Загнанные лошади смотрят на запад

Раздражение Чарли напоминало изжогу. Шло изнутри, разогревая внутренности и оставляя осадок дискомфорта после приступа. Его бесило, что он дал Ноксу уговорить себя. Дал пойти с собой. Ноксу было не место на этих проклятых улицах. Чарли не хотел, чтобы его видели, особенно не хотел, чтобы его видели с ним, уже наскребшим себе ворох неприятностей. В то же время прохладное осознание того, что больше ему некому помочь, отрезвляло. И даже слишком. Когда он задумывался о том, что должен был сделать Штеффен, по затылку хлестало ледяной мокрой тряпкой. Нокс перестал волочить ногу за собой и ходил почти так же, как раньше; его частичное выздоровление радовало Чарли. Но это было практически единственным, что его радовало, хотя он понимал, как на самом деле Нокс счастлив оказаться вне стен своей лечебницы, ставшей тюрьмой. Нокс дышал полной грудью, зачерпывая носом сухой воздух Мракстоуна, перемешанный с взвившейся пылью. Разминал колени, и со стороны казалось, что он пританцовывает. Когда Чарли отворачивался, Нокс даже улыбался. Он заметил пару раз. Чарли все еще было неловко смотреть на него, но парализующая вина отступила. Нокс говорил с ним. Чарли хотел сказать ему, чтобы он не делал такой счастливый вид; людей это бесит, и привлекает лишнее внимание, но ему в тайне нравилось видеть Нокса таким. Живым. Довольным. Несмотря на то, что тот мало двигал левой рукой, чтобы держать плечо в покое, он был на подъеме. И Чарли вновь переживал, как уберечь его от остального мира. Мира Мракстоуна, который мог ему навредить. Умом он понимал, что за одно только слово «переживал» ему стоило пулю в висок пустить. Нокс не был маленькой девочкой, которой нужно помочь забраться на повозку. И Штеффен не был. У Чарли все равно сжималось сердце, а тревога носилась в нем, как по лабиринту, не находя выхода. Ему уже не нужна была карта, он и так знал, как обойти главную улицу. Гам, доносящийся оттуда, заполнил каждый уголок Мракстоуна. Мимо домов то и дело проскакивали люди. Фигуры мелькали в проемах, загораживая свет, и каждый раз Чарли невольно ежился внутри, оказываясь во тьме проулка. — Только потеряв, начинаешь ценить некоторые вещи, — заметил Нокс внезапно, мешая ему углубиться дальше в мысли. — Возможность ходить там. Дышать свежим воздухом. — У тебя было открыто окно, — бросил в ответ Чарли. — Мог дышать туда. — Ты не понимаешь. Чарли не стал отвечать. Он остановился под вывеской магазинчика, из-за которого они выходили. Растерянно погладил бедро, лишенное такого славного привычного веса мистера Кольта, но хотя бы не совсем голое. «Уокер» Билли Боба был с ним. А сейчас у них будет еще и револьвер Нокса. Чарли думал о том, что им стоит забрать не только оружие, но и все свои вещи. Необходимость иметь номер в гостинице, казавшаяся смутно важной раньше, теперь лишь мешала, создавая лишние траты. У них будет еще день. День или два. Может быть, больше, если чертов Кироран решит дернуть из Мракстоуна сегодня же, а следующий транспорт не попадется так скоро. Но теперь, имея в голове хоть какой-то план, Чарли чувствовал себя в чем-то уверенным. И это было здорово. Как иметь те согревающие мысли. Он знал совершенно точно, что как бы ни закончился их разговор с шерифом, вечером он окажется со Штеффеном. И Нокс будет рядом. Не совсем рядом. Желательно через пару стенок. Но он будет здоров и в порядке. Пусть даже он ненавидит его. Он будет в порядке. Чарли кивнул на «Майратту» и вышел из тени, двигаясь в сторону парадного входа. — И ты тут ночевал? — присвистнул Нокс, рассматривая с лестницы просторный зал, столы. Он остановился, кладя руку на перила. — Не совсем здесь. — Чарли остановился выше него. — У меня была кровать. Одеяльца. Горшок. Все условия. Нокс неуверенно посмотрел на конец лестницы, будто ожидал увидеть кровать прямо там, за последней ступеней. — Ты думал о том, что было бы… — он вздохнул, — если бы с нами ничего не приключилось в дороге? Чарли облокотился о стенку по другую сторону от лестницы, пряча руки в карманы. Поводил пальцами внутри, словно ища опору. Пальцы наткнулись лишь на мелкие монетки и свалявшуюся ткань, обратившуюся в мусорные клочки. Нокс повернулся к нему лицом, все еще придерживаясь за перила. — Мы бы… может быть, мы бы остановились тут на день, переночевали… да в этом же мотеле, а следующим днем отправились бы дальше, — говорил он, щурясь, как от внезапного приступа головной боли. Нокс замолчал, не продолжая, но Чарли представил, что он захочет дальше сказать. Он был бы цел. Билли Боб был бы жив. С ними были бы деньги. Они и не задумались бы о чертовых проблемах чертового городишки. Или, возможно, их с лошадями сожрали бы в первую ночь. — Отмотать бы время назад? — спросил Нокс, поднимая на него глаза. Чарли не нашел в себе сил ответить. С ними бы ничего не произошло. Ничего не изменилось. Чарли не встрял бы в эти хитровыебанные истории. Не собирался бы помогать куче глупых людей, которые не знали его, а если бы узнали, то точно захотели бы больше никогда не видеть. И не думал бы обо всей этой хрени сейчас. Он ничего не сказал и нахмурился. Ключ провернулся всего один раз. Вчера утром Чарли был совсем не в себе, вспомнил он сконфуженно. Голова вся в заботах, еле втиснулся в штаны, после того, как его так бессовестно подразнил перед уходом Штеффен. Это все не способствовало рациональному осмыслению ситуации. Чарли почти улыбнулся сам себе от воспоминания, шагая в прохладный сумрак комнаты, но что-то помешало ему. Что-то было не так. Нокс толкнул его в поясницу с коротким мычанием, мол, чего встал, и Чарли отошел в сторону. — Здесь кто-то был, — сказал он раньше, чем Нокс успел как-то прокомментировать комнату. И детали пазла, кружась, собирались в одну картинку. Комната выглядела так, как могла бы выглядеть пару дней или неделю назад. Но не вчера и не сегодня. Ухаживая за ним, Штеффен машинально поправлял стулья, разравнивал салфетки и покрывала. Чарли заметил. Он отодвинул стул, внезапно оказавшийся посередине комнаты. Кому понадобилось ставить стул посреди комнаты? — Может быть, здесь типа убирались? Как убираются в гостиницах, — предположил Нокс растерянно. Он и сам не верил в свои слова. Чарли проводил взглядом линию на полу. Да, он был грязным и затоптанным, но свежая линия бросалась в глаза, как след от пальца на пыльной полке. Он вспомнил. Стул стоял у шкафа. В груди бухало, виски сжало сильной тягучей болью, тянущей их друг к другу. Нокс только отошел, когда Чарли в два шага преодолел расстояние до шкафа. Он распахнул рывком дверцу, едва справляясь с ледяным волнением, колотящимся в руках. Сумка. По-прежнему на дне шкафа под вешалкой. Он не помнил, оставлял ее открытой или закрытой? — Все на месте? — тихо спросил Нокс. От его присутствия все равно становилось легче. То ли это потому, что это был именно он, то ли потому, что иметь дело со всем миром было проще, когда кто-то был рядом. Чарли был рад, что это не его проблема, а их проблема. Или же?.. Сумка легко плюхнулась на поверхность постели, распахивая свой темный зев. Монеты, ткань, запасные штаны. Все казалось на месте. Может быть, чего-то и не хватало. О. Да. Чего-то не хватало. — Твой револьвер пропал, — выдохнул Чарли, опираясь о спинку кровати. Внутренности скрутило в болезненный узел. Хотелось блевать пустотой. — Пиздец. — Нокс запустил руку в вихры на голове. — Выходит, у нас совсем нет оружия? Чарли дышал тяжело, хватая воздух, будто через раз, а не каждый глоток. Он потер лицо, качая головой. — У меня при себе… я взял с собой револьвер Билли Боба. Он отвел полу куртки, показывая Ноксу рукоять, торчащую из кобуры, для которой она была слишком длинной. Нокс не слишком успокоился от этого. — Что-то еще украли? Чарли бездумно продолжил рыться в сумке, но ему казалось, его мысли далеко-далеко отсюда. Если кто-то обокрал их… если кто-то вытащил самое дорогое, что у них было — оружие, то почему он не взял деньги? Доллары лежали на дне, подмигивая бликами от попадающего внутрь света. Патронов тоже не было. Ни одного. Чарли обернулся к ругающемуся про себя Ноксу. — Я не думаю, что это случайная кража, — сказал он. — Я думаю, они знали, что искать.

***

Штеффен тряхнул рукой, сгоняя некстати тронувший его тремор. С фронта такого не было, и это его беспокоило. Немного меньше, чем толпа оголтелых горожан, с жаром обсуждающих план отстрела диких животных. Красные лица, грязные шеи, сапоги с жесткими каблуками. Их руки поигрывали с ремнями, на которых крепились револьверы, а те, кто был вооружен винтовками, держали их так, будто они были продолжением их запястий. Штеффен невольно сбавил шаг, чувствуя оторопь. Словно не он жил тут годы, вытаскивая большинство из них из лап инфекций и болезней. Словно не он сшивал их и собирал по частям. Словно не он стал кем-то, кого называли «док», потому что никто не мог выговорить его имя даже спустя время. Стивен Фойджел. Стефан Фогле. Глаза накрыла белая пелена, заставляя вспоминать, как они только приехали сюда. Он держал маленькую холодную руку Магды, которая ни слова не могла сказать, и сам отчаянно перебирал слова чужого языка, чтобы ничего не забыть. «Здравствуйте. Меня зовут Штеффен Фогель, я доктор. Это мадам Фогель, моя жена». Ее округлый живот уже не скрывало ни одно платье, и она каждый раз краснела от стыда, когда кто-то, говоря с ними, смотрел на него. — О, док, — поприветствовал его мясник. — Парни, к нам еще подмога. Штеффен неуверенно кивнул, оглядывая столпившихся мужчин. Ну, все. — Лишние руки не помешают, — подхватил Изекий, помахивая ему все еще перебинтованной кистью с благодарностью. Он осмотрел бедра Штеффена, ища взглядом оружие, но его не было. Не было. — Вы тут собрались на большое дело, верно? — спросил Штеффен, складывая руки за спиной. Он надеялся, никто не видит, как нервно он обхватил запястье одной руки другой. — Койоты, док, — сказал кто-то сзади, как будто это все объясняло. — Стая. Слышали про Дили и его сыновей? — Такое терпеть больше нельзя! — поддержали его там же. — А я сразу говорил! Вы меня не слушали, когда овец позадирали. — Это были мои овцы, и я тоже говорил! Гомон давал затеряться. Стать невидимым, но в то же время вихрем врывался в каждую мысль, мешая собрать ее воедино. Они говорили, говорили. Кто-то плевал на землю, кто-то вскидывал ружье, прицеливаясь в воображаемую мишень. Много. Слишком много. Штеффен представил, что с ними может стать, и желудок скрутило болью. — Хорошо, что я успел, — прервал гам он, зычно перекрикивая его. Штеффен редко говорил громко. Его тяжелый голос не мог остаться неуслышанным. Он чувствовал, как тот вибрирует в горле, словно гром. Ропот унялся. — Это… — Он выдохнул. Назад дороги не было. — Это не просто стая койотов, вот что я хотел сказать. Голоса зажужжали любопытно. — Медведь? — переспросил с ужасом мясник. — Стая медведей? Штеффен расправил плечи, качая головой. Пожалуйста, поверьте мне. — Я давно занимаюсь этим вопросом, — начал он. — Как вы знаете, я живу на окраине и уже встречал подобные нападения. Тела койотов. Растерзанные. — Каннибалы, — щегольнул кто-то знанием необычного слова. — Нет. Штеффен прошел вперед, чувствуя, как толпа принимает его, расходясь и поворачиваясь к нему лицами. Это вселяло некоторую надежду. Маленькие городки. Здесь люди верили в судьбу и призраков, и быть услышанным было проще. — Это… — Он остановил взгляд на небе. Солнце висело так высоко, но спуститься вниз ему ничего не стоило. Было уже за полдень. — Это собаки. Где-то вдали раздалось разочарованное фырканье. Не медведь, не койоты. Даже не пумы. — Это стая бешеных собак, я нашел одну убитую, — продолжил Штеффен. — У нее была вся пасть в красной пене. — В красной! — Это кровавая пена. — Он обернулся, оглядывая собравшихся. — И это очень опасно. — Их нужно немедленно поймать?! — воскликнул Изекий, оглядываясь и ища сторонников. В его голосе тем не менее слышалось сомнение. Штеффен моргнул медленно. С ложью он был на ты. И это спасало его. И их. Вновь. — Это исключено, — покачал он головой строго. — Они очень заразные. — Так трогать-то мы их и не будем, — резонно заметил мясник. — Снимем со ста шагов. — И отравите весь поселок? — Штеффен сжал руки в кулаки. Часть недовольно шептавшихся затихла. Еще никто здесь не видел эти его эмоции. Если ими руководило и не чувство самосохранения, а интерес, он не мог этим не воспользоваться. — Мертвые тела этих собак еще опаснее, чем живые собаки, — продолжил он, притворно успокоившись. — Все из-за трупного яда. — О! О! — Мне едва удалось ликвидировать последствия смерти той собаки, что нашел я, и не заразиться бешенством самому. — Собачьим бешенством? — усомнился мясник. Штеффен кивнул серьезно. — Это… — Он щелкнул кончиком языка, вспоминая первую фразу на немецком. — Ausgezeichnete Gesundheit¹. Мутировавшее бешенство. — Че эт за хуйня? — Еще никто точно не знает, — пожал он плечами. — Но иметь дело с этим очень опасно. Оно распространяется по воздуху. Заражает скот и людей. От мертвой собаки поднимается в воздух облако и… ну, знаете, заражает все. Они молчали. Страх витал повсюду. Это не было тем, что они могли объяснить. Болезнь. Бешенство. Реальное, но не материальное, с ним не сладишь руками, и они это понимали. Хорошо, что здесь больше не было людей с критическим мышлением, чтобы подвергнуть сомнению чушь, что он нес. — И что же это? — фыркнул Изекий, первым пришедший в себя после новости. — Мы должны терпеть, пока псы всю скотину перебьют? Потому что коли сдохнут, то мы все заболеем? Его поддержали другие недовольные. Их голоса были такими громкими и возмущенными, что Штеффен разуверился в их плане. На несколько мгновений. — Мы этого терпеть не будем! Они же просто нас всех перегрызут! — Подождите, подождите, — Штеффен вынужденно поднял руки, чтобы вернуть их внимание, — я бы не пришел, если бы не мог помочь с этим. — Это наш доктор, — объяснил кто-то кому-то. — Да. — Он кивнул, хотя не знал кому именно. — У меня есть лекарство. — Слава богу! Штеффен напряг ноги в коленях, чтобы удержаться, когда его дружественно кто-то стукнул по спине. Десятки глаз воззрились на него с надеждой. Его сердце сжималось от того, как приходилось лгать. Мог ли он действительно помочь? — Давай же его скорее, доктор, — потребовал Изекий. — А кому его давать-то? Собакам? А потом пристрелить? Штеффен вздохнул. Максимально простое объяснение. Еще проще. Версия, которой не задашь ни одного вопроса. Самая простая, чтобы понял даже ребенок. — Лекарство нужно вам, — сказал он медленно. — Спасибо, мы не больные! — фыркнул гневно рыжебородый мужик сзади. Остальные поддержали его дружным гулом. — Это лекарство, которое поможет не заболеть. Это прививка. Слышали о прививках? — Прививки делают шприцулями! — с возмущением оповестил всех всезнающий Изекий. — Прямо под кожу! Зря Штеффен отвечал на его вопросы, пока тот разглядывал его сумку. Толпа поддержала его. Каждый сделал шаг назад, как будто Штеффен мог наброситься на них со шприцем и начать колоть без разбору. — Эту — не делают, — успокоил он поспешно. — Это просто порошок. Его можно съесть, и тогда ты не заболеешь. Косые взгляды барабанили по нему слепым дождем, будто он исчерпал все их доверие. Наверное, зря он заварил эту кашу. Штеффен представил, сколько еще человек будут позже спрашивать его о волшебных порошках, после которых не заболеешь. Он открывал ящик Пандоры. Но другого пути не было. Как бы ни было просто его объяснение, большинству оно не нравилось. Смотря осторожно на их лица, он встречал непонимание, раздражение, злость. Не было того облегчения, которое он там надеялся увидеть. — Доктор, это все как-то странно, — с сомнением протянул мясник, более остальных заряженный скепсисом. — Я-то знаю, что если это бешенство, то от него не поможет какой-то порошок… — Пока вы не заражены — шанс есть, — перехватил слово Штеффен, не давая ему договорить. — Но если вы все же решите подвергнуть весь город вымиранию, то предупредите заранее, мы с женой и сыном отправимся отсюда как можно скорее. Он развернулся и пошел обратно. Неспешно. Не настолько, чтобы не успело сработать. Они думали медленно. Но это было не все. Округу разрезал собачий скулеж боли, истончающийся до воя. В наступившей тишине он скользнул бритвой, вспарывая гноящееся сомнение и заставляя его вырываться наружу. Штеффен против воли ощутил, как сжимаются внутренности, хотя знал то, чего не знали они. Они не пошли за ним. Никто из них.