Пророчество не лжёт

Следующий день прошёл более осознанно, проснувшись ранним утром, юная тогрута сама поднялась с лежанки и безо всякого напоминания, прошла в кухонный отсек рыбацкого домика. Странное дело, она поняла, где он находится, правда несколько удивилась тому, что здесь есть газовая плита и пища хранится не в холодильнике, а в странном помещении под полом, вход в которое скрывал люк. Но об этом тогрута узнала уже потом, когда с утренней рыбалки вернулся хозяин, а пока она словно привычным движением открыла навесной шкаф и вынула оттуда чай и что-то похожее на крупу, правда не совсем такую, к которой явно привыкла до этого. Вроде бы марка не совсем такая. Но тем не менее, девушка откуда-то помнила, как варится каша и уже через двадцать минут кастрюля стояла на подоконнике, распространяя приятный аромат. Чуть позже поспел и чай, с ним оказалось ещё проще, всего лишь залить кипящей водой сухие коричневые листья. Потом, когда всё было готово, тогрута словно не думая и не зная, что говорит, вышла во двор и громко крикнула куда-то вдаль: — Папа! Иди завтракать! Но стоило ей произнести последний звук этой такой простой для других и по-домашнему уютной фразы, как голова резко закружилась. В висках начало жутко ломить и чтобы не потерять сознание, ей пришлось схватиться за дверной косяк. Через минуту в голове стало проясняться, темнота в глазах отступила и вскоре она даже не вспомнила о чем кричала и почему ей стало плохо. За то Бен, видно, всё понял, когда приблизился к домику и увидел свою новую знакомую, стоявшую возле дверей с бледным лицом, услышав то, что она сказала. — Зачем же ты встала? — ласково укорил её старый рыбак — Ты ещё очень слабая, можешь потерять сознание. — Да нет, вроде бы всё уже в порядке — ответила тогрута, повернувшись к нему, она и правда уже пришла в себя и уже не чувствовала головокружения — Я не привыкла долго лежать, всегда вставала рано, я с детства такая. Наверное... На последнем слове девушка запнулась, как бы осекшись, что говорит несколько не то, что нужно в этой ситуации, но не зная, что сказать дальше, заговорила совсем уж неуместное: — Я приготовила завтрак, не знаю, как вы любите есть, но папе нравилось. Папа...нет...почему? И снова начав за здравие, тогрута кончила за упокой. Если первые слова вышли ровно и складно, то последние вырвались с болезненным надрывом, поднимая со дна души что-то горькое, до этого закопанное в самый глубокий её слой, с целью никогда больше оттуда не доставать. Но видимо чувства считали иначе и в отместку за долгое пренебрежение, оттолкнулись от дна души и взлетели вверх, выстреливая, как из бластерной пушки, заряд которой взлетел фейерверком и разлетелся прямо перед глазами, рисуя ужасные картины, подробные и натурально-ужасные. Мужчина-тогрут, закованный в железные цепи, вися на них, всё его тело покрыто синяками и глубокими ранами, рёбра проваливались вовнутрь, а лицо было почти не видно из-за плотной кровавой корки. Лишь только глаза, почти обесцвеченные от боли, смотрели ясно и по-доброму, словно прося прощение за то, что видит нашедший его. Следом пришло другое видение, на этот раз женщины средних лет, ухоженной и холёной, которая, истошно вопя, летит прямо на каменную стену, она беспомощно машет руками, в попытке остановить смертельный полет, но всё равно влетает головой в белый каменный блок стены. Дальше явилось изображение молодой девушки, почти подростка с надменный и недобрым лицом. Она то и дело сама собой билась о стену, крича и моля о пощаде, и когда, казалось бы, всё закончилось и её отбросили в сторону, ей в спину полетел зелёный световой меч, пронзивший её насквозь. Но и на этом кошмар не завершился, на смену остальным пришёл полный мужчина в парадном костюме, сытый и самодовольный. Он молча смотрел на другие смерти, но и его сия чаша не миновала, сначала его огромная туша вылетела из окна, после, ещё живая, отправилась с обрыва в каньон. После этого, слава Силе, не появился больше никто, лишь холодная чёрная темнота. Но и того, что уже пришло хватило с лихвой, ведь каждую каплю их боли на и смертельного ужаса эта девушка пропустила через себя, приняла в своё сердце. Отчего-то она ощутила себя причастной к тому, что сейчас увидела, но вины, однако, не было, лишь странное чувство, сплавленное из удовлетворения свершившейся справедливостью и горькой, опустошительной душевной боли, словно душу выжгли изнутри, как песок в пустыне. Но последние чувства касались лишь самое первой смерти, остальным же достались только первые и это было непривычно, ведь к ним примешивалось ощущение неправильности сделанного. Того, что этого не должно было случиться. Не тогда. Не с ней. Не в том конкретном случае. Почему так, непонятно, вот только кроме этих перечисленных выше чувств эти видения не вызывали ничего. А ещё головокружение и почти обморок. Бен это заметил и взяв её под локоть, увёл в дом, где его ждал и вправду невероятно вкусный завтрак. Эту крупу мужчина привёз со своей родины и иногда, по большим праздникам, готовил, тогрута не знала этого, но Бен не рассердился, а только показал ей, где ещё можно взять продукты — в подполе, там он держал рыбу и овощи, разрешив брать оттуда всё, что она пожелает и в любом количестве. — Где ты так научилась готовить? Я последний раз ел такое на своей родине — осторожно начал Бен, когда они сели завтракать — Вот только там было очень жарко и потому еду часто остужали, прежде, чем её съесть. — Я не знаю, наверное, папа научил — неуверенно ответила девушка, пробуя свою порцию каши — Сейчас думаю, что всегда это умела, но готовить мне приходилось нечасто, я больше по дому убиралась, когда папа не мог... Лицо дрогнуло, взгляд напрягся, уйдя внутри, в попытке ухватиться за нитку, подброшенную сознанием, но то опять проявило совсем не великодушие и просто вырвало у девушки этот тонкий хвостик, поймав за который можно было бы что-то понять. — Скажи мне, а твоё имя начинается не на букву А? — спросил Бен, чтобы сменить, как он ощущал, опасную тему. Он специально решил так сделать, перечислив все буквы алфавита, пока одна из них не вызовет у девушки хоть какую-то ассоциацию. И потом, до тех пор, пока она что-то вспомнит, им придётся жить бок о бок, надо же будет как-то к ней обращаться. Однако, удача ждала старика уже при первой попытке. — Да! Точно! — неизвестная почти подпрыгнула за столом, словно ребёнок, получивший неожиданный и очень приятный подарок — Их там две было, одна вначале, другая в конце. — А оно было длинное или короткое? — продолжал допытываться Бен, надеясь пробудить новые ассоциации. — Нет, короткое, не больше пяти букв — ответила тогрута совершенно не думая — Фамилия такая же была, но вот её я вообще не помню. — Ашла? — спросил Бен первое имя, подходившее под описание, выбранное тогрутой. — Не думаю — протянула она с сомнением, отпивая чай — Но оно мне нравится, оно похоже на мое, только у меня было какое-то, более резкое, громкое, словно копьё. Бен назвал ещё несколько имён навскидку, но ни одно не вызвало никаких воспоминаний, только первое, если уж её реакцию на него можно было вообще назвать таковыми. На нем и решили остановиться. Девушка не возражала, ей и самой надоело уже быть никем и обрадовала хоть какая-то определённость. Так и потекла их тихая мирная жизнь. Ашла день ото дня пыталась что-то вспомнить, иногда сама, иногда и по наводке сознания. Она натыкалась на знакомые слова и вещи, отчего в сознании вспыхивали секунды озарений, заканчивавшиеся как правило ничем, кроме обмороков. Бен считал это последствием сотрясения мозга и старался, чтобы оно скорее прошло. Он поил Ашлу лечебными отварами, прикладывал к голове компрессы, но добился этим только прекращения обмороков, возвращению памяти это, увы, не поспособствовало. И когда спустя почти год ничего так и не прояснилось, оба понемногу смирились с тем, что прошлого у девушки нет и не будет, стали просто жить, тихо и мирно, как отец и дочь. Бен, как и всегда, утром и вечером уходил на рыбалку и в центр, Ашла с ним не ходила, сначала из-за плохого самочувствия, потом просто по привычке. Дома у Бена была так спокойно и уютно, что выходить в большой мир девушка не хотела, он пугал её. Особенный страх вызывал транспорт, а именно спидеры. Она просто не смогла бы заставить себя в него сесть, если бы таковой был у Бена, но старик предпочитал ходить пешком и спидеры Ашла видела лишь на картинках. Связи с общественностью Бен так же не поддерживал, предпочитая жить отшельником. Голонета в доме не было, равно как и самого простенького коммуникатора, Бену просто некуда и некому было звонить. Потому и заснять незнакомку на фото было невозможно и никто до сих пор не знал, где следует искать потерянную. Бен и не пытался особо узнать не ищет ли кто Ашлу, надеясь, что она сама вспомнит всё. Но нет, не вспоминала, просто ждала его дома, прибиралась и готовила еду, в свободное время просматривая какие-то записи, находившиеся в домике. Это чаще всего оказывались протоколы каких-то непонятных заданий, фото неизвестных людей, особенное внимание привлёк светловолосый малыш на руках худенькой женщины. Почему Бен хранил его фото? Какое значение он имеет? И в один из вечеров решилась спросить. Ответом послужила история о его маленьком сыне, украденном в раннем детстве. При этом Бен рассказывал всё напрямую, ничего не скрывая, при этом испытывая странное ощущение, что такая сцена в его жизни уже была. Вот точно так же, как сейчас, он сидел за столом, напротив него молодая тогрута, которая внимательно слушает его, открывая благодаря его словам что-то новое в самой себе. Такой же чай в белых чашках, печенье из зерна. Вот только планета другая, и дом тоже, да и слушательница значительно старше. Бен говорил и вспоминал как впервые делился этой историей, как и с кем. «Асока, дочь бедного раба» — вспоминал Бен, рассматривая собеседницу — «Девочка, чувствительная к Силе. Я помог ей открыть себя. Её потом забрали в Орден. И больше я с ней не виделся. Интересно, как она там?» Думал и смотрел на Ашлу. Та, на первый взгляд, совсем не походила на Асоку, разве, что тем только, что тоже была тогрутой. Больше же эта стройная девушка с крепкой, натренированной фигурой и утончённой внешностью не имела ничего общего с той худенькой десятилетней девчонкой, состоящей из одних острых углов. Но вот и именно, что на первый, на второй сходств выявлялось уже немного больше. Цвет и форма глаз, кожи, вид белых рисунков на лице. А третий взгляд приносил и вовсе неожиданные мысли. «А уж не она ли это?» — проносилось в голове Бена — «Уж очень похожа на беднягу Шона. Правда в последние годы он выглядел неважно, надрываясь на работе, но в молодости был красивым, не зря именно его полюбила та странная девушка, вокруг которой всегда было яркое свечение. Вот только и ушла она сразу же, как только Асока родилась». Но посмотрев ещё несколько раз, Бен решил, что ему всё-таки показалось и не стал бередить ей душу своими глупыми старческими бреднями. И так достаточно заставил её поволноваться над своей историей. Потом она снова взяла фото семьи Бена и посмотрев на ребёнка особенно внимательно, неожиданно выдала: — На нашего канцлера в детстве похож. Он тоже был такой, свеженькой, кудрявый, а сейчас седой, только глаза такие же остались. Я видела фото на его столе. — Вот значит как — среагировал в Бене бывший джедай — А как его звали? — У него было двойное имя, его звали то Кос, то Шив, но вообще его называли господин верховный канцлер, или просто Палпатин — выдала Ашла словно скороговорку и как всегда, замерла, не закончив. — А он и сейчас занимает эту должность? — поинтересовался он с осторожностью. — Наверное, сейчас уже трудно сказать, я же давно не виделась с ним — ответ прозвучал разумно. Этот разговор происходил примерно на третий год пребывания Ашлы в рыбацком домике, когда у них с Беном уже установился свой собственный мир и порядок. Старик уже смирился с тем, что девушка останется с ним всегда и старался сделать её жизнь у себя наиболее комфортной. Даже устроил ей День рождения, приняв за него день, когда он её нашёл на берегу реки. Завтра как раз был такой и в качестве культурного выхода, Бен решил предложить ей сходить на реку, вернее, попробовать предложить, если она не испугается. Но после сегодняшнего разговора почувствовал некое волнение, такое, что задумал впервые за очень долгие годы посетить большой мир, не зная, что тот принесёт ему в ответ, точнее, то ли, чего ожидал наивный старик.