Пророчество не лжёт

Шон Тано проснулся на рассвете, конечно, вот уже пять лет, он мог позволить себе не вставать так рано, однако, привычка, выработанная рабством не позволяла долго лежать в кровати. И потому, едва солнечные лучи заглянули в оба окна на разных сторонах комнаты, мужчина открыл глаза и почувствовал сильный прилив энергии и жажду деятельности. Он быстро встал и наскоро умывшись, начал с энтузиазмом готовить себе завтрак. Вернее, себе и одной девочке, которая с недавних пор жила вместе с ним. Она ещё мирно спала в другом конце маленького домика на окраине Татуина, одного из типовых построек рабочего посёлка при влагодобывающей ферме. Вот уже несколько лет Шон жил в этом посёлке и работал на ферме. После тяжелой рабской службы, эта казалась ему чуть ли не отдыхом, и часто, отработав смену, мужчина шёл прогуляться по центральному сектору планеты, иногда покупая что-то в лавочках, а иногда и просто гулял безо всякой цели, вспоминая прошлое и думая о настоящем. О будущем мужчина старался не размышлять, просто боялся заглянуть туда и не увидеть того, что хотел бы наблюдать там. Того, о чем уже много лет болело его сердце. Вот и сегодня, закончив на кухне, Шон вышел в небольшой, но чистый двор своего дома и сев на скамейку, посмотрел в чистое, без единого облака, небо, ярко освещённое солнцами-близнецами. Оно было чистым и не омраченным ничем, но вот, очень далеко и на первый взгляд неразличимо, на горизонте мелькнула тёмная маленькая точка, оставляя за собой тонкий белый след, постепенно размывавшийся от воздуха. Его легко можно было не увидеть, но натренированный взгляд Шона заметил летящий в высоте корабль и со щемящей болью смотрел как тот исчезает в далеке. — Возможно, там сейчас моя девочка, моя Асока. Как же давно я не видел тебя — сказал тогрут вслух, стирая невольно выступившую слезу с морщинистого лица. Он мало изменился за прошедшие годы, лишь только морщин стало больше и мозоли на руках почти перестали сходить с ладоней. И ещё появилось больше мыслей и стремления подолгу бывать в одиночестве, навещая тот уголок своего сердца, где всегда находилось то, чего он никогда не открыл бы постороннему — воспоминания об Асоке, мысли о том, как она сейчас, хорошо ли его девочке. Единственным, что вот уже восемь лет связывало его с ней были эти воспоминания, а так же редкие голографические послания, что он получал раз в полгода. Короткие и приходившие с опозданием. Тано хранил их в своём старом датападе и перед сном часто перечитывал, любуясь на фото своей подросшей дочери, прося Великую Силу быстрее послать им встречу. Лишь только пару лет назад его тоска немного уменьшилась, дав немного места живому существу, такому же, как и он, одинокому и нуждавшемуся в заботе и тепле близкому, точно так же тоскуя об утрате последнего родного человека. Это была маленькая девочка-тогрута, которую Шон встретил на рынке в Мос-Эспа, которая побиралась там и подворовывала у торговцев. Это ужасно раздражало их и те часто поколачивали малолетнюю попрошайку, даже не видя при этом, каким необычным образом она утаскивала у них фрукты и выпечку. Просто вытягивала маленькую ладошку и нужное ей словно само прилетало в неё. Она была грязная и оборванная, и жадно уплетала черствую булку, которую ей только и удалось достать. Впрочем и этим ей не дали насытиться. Пришёл торговец, у которого она постоянно воровала еду и бывший сегодня крайне злым на покупателей, обходивших стороной его лавчонку, и увидев девочку, решил сорвать своё недовольство на ней. Он выхватил из-за спины плетку из сухостоя и хотел уже было излупить несчастную, как вдруг был схвачен за руку чьей-то крепкой ладонью. Это был Шон, решивший, как всегда, прогуляться после работы. Торговец хотел вырваться, но тогрут заломил ему руку назад и тот вынужден был пообещать, что больше не тронет «паршивку». Шон хотел уже было уйти, как вдруг почувствовал, что в его ладонь вцепилась чья-то маленькая ручка. Он нагнулся и увидел ту самую маленькую тогруту, она смотрела на него говорила тихо и робко: — Спасибо. Глаза её при этом были полны слез и безумной, почти несбыточной надежды на то, что в её маленькой жизни ещё возможно произойти хоть что-нибудь хорошее. Надежда робкая и почти задавленная осознанием невозможности сбыться. Слишком много она уже успела повидать за свои семь лет. Шон увидел всё это и не сумев выдержать этой маленькой, но ужасно нестерпимой боли страдающего сердца, помимо воли произнёс, глядя на девочку: — Пойдёшь ко мне жить? Тогрута на секунду задумалась, словно подумав, что ослышалась, и одновременно со взрослой обстоятельностью взвешивая все плюсы и минусы поступившего предложения. Очевидно плюсов нашла всё-таки больше, так как в следующий момент с сомнением протянула: — А лупить меня не будете? Шон едва не прослезился и поспешил заверить девочку, что ей нечего бояться в его доме и после взяв на руки, принёс к себе. Потом взял на ферме воды и велел ей помыться и надеть чистую одежду — старое платье Асоки. Девочка мигом преобразилась и стала похожа на своих ровесниц, счастливых со своими родителями. За ужином она рассказала, что её имя Оуэлла, что она недавно осиротела и ей негде жить. Теперь же, получив крышу над головой и человека, готового заботиться о ней, девочка всеми силами старалась угодить своему второму отцу, помогая по хозяйству, и стараясь не шуметь, когда тот отдыхал. Постепенно и Шон привык к Оуэле, по достоинству оценив её услужливость и скромность и даже не стал ругать её, когда она один раз, увидев в углу робота C-3PO, которого Асока так и не успела доделать, вытащила его во двор и сходив на свалку металлолома, принесла подходящие детали и сделала красивые золотистые щитки, чтобы прикрыть провода и шестеренки. Только потом, уже сделав своё дело, маленькая тогрута страшно засмущалась и спряталась за домом, где и нашёл её вернувшийся с работы Шон. Мужчина очень обрадовался находчивости своей маленькой падчерицы и угостил её конфетами, а робот наконец принял законченный вид и был не менее доволен этим. — Мастер Оуэла, 3РО любит тебя! — сказал он, блестя глазами. Так в доме воцарился мир и покой, омраченный только переживаниями отца о дочери. Так прошло два года и вот сегодня немолодой тогрут, прежде, чем идти на работу, снова увлёкся воспоминаниями, делясь ими лишь с тишиной раннего утра. Вскоре проснулась Оуэла и выбежала во двор, наслышно встав позади скамейки, чтобы не потревожить мысли приёмного отца. Но мужчина уже сам ощутил её присутствие и повернулся. Девочка была в розовом сарафане и босиком. Она чем-то неуловимо напоминала ему дочь, хотя, кроме расы, особенного сходства между ними не наблюдалось. Оуэла была худенькой, почти прозрачной, с темно-фиолетовой кожей, полоски же на лекку и монтраллах имели лиловый оттенок. Зеленые глаза светились интересом к жизни и одновременно робким желанием помочь. — Доброе утро, малышка — улыбнулся Шон, погладив её по голове. Оуэла в ответ потерлась щекой о его ладонь: — Ты снова думал о дочери? — легко догадалась чуткая девочка — Не переживай, она не здесь не потому, что не хочет, а потому, что в Ордене всегда много работы, старый Бен рассказывал. Шон лишь печально улыбнулся. Он не хуже её знал всё это, но легче ему не становилось. Эта милая добрая девочка могла только отчасти помочь ему побороть эти тяжёлые мысли, но убрать их совсем ей было не под силу. Она понимала это и потому старалась лишний раз не напоминать мужчине об этом, чтоб не тревожить старую рану. Понимал это и он и был очень благодарен Оуэле. Вот и сейчас он приятно удивился такой деликатности и поспешил порадовать девочку. — Спасибо тебе, милая, ты знаешь, как утешить старика — сказал он с чувством. — Ты не старик — тут же замахала руками Оуэла — Ты у меня самый лучший — и тут же поцеловала его в щеку. — Хорошо, что ты у меня есть, малышка — ответил тот, окончательно растрогавшись — Сегодня после работы я принесу тебе то, что ты любишь. Девочка радостно обняла мужчину и они вернулись в дом, чтобы позавтракать, и после этого Шон отправился на ферму. И едва придя туда, он понял, что день будет непростым, хозяин, весьма крупный мужчина с недобрым лицом и жадно блестевшими глазами был как-то особенно требователен и зол. Он постоянно кричал на рабочих и придирался к ним без видимого повода. Позже Шону объяснили, что кто-то из работников подрядился по вечерам сливать воду из конденсатора и уносить домой для личных нужд. Это было строжайше запрещено. Вода выдавалась жителям посёлка раз в неделю, в количестве, строго рассчитанном для пищи и омовения. Определённое количество на одного жителя. А тут уже которую неделю недосчитались уже такого объема, что хватило бы на половину рабочего посёлка, чтобы напиться и вымыться. Это грозило хозяину серьёзной проблемой при уплате налогов Джаббе. Это привело хозяина в бешенство и он задался целью изловить вора и выместить на нем всю злость за унижения перед хаттом, в попытке выпросить отсрочку выплаты долга. Но время шло, а вор не находился, а долг рос и Джабба уже терял терпение, всё чаще и чаще напоминая мужчине о необходимости выплаты, в противном случае грозясь сровнять его жалкую ферму с землёй, а его дочь сделать своей главной рабыней и наложницей. Это подействовало сильнее всего, ведь дочь была единственным в мире существом, которое он любил и потому фермер взялся сегодня же поймать гадкого вора, не уходя домой до тех пор, пока те не поймают кого-то, кто хотя бы приблизительно подходит по приметам. Впрочем, одна зацепка у него уже имелась, полученная в конце рабочего дня — на видеозаписи с наружнего конденсора виднелась невысокая худощавая фигура в плаще, капюшон однажды ненадолго свалился, невольно обличая преступника. Хозяин упорно не хотел в это верить и сегодня решил проверить свои мысли, оставшись на работе до ночи. Ждать пришлось недолго, буквально до конца сегодняшней смены. Преступник явился минут через пять, не постеснявшись никого и ничего. — Схватить его! — крикнул хозяин своим охранникам и те незамедлительно бросились к мародеру, не подумав даже выяснить, был ли он таковым на самом деле, или же его привела к конденсору совсем другая цель, более простая и безобидная. А в это самое время маленькая Оуэла сидела возле окна и глядя на темнеющий двор ждала когда же придёт приемный отец.