Загнанные лошади смотрят на запад

Голова кружилась, как будто в нее одновременно ударили кулаком и целой бутылкой виски. Чарли, пьяно не разбирая дороги, брел за Штеффеном и все виделось, как во сне. Размыто, неявно, безадресно. Только выжимка, холодная суть, которую можно припомнить на утро. Сейчас он не был уверен даже в том, что вспомнит. Колени подкосились у порога в кабинет. Чарли замер перед дверью. За ней виделся целый мир, но не тот же, что и прежде. Без путанного лабиринта запахов и предметов, которым он не находил применения. Был порог: до — где находился он, и после — где остановился Штеффен. Чарли сглотнул, и слюны будто не было, жар и сухость во рту тупили и драли глотку. Доктор Штеффен оглянулся на него лишь раз, когда дошел до своего стола и положил поверх руки. Изгиб его спины, и бедра, и ягодицы. Что было терять, черт побери? Что было позади? — Закрой дверь, — сказал он, едва Чарли, собравшись с духом, переступил через порог; такой маленький шаг для своих ног, но такой огромный для себя самого. Он еще не видел ту сторону двери. Там висело небольшое зеркальце. Висело неудобно, он видел только свои глаза и лоб. Чарли провернул крупный бронзовый ключ, торчащий из замочной скважины, вслушиваясь в скрежет механизма изнутри. Как удар по пустому ведру. Он досчитал до пятнадцати. Если бы мог вспомнить другие цифры, вспомнил бы и их. Чарли не знал, где пульс отдает сильнее — в ходящей ходуном грудной клетке или жарко дергающем паху. Он повернулся лицом к комнате. Возможно, Штеффен просто раздевался. Осторожно и аккуратно, как делают это господа, прежде чем принять ванну. Обстоятельно расстегнул все пуговицы своего жилета. Четыре. Расстегнул пуговицы на манжетах. Казалось, он делает все так неспешно, чтобы у Чарли был шанс передумать. Если он испуган. А он был чертовски испуган, но и не меньше возбужден. — Ты не будешь раздеваться? — спросил Штеффен, поднимая на него глаза. Чарли пошарил по своей рубашке. Хрен с ней. Главное — достать член из штанов, зачем все остальное? Хотя… признаться, он, наверное, не ждал ничего в жизни сильнее того, как доктор спустит брюки. Он спустил. Вместе с нательным бельем и сразу ниже колен, открывая длинные мускулистые ноги. Каждую ладную мышцу, светящуюся под кожей, как произведение искусства. Чарли онемел восторженно, рассматривая его, и чуть не уронил расстегнутый ремень с тяжелой кобурой, кладя на край стула. Икры, голени, бедра. Штеффен развернулся, отодвигая книги в сторону. Будто они действительно были важны. Закрывал, сдвигая к склянкам у края стола, подальше от листьев во влажной ткани, переставил керосинку на стул, наклоняясь. Чарли только и мог пялиться на его задницу. Совершенную и восхитительную. Он думал, мягкие у него ягодицы или твердые. Вообще-то он думал только о том, что между ними. У дверей его колени все еще дрожали, а сладостная мысль о недоступном бередила разум. Господи, блядь, боже, неужели этот мужик, который мог его за шкирку поднять, даст себе присунуть? Он сам бы за попытку шею сломал. Но он даст. Он даст? Чарли сглотнул, делая шаг вперед. Все мысли оставили его; Штеффен оперся локтями на стол, сгибаясь перед ним. Когда Чарли увидел розовую дырку доктора, он подумал, что ему было бы все равно, и если бы на шею петлю сейчас накинули. Он должен был его трахнуть. Трясущимися руками он расстегнул штаны, вытаскивая вибрирующий от напряжения член. Ему казалось, стоит сжать чуть посильнее, и он донести-то его до Штеффена не успеет. Чарли сплюнул в ладонь, много, обхаживая себя, и не удержался, сжав ягодицу перед собой. Смотря, как выглядит его загорелая рука на этой белой коже. Он мог трогать все. Это все принадлежало ему. Весь Штеффен принадлежал ему сейчас. Штеффен выдохнул и собрал локти под себя, сгибаясь. — Давай, — прошептал он. — Я готов. Перед глазами мелькали темные пятна, а нервы колотили Чарли так, что он едва мог стоять. И попасть он тоже не мог, даже тогда, когда Штеффен подогнул ноги, ложась ниже, чтобы ему было удобнее. — Не получается, — прохрипел Чарли, боясь своего голоса. В тишине, когда не нужно было ничего говорить, это самую малость, но казалось нереальным. Отстраненным. Чьим-то чужим сном, в котором ты незаконный наблюдатель. Штеффен шумно вздохнул; ему пришлось убрать одну руку и лечь щекой на стол. И следующим он схватил Чарли за член так уверенно, что у того сорвалось дыхание. Схватил и направил точно в себя, как будто отлично знал, что делает. Проходило с трудом, Чарли бросило в пот, потом зазнобило, прошибая крупной дрожью. И он не смог сдержать стона, оказавшись в жаркой тесноте. Все перестало держать его. Он наклонился, упираясь лицом в рубашку Штеффена ниже лопаток. Дыша часто и глубоко, чтобы хоть немного продлить пожирающее его удовольствие. На ткани остались следы влаги, возможно, его слюны, возможно, пота. Чарли смотрел на них, двигаясь, и они напоминали ему силуэт лошади. Он трахал Штеффена. Господи, трахал его. Интересно, что Штеффен думал об этом? Чарли посмотрел на его затылок, но тот ничего не отражал. Только пальцы рядом сжимались на краю столешницы, разжигая белые звезды на костяшках. Возможно, это будет первый и единственный раз, когда Чарли действительно сделал это с тем, с кем хотел сделать. И он хотел насладиться. Каждым движением, каждым прикосновением, каждой секундой, которые утекали, как песчинки в часах. Он вжимался своими бедрами в бедра Штеффена, жалея, что не снял штаны, но он не думал, что хватит сил выйти из него хоть на мгновение, чтобы опустить их. Ткань елозила раздражающей преградой между двумя телами, заставляя кожу ловить только искры настоящего костра ощущений. Но и они обжигали. Чарли отстранился, чтобы видеть, как входит в чужое тело, и ускорился. Хотелось жестко и до упора, а потом почти сорваться, балансируя на самой грани. Дотрагиваясь до твердых — они были твердыми — напряженных ягодиц, так гостеприимно встречавших его. Чарли знал, что кончит внутрь во что бы ни стало. Не остановится и не сможет вытащить, отрубая половину удовольствия. Только внутрь, до последней капли. Дуло к виску приставьте, но нет, не прервется ни за что. Ножки тяжелого стола дрогнули и со скрипом прокатились, сдвигая его ближе к стене. Чарли едва ли обратил на это внимание. Он чувствовал только жар тела под собой, прижавшись к нему всем, чем мог. Ноги к ногам, грудь к пояснице, член — внутри до самых яиц. Спазмы скручивали его всего несколько секунд, ужасно коротких, но ярких, ослепляющих и оглушающих на мгновения. Как будто выдох после очень, очень долгой задержки. Чарли лежал и слушал, как дышит Штеффен под ним, и дыхание того выравнивалось, приходя в норму. Становилось все тише и спокойнее. Одна минута, две, может быть, больше. Он отпустил его с сожалением, даже член выскользнул неохотно. Чарли обтер его рукой, и тот ожидаемо кольнул легкой болью. — Ты закончил? Чарли не сразу среагировал на вопрос. В его голове он повторился несколько раз, словно эхом, пока контуры фраз не собрались в одну. — Да, вроде да, — поспешно отозвался он. Штеффен согнул руки в локтях, упираясь в столешницу, и оттолкнулся от нее, поднимаясь. Чарли думал, ему будет неловко смотреть на него. После всего, что у них было. Но как же ему хотелось сейчас увидеть его лицо. Что он об этом думает? Что чувствует? Это все было непонятно. Чарли пытался спросить себя, что бы заставило его дать кому-нибудь себя трахнуть, что бы заставило Штеффена… и у него не было ответа. Только один — что это все это не по-настоящему. Но, черт побери, Штеффен стоял прямо перед ним, без штанов. Может быть, он не дал бы ему это сделать, если бы Чарли завтра не уезжал. Да, наверное, так. — Мне немного легче, — рассмеялся Штеффен, разворачиваясь, чтобы подтянуть штаны на место. Он запутался в рубашке и попытался поправить ее рукава, стряхивая их по руке. Чарли хотел что-то сказать, но потом он увидел, что у Штеффена стоит, и у него все слова пропали. Это же не могло быть… ему же не могло нравиться, что с ним такое делают? Как это вообще может нравиться? Чарли был с мужчинами не то чтобы много раз в своей жизни и, конечно, всегда это были парнишки, ошивающиеся у борделей и продающие себя, потому что не смогли придумать ничего получше. Ни одному из них не нравилось, что Чарли с ними делал, о чем любезно оповещали нереагирующие тела. А у доктора действительно нихрена себе как стоял, покачиваясь от его резких движений. Штеффен наклонился, подбирая край брюк, и пола рубашки, закрывшая его пах от Чарли, стала самой ненужной вещью на свете. — А ты можешь не одеваться прямо сейчас? — выпалил он раньше, чем обдумал это. Он не часто настолько не задумывался над тем, что говорит, но это был тот момент. Штеффен поднял на него глаза. Чарли с трудом оторвал взгляд от его члена, чтобы посмотреть в ответ. Он был один. Штеффен вновь засмеялся, глядя на его растерянный вид. Разведя руки в стороны, он выгнул поясницу, давая рассмотреть себя. — Потрогай его, если хочешь. Чарли резко покачал головой. Еще чего не хватало. Хотя внутри он не мог отрицать, что вид возбужденного члена и полностью оголившейся головки заставлял язык прилипнуть к небу, а кровь, только начавшую разбегаться по своим обычным маршрутам, вновь устремиться в низ его живота. — Хочу еще раз, — серьезно сказал он. — Прямо сразу еще раз? Чарли не знал, что ответить. С ним такого давно не случалось. Черт, наверное, с тех самых пор, когда он только впервые попробовал близость. Хотя, возможно, тогда его возбуждала не столько мысль о том, чтобы продолжить, сколь оплаченное время. — Да. Штеффен смотрел на него внимательно, разглядывая, как незнакомца. На его губах была улыбка, но не такая, как обычно. Румянец на щеках и шее все делал необычным. Он отпустил брюки и собрался развернуться, чтобы вновь лечь на стол, но Чарли схватил его за рубашку на локте раньше. — М-м… — Он кашлянул. — Мы можем это сделать как-нибудь, чтобы я видел… ну… твой хуй? Штеффена очень развеселило его предложение; он даже рукой рот закрыл, чтобы не расхохотаться, хотя Чарли и не мог понять, что в нем такого смешного. Быстрый поцелуй в лоб его успокоил. Все было нормально. Ему почти не понадобилось времени, возбуждение вернулось быстро, будто еще не успело уйти окончательно, замерев на пороге. Штеффен стянул сапоги и стряхнул одежду через ступни. И, повернувшись лицом, сделал шаг к столу. И еще шаг. С готовностью он опустился бедрами на край и откинулся назад, ложась на локти. Приподнятые ноги раздвинулись, и Чарли просто не знал, куда уже смотреть. Хотелось все, хотелось сразу. Он почти запутался в своих собственных штанах, потому что расстегнул их второй раз рывком, чтобы быстрее, чтобы еще раз, чтобы… И во второй раз Чарли не понадобилась помощь. По свежему семени он вскользнул мгновенно, казалось, будто даже еще глубже. Чем раньше и чем планировал. Он поднял голову и понял, что чертовски оплошал. Штеффен смотрел прямо на него. Смотрел, как он все делает. Мог видеть его лицо. Такого с ним еще не было. Всегда они были на животе или на четвереньках. Он просто не понимал: как можно что-то делать, когда на тебя смотрят? Так смотрят. И Чарли по-настоящему испугался, что может налажать. Двигаться как-то не так. Совать не туда. Или… или внезапно окажется, что он всю жизнь делал все неправильно. Должно быть, все это сразу отразилось у него на лице. Он занервничал и попытался сосредоточиться только на члене перед собой. Прекрасном, длинном, набухшем от жажды. Штеффен вытянул руку, гладя его по щеке и улыбаясь ободряюще. — Все в порядке. Двигайся. И он двинулся. Боже, никогда в жизни еще так не двигался, как теперь, видя его перед собой. Штеффен опустился с локтей, лег на лопатки и повернул голову встревоженно — со стола слетела книга. Но, кажется, его это не беспокоило дольше момента. Чарли смотрел на его соски, белую грудь на таком контрасте с голубой рубашкой. Потные стыки поднятых бедер с телом — Чарли обхватил его ноги, и ощущать, как напрягаются внутри мышцы, было бесценно. Ну и член, конечно. Развратно торчащий, как на неприличных картинках, раскрасневшийся и загнутый вверх, с открытой головкой и лабиринтом вен, в котором легко затеряться. Штеффену… нравилось, что он делал? Вот это все внутри его задницы? Это было странно. Неправильно. Ненормально. Это же просто совали штуку в зад. Но Чарли хотел продолжать. Хотел проверить. Теперь удовольствие не избивало его скорыми позывами, как тогда, требуя немедленного удовлетворения телу. Оно неспешно гуляло внутри него, и это было чем-то новым. Продолжительным. Особенно, когда Штеффен попытался найти что-то на столе и сбил на ступку, шумно покатившуюся по полу. Но он едва ли обратил внимание, закусывая указательный палец и жмурясь. Чарли пораженно не мог оторвать глаз от его лица. Оно было таким, как будто ему больно? Или хорошо? Черт бы его разобрал. Наверное, все же хорошо, ведь он еще не зарядил ему пяткой в лицо, спихивая с себя. Он мог. Но Чарли ловил лишь его приглушенные стоны, и от каждого по телу пробегались табуны диких мурашек. — Давай быстрее, — сдавленно попросил Штеффен, отрывая зубы от пальца. Он хотел скорее закончить? Чарли вновь посмотрел на его член. Ему нравилось? Но он хотел прерваться? Чарли метался внутри себя с этими вопросами, не находя ответов. Шлюхи обычно говорили «давай быстрее», когда он от усталости или опьянения долго не мог кончить, а время подходило к концу. Чарли думал об этом, пока Штеффен не собрался, силой притягивая его к себе за шиворот и целуя в губы вновь. И тогда стало плевать на все. Это было самое сладкое. Самое незнакомое. Самое притягательное. — Размыкай губы, — прошептал Штеффен, отрываясь от него на пару мгновений, — когда целуешь. Какая-то потерянная отдаленная мысль, затесавшаяся в опустевшую голову Чарли, хотела оспорить это предложение. Или выяснить — зачем. Но наверняка Штеффен в этом больше разбирался. И он подчинился. Штеффен лизнул его язык, и Чарли замер пораженно. Рот перестал закрываться, сердце распухло от переполняющих эмоций. Здорово. — Не останавливайся, — почти сразу же вернул его обратно Штеффен. — Я… я почти. Чарли смотрел на него, на его лицо, на грудину. Так хотелось запомнить это все. И смотреть. И целовать. И трахать его, пока не отнимутся ноги. Штеффен приподнялся, напрягая мышцы пресса. — Пожалуйста, — шепнул он, приближая губы к уху Чарли. Чарли не понимал, чего он хочет, пока ему не дали подсказку: рука Штеффена взяла его руку и положила на член. — Пожалуйста, — повторил он. В ладони пульсировала пламенем его голая плоть. Налитая и тугая, живая, как змея. Очень горячая змея, весь день гревшаяся на солнце. Штеффен сжал свои пальцы поверх его, показывая, как надо делать. Чарли понял и, сглотнув, с усилием задвигал рукой по стволу, помогая ему. Глаза Штеффена закрылись. Он задышал обрывисто резко, фыркая и мыча. Его руки лихорадочно зашарили по столу, спихивая с него все подряд, и замерли только в конце. Чарли едва устоял на ногах. Потрясающая задница доктора крепко тиснула его там, и вместе с этим по подбородку хлестнула вырвавшаяся из его члена струя семени. Штеффен издал довольный звук, очень похожий на «вуф», и это стало последним, что было важно. Чарли зажмурился, позволяя себе кончить еще раз. Электрический заряд, щелкнувший между ног, коснулся язычками всего внутри, уничтожая остатки его воли, но заполняя живительной влагой, словно кувшин из ледяного ручья. Слишком много. Слишком хорошо. Это правда? Он все еще существовал? Чарли уперся руками в стол по обе стороны от тела доктора, пытаясь отдышаться. На животе и груди непристойно блестели остатки влаги, а лицо… он даже не мог описать его. Кажется, так выглядело удовольствие. Приоткрытые глаза и губы, влажный лоб. И это Чарли сделал ему так приятно. Штеффен приподнялся, видать, желая поцеловать его, но Чарли не хотел испачкаться о его жидкости, отстраняясь. Он запоздало вытер подбородок и отошел, давая ему опустить ноги. После этого раза голова вообще не соображала. Чарли заполошно пытался понять, где застегиваются его штаны, но осознание реальности ускользало от него, как в отходняке после пьянки. Штеффен сел, морщась. Свесив ноги вниз, сидел некоторое время без движения, а потом рассеянно потянулся к тряпке на оставшихся на столе листьях. Он вытер капли с живота и грудины, и Чарли поймал взглядом ручеек на внутренней стороне бедра, вытекающий прямо из него, прежде чем Штеффен обтер себя внизу. — Ты можешь ничего не говорить, — только и произнес он, как только натянул штаны на место. Он не сказал, что Чарли может идти; за окном клубился вечер, и нужно было уходить сейчас или не уходить совсем. Чарли внезапно было плевать на все. Его могли убить там. Или пристрелить в любом другом месте. Все стало одного цвета. Чарли остановился перед дверью. Он так хотел услышать что-нибудь, что могло бы подсказать ему, что делать. Рука легла на бронзовую ручку. И он не мог придумать ничего лучше. — Я останусь? — сказал он бодро, как будто в нем действительно были силы на этот ответ. — Я ведь могу и утром забрать свои вещи, да? До восьми полно времени. Останусь? Ну. Если мы захотим… еще раз. Типа того. Это казалось хорошей причиной, чтобы остаться. Штеффен только кивнул.

***

Чарли особо не задумывался, с какой целью Штеффен развернул свой матрац. Может быть, он уже собирался спать. Чарли пришло это в голову через минуту или две после того, как он сел на него сам, вытягивая уставшие ноги. Штеффен сидел напротив и курил, смотря в стену; когда он затягивался, огонек сигареты мелькал в полумраке пылающим змеиным глазом. Отлучался он всего один раз — запереть двери на улицу, проверить шарпс. Ну и принести сюда виски. Чарли выпил полстакана и выдохнул. Было странно думать о том, что было между ними полчаса назад. Было странно думать о том, что такое вообще возможно. Также было и больно думать о том, что такого больше не будет. Конечно, еще разок, может быть, до рассвета. Если Штеффен предложит. Не то чтобы Чарли вновь хотелось — его изможденный недавним удовольствием член впервые за столько времени не беспокоил, — но мало ли. Он вытянул ногу, мягко пиная сапог Штеффена, чтобы привлечь его внимание. Доктор обернулся и улыбнулся ему так мягко, что от этого рубануло бритвой где-то под грудиной. Чарли рассердился на себя. — Частенько такое проворачиваешь? — грубо брякнул он первое, что пришло в голову. Чарли немало времени провел за вечерами в «Майратте» или «У пьяной пятки», чтобы оценить в целом население Мракстоуна. Они все были работягами, простыми парнями. Вряд ли кто-то из них тоже был извращенцем. Как они двое. Но о чем еще он мог спросить? Эти вопросы свербили в нем, как зуд от комариного укуса, и он бы душу изодрал в клочья, лишь бы его унять. Штеффен медленно обернулся. — Нет, — сказал он, туша сигарету о банку из-под бобов. — Это ты. — Я? — Ты милый. — Я вовсе не милый. Чарли скрестил руки на груди. — Прости, если я сказал что-то не то. — Штеффен выдохнул последнюю струю дыма вверх. — Я немного не соображаю. Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями. А потом наклонился вперед; его лицо утонуло в тени, мешая увидеть. — У меня близости… уже несколько лет не было, — сообщил Штеффен; его выражение в темноте было не разобрать. — О, — удивился Чарли. — Почему? Ого. Несколько лет. И он был первым за все это время. Он очень надеялся, что хорошо себя показал. То есть, блядь, как это — хорошо себя показать? Почему он вообще думал о том, как это? Было и было. Ему понравилось. Точка. — У вас же тут есть… заведение, — продолжил Чарли, чтобы перестать думать. — Девочки. Всякие. Разные. Штеффен щелкнул языком, покачав головой. Подобрал под себя ноги, расслабленно раскидывая колени в стороны. — Девочки. Нет. Совсем. — Он опрокинул голову назад. — Это меня вовсе не привлекает. Чарли пожал плечами. Когда очень хочется, без разницы, привлекает или не привлекает. А делать это всегда с теми, кто привлекает… ну, это фантазии и мечты, такого в жизни не бывает. — У тебя были до меня мужчины, — заметил Штеффен. Это прозвучало вроде как вопрос, а вроде как ответ на него не требовался. Но был необходим. Ей-богу, собраться на него было сложно. — Я не делал это ни с кем, кто не хотел за это деньги, — ответил Чарли, неожиданно для себя робея. — И кто делал бы это, потому что ему самому хотелось. Доктор Штеффен с любопытством оглянулся, и Чарли подумал, что кинет в него сапогом, если он решит поглумиться над этой неловкой фразой или над ним самим. Тот молчал, и Чарли чувствовал в себе жажду сбить его с мыслей. — Так что? — вновь саданул он. — Значит, ты сделал это со мной, потому что больше не с кем? Со стороны стола раздался слабый смешок. — Нет. Но я понимаю, как ты пришел к этой мысли. Штеффен молчал так навязчиво, что его тишина напоминала пустой стакан. Туда необходимо было что-нибудь плеснуть. Чарли закряхтел, усаживаясь поудобнее. Булькнул своим виски, шмыгнул. — Ты мне понравился, Чарли. И с тех пор, как я понял, что тоже нравлюсь тебе, я не мог перестать об этом думать. — Ты мне не нравишься, — отрезал Чарли. — Просто нам обоим было нужно… нужно. У него раскраснелось лицо. Но... как? Как Штеффен понял о нем? В смысле, на нем написано, что ли? Это было чертовски плохо. Если это видели другие, они могли тоже это понять. Все о нем. Он представил себя болтающимся в петле с деревянной табличкой на шее. «Содомит». — Когда ты говоришь «об этом», — повторил Чарли, пытаясь утопить образы, от которых стыла кровь, — ты имеешь в виду?.. — Я думал, каково было бы переспать с тобой, — ответил Штеффен тихо, как будто это было самой очевидной вещью на свете. — Переспать… — Чарли потер подбородок. — Типа потрахаться? — Потрахаться. Чарли усмехнулся себе под нос. Придумают же. Переспать. Разве они спали? Это все, что угодно, но не спать. Он не сказал, сколько раз представлял это сам. Это казалось само собой разумеющимся. Но странно было слышать, что кто-то другой думал об этом с тобой. Такого тоже в его жизни еще не происходило. Во всяком случае ему никто об этом не говорил. — Ну, и я… соответствовал? Твоим мыслям? — выжал Чарли сконфуженно. Штеффен закинул руку за спинку стула, обхватывая ее запястье ладонью второй. — Определенно. Чарли сунул руки в карманы, запрокидывая голову. Он закрыл глаза, стараясь не думать ни о чем. До того, как Штеффен опустился на матрац рядом с ним, прислоняясь своим плечом к его. Тогда он мог думать только о его горячем боку. Бедре. У Чарли не было опыта относительно прикосновений. Кажется, его длительно касалась мать, когда мыла, но после этого не было. Может быть, они иногда соприкасались головами с Билли Бобом, когда лежали перед сном, смотря на небо. В целом они трое хранили расстояние между собой и даже в холодные ночи уважали эту паузу. Поэтому это казалось странным, неуместным, лишним. А Штеффен так просто привалился к нему. Это тоже было его штучками? Чарли немного отодвинулся, избегая неловкости. Прищурился, смотря сквозь ресницы на руку Штеффена. Тот допил за ним виски из стакана — очень интимно. — Я о таком ни с кем не говорил, — признался Чарли, наконец заговаривая. — Я даже не знаю, что еще сказать. Почему мы такие? Много ли тех, кто делает это не за деньги? По мне это видно? Это походка или что? С кем ты был до меня? Почему тебе нравится, когда у тебя член в заднице? А мадам знает об этом? Тебе не страшно попасть в ад? Потому что мне страшно, но я-то все равно туда попаду, а ты? — Может, ничего не надо? — Штеффен вздохнул, сбивая его, и положил подбородок ему на плечо, проигнорировав желание остаться подальше. Он, черт побери, завтра уезжал. Подальше из этой сраной дыры с ее сраными секретами. Но еще никогда он не хотел так сильно остаться. Может быть, нахер это все? Куда подальше. Если только здесь он мог делать то, что хотел. Да, есть шанс сдохнуть от неведомой чертовщины, зато он наебется и нацелуется вволю. Мелочно. У него было еще столько вопросов. Штеффен провел рукой по его щеке и поцеловал, заставляя кровь бежать быстрее, а сердце — метаться в панике. Этот поцелуй был не таким, какие они делили во время близости; он был мягким, уверенным и совершенно очаровывающим его. Он не казался чем-то женским или грязным. Он мог бы заставить забыть все на свете, но он не заставил. — Доктор, — пробормотал Чарли, упираясь своим лбом в его. — Что происходит? — Я целую тебя. Выходит уже лучше. — Нет. Я обо всем. Здесь. В Мракстоуне. Я знаю, что ты что-то скрываешь. С самого начала. Штеффен отстранился от него. Прижался всей спиной к стене за ними, обхватил свои локти. Точно получив оскорбление. Но это и было оскорбительно — как мало знал Чарли о происходящем. — А тебе есть до этого дело? Завтра ты будешь уже далеко отсюда. — Именно поэтому. Доктор Штеффен смотрел на окно, в черную тьму за шторами, как будто там не было ничего. Как будто он смирился с тем, что там могло быть. И ему было все равно. — Хорошо, Чарли. Я расскажу. Он повернулся к нему. — Расскажу все, что знаю.