слышно — Просто знай это. Асока не ответила, так как была неспособна сейчас на это, я лишь улыбнулась одними глазами. А Энакин твёрдо решил, что завтра на слёте непременно покажет себя, заставив её взглянуть на него иначе. И заставит, вот только с каким знаком, плюс или минус?