***
От прогулок по городу у Чарли уже поднывали ступни. Он не привык преодолевать достаточно долгие расстояния пешком, тем более столько раз за день. Когда он вернулся к дому доктора, воспоминания о загоне на стоянке вновь кольнули его. Перед глазами вспышками мелькнули растерзанные лошади и изъеденные шкуры, и кровь, красный, напитавший собой землю и воздух, и глаза, из-за чего все видимое отливало багрянцем. Чарли остановился на крыльце перед скрипучей дверью, почти коснувшись ручки. Отдышался, закрывая глаза, пока перед ними не угасли картинки. Свернувшаяся калачиком бурая псина подняла голову, строго смотря на него, но, видимо помня, что он не враг хозяину, положила ее обратно, продолжая лишь пристально наблюдать. В прошлый раз Чарли так просто тарабанил в дверь, что теперь она показалась знакомой и доступной, как в салун. Тем более внутри находился Нокс, его Нокс. Чарли стянул с себя шляпу и громко постучал. Отзвук растаял в воздухе, и Чарли стал прислушиваться. Широкие быстрые шаги с постукиванием каблуков. Он выпрямил спину, приподнимая подбородок. Чарли уже подготовился к приглашению войти, когда открывший дверь доктор перекинул руку через проем, не давая прохода, и объявил: — Освобожусь через полчаса. Пациент. Чарли и рта открыть не успел, как дверь вновь закрылась. Он пожевал губу. Черт! Он же хотел прийти прилично и типа… типа загладить их разногласия, а этот индюк его только что с лестницы не спустил. Чарли гневно плюнул на вычищенный порог и натянул шляпу обратно. Но делать было нечего. Вздохнув, он развернулся спиной к двери и, спустившись на пару ступеней, сел на верхнюю, подпирая голову обоими кулаками. И как ему тратить эти полчаса? Чарли подумал о том, что Штеффен даже не посмотрел на него, бросив беглый взгляд. Ну, он же его узнал, да? Так к чему эти полчаса? Как будто он к доктору приперся. Он вообще-то к Ноксу. Мог бы просто пропустить его и пойти делать свои докторские делишки. Чарли раздраженно закурил и потер рукой глаза. От ветра и сухости они зудели. Он даже не сразу среагировал на скрип. Обернувшись, Чарли надеялся увидеть доктора, который вспомнил, что он не к нему на прием, но нет. В дверном проеме стояла мадам, но не одна, а с ребенком. У него была копна светлых волос, похожих на шапку, и небольшой мешок в руках. Его светлая одежда была ухоженной и чистой, но разобрать по ней, мальчик это или девочка, было сложно. Мадам доктор не ожидала увидеть на пороге Чарли. Ее рука легла на грудь ребенка, когда он собрался идти вперед, и потянула назад. — Мы погулять потом? — спросила она тихо, но Чарли все равно слышал. — Ты обещала! — пискнуло дитя в ответ, дергаясь вперед. Выражение лица у мадам доктор было невероятно сложным. Ей не нравился Чарли. Не нравилось то, что он тут сидит. И больше всего не нравилось, что он будет рядом с ними. С ее ребенком. — Обещала! — Так! Они немного препирались и договорились на том, что ребенок будет гулять строго на маленьком пятачке земли слева от лестницы и только под присмотром. Судя по голосу, решение не далось ей легко. Чарли отвернулся. Не то чтобы ему было какое-то дело до того, что она там о нем думает. Уж ничего нового, так точно. — Не отходить. — Мадам заняла наблюдательный пункт на стуле, отодвинув его по веранде максимально далеко от Чарли. — И ты помнить то, что я тебе сказала. Чарли вновь посмотрел в ту сторону. У мадам было сосредоточенное и занятое лицо, пока она смотрела на ребенка. С большим удовлетворением она отметила свернувшуюся на пороге собаку и развернула на коленях красно-желтое вязание. Чарли перевел взгляд на ребенка. Он плохо разбирался в возрасте, но не думал, что тому больше пяти лет. Ребенок отошел от порога на шесть футов; хотел шагнуть дальше, но покосился на мать, яростно тычущую блестящими спицами в ничем не повинный кусок пряжи, и не решился пересечь эту границу. Опустившись на землю, он повозился некоторое время с кубиками, которые достал из своего мешка. Чарли успел заметить, что на них были выведены буквы. Ребенок с невероятно увлеченным видом сложил их в какой-то порядок. Чарли собирался продолжить делать вид, что просто курит и не заинтересован в происходящем, но ребенок внезапно развернул кубики и обратился к нему. — Это мое имя, — сказал он. Чарли не смог его проигнорировать. Он прищурился, читая. В этот раз он не стал сразу произносить вслух, для верности прогнав фразу в голове несколько раз. — Клос, — объявил он неуверенно после. — Кла-а-а-ус, — исправил его ребенок. — Так меня зовут. — Так ты мальчик. — Я мальчик. Клаус снова начал складывать. «Атважный». — Так зовут нашу собаку. Отважный, — прочитал Клаус. — А как зовут тебя? — Клаус, не мешать чужой мужчина, — не выдержала мадам доктор, прислушиваясь к ним. — Играть. — Он мне не мешает, — негромко ответил Чарли. Наверное, ей не нравилось, что они разговаривают. Она перестала вязать и с укором смотрела на ребенка, надеясь встретиться с ним взглядом и покачать головой. Клаус не смотрел на нее, он смотрел на кубики. — Я не мешаю, видишь, — повторил он и вновь повернулся к Чарли. — Как тебя зовут? Чарли взглянул на мадам, но она молчала. — Меня зовут Чарли, — представился он. Клаус задумался перед тем, как начать складывать слово. Он несколько раз переставлял кубики, прежде чем ему удалось. Когда он развернул кубики к нему, из них было выложено: «Чярле». Что-что, а имя свое Чарли писать умел. Он почувствовал себя очень умным, объясняя, в чем Клаус ошибся. — И вторая буква другая, — оповестил он и откинулся назад с той каплей удовлетворения, которая помогла ему ощутить себя лучше. Клаус показал ему несколько, и он выбрал нужную. — Чарли, — прочитал Клаус. — Теперь я буду знать. Чарли счел эту познавательную беседу оконченной, потому что Клаус уже устроил себе небольшую трапезу, достав из кармашка горстку сушеной вишни. Он жестом предложил ему, но Чарли отказался. Этим зерном только дразнить желудок. А потом Клаус заговорил вновь, и этот вопрос смутил его еще больше собственных навыков чтения и письма. — Кем ты работаешь? Чарли показалось, мадам доктор стала вязать медленнее, чтобы стрекотание спиц не помешало услышать, что он скажет. Если бы у него был ответ. — Ну, в сезон перегоняем скот, — протянул он, смотря на ступеньку между своих ног. — Помогаем разгружать фургоны. — Ковбой? Когда-то. — Да, типа того. Клаус удовлетворился ответом. Он некоторое время складывал какие-то другие слова, видимо, уже знакомые, потому что делал это быстро и ловко. — Когда я вырасту, я хочу стать доктором, — заявил он. — У меня будет дом, больные, склянки, и я буду всех заматывать. — Доктором, — повторил за ним Чарли, хмыкая про себя. Тоже мне достижение. — Яблоко от яблони, да? Клаус не понял его. Раньше, чем Чарли придумал, как объяснить смысл фразы, дверь за спиной вновь отворилась, протягивая вдоль поясницы прохладное дыхание сквозняка, вырвавшееся из темного зева. Показавшийся оттуда мужчина ковылял, страдальчески держась за повязку, опоясывающую его череп. — Док, может, все-таки мне надо этого змеиного масла¹ прикупить? Хаим сказал, оно сразу поможет, а иначе у меня ухо сгниет. Ты совершенно точно уверен, что оно не пойдет мне на пользу? — Совершенно точно, — сухо сказал Штеффен, видимо, уставший от бесед о змеином масле. — Никаких прогулок ночью по холоду. И согревающий компресс. Но не лей виски прямо в ухо. — Да что ж я, мимо рта его пронесу? — И не спи больше в холодном навозе. — Ну, с кем не бывает, док. Мужчина почти собрался уйти, но на последней ступени остановился и вновь поднялся к двери. — А еще Хаим это говорит, — он снизил голос до шепота, — если помазать этим маслом… э-э-э, какую-нибудь часть тела, то она увеличится в два раза. — В этом можно не сомневаться. Судя по всему, Хаим туда каждый день язык макает. Незадачливый пациент задумался. — Язык у него длинный и то верно. Штеффен следил за его уходом, стоя в дверном проеме и придерживая дверь открытой нараспашку. Только когда мужчина отошел на достаточное расстояние, он опустил взгляд на Чарли. — Полагаю, ты что-то хотел. Проходи. Когда дверь за ним закрылась, Чарли услышал, как мадам доктор окликает Клауса, чтобы он собирался обратно в дом. Их прогулка тоже кончилась. — Я к Ноксу, — сказал Чарли. В полутьме коридора он почти не видел доктора. Не видел, пока тот дошел до его конца и распахнул дверь в комнату. Блеклый свет окатил его фигуру, вытягивая ее из тьмы, словно конфету из банки. — Его пока лучше не тревожить. Чарли добрался до двери и тоже заглянул внутрь. — Он все еще спит? Нокс лежал будто бы в той же позе, что Чарли и оставил его утром. Его кожа была такой же бледной, а лицо - ровным и бездушным, как маска. Чарли помнил ощущение его чуть теплых рук и бедра, и от этого воспоминания в животе стало холодно. — Он просыпался несколько часов назад, — сообщил Штеффен. — Поел суп, помочился, мы сменили повязку. Ему нужно много жидкости и отдыха, чтобы восстановиться. — То есть нормально, что он типа так долго лежит и все? — Нормально. — И ему становится лучше? — Пока рано говорить, но основная опасность уже миновала. Чарли хотел посмотреть на доктора с недоверием, но обнаружил, что уткнется в его плечо, если повернется. Он и так стоял к нему слишком близко. Близко, чтобы ощущать, как тот пахнет. Какими-то травками. Лекарствами. Чем-то чистым. Чарли поспешно отошел назад, выходя из света. Он не слишком доверял тут им всем. Как будто они могли достойно позаботиться о Ноксе. Но он дышал и все еще был жив, это успокаивало. Доктор прикрыл дверь и прошел по коридору обратно, на этот раз останавливаясь у другой двери. Он не приглашал идти за собой, но Чарли все равно пошел. Здесь ему еще не доводилось бывать. Эта комната была меньше, чем та, со столом, и даже меньше той, где лежал Нокс. Вдоль стены выстроились солдатами три шкафа. Всего на одном была цела дверца, в остальных или стояло стекло, или вообще ничего. Вдоль полок мостилась целая куча книг. Может быть, штук двадцать или даже больше, и все толстые, как дорожная сумка. Некоторые корешки были коричневыми, не отличишь от сапога, на других были выведены слова. Чарли попытался прочесть одно, но у него не вышло. Это был не английский. Другие полки были заняты склянками с разными вещами. В нескольких он увидел порошок, в других же были жидкости. В одних плавали листья растений, а во вторых — вещи куда менее приятные. Крепкий стол стоял рядом с небольшим незашторенным окном, на нем лежали вещи. Сбоку примостилась керосинка. Еще одна из книг, распахнувшая свое нутро, щеголяла крошечными буковками. Несколько перьев и небольшая чернильница пристроились на чистой бумаге. Чарли показалось, он попал в какое-то совершенно необыкновенное место. Он хотел бы назвать увиденные штуки знакомыми, но раньше он и половины не встречал, не то что знал, для чего это. Кабинет — скорее всего это был именно он, — доктора с такими учеными и важными штуками посреди богом забытого городка чудился волшебным островом. Чарли подумал, что если бы Штеффен странствовал, для вещей ему бы не хватило и целого фургона. — Ого, — все же решился озвучить свои впечатления он. — Тут столько всякого. — Да. Доктор не поворачивался, словно знал с самого начала, что Чарли последует за ним, и не удивился тому, что так и оказалось. — Мне жаль, утром я сказал лишнее, — произнес доктор, останавливаясь у окна. — Да уж. И говоря об утре… Он подождал, пока Штеффен развернется к нему. Тот выглядел рассеянно и небрежно с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами рубашки. — Я уже не думаю, что Ноксу здесь оставаться безопасно. После случившегося с лошадьми, — сказал Чарли и припомнил слова Лавиньи. — Когда какие-то звери подбираются к жилью человека, это плохо. Это значит, что они его не боятся. И кто знает, вдруг они решат пролезть внутрь. — Только не в мой дом. — А у тебя что, табличка на входе висит — животным не входить? — Да. Там же, где и ружье. Штеффен странно рассматривал его, будто впервые видел. Это было очень неловко. У него же не было какого-нибудь дерьма на носу? Чарли на всякий случай отвернулся, проводя рукой вдоль лица. На ощупь ничего не находилось. — Нет, это не то, — словно прочел его мысли Штеффен. — Я просто увидел тебя без... на лице. Без волос. Ты выглядишь моложе, чем я полагал. Совсем другой человек. Уже не похожий на старую крысу, какой он казался себе утром. — Если бы. Чарли поморщился, опуская взгляд до кармана на его жилете, куда тот сунул большой палец левой руки. Изнутри показывался кусочек цепочки, вероятно, от часов. Сбоку блеснуло золотом обручальное кольцо на пальце. Широкое, прямое. Недорогое. — Лучше потом зайду, да? — спросил он, переводя глаза на половицу. В ней была трещина. — Да, лучше потом. Чарли кивнул.***
Штеффен с беспокойством посмотрел на небо, в которое начали вмешиваться вечерние краски. Облака на горизонте завивались тугими фиолетовыми кудрями, и из-за них небеса казались еще темнее. Последний пациент покинул его десять минут назад, и Штеффен предупредил его, что сегодня больше не принимает. Обычно к этому все относились с пониманием, особенно сейчас, когда еще один требующий внимания пациент находился все время дома. Штеффен был очень благодарен Магде за то, что та сменила повязки Ноксу сама, хотя видел бог, и у нее после сегодняшнего тряслись руки. Он пожалел, что рассказал ей обо всем, хотя она и так бы узнала. Она всегда все узнавала, не зря же помогала в архиве. Время пошло им на пользу. Магда рассказала, как они играли в буквы, и заметила, что Чарли удалось не сквернословить в присутствии ребенка, чего она от него не ожидала. Она все равно высказала опасение, что Клаус может пойти не по той дорожке. Штеффен задвинул щеколду на задней двери, но она не казалась ему достаточно надежной. На всякий случай он пододвинул к двери комод, что стоял рядом. Внутри загремела посуда — он был весомо тяжел. Рядом со входной дверью комода не было, но там по крайней мере был замок. Штеффен проверил его два раза просто так, прежде чем открыть дверь и запустить внутрь Отважного, самостоятельно совершившего вечерний променад. Штеффену было немного боязно, что с ним что-то может случиться, но оставлять Магду с ребенком было еще хуже. — Такого еще не было, — сказала она сзади. Штеффен вздрогнул, оборачиваясь. Она остановилась за его спиной, сложив аккуратные руки в замок. — Чтобы нападали прямо здесь. Рядом с жильем. Койоты бы так близко не подошли. Она думала, что это койоты. Она не видела, не видела того, что видел он. — Я почти могу поклясться, что слышала во сне скулеж Отважного. Он тоже чувствовал. Штеффен пожал плечами. Вчера он спал слишком крепко, чтобы отреагировать и на пушечный выстрел. Это бы его не спасло. — Может быть, он слышал, как шумит ветер снаружи. Штеффен проверил свою винтовку, благо, стрелял он неплохо и семью защитить мог. Он думал, что сможет заниматься этим достаточно долго, и Магда уйдет, но она все еще была там. — Знаешь, когда мы жили в большом городе, даже диких собак мы видели не чаще, чем раз в год, — Она вздохнула. — А здесь. Все вокруг. Враждебное. — Мы сами это выбрали, — сглотнул Штеффен. Он, он выбрал. И потащил ее за собой. Он во всем виноват. — Безумно. — Немного. Она всегда поддерживала его. Где бы он был без нее? — Чарли точно считает меня совсем ненормальным. — Чарли, — повторила Магда. — Вы общались, верно? Он тебе нравится? Штеффен засмеялся и молчал долгую минуту, пытаясь подобрать слова, чтобы она не различила ложь. Вина, терзающая его за слабость к другому мужчине, вина перед ней, обгладывала его изнутри. Он не хотел, чтобы она знала. Она бы никогда не поняла. И он не имел на это права. Больше — нет. Но с этим было сложно справиться. Несмотря на скверный характер, который мог и святого от себя отвернуть, Чарли очень влек его. Он был молод, но крепок и для своего возраста выглядел зрело. Штеффен думал о том, какой он под одеждой. С оторопью представлял, как было бы здорово до него дотронуться. Был ли он грешником за эти мысли? Не больше, чем другие, дорисовывающие силуэт ног соблазнительной женщины под слоями юбок. Он очень давно не видел симпатичных мужиков. Конечно, ему была приятна компания Чарли. — Так же, как и тебе, — ответил Штеффен, помедлив. — Мне нравится, как он заботится о своем товарище. Это что-то необычное. Магда опустила глаза, не найдя, что сказать. Она развернулась и пошла обратно, придерживая край длинной юбки. Он не видел ее, но слышал удаляющиеся шаги. Потом они вновь прервались — Магда остановилась у двери в спальню. — Каждую осень я думаю о том, чтобы уехать. Мне всегда казалось, что в таких местах животные человека не боятся. Здесь всюду их территория. Но куда мы можем уехать? Тем более теперь. Штеффен нахмурился. Дешевая аренда в этом на первый взгляд удобном отдалении от остальных. Меньше людей, меньше вопросов и… опасности должно было быть меньше. Для доктора, содержащего у себя больных, идеальное прикрытие. Но не вся опасность исходила от людей. Сама природа не поддавалась человеку. Жара, ветра, дикие звери, они истончали их прочность, только и ожидая момента, чтобы ударить посильнее. Вывести чужаков отсюда, как инфекцию. Магда поджала губы — наверняка поджала, — ему не надо было поворачиваться к ней лицом, чтобы знать, о чем она думает. — Я уложу Клауса в постель, — сказала она, прежде чем шагнуть во тьму. — Уже поздно. Штеффен и на этот раз промолчал. Шарпс² был заряжен, и он был готов пустить его в ход, если что-то будет угрожать его семье.***
Чарли подумывал о стаканчике виски, облокотившись о барную стойку и рассматривая ценники, написанные мелом на черной доске сзади, когда вокруг его левого локтя обвились чужие руки. — Вижу, ты скучаешь, голубчик, — пропел низкий незнакомый голос. — Мэгга знает, как развеять любые беды. Мэггой звали еще одну проститутку. К вечеру Чарли разглядел их тут больше. Трое стояли у перил на втором этаже, выглядывая клиентов. Пара уже присела на чьи-то колени. Пальцы цвета темного меда бегали по рукаву его рубашки, в то время как такие же груди почти лежали на стойке, вызывающе торча сосками в разные стороны. — Ни одна белоснежка не покажет тебе такого, что умеем мы. Тебе когда-нибудь пожимали руку, только не руку и не рукой? Чарли постарался не представлять и вновь посмотрел на ценник. Мэгга была плотно сбита, с широкой спиной и достаточно короткими курчавыми волосами. Он мысленно спросил у своего члена, как ему этот вариант, тот был не в особом восторге, но отказываться от знакомства сразу не стал. От беседы их отвлек грохот сдвигаемых стульев. Идя вслепую и натыкаясь на все подряд, к ним приближалась Лавинья; была она не в самом хорошем расположении духа. Чарли подумал, что и ему может прилететь, когда та схватила Мэггу за волосы, шипя на нее, как гусыня. — Он мой! Пошла, пошла прочь! Возможно, на стороне более крепкой и зрячей Мэгги и было преимущество в силе, но она решила не связываться, отступая и отмахиваясь. — Она ушла? — громко спросила Лавинья, хватаясь за его плечо, как за ориентир. — Совсем уже обнаглела. Пусть катится к этим мудакам с мелочью. Чарли вздохнул. — Как ты узнала, что это я? — спросил он, показывая хозяину салуна на виски. Тот с легкостью наполнил стопку легкой янтарной жидкостью, пододвигая ее к нему. — Я знала, что это ты, как только ты зашел, — сказала она, становясь ближе. — Тихо ходишь, пахнешь хорошо, и монеты в карманах звенят. — Ах, точно. Это я. — Напомнить тебе, что почем? Он облизал губы. Пряный огонек виски опалил глотку. Хотелось еще. Развернувшись, Чарли решил напомнить ей сам. — Я все еще не в настроении на все это, Лавинья. — Что, даже вечером нет? — Она нахмурилась. — Ну ты хотя бы скажи, во мне дело или в тебе? Потому что мне решительно непонятна твоя позиция. Он пожал плечами, надеясь, что Лавинья, касающаяся его руки, ощутит этот жест. — Хочешь я тебе за доллар тогда еще что-нибудь расскажу? — смирилась она и облокотилась о стойку. — Сегодня узнала, кто приторговывает обувью в обход налогов. — Однажды мне понадобится эта информация, — заметил Чарли, — но не сейчас. Лавинья громко вздохнула и положила обе руки на столешницу, кладя подбородок на скрещенные запястья. — Какой-то пустой день, — пожаловалась она. — Кроме того лысого Джека никого не было? — Старины Пита! — Она засмеялась. — Нет, никого. У людей деньги кончились или что? Она поворчала еще немного. — Точно не хочешь выпить? — прервал ее Чарли. — Уже вечер. — Нет уж. — Лавинья помахала рукой, будто отгоняя мух. — Не мой вид радости. — И какой же твой? — Буду я тебе рассказывать. Ты мужчина, тебе не понять, — хмыкнула она. — К тому же сейчас самая работа. Чарли выпил третью стопку, а Лавинья все еще оставалась рядом. Она попросила предупредить, если в салон зайдет кто-то при деньгах, а она не приметит. Несколько притупленное сознание Чарли коснулась крошечная щекотливая мысль. Он снова посмотрел на Лавинью, оглядывая ее снизу вверх, но мысль щекотала совсем не те места. — Ты говорила, к тебе все ходят, — напомнил он. Лавинья ответила не сразу, как будто ей требовалось время для осознания его рядом, на старом месте. — М-м, говорила. Но это не значит, что в моем лесу завелись какие-то вредители, как не будем говорить у кого. Но ты же понял, на кого я намекаю, понял, да? — Я не о том. Чарли провел пальцем кольцо по ободку опустевшей стопки. — Доктор… он тоже? Он тоже к тебе ходит? Он не знал, почему его это касалось. Просто было так странно представлять чистого европейского доктора Штеффена вместе с работницей этого толка. То есть это его не касалось, но он подумал об этом. Наверное, зря. С чего он вообще решил... — Ну конечно! — подтвердила Лавинья бодро. — Каждые выходные. Внутренности закачались в нем, как кусочки мяса в густом бульоне. Чарли сглотнул и опрокинул новую стопку, топя в ней нежеланные образы. Он мог бы предположить, что мадам доктор слишком скромна в этих вопросах, и поэтому тот ходит в салун к шлюхам. Это было нормально. — А что в этом такого? — повторила его мысли Лавинья. — Да. Приходит, я сразу ему на коленки присаживаюсь, он только меня любит. Схватит за сиську и такие гадости говорит, в жизни от него не ожидаешь. Чарли как открыл рот, так и ощутил, что не помнит, как его закрывать. Картины в голове его неприятно волновали. — Гадости… — повторил он. — Гадости, — подтвердила. — Зато конец у него толстый, как венская колбаска. Вот, значит, как. Чарли думал, касалось ли его, как доктор Штеффен тратит деньги. Но он выглядел примерным семьянином, который точно будет вкладываться в будущее своей домашней клиники, а не просаживать деньги на... разное. С другой стороны, Чарли ощутил, будто с души камень свалился. Все-таки не только он плохой человек. Постойте, венская колбаска? — В смысле… — протянул он, немного подумав, — у него большой, да? — Ну, один большой, а второй чуть поменьше. — Что? — повторил Чарли, моргая. — Как это один и второй? У него что, их два? — Ага! Он так страдает, ему приходится двойную цену платить, так как сам понимаешь, и туда, и сюда. Чарли замолчал. Это уже было странно. В смысле два… разве так бывает? Как они работают? Из какого он писает? Может быть, у него тогда яйцо одно? Или четыре? Господи, это слишком много. Он помотал головой. Лавинья сохраняла серьезное выражение еще с несколько секунд, а потом расхохоталась. — Да шучу я! — воскликнула она довольно. — Не бывает так, чтобы два! Я за всю жизнь точно не встречалась с таким. — О, о. Понятно. Чарли, с таким трудом прогонявший навязчивые образы, ощутил, как они рассыпаются внутри и разлетаются по ветру. Он не знал, какого рода это облегчение. — Такие странные у тебя шутки, — пробормотал он и показал на бутылку, когда бармен снова предложил ему наполнить стопку. — Ну, какие есть! — Так, — Чарли кашлянул, — он к тебе не ходит? — По личному — нет. Ну, а чего ему ходить? — пожала плечами Лавинья. — Жена молодая, я у него сразу спросила. Не то чтобы я о чем-то там мечтала… А что тебе за печаль с доктором? Думаешь, у него грустный вид? — Она цокнула неодобрительно. — Да, женушка-то может и не дорабатывать… скажи ему, как увидишь в следующий раз, что я с него меньше возьму. Его последняя мазь сразу убрала… ну, неважно что. Он рассеянно кивнул, положил деньги за выпивку на стол и, взяв виски, отправился к себе.***
Чарли долго сидел у окна, потому что бутылка, выпитая в одиночестве, оказалась гораздо длиннее чем та, что делили они трое. Два их мешка, хоть и были кое-как оттерты от крови, выглядели потрепанно. У Чарли не было ничего ценного, и все свои пожитки он знал наизусть. Кроме, может быть, оранжевого пузырька, который прихватил у охотников. Он так и не знал, что с ним делать. Это было лекарством? Ценным? Может быть, стоило продать его? Показать доктору? Может быть, он бы вылечил Нокса? Чарли сделал мысленную пометку, засовывая его поглубже. Свои вещи он повесил на стул. Пора было разбираться с другим. Мешок Нокса он с уважением погрузил в недра шкафа. Нокс оценит, что он не трогал его вещи, пока его не было. Оставалась сумка Билли Боба. На ней по смешной иронии не было ни капли свежей крови. Она стояла, такая парадная и серьезная, на столике для чаев перед ним и задавала все время одни и те же вопросы. Чарли сделал очередной глоток виски и поморщился: жар скользнул вверх, щипля в носу. Ему стоило разобрать вещи Билли Боба? Или, быть может, надо было оставить их с ним? Его руки дрожали, но вот от опьянения или от волнения, он не мог сказать. Нутро сумки Чарли увидел сразу. В ней не было так много всего, как он полагал. Может быть, Билли Боб повыкидывал половину своего хлама в прошлый раз. Помимо сменной рубахи Чарли нашел его гармошку, затертую и старую; ее песня сопровождала каждый их путь. Он сглотнул, прикасаясь к ней губами и попробовал выдуть звук. Звук вышел громкий и гадкий. Совсем не похож на те мелодии, что наигрывал Билли Боб. Яркие, живые, подстегивающие их идти вперед. Спички, несколько беспорядочно валяющихся на дне патронов, пустая фляжка, помятая фотокарточка с девицей, высоко задравшей ноги, показывая в объектив прелести. Там же Чарли нашел и листовку, сорванную Ноксом, с их портретами. Он не мог от нее избавиться. Он разгладил ее, положив перед собой, и смотрел на лицо Билли Боба, такое живое и настоящее. Смеющееся даже с дешевого рисунка. Он бы хотел запомнить его, а не кровавую кашу, что от него осталась. Чертов Билли Боб. — Мне тебя не хватает, дружище, — сказал ему Чарли тихо-тихо. Он бережно сложил все его вещи обратно в сумку и спрятал ее туда же, куда и скарб Нокса. Однажды ему надо будет подумать, что делать с этим. Но не сейчас. Постель по ощущениям оказалась еще приятнее, чем на вид. Чарли почти утонул в ней, до того она показалась мягкой. Наверное, на такой неплохо… Он посмотрел в потолок. Конечно, не виной Лавиньи было то, что она не пришлась ему по вкусу. Она была очень красива, но очень… женщина. Округлая, мягкая и гладкая. Чарли предпочитал совсем других проституток. Плоских до того, что они с трудом за женщин сходили, коротко стриженных и молчаливых. Он брал их сзади, и слаще всего было от мыслей, что они и не женщины вовсе. Чарли вроде как знал, что его больше привлекает мужское тело, но осознать это не то же самое, что и жить с этим. Похотью, которую было так сложно удовлетворить и так отчаянно нужно скрывать. Страхом, что если что-то его выдаст, он кончит в лучшем случае с дыркой в башке, а в худшем — позорно валяющимся где-то в прерии с колом, пробивающим тело самым неестественным образом. Отвращением к себе, пересиливающем ненависть ко всему снаружи. Его тошнило от себя большую часть жизни, но поделать с этим он ничего не мог. Только спрятаться. У него было оружие, чтобы защитить свое тело, и бухло, чтобы защитить разум. Утопить в сладком неведении и дать забыть о том, какой он. Поэтому такие мысли он допускал только тогда, когда от его сознания мало что оставалось. Так, немного на донышке. Чарли не знал, как это работает. Обычно это происходило за секунды — он видел мужчину и понимал, может ли тот вызвать в нем грешное желание, или же останется просто бесполым человеком, каким и должен быть. Вот о Ноксе или Билли Бобе Чарли в жизни не подумал ни одной задней мысли. И даже когда Билли Боб напился и потряс перед ним хреном с комментариями о том, чего же не хватало той пташке, ничего в нем не пошевелилось. Ему нравились большие мужики, плечистые, с широкой грудной клеткой и крупными ладонями. Ну, такие, как доктор Штеффен. Если бы он не раздражал его так сильно. Чарли глубоко вдохнул и зажмурился, вспоминая его руки, волосы и то, как он странно пах. Ну и, конечно, зад, об который он пару раз вытер глаза, когда шел за Штеффеном в его кабинет… Да, его он бы с удовольствием трахнул. Чарли представил себе эту картину на секунду и рассмеялся, чуть не подавившись последним глотком виски. По правде картина была более возбуждающей, чем смешной. Но вот потенциальная реакция доктора… Узнав такое, тот точно перестал бы корчить из себя джентльмена. Переломал бы ему все ребра одно за одним. Чарли отставил бутылку на пол и приспустил подштанники. Подложив подушку под голову, он посмотрел на свой приподнявшийся член. Чарли уже давно не колыхало, что за рукоблудие можно было попасть в ад. Он и так ни на что другое не рассчитывал на том свете. Но как бы ни хотелось до себя дотронуться, недержание мочи и безумие — результат порочных игр с собой, — как расплата за короткое удовольствие его вовсе не влекли. Чарли смотрел на член, пока не заснул, погрузившись в тягучую дрему. Впервые за много времени ему приснились сны. Беспокойные и необъяснимые. Доктор в них был одет в полосатые чулки и говорил, что за три доллара сделает все, что угодно. И стоило Чарли пойти за ним, он приводил его к земле, залитой кровью, только не лошади там лежали, а Билли Боб. Много Билли Бобов. Чарли проснулся в ужасе. Во рту сушило, а лоб наоборот покрылся испариной. В комнате исчез весь воздух; пропотевшее белье прилипло к коже, словно он надел его мокрым. Чарли ругнулся, наткнувшись на бутылку у кровати; она ответила ему грохотом, с которым покатилась по полу под стул. Встав на ноги, он мотнул головой, откидывая назад волосы, и осадки от подпития пребольно стукнули его по затылку, вызывая тошноту и жжение в груди. Он пошарил взглядом по комнате, ища сапоги, но, должно быть, оставил их с другой стороны кровати. Ну, что туда идти за обувью, что пешком на балкон — вероятность загнать в ступню занозу была одинакова. Чарли зевнул и отодвинул тяжелую занавеску. Утро еще не наступило. Навскидку было часа четыре или пять, то славное порубежье между темной ночью и зарницей нового дня. Это было самое любимое его время, но и самое опасное. Именно тогда обычно они собирались, покидая города, незамеченные и потерянные, ускользающие в будущее из прошлого. Чарли распахнул дверь на балкон, и поток прохладного воздуха омыл его тело, приласкав желанным прикосновением. Может быть, стоило запирать дверь. Строительные леса, перекидывающиеся на крышу с соседнего здания, выглядели как очень хороший повод для юного воришки. Но уж если кто-то сюда и полезет, это будет его личная проблема. Чарли остановился и положил руки на перила, едва дотрагиваясь. Мракстоун спал. Никого на улицах. Чарли глубоко вдохнул и закрыл глаза, ежась от холодного ветра. Дни были пылкими и обжигающими, любой легкий ветерок казался насмешкой. А ночью земля остывала, становилась серой, безжизненной и лишенной всякого тепла. Может быть, днем это бы уже и казалось ему миражом. Или пьяным бредом отравленного виски организма. Он слышал шелест редких кустов барбариса. Слышал поскуливание дворовых псов. Слышал шум откуда-то с заднего двора «Пятки». И посреди этого Чарли различил свист, тонкий свист знакомой мелодии, которую он слышал тысячу раз. Это мог быть только Билли Боб.