Сборник

Гэвин поморщился, ощутив во рту мерзкий привкус и невероятную сухость. Потерся щекой о подушку, странно жесткую и теплую, нахмурился сквозь не до конца отпустивший сон и на пробу пощупал ладонью. Рельеф что-то подозрительно напоминал, но туго соображавший мозг не спешил подкидывать нужные ассоциации. Пришлось открыть глаза. И лучше бы Гэвин этого не делал. Воспоминания обрушились подобно лавине, вызвав страдальческий стон и желание побиться обо что-нибудь головой. Биться головой о грудь Ричарда, на которой, собственно, Гэвин с таким удобством расположился, показалось излишним, а то мало ли как несчастный андроид отреагирует, и без того натерпелся за ночь. Так стыдно Гэвину давненько не было, класса так с пятого. А еще паршиво, как в физическом, так и в эмоциональном плане. — Эм, — начал он, собрав жалкие остатки воли и достоинства в кулак. Хотелось зажмуриться и представить, что это ему только снилось. Только вот нихуя. К величайшему сожалению. — Доброе утро, детектив, — отозвался Ричард после недолгой паузы. Вкрадчиво так, осторожно, вопросительной интонации только не хватило, но и без нее эффект получился что надо. — Охуенное, да. Оказалось, что он не только голову на плече напарника устроил, но и вообще весь в него вжался, вплавился почти, даже ногу на него закинул. Откатился Гэвин одним слитным движением, достойным какого-нибудь ниндзя из клана пьяного кулака. И замер, пережидая приступ тошноты от головокружения и себя самого. О том, что Ричард поднялся с кровати, Гэвин понял только по колебаниям матраса. Молча, не добавив больше ни единого слова, ни о чем не спросив, не укорив. Сраная бесстрастная машина, как же Гэвин ему сейчас завидовал. — Вот, выпейте, — раздалось вдруг сбоку, заставив подпрыгнуть с бешено колотящимся сердцем. — Вам нужно восполнить недостаток жидкости в организме. Ричард невозмутимо впихнул в руки Гэвину чашку с водой и придержал подрагивающие пальцы поверх гладких прохладных боков. Отпустил, только убедившись в основательности хватки. В том, что Гэвин не обольется к чертовой матери, проще говоря. Вода на вкус оказалась просто божественной, такой воды Гэвин никогда в жизни не пробовал, даже с жутчайшего похмелья, а у него имелся приличный опыт в данной области, было с чем сравнивать. — М, — простонал он на последних глотках. — Спасибо. Гэвин задумчиво уставился на чашку и попытался вспомнить, откуда в его доме такая вообще взялась: фарфоровая, рельефная, с аккуратным цветочным рисунком. Память упорно молчала, намекая на очередные глюки. Ричард не спешил уходить, стоял немым изваянием на расстоянии вытянутой руки и, наверняка, сверлил своим фирменным сканирующим взглядом. Ждал чего-то, например, того, что человек перестанет прятать голову в песок, а глаза — в чашку, и примет, наконец, свою участь. Гэвин похлопал рукой по кровати, без слов пригласив сесть рядом с собой. Показалось, что так станет легче. Зря показалось. Вместе с теплом под боком пришло и воспоминание, как приятно было вчера об него греться, жаться в поисках облегчения и в надежде, что Ричард, такой незыблемый и вечный, прогонит любые страхи и сомнения. И он прогнал, сделав мир безумно ярким и красивым, наполнив его собой и сиянием своего диода. — Слушай, я вчера… — голос подвел, дрогнул почти сразу, не дав сказать и малой доли того, что Гэвин собирался. Вчера он почувствовал себя невыносимо беспомощным там, возле бара. Он оказался в полном одиночестве посреди враждебного ничего, позабыв, кто он и куда ему можно забиться, чтобы не нашли и не съели. По иронии судьбы позвонить Ричарду Гэвин догадался, осталось понять: правильно сделал или совершил ужасную ошибку. — Вы поступили очень глупо, — перебил невеселые мысли Ричард резко и даже грубо. — Подвергли опасности свою жизнь и здоровье, не подумали о последствиях, не согласовали свои мысли ни с капитаном, ни хотя бы со мной. А ведь в подобной вылазке не было совершенно никакой необходимости. Гэвин вжал голову в плечи и слушал, понимая, что заслужил каждое слово и даже больше. Потому что не только рискнул зазря, но еще и показал себя с самой худшей стороны, дал увидеть то, чего никто и никогда не должен был увидеть. Повезло еще, что его всего лишь кислотой накачали, а не чем похуже, и что не натворил он в процессе ничего слишком неприемлемого. Оставалось надеяться, что обнимашки с обдолбанным напарником не нанесли девиантской душе непоправимых психологических травм. А ведь Гэвин еще и наркокартель порывался перестрелять, благо был остановлен словами Ричарда о том, что там все уже спали к тому времени, ни к чему людей посреди ночи беспокоить. — И тебе, Гэвин, пора, — всплыло в памяти мягкое и уверенное в сопровождении крепкого, но осторожного объятия поперек груди. Ричард удержал от еще больших глупостей, которые Гэвин совершенно точно бы натворил, если бы остался в одиночестве. В одиночестве его не оставили, напоили чаем, выслушали весь бред, что лился, не прекращаясь ни на минуту, а потом ненавязчиво, но непреклонно, словно ребенка, уложили спать. До идеальности миссии Ричарду не удалось только самого себя спасти от участи подушки, в остальном же он справился на отлично. — Прости, — пробурчал Гэвин, все так же не смотря в глаза Ричарду. Потому что стыдно и страшно, и вообще. — Я больше так не буду, — добавил он совсем уж по-детски спустя минуту молчания, одного на двоих. — Я очень на это надеюсь, — сказал Ричард после тяжелого, специально для Гэвина сымитированного, вздоха. Поднявший, наконец, глаза Рид увидел не осуждение и не претензию, а мягкую и теплую улыбку, совсем не подходившую ни ситуации, ни образу вечно холодного и сдержанного на эмоции Ричарда. До одури захотелось снова ткнуться носом ему в плечо, чего Гэвин себе, конечно же, не позволил, но сила желания заставила задуматься. И попросить принести еще водички, можно даже в той же чашке, которой у Гэвина отродясь не было.