Глава 39. Безысходность
19 апреля 2019 г. в 17:00
Город Смерти, воскресенье, 3:55 p.m.
В палате пахло лекарствами и безысходностью. Даже распахнутое настежь окно не помогало избавиться от навязчивого запаха больницы. Сквозь шторы одним глазом заглядывало внутрь привычное лицо ухмыляющегося солнца, и кусочек неба манил бездонным голубым омутом спокойствия.
Вся жизнь и цвет остались там, за окном, здесь не ощущалось ни того, ни другого. Белые стены, потолок и плитки пола, белое постельное белье на кровати, белая мебель, и даже волосы на подушке — белые. Самое яркое, что было в этой стерильной белизне сейчас — россыпь заколок и резинок на прикроватной тумбочке, которые Мака осторожно сняла с волос Соула, а выкинуть так и не решилась. Но и эти разноцветные брызги на белом пластике напоминали лишь о смерти.
Профессор Штейн был немногословен в своих прогнозах относительно Соула Итера. Мака — немногословна в объяснении произошедшего. Остальные осторожно немногословны в задаваемых вопросах: понимали, что сейчас не совсем подходящее время.
Время…
Наконец у Маки появилось время в окружении почти мертвой тишины, чтобы как следует подумать и проанализировать. Без спешки в вихре событий, потому что не осталось никаких событий: ведьма Камилла мертва, феи Мэй и Эва тоже, Иветт жива и скоро встанет на ноги, а они наконец вернулись домой. И вот теперь Мака Албарн сидела на неудобном стуле около кровати Соула Итера и плутала в вопросах и ответах, раз за разом прокручивая произошедшее в последние дни.
Череда мелких ошибок — одна за другой — которые в итоге привели к смерти двух фей, чуть не стоили жизни третьей, и… насчет Соула она старалась не думать. Она просто верила, что он очнется, потому что иначе задаваемые самой себе вопросы и сделанные после ответов на них выводы теряли смысл.
Все теряло смысл без Соула.
Они оба были так поглощены своими покатившимися в тартарары отношениями, что забыли об осторожности. Соул по-глупости притащил в дом ядозуба ведьмы, а Мака так и не удосужилась проверить ящерицу, даже ни разу не притронулась к Бон-Бону, иначе бы, наверное, почувствовала Камиллу. Да что там, они даже не обсудили смерть ведьмы в доме Албарнов. А если бы все-таки завели об этом разговор, то, конечно, заподозрили бы что-то неладное, когда не увидели тогда ее душу.
Потом признание на крыше… И фраза про резонанс до этого. Соул уже знал, чем это все может обернуться для него? Уже все решил? А она, дура, в шквале захлестнувших эмоций не смогла связать одно с другим.
«Люблю тебя», — снова вспомнила Мака сказанные с такой естественной легкостью и искренностью слова, которые выражали его истинные чувства и обнажали душу. Наверное, это далось ему с трудом. Ведь Соул Итер с такой неохотой обличал в слова личное. Но что это значило? Так все-таки она для него не просто очередная интрижка? Тогда почему он позавчера с такой легкостью отказался от возможности отношений?
Да и к чему все эти вопросы сейчас? Главное не это.
Взаимность…
Чем обернулась в итоге их взаимность? Прекрасное чувство, воспетое поэтами, которое должно возвышать и придавать силы, сделало их слабыми и беспомощными. Разве любовь может убивать? Ставить на кон их жизни и жизни других?
А не пошла ли к черту такая любовь, если платить за нее нужно жизнью того, кто дорог?
Мака точно знала, что не готова заплатить такую цену.
Долгие минуты раздумий, чтобы все-таки сделать шаг в пропасть. Среди белого безмолвия и беспросветного отчаяния. Решение далось с трудом, но иного пути повелительница пока не видела. Если их резонанс душ останется таким, то единственный выход — искать себе новых партнеров, потому что так рисковать Соулом она больше никогда не будет. Жизнь важнее чувств, а они не Ромео с Джульеттой, чтобы по-глупому умирать ради взаимных симпатий, когда есть возможность двигаться дальше.
Если Соулу по какой-то причине не нужны были отношения, то Мака сейчас готова была отказаться от партнерства. И что в итоге? В итоге между ними не оставалось ничего. Разве что дружба…
Только после такого не дружат…
Штейн вошел в палату бесшумно, вытаскивая Маку из глубин тяжелых мыслей. На девушку он не смотрел — тут же уткнулся в записи показаний приборов:
— Иди домой, поспи. Тебе вчера тоже досталось, поэтому не надо геройствовать. Нам и одного героя в реанимации достаточно. Или у вас соревнование по мазохизму?
— Я… Когда Соул очнется… — непременно «когда», а не «если», — наверное, нам придется искать других напарников…
Мака была почти на сто процентов уверена, что профессор догадывается о причинах их вышедшего из-под контроля резонанса. Даже сейчас по скользнувшему по ней любопытному взгляду повелительница поняла, что Штейн ждет: решится она развивать тему или нет. К такому разговору она еще не была готова, поэтому Мака уклончиво добавила:
— Не хочу так больше рисковать его жизнью.
Профессор отвернулся к шкафу с лекарствами, перебирая склянки и пузырьки.
— Ты и не рисковала. Это был его выбор — защитить тебя.
Девушка смяла ткань юбки, когда вцепилась в нее пальцами, и опустила голову:
— А я не хочу, чтобы меня вот так защищали! Не хочу чувствовать себя слабой. Это отвратительное чувство.
— Хм… Знаешь, не каждый готов пожертвовать жизнью ради другого, а у тебя два таких человека. Мне кажется, тебе стоит пересмотреть свои взгляды на подобный альтруизм и видеть в нем проявление заботы, а не доказательства своей слабости.
***
Спирит ждал Штейна в коридоре, сквозь приоткрытую дверь наблюдая за неторопливыми действиями друга и неподвижно сидящей у кровати Макой. Остальных пускать к Итеру профессор наотрез отказался. Повелительницу к своему оружию он, правда, тоже сначала не пустил, но разве Маку Албарн остановишь?
Войти бы и обнять дочь, ведь папа соскучился и до безумия рад, что она жива и невредима. Сказать ей, что все будет хорошо. В конце концов это же Итер. На нем все, как на собаке, быстро заживает… Да разве она будет слушать? Про его чувства, про радость от ее возвращения… и скорбь по утрате… А еще бы спросить про последние слова ведьмы. Какая ирония услышать от врага, что он был хорошим мужем. Фраза, которую он до этого не слышал по отношению к себе, пожалуй, никогда в жизни. И на Спирита вдруг навалилось безбрежное и беспросветное чувство одиночества, от которого захотелось сбежать куда подальше, да только не убежишь — везде догонит.
Наконец Штейн закончил и вышел за дверь, устало посмотрел на друга и прислонился спиной к стене. Пустынный коридор был слишком знаком, и Спирит терпеть не мог стоять в нем, слушая тишину.
— Как Итер? — спросил Коса Смерти, потому что первым начинать разговор приятель, видимо, не собирался.
— Хреново. Думаю, он переоценил свои возможности, — Штейн достал из кармана пачку сигарет и задумчиво завертел ее в руках.
Спирит и сам понимал, что здесь что-то не так, а блуждающий в мыслях друг только еще больше убедил его в этом.
— Почему их резонанс душ так сработал? Ты же тоже ощутил тогда мощь? Будто взрыв сверхновой…
— И последовавший коллапс в черную дыру за этим, — закончил мысль Штейн.
— Влияние мира, из которого они вернулись? Заклятие ведьмы?
— Интересные догадки, но не думаю, что дело в этом.
— Тогда в чем?
Штейн невесело усмехнулся:
— Боюсь, тебе это не очень понравится.
— Да говори уже, чего тянешь кота за яйца? — заволновался Спирит.
Профессор немного помолчал, прежде чем продолжить беседу, снизив громкость голоса почти до полушепота:
— Мне кажется, тебе это должно быть знакомо как никому другому. Ну разве что еще твоей бывшей жене.
— На что ты намекаешь?! — напрягся Коса Смерти, уже наперед зная, что ему точно не придется по душе ответ.
— Именно на это и намекаю. Почему у вас резонанс душ перестал получаться, надеюсь, помнишь?
Спириту не хватило воздуха, и вырвавшееся восклицание прокатилось эхом по больничному коридору:
— Что?!!
Он тут же зажал рот рукой и продолжил уже вполголоса, но не менее эмоционально:
— Они переспали?!! Нет! Да Мака бы такого никогда не допустила! Да я!.. — мужчина сделал решительный шаг вперед по направлению к палате. — Ну, Соул Итер! Я сейчас убью этого сукиного сына!
Штейн схватил его за рукав и резко потянул в сторону:
— А ну успокойся! Он и без твоей «помощи» не в лучшей форме!
Спирит потянулся за своими сигаретами, достал одну из пачки, поспешно чиркнул зажигалкой и тут же нервно затянулся. Руки тряслись, лицо горело от гнева, все внутри выворачивало от мысли, что его маленькая Мака… Вот с этим… Только не Итер! Отчаяние навалилось на плечи и сдавило легкие.
— Здесь не курят, — как бы между делом заметил Штейн, хотя прекрасно понимал, что лучше уж позволить другу затянуться сигаретой, чем пинками выталкивать его из палаты. — И успокойся. Видимо, еще не переспали, раз резонанс на какое-то время получился. Могу лишь сказать, что их обоих влечет друг к другу.
— И мою Маку к нему?! — Спирит заглянул в приоткрытую дверь, чтоб посмотреть на свою обожаемую дочь. — Она влюбилась в Соула Итера?!
— Похоже на то, — развел руками Штейн.
— Только не это! — Коса Смерти в очередной раз судорожно затянулся. — Надо поговорить с Макой немедленно! Не знаю, что там у них случилось, но этому никогда не бывать! Папа против! Папа не допустит, чтоб его ангел встречалась с ним!
— Ты совсем чокнутый, Спирит! — зашипел профессор. — Мы не знаем, очухается Соул или нет, а ты решил выяснять отношения с дочерью! Да она тебя окончательно проклянет и возненавидит!
— И что же делать, Штейн?
— Надеяться, что Соул Итер придет в себя и ждать, когда кто-то из них решится на разговор насчет их дальнейшей работы в паре… или не в паре.
Вечером Коса Смерти Спирит Албарн напился. Не в баре, не в компании друзей или девушек, а дома в одиночестве перед телевизором — такого с ним давно уже не бывало. Наверное, со времен развода. Тогда казалось, что жизнь остановилась и впереди нет ничего светлого и радостного. Только осознание, что у него осталась малютка Мака, ради которой стоит просыпаться по утрам и тащиться на работу, спасла в те ужасные дни папу Спирита от беспросветного отчаянного запоя. Сейчас жизнь снова казалась большим куском дерьма. Эва мертва, и его доля вины в этом тоже была, как бы ни пытался Штейн по-дружески успокоить и убедить в случайном стечении обстоятельств. А главное, теперь у папы не было никого, кто мог бы стать стимулом продолжать жить и радоваться, потому что Соул Итер отобрал последнюю и самую главную радость Спирита — его дочь.