ФЕНОМЕН: ИЗБЫТОЧНЫЕ МЕРЫ

Ветер дул в лицо, и Юнги пришлось поглубже присадить шляпу на голову, чтобы ее не снесло к чертям собачьим. Из положительного: они действительно двигались в сторону Башен, при чем делали это очаровательно быстро. Если все так и пойдет дальше, можно будет, слиняв от прилипчивой дамы, изменить принципам и купить, наконец, себе лошадь, а затем на ней добраться до деревни еще за сутки. А плюнув на желание спать и есть — и того меньше. Из отрицательного: дальше все так не пошло. Проскакав с полчаса в абсолютном молчании, компания углубилась в лес. Когда Юнги был здесь в последний раз, неподалеку горела ферма, и пожар перекинулся на соседние деревья, так что остались одни обугленные остовы и жидкая растительность. Но сейчас, спустя три года, все снова заросло, сломанные стволы покрывал густой мох, просветы между дубами и соснами затянуло бушем. Мара задержала лошадь. Юнги вновь посмотрел на спутников, они отстали еще раньше, на входе в чащу. Наблюдали за ними, не спешиваясь. В груди что-то ёкнуло: они знали, что здесь будет привал. Стремясь оказаться на земле побыстрее, Юнги оттолкнулся руками и спрыгнул, женщина слезла за ним. Облака окончательно рассеялись, небо осыпало звездами. Луна в последней своей четверти пробивалась лучами сквозь полусгоревшие ветви пострадавшего леса. В ее свете Мара чудилась неживой: кожа ее потеряла румянец и выглядела каменной, рыжие волосы поблекли. — Почему мы остановились? — тихо спросил Юнги. Он понимал, как глупо это звучит, коль скоро он уже слез с коня. Мара обещала отдаться ему в кустах по дороге в Башни? Ну вот, собственно, и оно. Приехали. Не стоило спешиваться. — Здесь так холодно, — капризно простонала она и потянулась обниматься. Юнги хотел отшатнуться или попятиться, но не успел, да и сзади была лошадь, спина врезалась в ее теплый серый бок. Его передернуло от такой банальной причины для контакта, будто списанной из «Руководства по соблазнению» неизвестной шлюхи Жозефины, которое попалось ему на глаза в публичном доме. Юнги был там по работе, а отмыться не мог так долго, словно неделю сплетался телами в опиумном бреду. Все это напоминало натуральный фарс: он чувствовал, как пристально смотрят на них ее провожатые. Они и дальше будут стоять и пялиться, даже если она его разденет? — Мара, послушайте… — Он попытался упереться руками ей в плечи, мягко отстраняя. — Я много дней в пути, последние сутки, вы верно заметили, провалялся в грязи. А до этого — и того хуже. Я знаю этот лес, отсюда до Башен час ходу, не больше. Давайте уже доедем, чтобы я мог хотя бы отмыться, чтобы не оскорблять вас ви… Юнги не смог договорить, потому как Мара буквально врезалась в его рот, безнадежно залепив, и тут же принялась жадно втягивать его губы, вульгарно причмокивая. Юнги невольно вспомнил прошлогоднюю городскую ярмарку и потешный конкурс, во время которого все желающие соревновались, кто быстрее всосет ягоду кизила через слишком узкую разноцветную трубочку. Юноши, девушки, дети, старики и старухи — все краснели и старались из последних сил — призом был целый теленок. Над центральной площадью разносились отвратительные всасывающе-хлюпающие звуки, а Юнги не знал, чем таким заделать свои ставни, чтобы сквозь них не проникало ни единой нотки этой пошлости. Он безумно жалел, что Тэхён отбыл днями ранее. У него в арсенале точно нашлось бы заклинание, способное свести на нет внешние шумы. И вот сейчас сам он играл роль огромной черной трубки, а его язык был кизиловой ягодой. Иначе зачем Мара так плотоядно вбирает его в себя? Ей-то ведь теленка никто не обещал. С видимым усилием и слышимым хлопком, Юнги удалось отлепить женщину. Он заглянул в ее лицо, пересекаемое паутиной спутанных волос: глаза на нем маниакально горели, воспаленные от трения губы влажно припухли. Она улыбалась и явно хотела еще. Юнги — нет. — Мара, поедем в Башни, — умиротворяюще проговорил он. Ему стало не по себе. Да, его не убивали и не грабили, но что-то в этой ночной сцене было крепко не так, и он точно не хотел узнавать, что именно. Юнги больше всего желал взгромоздиться обратно на коня, доехать до «Красной колесницы» — и уже там, среди людей и фонарных столбов, решать, с кем ему совокупляться, а с кем — нет. Пусть бы и да, он уже и это допускал, лишь бы убраться сейчас из этого места, лишь бы Мара перестала липнуть, а эти двое — смотреть. — Поедем, — на выдохе согласилась она и, стоило только рукам Юнги ослабить хватку, ничком упала на него, увлекая в новый поцелуй. Ее хваткие пальцы залезли под обод шляпы на затылке, а слюна была на вкус как металл. Резкая боль пронзила губу, привкус металла усилился, рецепторов достигла соленая нотка — кровь. Юнги недовольно замычал: он презирал эти пошлые постельные игрища, а особенно рассвирепел, понимая, что женщина укусила его специально. Он попытался стряхнуть ее настойчивее, но в этот раз ничего не вышло: Мара стонала ему прямо в глотку и шумно сглатывала, будто рана Юнги сочилась сладким вином. Момент — и она уже повисла на нем с ногами, скрестив щиколотки где-то в районе поясницы. Стряхнуть! Немедленно стряхнуть! Упасть на землю, хорошенько ее приложив или крутануться вокруг своей оси, чтобы она слетела к ебени матери! Юнги уже не стесняясь размахивал руками, пытаясь найти на теле прилипчивой партнерши болевую точку, хотя бы ткнуть пальцем меж ребер, но ей были совершенно нипочем эти манипуляции. Если все так и будет продолжаться, то она проломит ему весь ряд передних зубов, буквально вдавит их внутрь. Интересно, так будет легче свистеть? Юнги злобно засопел, пытаясь оттянуть Мару за волосы, но та не просто не поддалась: неожиданно он почувствовал, как толстая густая прядь свободно отпадает от ее головы и остается в руке. Одновременно с этим спину Юнги обхватывают новые конечности. Конечности, которых там никак быть не должно, хотя бы потому, что их какое-то невероятное количество, ведь руки Мары все еще у него на затылке, а ноги прижимаются к бедрам. Боковым зрением Юнги видит, что вокруг них нет никого, поэтому неопознанные части тела могут принадлежать лишь… ▶ Dead Can Dance - Mesmerism (Remastered) Происходящее настолько внезапно и ужасающе, что Юнги глухо вскрикивает. Его голос отдается вибрацией, должно быть, до самой бабской селезенки. Но ей наплевать, она занята. Тонкие и сухие руки/ноги (?) которых сейчас уже не меньше шести, а то и все восемь, елозят по телу жертвы, кровожадный рот уже не целует, он натурально ест. Юнги поджимает губы и спасает свой язык, чтобы его не откусили, но происходящее все равно мучительно. Хватит. Юнги отталкивается и, убирая руки, летит вперед и в землю. Мара глухо и как-то неестественно для человеческого существа похрустывает, придавленная, но хватку на доли секунды разжимает. Опытному демонологу этого достаточно: Юнги вырывается, перекатывается через голову по острому гравию и рвет на себя трость из-за плеча. Крепления подаются, вещь в руке. Он замирает в боевой стойке, чувствуя, как по подбородку струйкой бежит кровь. Юнги утирает ее и щурится, чтобы рассмотреть получше, что же с себя стряхнул. Мара лежала навзничь, как перевернутая черепаха. Все ее тело уродливо трансформировалось: по бокам, прорвав платье, отрасли жесткие хитиновые ходильные ноги, заканчивавшиеся чем-то острым и ворсистым. Из щек, прямо на глазах Юнги, раздвигая кости, вылезали угрожающего вида хелицеры. Поболтавшись на спине с десяток секунд, она хрипло и совсем уже не по-человечьи завопила, вскинулась и мощным рывком вернула себя на ноги. Вернее — это сейчас они там были, внизу туловища. Относительно человека прямоходящего, Мара ползла по-пластунски, отираясь о землю своей роскошной грудью и ловя зоной декольте мелкие камешки. Юнги было впору пугаться, но теперь-то он как раз успокоился. Он знал, с чем имеет дело. По злой иронии собственной судьбы, демонолог хуже представлял себе, как покорить девушку, в отличие от способов приструнить любую воплощенную или бесплотную тварь — их он как раз изучил вдоль и поперек. —Вот это да, кумо! — весело проговорил он себе под нос. — На тебя я точно не ожидал наткнуться, прям сюрприз получился. Все части головоломки с приятным щелчком стали на место: кумо, паук-оборотень, умеет притворяться очаровательной девушкой и соблазнять усталых, охочих до женского тепла путников. Она затаскивает их в койку (если под «койкой» понимать августовский сухостой и муравейник средь зарослей), раздевает и сжирает. А вон те два наблюдателя, скорее всего, довольствуются ценностями, что с жертвы падают —кумо это все вообще нахрен не вперлось. Поэтому-то они и остановились на входе в лес: дают возможность Маре закончить свои делишки и опасаются тоже попасть под горячую руку. Когда жертва уже мертва, а кумо вновь принимает человеческий облик— вот тогда можно приближаться, шмонать лежащие кучкой вещи, рассовывать по сумкам ценное — и идти искать следующего горемыку. Кумо, грубо говоря, демоном не являлась. Скорее, «чу-до-ви-щем». На таких есть монстер-хантеры и егеря, но не проходить же мимо, в самом деле. Тем более, что, судя по всему, не особо-то и дадут. — Мара, ну что ж ты, так хорошо болтали! — с притворной досадой бросил Юнги, готовясь к атаке. Тварь, растерявшая способность к членораздельному общению, вздыбила жесткую блестящую шерсть и ринулась на обидчика, щелкая жвалами. Юнги знал, что кусаются кумо больно, сильно и ядовито, так что быть укушенным в его планы не входило. Хватит на сегодня поцелуев с зубками. Подгадав момент, Юнги размахнулся тростью и хлестко заехал сферическим наконечником из прозрачного камня прямо по Мариному лицу. Чудище взвыло и попятилось — он воспользовался этим промедлением, чтобы врезать еще и еще. У магов были их невероятные руки. У воинов — мечи и щиты. У охотников — силки и луки. А у демонологов — трости. Прекрасное, на самом деле, оружие: им можно и наподдать неслабо, и по прямому назначению использовать, и в пути опереться. Свою Юнги заказал у лучшего мастера за первые реальные деньги, которые сумел заработать, изживая из будуара богатой дамы «демона похоти». На деле-то никакого демона и не было: так, стайка злокозненных бесят, тоже не его парафия. Но если это помогло даме изучить слово «нет» и перестать раздвигать ноги перед каждым, кто польстится — Юнги только за. Эбеновое дерево и большой увесистый набалдашник из водянисто-голубого топаза с вкраплениями — до чего пижонская штука! Особенное удовольствие — появиться с ней в обществе и как приятно порой с силой погрузить прямо во вражескую плоть. На первых курсах академии Юнги не особо нравились занятия по борьбе. «Я же демонолог», — думал он. — «Зачем мне все эти воинские потные вывороты, от которых потом ломит все тело»? Очень даже затем. Если не хочешь лежать и восстанавливаться часами, повторно знакомиться с ужином и целовать пол — до последнего будешь защищаться руками. Но поди объясни это пятнадцатилетнему Юнги. Видя, что противница оглушена и дезориентирована, он воспользовался ситуацией, разбежался и вспрыгнул прямо на твердую шершавую шею. Кумо завопила, забегала зигзагами, но избавиться от назойливого человека не могла: быть пауком — в этом есть как достоинства, так и недостатки. К примеру, неспособность почесать собственную спину. Юнги это знал и считал, что справиться с кумо — не большого ума дело. Не зря же глава о них располагалась почти в самом начале учебника-бестиария. Крепко схватившись за трость с обоих концов, он подцепил то место, где у Мары в женском облике располагалась глотка — и начал тянуть на себя, перекрывая дыхательное горло извне. — Мне вот интересно, — проговорил он, пыхтя от напряжения, — вы платья как потом чините? Штопаете каждый раз — или на вас новые отрастают? Ему и правда все время делалось любопытно, но ответа он так и не получил: каждая встреченная им кумо была или мертва, или неузнана, или утрачивала дар речи. — А я-то думал, что вы по запаху людей от не-людей отличаете. — Юнги всем телом прильнул к шерстистому панцирю, чтобы хрипящее чудовище не смогло его уронить. — Принять меня за священника! Ты была такая голодная — или среди вас тоже есть умственно отсталые? Паучиха извивалась, щелкала пастью, топала ногами, разбрасывая камни и взметая пыль, но ничего поделать не могла, неумолимо слабея. Дело оставалось за малым — всего-то, подержать ее без кислорода пару десятков секунд, а потом добить. У Юнги даже появилась возможность осмотреться. Он искренне надеялся, что уж сопровождающие-то у Мары поумнее будут и поняли, с кем имеют дело, а потому — уже давно драпают подальше от места схватки. Но нет: они на всех парах мчали на выручку, спешившись и обнажив короткие мечи. Че-ерт, ну нет! С тремя противниками одной тростью не справишься. Тем более, если они хорошо обучены и вооружены. Перерубят напополам — ищи потом Тэхёна, чтобы склеил своей магией. А он, говорят, далеко на севере—вообще не вариант. Неужели и сегодня придется драться по-настоящему? Досадливо выдохнув, Юнги отпустил паучиху и ловко отпрыгнул в сторону, не дожидаясь, пока та оклемается. Так ведь все удачно начиналось: кумо можно было задушить, а те двое — пускай бы жили. Зачем они сунулись?! Метла метет пыль и крошки в совок. Река неминуемо впадает в море. Демон, выдавленный из мира теней, словно прыщ, тоже должен куда-то деваться. В этом-то и штука. Официальная версия гласит, что демонологи своих противников изничтожают. Но, простите: как можно убить то, что и не жило никогда? Загнать обратно в мир теней, подскажет иной. Ага, ладно. А вы плыли против течения? Направляли парусник в обратную ветру сторону? Вышло? Так и тут. Демоны желают воплотиться, они тысячелетия провели на насиженных местах. Открыв червоточину, соединяющую миры, ты сильно рискуешь выпустить с десяток новых тварей, вместо того, чтобы запихнуть обратно одну — ищи их потом. Поэтому у всех демонологов есть одна большая тайна: своих жертв они не убивают, а прячут. Прячут, как щенок сахарную кость — то есть, в себя. И ходят вот так, и живут — с квартирантами, до самого конца. Отсюда факт, что очередь на эту должность всегда небольшая, несмотря ни на какие финансовые вопросы. Чем опытнее специалист — тем больше в нем демонов, как глистов. Самые высококлассные пронизаны чужим присутствием вдоль и поперек. Нести в себе обитателей… многолюдно, если спросить у Юнги. Они бушуют внутри и рвутся наружу. Приходится 24/7 быть начеку, иначе — оп! — и ты уже пациент для своего же коллеги, одержимец. С годами учишься изолировать часть своего сознания, не пускать тварей свободно бродить по своей голове, даже порой кажешься себе нормальным, но это иллюзия. Есть и приятный бонус: нести в себе демона — значит владеть им. Владеть — значит использовать по своему усмотрению, порой «давать прогуляться». В их профессиональной среде подобное считается крайней мерой и используется нечасто: ощущения не из лучших, да и чертовски опасно. Даже если ты знаком со своим карманным Асмодеем десятилетиями, привык к нему, как к домашним тапкам, это отнюдь не значит, что он не попытается выпотрошить тебя, словно курицу, при первой же возможности. Или, что еще хуже — снова пролезть к тебе в голову. Пооткрывает там все тайники с собратьями, а вместе им значительно веселее. Словом, не для пьяной потасовки умение. Но сейчас Юнги трезво прикидывал свои шансы в сложившейся ситуации: в шаговой доступности потихоньку приходила в себя гигантская ядовитая паучиха, а с секунды на секунду к ней подоспеют два здоровенных лба, каждый из которых по отдельности вполне может переломить Юнги двумя пальцами. Хочешь-не хочешь, но с этим надо что-то делать. Обхватив обеими руками трость у самого набалдашника, Юнги закрыл глаза и медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. Со стороны подобное выглядело дуростью: вон, на тебя несутся, орут, лезвие в воздухе свистит, челюсти рядом щелкают, а ты расслабляешься. Тем не менее, это было необходимо. Чувствуя знакомое покалывание в области затылка, Юнги падает назад и приземляется в теплую густую жижу, которая смыкается над его головой. Тело остается стоять на месте, время буксует, замедляется. Юнги тонет. Пространство наполняется отзвуками, разноцветными вспышками и призрачными силуэтами. К нему тянутся, вот-вот раздерут. Но он спокоен, ему подобное не впервой. Юнги протягивает руку вперед и мысленно зовет демона по имени. Тот отвечает моментально: кисель вокруг идет волнами, перемешивается, окрашивается в зеленый, силуэты в страхе бросаются в рассыпную. Юнги чувствует, как его кисть резко обхватывают чьи-то твердые шершавые пальцы-ветви. Секунда — и они прорастают сквозь ладонь, прямо через мясо и кости. Юнги кричит от боли на пределе легких, но даже сам не в состоянии себя услышать, ведь все происходящее — оно только у него внутри. Извне, на поляне, его телесная оболочка выпрямляется и открывает глаза. Из-под век рвется яркий изумрудный свет, он густо заливает пространство, окрашивает деревья, спорит с ночной чернотой, расщепляется во все стороны плотными, почти материальными лучами. Мужчины разом теряют запал и замирают, затем переглядываются, пятясь. Юнги стоит в пучке света, его плащ, ошибочно принятый за рясу, колышется на несуществующем ветру. Полы шляпы трепещут, но она держится на голове. Юнги страшен, визуально-осязаемо опасен, к нему нельзя подходить. Его лицо, бледное и гладкое, разом становится старше на годы, от носа к уголкам губ тянутся складки, на висках пульсируют вены. Такая картина должна остановить кого угодно, но не останавливает голодную кумо. Она, небось, и не видела такого никогда: ничего удивительного, ведь встретить демонолога там, где ночами возят коз — совпадение не из тривиальных. Он светится — ну так и факел тоже светится, это не значит, что его нельзя затоптать. Кумо разбегается, растопыривает паучьи лапы, вострит ядовитые жвала — и прыгает прямо на Юнги. Она обнаружена: и той его частью, что, проткнутая, идет на дно в малахитовом вареве, и сущностью, впившейся в живое тело, и оболочкой, которая, не ровен час, воспарит над землей, опираясь на собственный источаемый свет. Нельзя использовать демонов, чтобы побороть кумо. Это как идти с пушкой на комара. Если бы не двое ее подельников — Юнги бы никогда этого не допустил. Будь он магом — просто швырнул бы в них огненный шар — и дело с концом. Но демонолог— это не маг, детка. Он не умеет в полумеры, он не управляет существами внутри себя, он лишь садит их на поводок — а затем регулирует его длину. Хлоп! Воображаемый поводок рвется. Низкий, будто обещание грозы, рокот проносится по поляне, проникает в лес. Но он доносится не с неба, а от Юнги, из самых недр, из середины. Потому что Юнги разбудил Абдусцииуса, а этот малый не очень любит заросли. Юнги хорошо помнит, день, когда поймал его. Сперва, после академии, он занимался всякой третьесортной мелочью, как на подбор: рыдающие в болотах потусторонние двукрылые барышни синевато-лилового цвета, бестелесные огни, уводящие путников к опасному обрыву, разгневанные обитатели мутных рек… Все они сейчас осели внутри хламом, досадной пылью. Стенают, носятся туда-сюда течением, засоряют обзор, будто червячки и точки в глазных яблоках на ярком солнце — досадные и бесцельные, но деть их некуда. Однако платили за них, по странной прихоти судьбы, вполне достойно. Юнги смог позволить себе персональную повозку до самого дома, и кошелек его даже не похудел. Крепкая, четырехколесная, с витражными окнами — он ехал по лесу, словно наследный принц, ведь в двадцать лет так хочется выпендриваться. Выбери тогда Юнги что-то менее пафосное — его руки сейчас не были бы сплошь испещрены мелкими шрамами, ведь именно разноцветное стекло первым лопнуло под напором охватившего лес урагана. Острые кусочки буквально всосало внутрь, Юнги едва успел закрыть лицо. Повозку швырнуло набок, оглобли затрещали и сломались, перепуганная лошадь повалилась, истерически суча копытами и пытаясь выбраться из хомута. Чудом уцелевший кучер кричал на нее на неведомом диалекте, но шум ветра заглушал все остальные звуки. С болезненным шипением выдернув из себя крупные осколки, Юнги выбрался наружу и тут же был отброшен назад мощным порывом. Зеленый грязный смерч бушевал прямо перед ним. Как вообще он умудрился подобраться так близко? Неужели возница не заметил ничего подозрительного, когда направлялся в эту сторону?! А затем Юнги различил в самом эпицентре смерча рогатую бычью голову — и тотчас же все понял. Понял, чтобы безумно испугаться. Он, конечно, читал о подобном в толстенных энциклопедиях, но взять — и вот так столкнуться с настоящим, сильным демоном… Безусловно, когда-то это должно было произойти, но не всем «везет» пройти через это испытание в одиночку. Они бились до поздней ночи, Абдусцииус сдался тогда, когда надежды у Юнги почти не осталось. Он проник в него, как слишком большой кусок яблока, бездумно проглоченный целиком — с болью, спазмами, заполнил его изнутри, тело, того и гляди, затрещит по швам. Окровавленный и истерзанный, Юнги на четвереньках дополз до лежащей поодаль повозки. Лошадь сбежала, кучер — тоже, но ему было плевать. Обняв руками деревянное колесо, он с полчаса рыдал, не чувствуя даже горечи внутри, совершенно автоматически — а после уснул, даже не утерев слезы. Он узнал потом: сон, похожий на кому, длился без малого трое суток, пока проезжие артисты не разбудили его, не подобрали и не отвезли, похмельного и растерянного, в город. А ведь могли бы и обобрать до нитки. После Юнги болел. Долго и изнуряюще, с ночными кровотечениями и огромными гематомами, возникавшими без всякой причины. Гость внутри чуял слабого хозяина и хотел вырваться. Возможно, он бы и не пережил этого приключения, присоединившись к сотням таких же юнцов, для которых первый демон становился последним, если бы не Тэхён. Тогда-то и случилось их знакомство. Обеспокоенная кухарка, относившаяся к Юнги, словно к собственному сыну, буквально кинулась в ноги к молодому магу, умоляя спасти ее хозяина. То, что начиналось как простой визит и осмотр, закончилось многодневным сидением у изголовья больного, тоннами прочитанных вслух книг и связью, что натянулась между ними крепкой нитью. Юнги победил Абдусцииуса, уложил его внутри себя, будто рубашку на полку, и приобрел лучшего в мире друга. А теперь Абдусцииус рвался на свободу. Он засиделся внутри, в крошечном человеческом тельце. Он ненавидел свое заточение, ненавидел долбаные деревья, ненавидел все вокруг. Его ненависть завязалась тугим узлом, набухла, разрослась опухолью — и лопнула. Оба разбойника успели к тому моменту вскочить обратно на лошадей и унестись во весь опор. Кумо же буквально смело, пришибло, словно букашку. Ее склизкие внутренности расщепило на такие мелкие кусочки, что взрывная волна унесла их бесследно, вместе с выкорчеванными с корнем дубами, огромными булыжниками и комьями мшистого лесного грунта. Юнги парил в самом ядре взрыва, плыл в мутном зеленом киселе, ослеп и оглох внутри собственной черепной коробки. А потом свет потух: резко, как если бы кто-то залил костер водой. Плотное ничто окутало сознание Юнги. Безвольной куклой с тряпичными ногами он повалился на дно воронки, им же самим и созданной.