***
Набрался Чарли просто до бровей. Переверни его вверх дном, и из горла потекло бы, как из бутылки. Стало только хуже. Он совсем перестал думать о чем-либо другом, а пах тянуло жаркой болью, и она не проходила, даже когда Чарли плескал себе за шиворот холодной воды. Он всего лишь хотел узнать правду о чертовом проклятом сраном Мракстоуне. Доктор поцеловал. Поцеловал его. Доктор поцеловал его. Когда предложение выстраивалось в голове целиком, Чарли вновь подскакивал и принимался возбужденно бродить по комнате взад и вперед. В смысле, раньше его никогда не целовали. Да, он трахался и достаточно, но всегда это были шлюхи, никто не целует шлюх. Он… возможно, он поцеловал раз или два чьи-то плечи, но целовать тело не то же, что и целовать губы. Губы целуют в ответ. Чарли забрался с головой под подушку и бил себя через нее кулаком, чтобы избавиться от одолевавших чувств. Они не уходили. Лишь увеличивались, набегая друг на друга, и катились на него комом, сбивая весь хрупкий самоконтроль, что он пытался выстроить. Это было грязно и гадко. Мужчина, целующий мужчину. Вот что знал Чарли. Это было богопротивно, и он столько раз это слышал, что со счета сбился. Одно дело… удовлетворить похоть, чтобы она не сожрала тебя. Но поцелуи… а чем были поцелуи? Чарли с шумом подтащил стул к окну и сел перед ним в твердой намеренности наблюдать за улицей. Билли Боб мог показаться в любую минуту. Точно. Ох, Билли Боб бы лицо ему обоссал, если бы узнал, что он целовался с каким-то мужиком. Чарли не знал, напуган он больше или раздражен. Или испытывает этот неуместный восторг, который никак не заглушить. Их глаза были так близко, их носы были так близко, их лица были так близко. Рты касались друг друга. Не один целовал другого. А оба одновременно. Но постойте, доктор Штеффен поцеловал его? Сам? По своей воле? Зачем он сделал это? Чарли знал правила. Поцелуи — это что-то из области розового и мягкого. Не мужского. Если мужчины и целовали, то лишь женщин или детей. Дочек, конечно. Сыновья с раннего возраста должны понять, что это не для них. Доктору Штеффену было кого целовать. Чарли задумался, а вдруг это было чем-то европейским? Простым жестом, который дарили там в Старом свете друг другу без какой-либо задней мысли? И поэтому это было для Штеффена так просто. Но как, черт побери, это могло быть так просто, если от этого волосы вставали дыбом на всем теле, а жар бил в грудь шибче, чем от стакана виски махом. Только искры из глаз не летели. Или летели? Чарли сделал еще один большой глоток и посмотрел на улицу. Он планировал вырубиться. И наблюдать. Что получится лучше и быстрее, то и планировал. Уже стемнело. С улиц мало-помалу исчезали пешеходы и извозчики. Даже лежащий под стенкой «У пьяной пятки» нищий куда-то уполз. Пока ничего не происходило. Пока. А если бы произошло? Чарли вновь вспомнил свои фантазии и почти готов был взвыть. Нет. Это было мерзко. По многим причинам. И даже если бы не было… даже если представить, что этим поцелуем доктор хотел показать, что он, как и Чарли, хочет трахнуться… он же был несвободен. Это было дважды неправильно. — О чем ты думаешь? — проговорил Чарли сквозь зубы, растерянно вглядываясь в темноту. — У тебя же все… на месте. А ты целуешь меня. Как будто ничего этого нет. Голова кружилась. Надо было что-то сделать. Интересно, сможет ли он сейчас дойти до салуна и снять шлюху? Чарли готов был залезть даже на Лавинью, если она, конечно, соизволит прикрыть свой рот. Он был полон решимости. Точно. Да. Так он и сделал бы. Если бы его не вырубило в течение двух минут, то определенно.***
Нокс впервые за много дней очнулся с признаками просветления в голове. Боль в плече не резала его ножами, но лишь тихонько пилила маленьким напильником, когда он двигался. Ступня не казалась такой опухшей и было не так неприятно переворачиваться на бок, чтобы помочиться. Нокс не находил в себе сил задавать вопросы раньше, но вообще стоило бы. Черт его знает, где он находился. Большую часть времени он проводил наедине с собой. Он ни разу не видел ни Чарли, ни Билли Боба, и это его беспокоило. Хотя деловой мужик, который тут крутился, и сказал, что его друг о нем волнуется и все время заходит. Доктор. Он сказал, что он доктор. Больше тут Нокс никого не видел. Ну, почти никого. Ее он запомнил. Он попытался неловко пошутить в первый раз. Что-то о том, что не зря он на пулю прыгнул, раз за ним ухаживает такая женщина, но от боли его скрутило, и он закончил стоном, что вовсе не делало его фразу милой. Это была привлекательная и особенная женщина. Нокс знал, что для таких используют слово леди. Строгая и изысканная одежда, убранные волосы — ни пряди не выбивалось из прически, прохладное лицо. И такая же прохладная сама. — Давно я тут лежу? — спросил Нокс, когда она появилась вновь. — Эй? Она убрала тарелку из-под супа. Довольно простого и не прям сытного, но вкусного. Нокс постоянно хотел есть и, если бы мог, подскочил бы и сожрал небольшое стадо бизонов. — Неделя, — помедлив, ответила эта женщина. — Много. Она посмотрела на него, как на прыщ, который следует выдавить. Ноксу захотелось забраться глубже под одеяло. Женщины делали это. Могли повелеть, не говоря ни слова. Могли управлять, не прикладывая сил. Он боялся их и восхищался ими. Его пробирала дрожь каждый раз, когда они на него смотрели, словно он был неопытным юнцом, щупавшим за жизнь только одну грудь — молочную материнскую. Нокса брала оторопь от того, как просто с ними расправлялся Билли Боб. Заговаривал их, осыпал комплиментами, и даже самые стойкие стены не выдерживали его осаду. Хорошо, что его сейчас тут не было. Он бы ни за что не пропустил ее. — Много спать, — объяснила женщина, собравшись. — Мало сил. Поэтому дни проходить быстро. Нокс покорно кивнул и лег назад. Боль вернулась слабым подергиванием. Лучше было ее не дразнить. Нокс попытался пошевелить рукой, но она висела плетью и чувствовалась совсем чужой. Он не мог сжать пальцы. Не мог ощутить ничего внизу. Только боль. Ни возможности покрутить заколку для замков, успокоив нервы. Ни возможности сложить руку в кулак, собравшись. Боль. Вновь. Может быть, это все, что у него осталось. Визиты этого доктора Нокс не любил. Ему не нравилось помнить о том, что она замужем. Обманываться тут было так приятно. Хотя и глупо, наверное, было ревновать сиделку к ее мужу, верно? Нокс дураком точно не был, и уж заметить, как она дотрагивается до его плеча, мог. Было бы странно, если бы у такой женщины не было мужа. Возможно, его раздражало то, что она выбрала не кого-то из американцев, а такого же, как она. Пришлого. Но он не посмел бы никому об этом сказать, даже Чарли. Как только она исчезла, появился врач. Должно быть, она сказала ему, что Нокс пришел в себя. — Добрый день, — поприветствовал тот от двери. Статный, как мужчина с агитационных плакатов. Даже странно, что он выбрал себе профессию шарлатана. Нокс промолчал, смотря в потолок. День не был добрым. — Как себя чувствуете сегодня? — вновь вторгся в его покой доктор. Он осмотрел плечо, убеждаясь, что рана заживает, и по его губам пробежала тень улыбки, как будто это благодаря ему, а не живучести организма Нокса. — У меня нет ответа, — негромко сказал он. — Очень слабым. Разбитым. Как будто от меня откусили кусок. Доктор не ответил. Он закрепил обратно его повязку и сложил руки перед собой. — Если вам интересно, недавно заходил Чарли. — Да, Чарли. Он бы мог. Конечно, это был бы Чарли. Ну не Билли Боб же, который уже, наверное, по макушку нырнул под чью-нибудь юбку. Нокс посмотрел на доктора строго. Тот называл Чарли так просто по имени, как будто они были приятелями. В голову влезла тупая шутка про то, что Чарли захотел променять его на того, кто меньше калека. Но Чарли бы так не сделал. Наверное. Доктор отвел подбородок в сторону, будто собрался покачать головой, но передумал. — Он волнуется о вас. Он будет рад узнать, что вы в состоянии поддерживать сознание. Да уж, если это можно было назвать состоянием. Интересно, ему еще долго тут находиться? Об этом и спросил Нокс следующим. Доктор нахмурился. — Некоторое время. — Очень точная цифра. — Нокс закусил губу, потому что под повязкой дернуло болью от того, как он поднялся. — Лучше бы им меня забрать. — Им? Нокс прищурился. Вообще он не помнил, чтобы доктор упоминал Билли Боба. Может быть, тот даже не навещал его. Это было на него похоже. Ноксу не нравилось, как внезапно на него нападала дремота. Находила, словно морок. Доктор сказал, что это нормально. Вряд ли он понимал. Он же не был на его месте. Не проваливался в свою слабость, запутываясь в ней, как муха в липкой сети паутины. — Сообщу Чарли, что вас можно навестить. Когда он придет. — Да и… если я буду, лучше меня разбудите. Нам надо поговорить. Нокс смотрел ему в спину, когда он уходил, а после так же бесцельно пялился в дверь. Если бы не проклятая слабость, он бы прямо сейчас натянул на себя портки и выпрыгнул в окно. Не лежал бы тут практически голый, связанный бинтами и отчаявшийся. Нокс закрыл глаза.***
Нет, серьезно. Это был действительно енот. Тощий, пыльный, но енот. Его маленькие вороватые глазки поблескивали, а лапки потирали друг друга в предвкушении добычи. Бун даже перестал горло полоскать, когда увидел его. Да чтобы енот забрался практически в пустыню? Уму непостижимо. Что дальше? Рыба по воздуху начнет летать? Енот деловито обежал порожек одного из домов, метя к ведру с картофельными очистками. Замерев меховым потрепанным шаром на верхней ступеньке, он спикировал прямо в ведро, валясь с ним на землю. Бун отставил свою воду, ныряя рукой к кобуре. Он всегда носил с собой две пушки. Ремингтон — на бедре, и небольшой дерринджер¹ с укороченным стволом за ремнем. Все-таки полагаться стоило не на один авторитет. Из ведра торчала только пушистая жопа зверька, крайне заинтересованного в том, что происходит внутри. Понизу то и дело пролетали несъедобные отходы, среди которых он пытался нарыть что-то, что можно употребить. Может быть, его привез кто-то? Может быть, этот ханыга Смитсон? Или его гнали какие-нибудь собаки, и в своем долгом путешествии по Аризоне, енот наткнулся на населенный пункт, где и решился бросить якорь? Кто знал? Бун прицелился. Задница была широкой и весьма удобной целью. — Эй, шериф, видели этот смех? — вдруг спросил Диаз. Отвлеченный, Бун промазал. Пуля врезалась в ведро, пробивая его у дна, но зверь остался невредим. С гневным стрекотанием он унесся за дом. Бун посмотрел на Диаза с раздражением. — У тебя, блядь, должна быть очень хорошая причина меня отвлечь, — прорычал он, пряча ремингтон в кобуру. Лицо у Диаза было крайне отсталое. Он наверняка и не понял, чему помешал. — Смитсона-то помните? — спросил он, растягивая слова. — Нет, твою мать, у меня резко память отшибло. — Гляньте, чего учудил. Так как он ничего не говорил дальше, Буну пришлось обернуться. Диаз держал в руке кривой листок с оторванным краем. Раньше был куда-то приклеен. Бун бегло прочитал, что там написано. Даже он не выдержал и крякнул. — А я думал, что ты главный идиот на деревне, а оказывается, есть еще и те, кто коней теряют, — усмехнулся он. — Угу. — Диаз потер нос. — Он все же тут остановился. — В «Майратте», — прочитал Бун и сложил руки на груди. — Дерьмово. Мне это не нравится. Мне вообще не нравится эта шантрапа. Еще и лошадь прошляпил, — повторил он. — Это, наверное, значит, что он отсюда не уедет, — заметил Диаз. Удивительно дальновидно для его башки. Тем не менее, никакой радости это у Буна не вызвало. Диаз был прав. Если Смитсон заводил себе тут какие-то дела, это было не к добру. И в частности не к добру, что он где-то посеял то, на чем только и мог убраться отсюда. — Не хочу, чтобы он тут оставался, — озвучил свои мысли Бун. — Он своего коня не найдет. Тут его раньше либо наши поймают и прихватизируют, либо красножопые за поселком. Давно их не было? — Давно, — подтвердил Диаз. — Значит, скоро обязательно объявятся. — Да вряд ли. Кажись, эти последнюю парочку хлопнули, которые здесь ошивались. — Слава богу. Не охота на них пули было тратить. И о пулях… возвращаясь к Смитсону. Бун вылил воду из бутылки на землю. От ее журчания ему самому захотелось ссать. — Ты понял, на что я намекаю, Диаз? Тот помолчал недолго. Ну же, шевели своими червячками. — Типа того. Заправив руки в карманы, Диаз определенно кивнул. Лицо у него было в этот момент суровое и решительное. За это он иногда Буну даже нравился. — Хотя, знаешь, есть тут один плюс, — задумчиво протянул Бун, когда Диаз уже собрался уходить. — М? — Я почти наверняка уверен в том, что кусты Фриды мог пожрать его заплутавший конь. Жрать-то тут особо нечего. — О. Шериф, да у вас голова. — Я знаю. — Он осклабился. — Пуф. И дело закрыто. Потеснитесь, Пинкертоны². А ты, Диаз, учись. Осталось найти самого коня. Где-то же он тут ошивается? И будет крайне неплохо найти на нем чужое тавро. Как будто Буну были нужны особые причины, чтобы вздернуть Смитсона. Но с клеймом конокрада это будет сделать еще приятнее. Судя по всему, конь все еще бродил где-то вокруг Мракстоуна. Нужно было найти где. Звучало довольно просто. Вот только никто не видел бесхозного коня. Бун задумался и провел пальцем по нижней губе. Ну, на то он и шериф, чтобы разбираться с такими делами.***
Когда Чарли третье утро подряд проснулся на полу с головой, шумящей, как непрерывно дрожащий бубен, он начал думать о том, что что-то все-таки надо поменять. На карачках он дополз до ночной вазы и использовал ее, не поднимаясь на ноги. Опустошенный мочевой пузырь добавил спокойствия в его жизнь. Если бы можно было бы так же отлить из головы лишнее. Прополоскав рот остатками воды из кувшина, Чарли сплюнул в ту же вазу и двинулся к стене, надеясь с ее помощью подняться. Может быть, он бы и не напился так вчера в очередной раз, но какой-то тип спросил его в «Майратте». Если бы он заранее не сказал, что это по поводу утерянной лошади, Чарли бы даже не пошевелился. Лучше бы не шевелился. Когда крошечная надежда на то, что Кадиллак еще жив, забрезжила на горизонте, поддатый незнакомец объявил, что просто зашел глянуть на идиота, который потерял лошадь. О него даже кулаки не удалось размять, он сошел с дистанции после первого удара. Чарли сидел, уткнувшись лицом в колени, наверное, минут сорок. Виски не подслащал воспоминания, делая их песок лишь горче. Он одевался медленно, надеясь, что к последней детали одежды у него перестанут дрожать руки. Мутило от всего. Интересно, ему бы помогло хоть что-нибудь? Какое-нибудь средство? Было бы неплохо. Погода была ничего. Обычно в этой части Аризоны всегда шпарило, как на дьявольской сковороде, но ближе к декабрю зима давала о себе знать. По небу тут и там разлетелись кляксы тяжелых облаков. Ветер не кусал знойными клыками, как обычно днем. От одного порыва вдоль позвоночника проскакали мурашки. Отважный встретил его одиночным гавканьем. Сегодня он даже пошел дальше и строго обнюхал ноги Чарли, пока тот стоял на пороге. Чарли для пробы толкнул дверь. Заперто. Он сунул руки в карманы. Ключ так и не взял. Может, надо было? Он откашлялся и постучал в дверь. После прогулки и свежего воздуха ему немного полегчало, но наверняка выглядел он не так чтобы очень. Сняв шляпу, он пригладил волосы, вытер глаза. Как будто его когда-либо заботило, как он выглядит со стороны. Чарли задержал дыхание, надеясь уже наконец-то услышать шаги по ту сторону, но их не было. Вместо этого его встретила мадам доктор, но не изнутри дома, а снаружи. В ее руках был полный оловянный таз с бельем. Выглянув из-за угла дома, она посмотрела на него с подозрением. — Он принимать сейчас, — сказала. — Позже. — Нокс? — Чарли поморщился. — Потому что если не он принимает, то мне все равно. Мадам доктор замолчала. — Ваш друг хотел видеть вы, — произнесла она. Чарли с облегчением выдохнул. Если уж Нокс хотел его видеть, то с ним, должно быть, все в порядке. Надо поскорее забрать его и валить отсюда. Мадам опустила тяжелую миску с бельем на землю и мелким шагом двинулась по ступеням к двери. Чарли рассмотрел ключ, висящий на ленте у нее на руке. — Долго? — спросила мадам доктор, распахивая дверь. Чарли сунул руки в карманы, пожимая плечами. Откуда он мог знать, насколько задержится? — Я иду навестить друга, — сказал он медленно. Он понадеялся, она поймет в этой фразе, что он никак уж не может рассчитать время своего пребывания тут. По крайней мере он не планировал пробыть тут менее двух минут, как и более полутора суток. Мадам доктор неуверенно сжала ключ в руках. Она хотела запереть дверь за ним, но его неопределенный ответ заставил ее передумать. — Хорошо, — сказала она. — Я как раз закончить с бельем. Чарли проводил ее взглядом до угла, где она вновь скрылась, нагруженная тяжелым тазом с мокрыми вещами. Она оглянулась еще раз, вытягивая шею, будто он мог выкинуть что-то уже на пороге. Чарли вздохнул. Не то чтобы была чья-то еще, кроме его, вина в том, что ему не доверяли. По левую сторону коридора была дверь кухни. Распахнутая, она не скрывала Клауса, который развлекал сам себя, копаясь в тарелке каши и негромко распевая под нос песенки своего сочинения. — Привет, Чарли! — бодро воскликнул он, подбирая под себя ноги. Стул был для него низковат, поэтому Клаус сидел на коленках. — Привет, — поздоровался Чарли. Ему не на самом деле хотелось останавливаться и болтать, пока его ждал Нокс. Но Клаус был воодушевлен и ждал внимания. — Обедаешь? — поинтересовался Чарли, останавливаясь в дверном проходе. — Да. Ну. Немного. Он шлепнул ложкой по серой вязкой массе. Выглядела она совсем уж неаппетитно, несмотря на высыпанные в нее яркие пятнышки. — Что это? — спросил Чарли. — Это… ковбои и индейцы? Он не мог припомнить сытных трапез в детстве, но тогда, когда ему удавалось урвать целую тарелку, он тоже любил играть. Обычно лепил из вязкой массы башню или строил крепостные стены, за которыми скрывались солдаты — кукурузинки. — Нет, это вишня. — Клаус рассмеялся и, зачерпнув из своего кармашка, показал ему еще горстку. — И… чернослов. Чернослов был один, но зато мелко нарезан. — А, по-моему, это похоже на ковбоев и индейцев. Клаус смотрел на него с минуту серьезно, что-то взвешивая, а потом согласился. — Но это будут очень маленькие ковбои и индейцы, — заметил он. — Маленькие, а целую тарелку захватили. Чарли было забавно, как Клаус теперь раскладывает представителей разных фракций по разные стороны от тарелки. — Эй! — возмутился он, когда Чарли прихватил крупную вишню, лежащую с самого края. — Это же был вождь. — Тогда ковбоям повезло, — усмехнулся тот. — Боевой дух индейцев уже пал. — Как это упал? Дух может упасть? Клаус серьезно задумался, а Чарли не знал, как быстро объяснить, что такое боевой дух, поэтому он поспешно ретировался из кухни. К счастью, долго вопрос морали войск Клауса не одолевал. Уже через пару шагов Чарли услышал продолжение песни, которую тот пел до этого. Его внимание привлекала дверь справа, в столовую комнату со столом. Она была закрыта, но из-за нее слышались голоса. Чарли приблизительно представил, что там происходит что-то, что имеет кодовое название «принимает». Он думал об этом все то время, что шел до комнаты, где находился Нокс. А потом вид его в сознании и с болезненной, но улыбкой, совсем выбил его из колеи. И как же он был рад и счастлив. Нокс скособочившись полулежал в постели. Он тоже загорелся от их встречи. Скривив лицо, он попытался сесть и скрыть стон приветствием. — Твою мать, — протянул Нокс. — Я не прямо уж огурчик, но от твоего появления мне стало лучше. Чарли поддержал его улыбкой, хотя, видел Бог, улыбаться ему было все сложнее. С валить отсюда поскорее он был поспешен. Он осторожно опустился на край постели, стараясь сесть точно на каркас, чтобы прогнувшийся матрац не заставил Нокса съехать. — Побрал бы тебя черт. — Вторая улыбка вышла более искренней, чем предыдущая. Вблизи Чарли рассмотрел, что и к коже Нокса возвращается румянец и губы его не выглядят такими обветренными. Он потрепал рыжие патлы Нокса. — Зарос. Это не было первым, что он хотел сказать. Не было первым, что нужно было сказать. Но Чарли так устал от последних дней, так нуждался в чем-то простом и понятном. Чем-то, что у них было до того, как все произошло. Он мог бы поклясться, что боль в голове отступила, когда он только увидел Нокса. Но и кольнула, стоило ему подумать обо всем, что тому предстояло узнать. — Похож на голландскую мохнатку, — вяло отозвался Нокс. — И чувствую себя не лучше. Ну. Наверное, все же лучше, чем мог бы, с разбитым плечом. — Не так уж все и плохо, — попытался подбодрить его Чарли. Нокс только прищурился. — Вы чем-то занимаетесь сейчас? — спросил он. — Пока я отлеживаюсь тут? Чарли мог бы сказать, что пил, как свинья, последние дни. — Да, типа… лекарства. Не знаю. Что-то из листьев. — Лекарства? — переспросил Нокс, прищурившись. — Я бы скорее подумал, что вы двое уже выиграли весь этот Сракстоун в карты. — Мы с доктором? — При чем здесь доктор? Чарли молчал, обдумывая сказанное. Не могло же быть, чтобы Нокс имел в виду Билли Боба? Он же не мог забыть? — Тут отличный салун, — перепрыгнул Чарли раньше, чем пауза станет слишком долгой, наталкивая на лишние мысли. — Карты, музыка. Дешевое пиво. Виски почти не разбавленный. — Виски, — потянул Нокс с удовольствием. — Сейчас бы глоточек. И сигарету. Убил бы за нее. Чарли похлопал по карманам. С собой ничего не было. — Меня нормально кормят, — сообщил Нокс, отводя глаза. — Супы всякие. Каши. Наверное, эта… готовит. — Мадам доктор? — Чарли нахмурился, вспоминая ее имя. — Мэгги? Магда. Точно. — Мадам доктор, — повторил Нокс. — Буду знать. А то я все время называю ее «Эй, ты», когда она что-то приносит. А это вроде не очень звучит. — Не очень. — Эй, — он пожевал губу, — Чарльз. Чарли полное имя всегда казалось чужим и наигранным. Как будто он какой-нибудь сэр. А еще, если к нему обращались Чарльз, то это обычно значило что-то серьезное. — Я уже напрягся, — натянуто посмеялся он. — Если тебе надо отлить, держать не буду. Нокс шутливо пнул его коленом в поясницу. — Я хочу убраться отсюда, Чарли. Чарли вздохнул, отводя глаза. — Если бы ты знал, как я хочу отсюда убраться. — Ну, а тебе чего? — усмехнулся Нокс, не веря. — Играете там в карты и полируете спиртом глотку. Еще и девиц небось обхаживаете. Пока я тут умираю. От скуки. — Хочешь, я какую-нибудь книжку тебе притащу? — предложил Чарли, подумав. — Веселую. Со стихами там. Или чем-нибудь. Нокс откинул голову на подушку, до того смявшуюся под его головой, что ставшую почти плоской. — Ну, притащи, — согласился он, и от покорности в его голосе Чарли стало не по себе. — Но лучше еще раз спроси, может, мне все же уже можно отсюда дернуть. — Хорошо, Нокс. Обязательно. Чарли сжал руку в кулак. Нокс повторил за ним и стукнул о него костяшками своего. Закрыв за собой дверь, Чарли прислонился к ней плотно спиной, словно противостоял десяткам противников, которые норовили прорваться к Ноксу. Сердце билось с отвратительной тревогой, зато хотя бы одна беда ушла — в голове прояснилось. Он стоял там почти слишком долго, слушая дом и что в нем происходит. С кухни больше не слышалось пения. Наверное, Клаус закончил баловаться и наконец приступил к еде. Чарли поморщился. Уж он-то знал, как противна на вкус холодная каша. Гул голосов жужжал за другой дверью. Должно быть, Штеффен еще говорил с пациентом. Ну, раз тот мог говорить, значит, с ним ничего серьезного не приключилось. Чарли подумал о том, чтобы подождать, пока закончится прием. У него внутри все тикало. Он напоминал сам себе полную бутылку, рядом с которой не было ни одного гостеприимного стакана. И даже чертово сумасшествие в голове оказалось заткнутым на самую дальнюю полку к вещам, которые беспокоили меньше прочего. Ждать ему надоело довольно быстро. В такой перспективе даже бессмысленный разговор с ребенком казался дельным занятием. Чарли подумал, что не будет сильно отвлекать его от еды, просто поболтает. Он слышал очень четко из-за двери: «Нет, никакого змеиного масла», — от Штеффена, пока проходил мимо, и настолько задумался об этой фразе, что не сразу среагировал на отсутствие Клауса. Тарелка с кашей стояла на месте, индейцы с ковбоями смешались в ней в разномастную кучу. А Клауса не было. Чарли подумал о том, что он мог просто потерять интерес к трапезе и улизнуть на улицу играть, но неприятный тревожный холодок пробежался по его позвоночнику. Он шагнул назад в коридор, чтобы услышать, как мадам доктор, гремя полным тазом, входит в дом. Деловито и строго, как и все, что она делала. Заметив Чарли, она выпрямила спину и поставила таз на пол с такой серьезностью, как будто это был шах и мат. — Клаус, ты доел? — спросила она, не отрывая взгляда от Чарли. Он отступил назад. Раздражение за то, что на него все время смотрят, как на зверя, мелькнуло искрой, но потухло из-за беспокойства. Видимо, ребенок был не с ней на улице. — Его здесь нет, — сказал Чарли, разминая пальцами борт шляпы. Мадам доктор полоснула его холодным взглядом и широким, совсем не женственным шагом преодолела часть коридора до двери на кухню. Она заглянула туда, не веря ему, и стала недовольна еще больше. — Клаус! — позвала она. — Клаус! Чарли смотрел, как она звала, и каждый раз ее голос трескался все более ощутимой дрожью. Мадам доктор повторила имя сына больше десяти раз, но ни на одно не возникло должной реакции. Даже Штеффен, еще не отпустив пациента, выглянул из-за двери на шум. — Что случилось? — спросил он, приветствуя Чарли кивком. Чарли не ответил на его жест. Что-то происходило. Штеффен смотрел то на нее, то на него, но они не могли дать ответа. Ясно было одно. В доме Клауса не было.