Приснился мне город, который нельзя одолеть, хотя бы напали на него все страны вселенной, Мне снилось, что это был город друзей, какого еще никогда не бывало, И превыше всего в этом городе крепкая ценилась любовь, И каждый час она сказывалась в каждом поступке жителей этого города, В каждом их слове и взгляде¹.
Штеффен немного смутился своего дурацкого порыва, но ему слишком нравилось это стихотворение, чтобы не познакомить с ним. Чарли смотрел на него озадаченно, как будто он только что при нем съел свою шляпу. Штеффен пытался прочесть его лицо. Чарли выглядел не на своем месте. Неуклюже. — Это Уолт Уитмен, — пояснил Штеффен через несколько секунд тишины. Никакой реакции. Чарли медленно пожал плечами. — Все эти буквы, — протянул он неохотно. — Я таким не увлекаюсь. Но я вижу, что коллекция большая. Здорово. Штеффен подавил разочарование, возвращаясь к своим заметкам. Он должен был оставить это. Он должен был перестать. А что было бы, если б Чарли знал, о чем он говорит? Что было бы, если б он ответил? Что Штеффен позволил бы себе сделать? У него не было ответов ни на один свой вопрос. — Почти все мы привезли из Европы, — сказал он, смотря на полку за его плечом. — Наверное, мы больше ничего и не брали. — Что вы тут забыли вообще? — перескочил Чарли, оживляясь. Разговор о книгах он явно не хотел поддерживать. — За хорошей жизнью поехали? Штеффен не любил эти разговоры. — Вроде того. — На крайний запад? — продолжил Чарли. — Где краснозадые снимают скальпы ради развлечения, и нет ни одной спокойной дороги? — Здесь есть свои плюсы. — Это не плюсы, это кресты над могилами, — фыркнул он. — И, к слову, я в вашем городе даже церкви не видел. Это было необычно, но не так уж и странно. — У нас был проповедник, — пожал плечами Штеффен. — И где он сейчас? — Спился. Чарли засмеялся. Казалось, будто ему действительно любопытно. Это уже не было разговором, чтобы занять паузу и поддержать беседу. Как с книгами. Может быть, он просто был вежлив? Штеффен прыснул про себя, представив вежливость и Чарли вместе. — Здесь другая жизнь, это верно, — согласился Штеффен позже. — Не скажу, что лучше или хуже того, что у нас было. — Что, в этой вашей Европе так плохо, как о ней говорят? — Не во всей. Во Франции хорошо. Замечательно. Прекрасно. Воспоминания о ней всегда оставались самыми теплыми. Он не знал, что там происходило теперь. — Ты был во Франции? — Жил там некоторое время. После войны. — Какой из? У вас в Европах там вечно страна на страну нападает. Куча целая стран. Англия, Испания, Голландия, Париж. — Прости, я не хочу говорить о войне. Штеффен одернул себя мысленно. Не стоило так резко отвечать. Но это действительно было больно. Он поднялся из-за журнала и направился к шкафу у окна. Потянувшись к самому верху, он нашарил несколько полных склянок и, задумчиво перебирая их в пальцах, попытался прикинуть, какие микстуры нужно отфильтровать еще раз, а какие уже годились для применения. — Вы с… мадам? — вновь подал голос Чарли. — С мадам давно? Раз вместе приехали. На этот вопрос он уже привык отвечать. На нее часто заглядывались. Заглядывались, без зазрения совести игнорируя ее живот, выступающий с каждым днем все откровеннее, игнорируя появившегося ребенка, почти игнорируя его самого. Он почти не выпускал ее из своих рук, когда они только прибыли, да и сейчас это было небезопасно. — Сколько себя помню, — протянул Штеффен и вернулся к столу. — А ты? Не женат? Слишком прямой вопрос. Но под стать беседе. — Нет, — протянул Чарли. — Не мое. Он внезапно нахмурился и поспешил уточнить. — В смысле, однажды может быть, но не сейчас. Для жены и всего этого нужен дом, постоянное дело, деньги. Да и это уже ответственность какая-то. — Да, это ответственность. Иногда слишком большая, чтобы нести ее. И слишком тяжелая, если задуматься — каково могло быть без нее. Чарли провел коротким ногтем вдоль подписи на его журнале. Его губы шевелились, но предположение он не озвучивал. Он, вероятно, был не очень хорош в чтении. Раньше, чем Штеффен успел подсказать ему, Чарли отодвинул журнал, смотря на надписи в нем с неприязнью. И он ничего не сказал. — Как ты вообще придумал стать врачом? — спросил Чарли резко. — Все это писать, читать. Ну и ковыряться во всяких ранах. Не могу представить сумму, на которую я бы согласился, чтобы делать все это. Штеффен постучал кончиком пера по бумаге. Это не казалось простым вопросом. Он и сам не мог ответить иногда. Но иногда знал ответ абсолютно точно. — Это не из-за денег, — ответил он. — Деньги не важны. Люди важны. — Да, конечно, — Чарли покачал головой, не соглашаясь с ним на самом деле. Из-за его уха выпала прядь волос. — Просто. Я не могу понять. — Почему надо помогать другим? — Да. Штеффен был мысленно благодарен за то, что тому потребовалось именно сейчас искать сигареты. Это дало ему некоторое время. — Если рассчитываешь, — Чарли зажал сигарету в зубах, — на то, что тебе кто-то будет помогать в ответ, то это не так. В этом мире уж точно. Словно действительно рассчитывая, что Штеффен что-нибудь скажет, он поднял на него глаза. Оливковые с желтыми прожилками. Чарли их так часто опускал и отводил, что не удавалось поймать взгляд. Штеффен плохо видел вблизи, но их увидел. — Я не рассчитываю. Я просто делаю. — Почему? Он хотел сказать, что они красивые. — Потому что могу. Он не сказал. Чарли откинулся назад на стуле. Он так и не закурил. — Ты не прав, — твердо сказал он. — Нужно думать о себе. О тебе больше никто не подумает. — Ты думаешь о Ноксе. — Блядь, доктор, я не об этом. Он мой друг. Как брат. Он становился таким живым и взволнованным, когда речь заходила о Ноксе. От этого сердце сжималось в груди. От того, что можно так заботиться. Так беспокоиться. Ноксу очень, очень повезло. — Короче, ты не прав. Штеффен вздохнул. Может быть, и так. Во всяком случае он не собирался отказываться от своего. Он так жил. Работа была сделана. Штеффен отодвинул ящик стола, чтобы достать деньги. Но раньше, чем он успел нащупать хоть что-нибудь, Чарли заговорил, отвлекая его. — Знаешь, по тебе сразу видно, что ты не местный, — заявил он. — Да? — Штеффен выпрямился и решил пошутить. — Что меня выдало? Акцент, чистые ногти, наличие носового платка? — Нет. Ты ни разу не предложил мне выпить. А сколько я уже сюда хожу? Он замер, рассматривая Чарли озадаченно. Это было неожиданно. Но он бы не отказался выпить и сам. — А по тебе сразу видно, что ты местный, — подхватил он. — Сам себя пригласил на стакан виски. — Надеюсь, не на один. Вместо оплаты, давай? Штеффену было неловко, что Чарли отказывался от денег за свою работу. Но он действительно хотел выпить и давно устал делать это в одиночестве. — Если меня пригласят внезапно на роды, ты мне будешь ассистировать, — предупредил он. У Чарли было такое лицо, как будто он всерьез задумался об этом. Он не двигался почти минуту, крутя его предложение в голове. Но нет, он не передумал.***
— Типа виски это лучшее лекарство от всех бед, — заключил Чарли и подвинул бутылку, чтобы Штеффен мог дотянуться до нее. — Иногда. Во всяком случае сейчас. Отступили дрожь и сухость, одолевавшие его порой после недавнего подпития. В голове стало намного просторнее, лишние мысли испарились. А тепло в теле и вовсе одурманило. Воспоминания все еще беспокоили Чарли. Они не оставались в прошлом, а вращались вокруг него мутной гущей, топя в себе. Поэтому лучше было раньше пропитаться виски, не оставив им места. Виски был хорош. Он разгорячил и Штеффена. Тот расстегнул верхние пуговицы рубашки, протирая вспотевшую шею сухой тряпкой. Чарли откинулся на спинку, смотря в окно. Ему раньше не казалось странным, что он не видел здесь птиц. Он не хотел об этом думать сейчас — ни о чем не хотел, — переводя взгляд на железный лоток, стоящий на углу стола, как и в первый раз, когда они сюда прибыли. В нем лежала куча каких-то безумных штук, походивших на орудия пыток. — Что это? — спросил Чарли, вытягивая металлическую трубку с шестигранной рукояткой. Штеффен развернулся, забрасывая локоть на спинку стула. — Долото. Чарли постучал плоским окончанием по ладони. Тяжелое. — Для чего оно? — спросил он. — Рассекать кость. — Ого. Он положил инструмент на место. Штеффен курил, не сводя с него глаз, и Чарли стало немного смешно. Он наверняка походил на ребенка, который пришел в гости и роется в чужих игрушках. Точно. У Штеффена были интересные игрушки. Он бы на его месте тоже беспокоился, как бы какая не попала в чужой карман. Чарли не стал бы красть. Если ему было нужно чужое, он давал об этом знать. Щипцы, с помощью которых доктор вынимал из раны Нокса всякий мусор, Чарли сразу вспомнил. Кто бы мог подумать, что такой маленькой штукой можно работать. — А это что? — Чарли потянул на себя длинное плоское лезвие с неопознаваемой рукоятью. — Тебе действительно интересно? — усмехнулся Штеффен, упирая палец в висок. — Нет. Чарли даже себе не мог ответить, нужны ли ему все эти слова, которые он забудет на следующий день. А учитывая, что он уже отчасти пьян, может, даже и не удержит их в голове дольше нескольких минут. Ему хотелось говорить. Хотелось делать вид, что все нормально. Потому что оно не было. — Это ланцет, — все равно ответил Штеффен. — Ланцет, чтобы?.. — Разрезать. Ткань. — Тряпки, что ли? Штеффен коротко посмеялся, но не от большого веселья. — Кожу. Мышцы. Жир. Чарли брезгливо поморщился. Внутренности людей ему совсем не нравились. — Какой-то он маленький. Бесполезный на вид. — Это тонкая работа. — Да уж. Он для пробы постучал пальцем по наконечнику. Острый. Чарли отложил инструмент обратно, смотря на появившуюся царапину. — Это столько способов лечить людей есть, — продолжил он. — И травы, и настойки, и все вот эти штуки. — Люди болеют разным, — подтвердил Штеффен. — Головой и телом. Все не излечишь, но можно пытаться. Разными способами. Чарли ощутил тошноту. Он так боялся возвращаться к болезням головы даже мыслями. Каждая из них заставляла его вспоминать, крутить в памяти и сомневаться, было ли хоть что-то из этого правдой. Было? Или это все его чертова сломанная башка? Ее можно было вылечить чем-то кроме забытья? Чарли сглотнул. Этот вопрос волновал его. — Как думаешь, доктор, спасет ли виски от безумия? — пробормотал он и прищурился, рассматривая свой стакан. — Или ты мне можешь еще какое-нибудь лекарство прописать? Вращать в голове это жуткое слово и говорить было двумя совершенно разными вещами. Чарли видел настоящих безумцев с больной душой, они казались пьяными без вина, не владели своими телами и языком. Их единственным одеянием становилась горячечная рубашка, а путем — дорога в мрачные лечебницы, где их прятали от остального мира, нормального. Тошнота и гадливость обернулись вокруг его кишок жирными змеями. Он поморщился. Нет. Только не туда. — Ты думаешь, что ты безумен? — Штеффен затянулся и попытался улыбнуться, словно оценивая, всерьез он или нет. — Что с тобой не так? Чарли не знал, что сказать. С чего начать. Поверил бы ему доктор, который и сам нес все время какую-то чушь? Может быть, раскрыл бы ему понимание этого? Или окончательно бы свел с ума? Может, это от него он заразился? — У меня был не один друг. Ком в горле разросся шипастым ежом, мешая говорить. Внезапная горечь заставила Чарли закрыть глаза и замолчать. Когда он открыл их, Штеффен все еще смотрел на него и ждал. Прошло много времени. Сигарета в его пальцах успела истлеть. Он должен был рассказать. — Нас было трое, — пробормотал Чарли, опустив глаза. В его стакане оставалась еще половина, и в тот момент ему казалось, что он скорее наполовину пуст. — Мы ехали с востока. Чтобы… ну знаешь. Это. — Я понял. — И те типы, которые подстрелили Нокса, он… они убили второго моего друга. Совсем. Ну… Губы засаднили, а ресницы оказались такими тяжелыми. — Ему выстрелили в лицо. И мне пришлось… избавить его от страданий. Чарли смотрел в окно и стену, только не на Штеффена. Ему не хотелось жалости. Ему хотелось понять. — Потом я его похоронил. Не сразу. Я вернулся к нему и похоронил. — Недалеко от Мракстоуна? — серьезно осведомился доктор Штеффен. — Да. И… он был мертв. Он уже остыл немного за то время, что меня не было. Это я знаю точно. Не точно. Он не удержался и взглянул на доктора. Тот не смотрел на него. Его глаза уперлись в собственные руки, сложенные вместе перед ним. Не то чтобы Чарли хотелось, чтобы он вновь смотрел, но он заговорил громче. — И знаешь, что самое интересное, доктор? Я почти полностью уверен, что видел его одной… одной ночью. Ну. Слышал. Представляешь? Это же безумно, верно? Штеффен молчал, наклонив свой стакан и смотря на то, как виски под лучами уходящего солнца становится красно-золотым. — Ты его видел во сне? — спросил он, когда не услышал продолжения. Было слышно, он и сам в это не верит. — Я тебе кто, фея фасоль, чтобы сны свои рассказывать? — фыркнул Чарли. Он махом допил виски и со стуком опустил стакан на столешницу. Опустить бы туда же и кулак, но ему не хотелось вынимать из руки осколки после. — Я слышал его голос ночью. И... ну, свист. Он хорошо свистел. Как музыкант. Доктор не говорил ничего. Виски он не допивал, как будто налил для того, чтобы пялиться в него, как в зеркало. Оранжевое кривое зеркало. — И еще лошади, — вновь вспомнил Чарли. — Все это с ними. В-и-д-е-н-и-я. — Ну, тут все понятно, это же хищники. — Штеффен поморщился. — Я думал, Сил сказал, что это какое-то животное. И с этим решено. — Сил ни черта не знает. — Чарли гневно забросил ногу на стул, рассматривая грязный носок сапога. — Трусливый кусок дерьма. Надрался и хорошо, если в окне что-то увидел. — Да, ему могло что-то привидеться, — согласился Штеффен. — И… может быть… А ты пил в тот вечер, когда… слышал своего друга? Чарли сцепил зубы, рыча. Штеффен не слушал его. Не воспринимал всерьез. Чарли передумал рассказывать о том, что приснилось ему, когда он решил попробовать чертово лекарство. Это точно Штеффен быстро окрестил бы пьяным бредом. Чарли поднялся, дотягиваясь до бутылки, и сделал глоток прямо из горла. Он хотел сесть на место, но потом передумал. Уперевшись обеими кулаками в столешницу, Чарли помотал головой. Ноги пружинили, жар подтапливал их, придавая движению смысл. Чарли остановился у окна за спиной доктора. Тот сидел некоторое время недвижимо, а потом развернулся к нему. — У меня нет проблем с выпивкой, — сказал Чарли твердо. — Мне не видятся разные принцессы, и пол под моими ногами не качается. Почти не качается. — Хорошо. Он испытал дискомфорт, когда стул сзади скрипнул. В отражении на посеревшем стекле Чарли увидел, что Штеффен остановился за ним. И иметь здорового мужика за спиной было так же стремно, как и стоять, пялясь ему в лицо. — Это Мракстоун. Чарли посмотрел на него в отражении. Штеффен ушел глубоко в себя, ничего не оставив на поверхности своих глаз. — Тут есть что-то. — Что ты имеешь в виду? Доктор Штеффен отвел взгляд от бесконечности, опуская его к своим сапогам. — Здесь водится что-то, — сказал он тихо. Чарли приходилось напрягать слух, чтобы слышать его. — Что-то дикое. Ненормальное. Я думаю, что это животное. Но не такое… не обычное животное. — А какое еще животное может быть? — Не знаю. Неизвестное. Такое, о котором никто не мог рассказать. — И никто его не видел? — Думаю, что никто, — Штеффен тяжело вздохнул. — Ни из городских, ни из рабочих со второй шахты. Я и сам не... — Шахты? Чарли слышал об этом от Лавиньи, но совсем не так много, чтобы делать какие-то выводы. Штеффен помолчал и продолжил. — Ее открыли несколько месяцев назад. Мракстоун был основан вокруг старой шахты, но она обвалилась и была объявлена непригодной из-за земли. И новую открыли восточнее. Большая часть прибыли принадлежат шерифу. — Это объясняет, почему он занимает свою должность. Чарли редко видел шерифов в таких мелких городках, не принадлежащих Штатам. Чаще за порядком следили наемники и конторы, которые нанимали самые обеспеченные жители. И теперь то, что казалось ему жалкой пародией на город, надеющийся на то, что большие Штаты возьмут к себе под крылышко, приобретало новый смысл. Должности покупались и продавались так же хорошо, как ночные вазы. — Но не могу понять, как может отличаться земля в одном и том же месте. И не дешевле ли было разрыть старую? — Чарли потер лоб. — Почему здесь все ненормальное? Как может столько дерьма происходить в одном месте? И охотники чертовы, и церкви нет, и какие-то хищники в округе, и... Мне действительно начинает казаться, что то, что я видел Билли Боба живым, с этим связано. — Ты не видел. — Слышал, какая разница. — Не думаю, что это был он. Чарли возмущенно обернулся к нему. Ну, пристрелить его он, может, и не пристрелит, но со Штеффеном ничего не случится, если он просто хорошо стукнет его по голове. — Тебе пора идти, Чарли, — сказал тот негромко, но так спокойно, что вся агрессия, которую он хотел на него направить, улетучилась. — Уже скоро начнет темнеть, а тебе надо еще добраться до гостиницы. — Я не маленький и темноты не боюсь. — Дело не в этом. — А в чем? В каком-то з-звере? — Чарли укорил себя за то, что заикнулся на этом слове. Но оно казалось таким глупым и чужеродным. — Ты находишь это забавным? — Не нахожу. Он шумно вздохнул и откинул голову назад, упираясь затылком в теплую доску рамы. Чарли был очень зол на то, что с ним опять говорили загадками, потому что он заслуживал правды. Он ничего не скрывал. Но тревожная близость мужчины мешала думать, заставляя глубже дышать, улавливая запах. Но был лишь эвкалипт и то потому, что доктор положил руку ему на плечо. Чарли двинул им. Достаточно, чтобы показать, что он не находит жест уместным, но недостаточно, чтобы сбросить руку и оборвать контакт. — За меня не надо беспокоиться, — выдавил он. Штеффен улыбнулся растерянно. Он смотрел на свою руку, словно сам не понимал, как она оказалась на чужом плече. И, дрогнув, она отпустила. Только кончик пальца неуверенно прошелся по жилету, задевая грубые стежки ниток. Мимо пуговицы на кармане и к бедру. Штеффен скользнул пальцем вдоль тяжелой кобуры, не отрывая от нее глаз. — Я знаю, — вздохнул он. В какой-то момент Чарли перестал дышать чем-то, кроме его неправильного запаха. Ему нужен был глоток. Воздуха. Воды. Чего-нибудь. — Но все равно беспокоюсь. Чарли хотел высказать, что он думает обо всем этом, но смог только нахмуриться и попытаться отойти. Но в поясницу упирался подоконник, а идти было некуда. Он попался. Штеффен наклонился к нему и поцеловал в губы. Чарли показалось, ему выстрелили в висок, и все мозги со свистом вылетели из черепной коробки. И сейчас валялись где-то отдельно от тела, потому что в голове было пусто. И было все. Чувствовать напротив своих губ чужие — вот это было ненормально. И горячо. И великолепно. И это сбивало с толку. Казалось, что тело не принадлежит ему. Чарли будто наблюдал за собой со стороны, поэтому не мог собрать и грана воли в руки, чтобы оттолкнуть его. Чтобы вышвырнуть из своего личного пространства и разбить лицо за то, что Штеффен делает с ним. Кружилась голова, он ощущал мягкую кожу губ, а в носу застрял чужой запах, сильный и близкий. Чарли позволил ему закончить, потому что это мгновение было самым странным в его жизни. Он позволил ему закончить и отойти. Чарли стоял, держась за чертов подоконник за спиной, как будто внезапно может измениться притяжение. И чувствовал, Штеффен ждет, когда он посмотрит на него. Остановился напротив, впервые при нем сжимая нервно кулаки. А Чарли не смог даже глаз на него поднять. Надо было уйти, поскорее уйти.