Чарли понятия не имел, о чем говорили эти двое, потому что с их губ срывались одни лишь лающие фразы чужого языка, напоминающие ругательства. На английском он услышал только вопрос-утверждение: «Он виноват?» — от мадам доктор.
— Я был с Ноксом, — сказал Чарли громко, привлекая их внимание. — Клаус оставался на кухне, когда я пошел к нему.
— Клаус, — беспомощно повторила мадам.
Ее губы дрожали, тонкие руки в молебном жесте тряслись у груди.
На миг воцарилась тишина. Все они, все трое знали, что может случиться с потерявшимся ребенком вечером, но только Чарли видел своими глазами растерзанные тела лошадей.
Ему должно было быть все равно. Клаус не был его ответственностью. Клаус был для него никем.
Он был чертовым маленьким мальчиком, попавшим в большую беду. Это забота его глупых родителей и того, что они не научили его простым правилам. Не слушаешься — получаешь по жопе. Уходишь из дома без разрешения — получаешь по жопе.
Чарли выдохнул. Ему плевать. Точно. Пле-вать.
— Мы найдем его, — сказал вместо всего того, что думал, он. — А вы, мадам… вы должны остаться дома, если он вернется.
— Вернется, — вновь повторила она.
Штеффен нахмурился и сжал кулаки. Он собранно кивнул Чарли и крикнул в сторону двери, где его все еще ожидал пациент.
— Прием окончен.
Мадам доктор стала внезапно такой маленькой, тихой и незаметной по сравнению с ними. Бледным привидением она дрожала у стены, пока они шли наружу. Почти прозрачным, почти несуществующим.
— Лучше тебе пойти в сторону города, — пораскинув мозгами, предложил Чарли.
Доктор знаком местным, ему охотнее помогут, если Клаус действительно направился туда. Да и он отец все-таки. Будет странно, если о ребенке начнет расспрашивать Чарли. Мало ли что у него на уме.
— А я… — Он посмотрел в сторону расплывающихся холмов. — Я туда.
— Чарли…
Чарли не стал дослушивать, что Штеффен может сказать. Только отогнул край куртки, чтобы тот еще раз увидел мистера Кольта и понял, что он сможет защитить себя, если на него нападет какой-нибудь дикарь или животное.
Доктор Штеффен прищурился.
— Найди его.
Больше медлить он не стал и, сделав шаг назад, развернулся и быстро направился к городу.
Внутренности Чарли спутались в узел. Он столько всего хотел сказать раньше, но все сразу оказалось неважным. Его жег пот на висках при мысли о том, что может случиться с Клаусом, если он встретит койотов. Пуму. Индейцев. Или то, что убило лошадей. Сколько опасностей поджидало ребенка, гуляющего самого по себе вне города? И в обычном месте это было рискованно, что говорить о чертовом Мракстоуне.
Солнце не щадило и не собиралось ждать, разбитым желтком утекая к горизонту. Времени до ночи оставалось не так и много. Дни стали неумолимо короткими, а темнота облаков, заволакивающих небо, сгущала тени вокруг. Ночью точно никого не найти.
Чарли звал Клауса по имени, но ему отвечал только ветер, щедро бросая в его лицо песок. Он скрипел на зубах и в глазах, и будто бы был внутри, катался под кожей, превращая ее в наждак.
Чарли закашлялся, останавливаясь.
Сколько еще он мог идти сюда? Очевидно, что никто по своей воле не пойдет навстречу песчаной волне, что говорить про гуляющего мальчика.
Чарли остановился, разворачиваясь спиной к потоку.
Быть может, Штеффен уже нашел его? Или все это время он глупо шутил, прячась где-нибудь в шкафу? Ох, если бы Чарли такое провернул, отец выдрал бы его так, что он на животе остаток детства бы спал. И еще неделю сверх.
А если Клаус шел куда-то, но не… не сам? Может быть, его утащили?
— Клаус! — вновь позвал Чарли, разгоняя пугающие его помыслы громким зовом.
Помыслы стали громче в ответ.
Чарли опустил глаза к дороге. Вряд ли песок сохранил маленькие следы, но если бы что-то волокли, то они должны были тут быть.
Он прошел еще немного вперед, но единственными следами были его собственные. А помимо них на пути — только крупные шершавые камни и плотные ряды желтоватых кактусов. Их пришлось обходить. Мальчик бы через них точно не перелез.
Никто не волок бы ребенка, его просто забросили бы за плечо и все.
Было бы замечательно вернуться и увидеть всю семью вместе. Целого и невредимого ребенка, счастливых родителей. И отца.
Чарли подавился собственной отвратительной мыслью. Ему стало горько и гадко за себя, за то, что пытался представить себя между ними, за то, что смел подумать… о том, на что не имел никакого права.
Он просто обязан был найти Клауса и вернуть его им. Хотя бы в... ну, в благодарность. Он мог это сделать.
Ровная дорога уходила на север и была пустынна насколько хватало глаз. Никого до самого горизонта.
Ветер вновь подхватил песок, и Чарли закрыл глаза локтем, пережидая очередной порыв.
Может быть, он бы и не заметил. Конечно нет.
Вишню.
Припорошенную песком, но проглядывающую через крупицы сочно бордовым краем. В скатывающихся сумерках ее было так просто пропустить.
Чарли подобрал вишню, стряхивая с нее грязь. Это точно она. И упала недавно, раз ее не занесло целиком. Клаус был здесь. Но шел не к дороге…
Чувство минутной радости быстро родилось и столь же быстро было поглощено отчаянием. Где же был Клаус?
Ох, сюда бы Отважного. Наверняка эта собака могла понюхать вишню и понять, где искать еще.
Или она бы нашла вишневый сад.
Чарли прикрыл глаза от иссушающего ветра и пытался разглядеть что-нибудь среди холмов, в которых так просто потеряться. Одинаковые, бесконечные. Что среди них можно было увидеть?
Только что темный провал, мелькающий среди них, как дырка в зубе. Чарли подумал, что, должно быть, это старая шахта — та, что была закрыта. Вокруг не виднелось ни одного рабочего, а уж на шахтах жизнь кипела всегда.
Чарли замер. Мог ли Клаус пойти туда? Мог?
В чертову тьму, откуда можно не найти путь наверх, в шахту засыпанную, но оттого не менее опасную?
Чарли вспомнил себя в детстве. Он бы обязательно туда полез, даже зная, как там опасно.
Особенно зная.
Дальше ничего не было. Если Клаус и спрятался где-то, то только здесь.
Второе дыхание открылось как запасная дверь, в которую Чарли тут же и выскочил. Силы наполнили ноги, и он вложил всего себя в скорый шаг.
— Клаус!
Вход в шахту был перегорожен. Небольшой заборчик и кривая надпись печатными буквами «Обвал», но этого едва ли хватило бы на кого-то, кто всерьез думал туда попасть.
Чарли остановился у входа, кладя руки на деревянную изгородь. Под досками как раз хватило бы места, чтобы мог пролезть маленький мальчик.
У него не было с собой ни фонаря, ни даже просто спичек.
— Клаус! — вновь воззвал Чарли у темноты.
Он отчаянно дернул доски, и они поддались легко, заваливаясь на него. Чарли споткнулся, падая вместе с ними на спину, и боль атаковала его с двух сторон — от ушибленной о камни спины и под ребрами, куда саданула изгородь.
— Чарли!
Чарли широко распахнул глаза, игнорируя песок, и забросил голову назад, определяя, откуда звук.
Клаус оказался прямо за ним. Он не полез в шахту.
Он был жив. Цел. И рядом. И это Чарли его нашел.
Чарли испытал такое облегчение, что еще немного и он бы обмочился.
Он поморщился, сбрасывая с себя изгородь, тут же зарывшуюся в песок.
— Чер… — Он поднял глаза, смотря на Клауса, и замолчал. — Приятель, ты не представляешь, как перепугались твои домашние. Что ты тут вообще забыл?
Клаус не выглядел виновато. Чарли это уже насторожило. Он бы на его месте, так набедокурив, сидел, поджав уши, как щенок, сожравший хозяйские сапоги.
— Меня сюда позвал папа, — оправдался тот.
Чарли выпрямился и рассмеялся.
— Придумай что-нибудь получше, я-то точно знаю, чем твой папа был занят, и уж он-то не мог… звать тебя сюда. — Слова застряли в горле. Он боялся думать.
Что-то выдавало себя за Штеффена.
— Это был папа, — упрямо повторил Клаус. — Я знаю. Я шел за ним. Мы почти пришли.
Он шагнул в сторону шахты, но Чарли перехватил его.
— Эй, что, по-твоему, ты делаешь? — строго спросил он, разворачивая ребенка к себе лицом. — Папа хотел бы, чтобы ты влез в опасную яму, где можно шею себе сломать? Ты думаешь, он тебя сюда звал? Ты ошибаешься. Он дома. Он ищет тебя.
— Ищет меня?
Клаус опустил глаза, повторяя про себя: «Ищет меня».
Чарли не мог долго смотреть в его лицо, поэтому вздохнул и потрепал его по волосам.
— Пошли домой.
Клаус смотрел на него обиженно и серьезно, как будто это он сделал что-то не так. Он был крайне похож на мать.
Угрюмо кивнув, он подал ему руку, и Чарли, замешкавшись, осторожно ее взял. Он еще никогда не водил никого за руку, это было так странно и по-девчоночьи, и он на секунду захотел сообщить об этом Клаусу. О том, что взрослые мальчики не ходят за руку, а уж он-то наверняка взрослый, раз сам забрался так далеко.
Ну, может быть, в следующий раз.
Чарли посмотрел на ограду, которая все еще валялась в песке. Надо было поставить ее на место.
— Подожди минуту и никуда не убегай, — попросил он Клауса.
Тот вроде бы кивнул, но Чарли на всякий случай еще раз оглянулся. Клаус послушно стоял на месте. Хорошо.
Теперь, зная, какова деревянная заслонка на вес, Чарли поднял ее рывком, удерживая. Осталось только приставить.
Чарли не рассмотрел, на чем она крепилась до этого, поэтому ее пришлось еще раз перетащить и наклонить под углом, чтобы она не рухнула на него второй раз, когда он будет отходить.
— Чарли.
Он оглянулся на Клауса, но тот сидел на корточках, выковыривая песок из-за шнуровки ботинка. Говорил не он.
Чарли сглотнул и обернулся, смотря во тьму.
Его звали оттуда.
***
У него задрожали руки, потому что он знал этот голос, как свой.
— Чарли.
Шепот ветра, попавшего в воздушную пещеру, или слова.
Зуб не попадал на зуб; Чарли коснулся кармана на груди, чтобы почувствовать распятие под одеждой.
— Билли Боб? — сглотнув, спросил он.
Из тьмы больше не слышалось ничего, но часть ее, такая черная, будто поглощающая весь свет, плыла волной.
У него перед глазами прыгали пятна, он в действительности не знал, стоит ли им верить. Но, почувствовав холод, оторвал взгляд от черного горла шахты, смотря вверх.
Это могло быть тенями от чего-то длинного. Например, ветвей дерева. Если бы тут были деревья. Но вокруг торчали только сухие огрызки сожженных кустов и одинокие травинки.
Тень, безобразно странная, ползла к нему, скользя по деревянным стенкам, на которые не падали даже последние лучи солнца, слабые, как вдохи больного чахоткой.
Чарли отступил назад, не давая им коснуться своей тени, и понял, что в них было странного. Тени ползли не по поверхности. Они касались воздуха бесформенными щупальцами, тянясь к нему.
И стоило ему отступить, они дернулись следом. Сомкнувшись сверху, как острые зубы.
Чарли едва коснулся куртки, отодвигая ее, и момента хватило, чтобы он наставил дуло мистера Кольта на темноту.
Разрастающаяся тень, вынырнув из колодца, замерла. Но, словно почувствовав себя увереннее, двинулась.
Чарли не был таким опытным ганфайтером, как Билли Боб. Он редко стрелял на поражение и чаще целился в кисти с оружием, чем в сердца. Но целился он метко, и не один десяток пальцев отправил в историю.
Если бы он знал, куда целиться теперь…
Палец Чарли привычно скользнул к спусковому крючку. Масло, тяжесть, запах пороха. Отдача от выстрела пронеслась по руке прямо в грудь, вонзаясь в сердце и ускоряя его ритм в десятки, а, может быть, сотни раз.
Пуля исчезла. Она мелькнула мимо тьмы, будто ничто не преграждало ее путь. Проскочила мгновением, находя конец где-то в деревянной балке, которыми был обложен вход в шахту.
А тень никуда не пропала. Она заходила ходуном, словно поверхность воды, куда швырнули камень. Это замедлило ее на миг, но лишь на миг.
Чарли отступил, стреляя вновь. Метя в разное. Нужно было стрелять в сердце. В голову. Здесь не было ни сердца, ни головы. Ничего.
Слова и образы убитых лошадей кровавыми вспышками.
Он стрелял, не находя цели, и с каждым выстрелом заполнялся чем-то изнутри. Чем-то, что обращалось из мягкого в твердое и становилось почвой, на которую он мог крепко стать. Чем-то, на что он наконец мог опереться.
Осознанием.
Он видел это. Клаус видел.
Он не сошел с ума. Он владел собой. А теперь — и ими.
И тогда оставалось только одно.
Схватив замершего в ужасе Клауса на ходу, Чарли прижал его к своей груди и побежал так быстро, как вообще только мог.
Один закон жизнь вбивала очень больно. Есть угроза —
бей или беги. Третьего не дано.
Песок хватал за сапоги, но ветер дул в спину, подгоняя и давая ногами оторваться от земли. В благодарность за свою помощь он сорвал шляпу, унося ее в сторону. Но эта шляпа не стоила их жизней.
Клаус вцепился в него клещом, руками и ногами, парализованный страхом, и Чарли бы очень хотел взять его иначе и не дать смотреть себе за спину, но остановиться не мог.
— Чарли! — пискнул Клаус и вжался лицом ему в плечо.
Чарли не разбирал дороги, сердце стучало в горле. Он мог или не мог привести
это к городу? Если его не брали пули, никто не смог бы с ним ничего сделать.
Чарли заскользил на пятках сапог, сворачивая к долине. Солнце, выглядывающее в просвет между холмов, подмигнуло ему.
Он думал, ошибкой ли это было или спасением, но дикие насаждения кактусов в первый миг показались ему тупиком. Грязно-зелеными пятнами среди ссохшейся почвы и песка, стелющихся бескрайней красной равниной. Чарли не смог бы сохранять скорость, уже выдохшись и петляя, чтобы обойти колючие преграды, вставшие волной из пучины земли.
Он закрыл глаза и вложил все свои силы в прыжок, который мог бы перенести их через первый широкий ряд. Ноги коснулись колючего фронта, и плевать было на эти сапоги, лишь бы не распороть ноги и сохранить Клауса.
Мягкое растение подогнулось, роняя их в песок.
Чарли постарался приземлиться на бок, чтобы не упасть на Клауса, и за это крепкие иголки ободрали его плечо при повороте. Но это были всего лишь царапины.
Чарли поднялся рывком и обернулся в мгновении, казавшемся разлетевшейся на осколки надеждой на спасение. Песок заставил глаза слезиться, а лицо гореть. Закатное солнце выглянуло из-за туч, прикасаясь благословением.
Чарли продолжал отчаянно сжимать Клауса, сев и подобрав под себя ноги.
Что это было? Солнце, подмигивающее напоследок, или острая крепостная стена из кактусов, за которыми им удалось спрятаться? Он не знал.
Чарли больше не видел никого за собой, словно их преследователя и не было. Только их собственные длинные тени на красной земле.
Он все еще был жив.
Они были.
***
Чарли не знал, сколько времени потратил на то, чтобы решиться выбраться. Он не мог оставаться здесь с ребенком в темноте.
Его штаны посеклись, пока он выбирался из колючих угодий, но с этим он готов был жить.
Клаус не издал ни звука с тех пор, как они поднялись. Чарли хотел сказать что-нибудь сам, чтобы подбодрить его, чтобы показать, что ужас… он там, далеко, но он и близко не был в этом уверен. Он молчал, сцепив зубы. Молчал и шел.
Лицо мадам доктор было заплаканным, раскрасневшиеся глаза метались безумно, а волосы, выбившиеся из прически, торчали и расходились от головы как серые лучи солнца.
Она схватила Клауса из рук Чарли так, будто тот был игрушкой, крепко прижимая к себе и осыпая взволнованными ощупываниями.
— Спасибо, спасибо, спасибо, — шептала она в волосы Клаусу и отходила назад.
Чарли готов был поспорить, она всыпала бы сыну за непослушание. Раньше. Сейчас она уже думала только о том, как рада, что с Клаусом ничего не случилось.
Чарли бы думал.
Ему надо было просто развернуться к двери, все еще открытой и холодящей его поясницу вечерним дыханием, и вернуться к себе. Не думать о том, что со Штеффеном может быть что-то там, в темноте.
Пройти по улице, у которой ночь крала весь цвет, пройти по улице, где за каждым углом могло таиться то, чему он не находил объяснения.
Он должен был.
Чарли шагнул назад, непроизвольно поглаживая голую макушку, не покрытую шляпой, что теперь была утеряна. Ему стоило бы задуматься о том, чтобы приобрести новую. Если он доживет до утра.
Глаза слепли от разницы между светом в доме и тьмой снаружи, не видя.
Он успел сделать шагов десять, может быть, двенадцать от дома, когда чернильная тень из сумерек жарко задышала рядом.
Чарли только подумать успел о том, чтобы бежать — куда-нибудь — в любую другую темноту, но подальше, а она уже ткнулась ему в колено влажным носом, который он почувствовал через разрыв в брюках.
— Отважный, — с облегчением выдохнул он.
Штеффен. Штеффен должен был быть рядом.
Хорошо, что он не выхватил револьвер.
— Чарли? — спросила темнота, организовываясь в силуэт человека.
Чарли не помнил другую такую безлунную ночь. Все краски были мертвы, звуки теряли смысл. Сверчки стрекотали с надрывом, чудясь полчищами скрывающейся во тьме опасности.
Доктор коснулся его плеча, словно ему нужно было нащупать его, убедиться, что это он.
— Чарли, я не нашел его, я не нашел Клауса, его там не было, — почти сорвался он, повторяя одно и то же.
Чарли почувствовал себя мерзко.
— Доктор, успокойся, я нашел, нашел его, он уже дома, — бросил он небрежно.
Чарли мог бы пройтись вперед, в сторону города, с широко расправленными плечами, словно ни капли не боялся ничего из того, что могло ждать в темноте. Чтобы показать ему, что не боится. Чтобы Штеффен не боялся.
Но бояться надо было.
— Дома? — Штеффен проигнорировал то, что он пытается снять его руку, хватаясь за второе плечо. — Клаус?
— Ты что, глухой? — Чарли сглотнул.
Когда он был раздражен, слова сыпались из него раньше, чем он успел подумать, стоит ли их произносить. А это раздражало его еще больше.
Но доктор не реагировал на его раздражение.
Он смотрел на него из темноты, смотрел с надеждой и верой, и его глаза блестели, как блики в ночном озере.
Он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но его отвлек Отважный, ворча внизу.
Пес заволновался, смотря куда-то. И Чарли услышал тихое рокотание вулкана у того внутри, рык, предрекающий беду, предрекающий присутствие кого-то еще.
