ФЕНОМЕН: ИЗБЫТОЧНЫЕ МЕРЫ

Если упростить процесс жизнедеятельности до обыкновенной математики, то он вполне может представиться как набор бинарных решений, которые мы принимаем каждую секунду: встать или лежать, пойти направо или налево, убить или сохранить жизнь… Из выбранных действий складывается наш собственный извилистый дизайн: пунктир, прокладывающий путь сквозь множащиеся миллионы неиспользованных альтернатив. Юнги было неведомо, что происходит впоследствии с этими альтернативами: они просто повисают в воздухе или генерируют такое же бесконечное множество параллельных реальностей? А, может, они и не существуют вовсе, всем заправляет жесткий фатум, дорожка лишь одна и выбор сделан за нас… ▶ Rudi Arapahoe - To Gather Flowers Дойдя до высокого, в два человеческих роста, портала в молельню, Юнги замер, размышляя: шуметь ему или нет. Он не мог не заметить, что магическое зарево стало ярче, разрослось и гудело куда громче. Что бы там внутри ни происходило, стоило поторапливаться, потому как оно набирало обороты. С одной стороны, кто его среди всего этого услышит? С другой — если есть возможность застать демона врасплох, то грех ею не воспользоваться. Так до конца не определившись с решением, Юнги надавил на толстые деревянные створки из цельного бруса, стянутого клепаными железными скобами. Дверь подалась с удивительной, неожиданной легкостью: скорее всего, набожные жители деревни хорошо следили за сохранностью постройки. За ней обнаружился ухоженный палисадник, в котором доживали свои последние дни самые поздние осенние цветы. Еще пара недель — и грянут ночные заморозки. Бордовые остролистые канны освещались бордовыми отблесками с неба, Юнги был словно в коконе из цвета. Он едва сдерживался, чтобы не дать волю площадному зеваке в себе, не остановиться с открытым ртом, пялясь на то, как же все-таки страшно-красиво вблизи открывающееся ему зрелище. Блестящий храмовый купол, состоящий из десятков кровельных «чешуек», казалось, застыл во времени и пространстве, разрушаясь. Когда сталкиваются небесные тела, в космосе еще долго неподвижно плавает огрызок сферы и россыпь ее обломков вокруг, будто раскрошенное печенье на столе. Чтобы сдвинуть эти обломки нужны столетия. Так и здесь: неведомая сила вздыбила, лопнула крышу, но не позволила кускам строительного камня и черепичкам упасть на землю. Они так и висели в воздухе, переливаясь на свету. Между ними раз в несколько секунд с хрустом проскакивали молнии. Плотный яркий столб, вздымавшийся до самых облаков сквозь пролом, стал намного толще. Юнги недоумевал, как это он не увидел такую монументальную хрень за много километров. Да сюда должно было полстраны стянуться, хотя бы чисто поглазеть! Он не успел прикинуть, почему же так получилось. В его мысли бесцеремонно вторгся громкий хлопок, грохот — а затем Юнги лишился равновесия из-за взрывной волны. Купол расщепило сильнее, теперь его части веером раскинулись по сторонам, все так же не достигая земли. Оставшаяся без крыши башня будто бы тянулась к небу своим открытым, умоляющим ртом, то ли порождающим белую колонну, то ли неистово ее всасывающим. Надо было поторапливаться. В смысле, и раньше тоже, но сейчас — вот прям пиздец как. Положа руку на сердце, Юнги мог сказать: он почти уверен, что парнишка, чьим телом завладел неизвестный пока демон, давно мертв. А если и нет — то это скоро произойдет. Шанс выпутать его из кромешного ада, что творился вокруг, был настолько мизерным, что Юнги даже не стал брать его в расчет. Его главной задачей остается усмирение демонов, чтобы не допустить новых человеческих жертв. Жизнь и безопасность носителя всегда были вопросами более чем второстепенными. Он старался лишний раз даже не узнавать их имен. Потому что — зачем? Чтобы предметно погоревать потом? Нет, Юнги не горевал. Он убедил себя, что ему плевать. Жизнь одного за жизни многих — выгодный размен. Если бы можно было вернуть демона в его мир, попросту прикончив одержимца — Юнги бы сделал так безо всякого колебания. Но, к сожалению, это так не работало. Ну, хорошо, Юнги было интересно. Каждый раз интересно соотносить внешнюю оболочку своих «пациентов» со словесными описаниями, которые давали их родственники или просто свидетели. Он сначала рисовал себе в голове некий портрет, а потом сравнивал с оригиналом. И чем дальше — тем больше видел сходств. Видимо, жизненный опыт помогает визуализировать людей точнее. Каким представился Юнги сегодняшний герой? Признаться, его было даже немного жаль — такая выходила положительная и трогательная картина. Смышленый талантливый веселый сирота, продавец зелий и красивых антикварных безделушек, заботящийся о старом друге своего отца. Юнги в голову настойчиво лезло что-то светловолосое и голубоглазое, на тонких ногах-спичках, одетое в простую льняную рубашку с вышивкой по краю рукава и штаны на завязках. Проверить свои догадки хотелось настолько, что даже притуплялось естественное чувство, с которым демонологи не расстаются никогда — страх смерти. Открывать дверь в башню не пришлось: ее давно вынесло взрывом и разодрало в щепки. Изнутри светило с таким неистовством, что Юнги приходилось жмуриться, чтобы что-то рассмотреть. Он прокрался вплотную к дверной арке и осторожно заглянул в центр комнаты. Первым, что он смог рассмотреть, был силуэт высокого мужчины. Он стоял, коленопреклоненный, задрав голову высоко кверху, будто бы невидимая рука тянула его за шею и подбородок. Немало удивившись, Юнги отметил про себя, что, похоже, промазал сразу по всем пунктам. Ему даже не удалось угадать возраст одержимца: почему-то в фантазиях упорно рисовался совсем юноша, едва ли достигший второго десятка. Обнаруженный в часовне парень казался существенно старше. Прикрыв глаза рукой и не теряя бдительности, Юнги отстегнул трость и решился подойти поближе. Свет рос прямо из мужчины, сгущался вблизи него. Область без гравитации, видимо, цепляла и тот пятачок, на котором он восседал, потому как светло коричневые волосы медленно развевались вокруг головы, словно водоросли в стоячей воде. Присмотревшись тщательнее, Юнги понял, что весь пол под коленями несчастного разрисован какими-то символами и письменами: вокруг был вычерчен пентакль, вписанный в кольцо, или что-то похожее. Толстый кусок угля для ритуальной каллиграфии одержимый все еще крепко зажимал в ладонях. Руки, перепачканные черным почти по локоть, безвольными плетьми висели меж раздвинутых бедер. Демонологи, на самом деле, достаточно щепетильны в отношении методов своей работы. О них нельзя просто так взять и рассказать в кабаке за кружкой пива. И не потому, что это какой-то древний секрет: в том-то все и дело, что никакого секрета нет, как нет и четкой методы, способа, шаблона. Есть ты, есть злонамеренная сущность, которую надо победить, сломить, перехитрить, вобрать и приструнить внутри себя. Как ты это сделаешь — зависит только от твоих личных способностей, стиля и сильных сторон. Все пять лет, что Юнги провел в академии, его и других подобных учили не столько творить чудеса и размахивать палкой, сколько сопротивляться, выдерживать и переносить. Быть стойким. Быть сильным духом. Юнги подошел максимально. Еще шаг — и он ступит прямо в световой поток. Он задумался, стоит ли стереть символы с пола. Прервет ли это бурную реакцию, которую он сейчас наблюдает? С другой стороны, размыкание круга может привести ко взрыву, в котором погибнут они оба: и одержимец, и он сам, ведь в пространство уже выброшено столько энергии, что сами стены жужжат и вибрируют от осязаемого напряжения. С такого расстояния Юнги может попытаться рассмотреть черты жертвы. Он склоняет голову набок, скользит глазами по умиротворенно-расслабленному, словно во сне, лицу, цепляется за длинный стреловидный нос (совсем прямой, таких у людей не бывает!) и запинается о скулы, срывается вниз по впалым щекам… Вот это да, он никогда еще так не ошибался! Увиденное кардинально отличалось от воображаемого портрета, нарисованного фантазией Юнги — но отличалось как-то… необычно. В интересную сторону. Нельзя было сказать — по крайней мере тогда, в таком положении и с таким светом, — что молодой мужчина перед ним канонически красив. Но есть в его внешности что-то притягательное. Что-то, что побуждает Юнги на секунду задуматься: может быть, имеется способ сохранить ему жизнь? Юнги колеблется, будто пробует пальцами ноги холодную воду перед прыжком. Кусает губу, забывая про ранку, оставленную кумо, шипит от внезапной боли, нервно чешет за ухом. Затем решается и ступает вперед, погрузившись в мутную белесую пелену. Стоять в ней вместе с незнакомцем тихо и странно. Уши глохнут, невидимая сила тянет вверх, но не настойчиво, а где-то на самом краешке подсознания. Хочется подпрыгнуть и дать потоку тебя увлечь. Но Юнги сдерживается. Он удивлен, что сущность, устроившая всю эту цветомузыку, до сих пор игнорирует его присутствие. Даже как-то обидно, он ведь не сын пекаря с кунжутными кексами, он сюда сражаться явился. Но время идет, а ничего не происходит. Юнги опускает голову вниз, силясь прочитать иероглифы на полу. Они кажутся ему смутно знакомыми, но не более — Юнги жалеет, что временами не был слишком усидчив на занятиях. Теперь остается только одно. Он поднимает руку, протягивает кисть к парню, замирает буквально в сантиметре от его плеча. Юнги обнаруживает в себе нотку странного желания: помедлить несколько секунд, чтобы запомнить его. На случай, если… Юнги жмурится от всего странного пиздеца, пришедшего в голову, решает подвязывать скорее это дело. Оно с самого первого дня пошло наперекосяк, не задалось, как день новолуния у старой травницы: долгая грязная дорога, долбаная паучиха, будь она неладна… А теперь вот он еле сдерживается, чтобы не облапать своими клешнями лицо совершенно незнакомого мужчины. Так, из чистого любопытства, потому что ужасно интересно, какой на ощупь его острый подбородок, как крепится этот странный нос и что будет, если дотронуться до самого его кончика. В жопу это все. Он толкается рукой вперед, врезаясь пальцем в ключичную кость одержимца. Свет вокруг ожидаемо меркнет, его засасывает внутрь зыбучего ничто. Если бы у Юнги было в запасе неограниченное количество красных дощечек, он бы все их исписал одинаковым предупреждением: «Никогда не трогайте руками одержимого демоном». А затем приплатил бы маленьким нищенкам с набережной, чтобы те круглыми сутками носили их перед собой, тыкая в лицо каждому, у кого есть глаза. Физический контакт — это неразрывная энергетическая дуга, мост для злонамеренной сущности — да такой удобный, как мощеная булыжником дорога. С горки. В солнечный день. При первом признаке желания сменить физическую оболочку, демон воспользуется ею. Например, если предыдущий хозяин уже на грани смерти или истощения. Для демонолога же подобная форма взаимодействия — привычный и безотказный рабочий прием. По сути, существует только два способа сладить с демоном: вызвать его наружу или самому влиться в цепочку между ним и его жертвой, если выходить он ни за что не хочет. В этом и состояла принципиальная разница между профессиональными охотниками за нечистью и обычными людьми: в процессе обучения все они подверглись определенным трансформациям, ментальным метаморфозам, позволяющим пересекать разрывы ткани реальности. Стоит только Юнги коснуться измученного непрошенным паразитом тела — как он тут же оказывается в лимбе: измерении, которое враг строит вокруг себя, будто огромный пузырь. Лимб — это жемчужина в раковине сознания, твердая оболочка, разграничивающая вредоносный организм и его уязвимого хозяина. Разрушь ее — и демон растечется внутри, как сок из лопнувшей виноградины растекается по руке. Тогда разделить их будет уже невозможно: жертва станет живым воплощением своего мучителя, это уже будет не ее тело. Лимб уникален, словно имя, данное при рождении. Его размер и внешний вид зависят от силы и специфических особенностей потусторонней твари, которой он принадлежит. Юнги до этого момента побывал всего в двух: обычно демоны сами жаждут общения и совсем не против переломать все, до чего дотянутся их когтистые лапы. Отмалчиваются немногие, и это всегда повод насторожиться. Несколько лет назад Юнги спасал девочку от страшной лихорадки. Ее жег изнутри Ифрит, ни много ни мало. Жег из чистой, сладкой мести ее отцу, пленившему его когда-то в прошлом, но не сумевшему удержать в себе. Лимб Ифрита был похож на жерло вулкана. Юнги был уверен, что ему ни за что не выбраться оттуда живым. Раздирая лапами, жестокая тварь топила врага в лаве, выжигала на коже клеймо за клеймом. Когда же Юнги открыл глаза спустя много часов непрекращающейся пытки, сумев-таки вобрать в себя всего демона без остатка, он обнаружил, что для окружающих прошло лишь несколько секунд. Хохоча как сумасшедший, он гладил свои белые руки, не веря, что они целы, а мать девочки смотрела на него, не понимая, что же происходит. Она знала одно: ее дочь жива, поэтому Юнги мог в тот момент позволить себе что угодно, просить всего, что способен вообразить. Но в тот день ему была нужна только выпивка. Он заливал ожог внутри себя литрами терпкого вина, чтобы, переполнившись до предела, склониться за забором трактира, исторгнуть их обратно, утереть губы — и пойти надираться снова. Тогда он усвоил два важных урока: утренний свет может сам по себе болеть в твоей голове и, каким бы здоровым и невредимым ты ни казался после выхода из лимба, все, что там с тобой сделают, останется внутри кровоточащей раной, которая еще очень нескоро заживет. Тем не менее, первый визит в демоническую реальность Юнги считает удачным. Чего никак не скажешь о втором. Он не знает, как звали квартиранта, поселившегося в голове у хорошенькой черноволосой воспитательницы. Не знает — потому что не смог его поймать. ▶ Marissa Nadler - Annabelle Lee До сих пор скорбит об этом дне — потому что она была единственной женщиной, которую ему посчастливилось полюбить. Ее звали Суран, они встретились внезапно и глупо, став, в числе прочих, жертвами хлипкого моста и чересчур бурного потока. Не выдержав очередного паводка, деревянная конструкция с треском разъехалась, заставляя всех, кто пытался перейти реку, соревноваться в скоростном плавании в холодной весенней воде. Уже на берегу она плюхнулась на песок, смеясь и отжимая платье, а Юнги хотелось вечно стоять рядом с ней в мокрой потяжелевшей шляпе. Она так и не отдалась ему. Что уж там, у них не было даже настоящего поцелуя. Оберегая трепетность зарождающихся отношений, они безнадежно опоздали. Но Юнги был рад: если бы он помнил вкус ее губ, то, наверное, сошел бы с ума от утраты. Вселенная ее паразита не имела красок и пахла смертью. Он бродил среди голых деревьев, обдуваемый черным ветром и не мог отогнать от себя страшную картину: Суран улыбается ему и уходит вместе с матерью поухаживать за могилой дяди, обратно возвращается одна, но уже не своим ходом, а, измученная и еле дышащая, на матерчатых носилках. Обливаясь горячими слезами, Юнги смотрел, как чудовищно обезобразила ее лицо встреча с чем-то неизвестным на том кладбище: глубокие рваные раны лишили девушку глаза, пересекали ее щеки, нос и губы от одного уха до другого. Юнги было все равно, абсолютно блядски насрать на то, что скажут люди. Он был готов жениться на ней сразу же, как только избавит от твари, засевшей внутри. Не избавил. Возможно, все кончилось бы иначе, представляй он хоть на миг, что же такое напало на беззащитных женщин. Но вместо этого Юнги часами одиноко наматывал круги по черной холодной пустыне, пока внезапный удар в спину не сразил его. Твердь под ногами разверзлась, образуя его собственную могилу, в которую он падал, падал и падал… Пока не пришел в себя рядом с мертвой девушкой. Демон оставил ее с последним ударом сердца. Судя по обугленной дорожке, ведущей в окно, он улетел по одному ему ведомым делам, а затем, скорее всего, был пойман кем-то более умелым. Иначе как пояснить, что с тех пор Юнги ничего о нем не слышал? Много чего еще стало у Юнги с тех пор. Например, он ни разу не плакал. А еще не взглянул по-настоящему ни на одну женщину. И больше никого не жалел. До сегодняшнего дня. ▶ Dead Can Dance - Yulunga (Spirit dance) Поток, затянувший Юнги внутрь, вынес его в просторный, пышно украшенный зал, какие бывают только в королевских замках или у очень богатых купцов с манией величия. Со стен на него смотрели золотые барельефы: страшные лысые головы с пустым выражением на лицах и блестящими рубиновыми зрачками. Юнги прошелся вперед, изучая все вокруг. Звуки его шагов и удары трости о каменный пол гулко отдавались в пространстве, множились, отражались от потолка и возвращались. Напрягая слух, можно было различить, как где-то снаружи жалобно стонет ветер — а, может быть, вовсе и не он. Юнги пугала эта пустота. До дрожи напоминала пережитое. И пускай в этот раз вокруг не серый песок, а нарядная, торжественная роскошь, суть не менялась: он снова был один, ему снова не с кем драться. Под его ногами недвусмысленно указывала направление порфировая ковровая дорожка. Конец ее терялся за закрытыми дверями огромного портала. Юнги знал, что ему нужно туда. Чувствовал, что ему откроют. Золото и красный, золото и красный… Юнги повторял про себя эти два слова. Он что-то припоминал. Это что-то должно значить, о чем-то говорить… Ведь наверняка же читал в какой-то книжке про все охуенно древнее и опасное! Над головой разнесся удар колокола, до того громкий и резкий, что Юнги невольно сжался. Следом, с монументальным лязгом, двери в соседний зал распахнулись, впуская. Он не противился. Порфировый путь вел в тронный зал, столь же громадный, сколь и пустой. Справа и слева от центра располагались длинные дубовые столы, сплошь уставленные блюдами, которые было некому есть: поросячьи туши в сетке из жирного крема и яблоками во рту, тяжелые кубки, налитые доверху, огромные невскрытые круги сыра, тугие виноградные грозди и грубо разорванные кем-то куски пшеничного хлеба. Да здесь можно было накормить целый полк! Зал будто был томился в предчувствии, ожидая гостей. Юнги ощущал: они все скоро соберутся. Неясное предвкушение грядущего события затапливало изнутри, заставляло поджилки трястись от холодного возбуждения. Такое бывает, когда попадаешь на ратное поле, где вот-вот сойдутся войска, или если дежуришь под дверью роженицы. Гигантские вытянуто-треугольные окна шли одно за другим, от края до края, от пола до потолка. За ними крутилось и перемещалось то самое зарево, что Юнги видел над часовней. Стекла дрожали и звенели, творящийся извне хаос грозился вот-вот проломить их и ворваться внутрь. Трон. Битва. Места для множества приглашенных. Что-то должно произойти. Золотой и красный, красный и золотой. Сука! Юнги зажмурился, обхватывая голову руками, мотая лицом из стороны в сторону. Он должен был вспомнить, хоть его дурная башка и отказывалась давать ответ! Бах! Такой очевидный, он свалился на Юнги так, будто кто-то вытряхнул его из кувшина. Ну, конечно! Кто появляется верхом на красной лошади? Кому по масти золотой дворец? Кто ждет в гости все свои тридцать шесть легионов духов, которые и отпразднуют в этом бесконечном зале свое возвращение?! Юнги понял — и ужаснулся до подкашивающихся коленей. Каким-то образом простой рыбак из деревни с дурацким названием Глоебодена умудрился выловить в море шкатулку с плененным Герцогом Беалом. Вот, зачем часовня, вот, почему противник не хотел выходить на бой: он все пять дней потратил на открытие червоточины в тот мир, из которого на землю придет его войско. И, если это произойдет, не хватит никаких демонологов в целом мире, чтобы запихнуть его обратно. Юнги начинал глубинно понимать тех, кто не поленился проделать излишне мудреные махинации, лишь бы получше упрятать вместилище этой твари. Пару раз он читал о попытках призвать Беала, некоторые из которых даже были названы успешными, но на деле оказывались просто смешными: крестьянин, уставший от того, что на соседском наделе телята жирнее, зарезал на перекрестке девственного черного цыпленка в безлунную ночь. А затем якобы откопал самого нечистого в виде мандрагоры и заставил служить себе на протяжении двадцати лет. Юнги душило от неловкого стыда за того, кто это написал, а еще больше — за тех, кто подобному верит. Призыв демона первого разряда не имеет ничего общего с оккультной игрой в бирюльки. Когда это происходит… В общем, Юнги медленно плелся вдоль столов, наблюдая за тем, что бывает в таких случаях. Мысли роились в голове, выталкивая друг друга, он пытался не запаниковать от осознания, что время работает против него. Если сейчас он облажается, то последствия коснутся не только молодого торговца древностями. Речь даже не про его деревню. Все гораздо, гораздо серьезнее. Скорбная и торжественная музыка начинает звучать где-то вдалеке, с противоположного конца зала. Юнги оборачивается в направлении звука, щурится, чтобы рассмотреть внушительных размеров пустующий трон— так далеко он находится. По мере приближения, ему открываются все новые и новые детали: например, кажется, что само седалище отлито из цельного куска золота, без единой щели или спайки. То, что он в начале принял за элемент драпировки — на деле оказывается небрежно наброшенной на спинку робой с меховым подбоем. В складках одеяния что-то блестит, но Юнги приходится подойти вплотную, чтобы рассмотреть: тяжелая, измятая от времени корона прячется в ткани, выглядывает лишь парой островерший, ощутимо кого-то ожидает. Юнги тянется к короне, но так и не решается коснуться. Ему почти страшно, потому что весь этот зал, каждый миллиметр его убранства велит бояться, заставляет вцепляться в трость до боли и побелевших костяшек. Это только в мире людей она — простое украшение, палка, которой можно, разве что, ударить. В лимбе трость демонолога обращается в грозное оружие, его единственный шанс на противостояние потусторонним тварям. Двери, через которые Юнги вошел, открываются снова, впуская всадника на огромной кобыле цвета пряной вишни. Никуда не торопясь, она старательно выгарцовывает по ковру, медленно приближаясь. Юнги сглатывает и не может отвести глаз от сидящего верхом мужчины: высокий, широкоплечий, сплошь закованный в тяжелые красные латы с золотыми вензелями, испещренные следами ратных подвигов. Красивое не старое лицо, тем не менее, ужасающе похоже на маску, иссиня-черная борода крупными аккуратными волнами спадает до самой груди. Юнги никогда не видел его, но сразу узнал. Демон смотрит на непрошенного гостя, не моргая, и улыбается. От этой улыбки холодеет внутри, она похожа на посмертную гримасу. Лошадь останавливается всего в паре метров от трона, всадник степенно спешивается, и лишь тогда Юнги замечает, что в седле он не один. Длинный плащ, закрывавший кольчужную спину, ниспадавший на круп лошади и волочившийся по полу, скрывает знакомый силуэт одержимого юноши. Юнги впервые смотрит на него живьем, пускай все происходящее — лишь эфемерная иллюзия. Парень парализован страхом, его карие глаза мечутся с Беала на Юнги и обратно в попытках понять, что происходит. По сравнению с собственным пленителем, сын рыбака кажется до жалкого мелким и щуплым. Юнги на секунду представляет себе, как же, должно быть, жалок он сам на этом фоне. С металлическим позвякиванием, Беал опускает руки на плечи своей жертвы, и Юнги замечает, как подгибаются колени парня под весом латных перчаток. Его кадык дергается, грудь истерически подрагивает, но ни единый звук не срывается с губ, Юнги слышит лишь шумные рваные выдохи через нос, усиленные акустикой огромного зала. Несчастный ловит взгляд Юнги, упирается в него, в каждом его зрачке плещется мольба о помощи. — Отпусти его, — тихо и твердо говорит Юнги. Но Беал не обращает на его слова никакого внимания. Он комкает между пальцами ткань простой рубашки, а затем, внезапным и резким движением, разрывает ее в клочья так легко, будто она сделана из папиросной бумаги. От неожиданности пленник сдавленно вскрикивает, хватает себя руками за предплечья, стремясь не то скрыться от холода, не то прикрыть обнаженный торс. Юнги исподлобья смотрит на его худое безволосое тело, проклиная себя за бездействие и трусость. Беал, тем временем, тянется к поясу поношенных черных бриджей. Юнги не выдерживает и закрывает глаза, пеплом опадает вниз, касается коленями пола. По треску материи и участившимся всхлипам он понимает, что именно происходит по ту сторону век. Когда демон ведет свою жертву к трону, Юнги все еще на земле, он их слышит, но не видит. Перед его глазами снова стоит Суран, словно памятник собственной беспомощности. — Садись, — приказывает демон, и это первое, что он произносит. Голос его похож на звук шофара, от него кровь вскипает в венах. — Ты будешь сегодня главным гостем на особенном представлении. Слюна во рту вязкая, как клей. Юнги пытается ее сглотнуть, но не может. Он осторожно поворачивает голову назад, глядя через плечо. Парень сидит, завернутый в ту самую меховую робу, что висела на спинке. Его голову, прямо поверх капюшона, охватывает золотой венец. На лице влажно блестят дорожки от слез. Беал откровенно забавляется, наблюдая его страх и отчаяние: несчастный сегодня гвоздь программы, золотая овца на заклание. Они с Юнги снова встречаются взглядами, в заплаканных глазах догорают последние огоньки. — Хватит, — говорит Юнги, но выходит шепотом. Он распрямляется, встает, не в силах вынести происходящего. Он готов умереть, лишь бы не смотреть, бездействуя, как убивают на его глазах очередное живое существо. — Меня зовут Мин Юнги. Я пленил десятки подобных тебе, теперь сражусь и с тобой. Оставь парня и выходи на бой. Беал снова устремился в сторону Юнги своим ужасающе-спокойным лицом. Тому доводилось видеть рисунки бога-оленя с человеческими глазами. От их выражения становилось не по себе, но то, как смотрел Беал… Это было во сто крат хуже. А затем он захохотал. От его смеха окна в зале снова начинают ходить ходуном, но уже изнутри. Соединяя указательный и большой палец, он щелкает так, будто хочет убрать со своего плеча назойливую блоху — и Юнги тотчас же отлетает, грузно плюхается спиной на пол и проезжает так еще несколько метров. От удара из легких выбивает весь кислород, зубы громко сталкиваются, едва не прикусывая язык. ▶ Dead Can Dance - Avatar Несколько секунд Юнги лежит, ловя яркие вспышки боли, но поднимается на ноги быстро и решительно. Трость в его руках подрагивает от нетерпения пуститься в ход — и он позволяет ей. Круглый голубой набалдашник разгорается изнутри, рождает искры и наливается отчетливой силой, когда Юнги проворно, словно небольшой зверек, разбегается и взмывает в прыжке над спиной противника. Он, худой и невысокий, умеет быть крайне юрким, но предпочитает не обнаруживать это свойство слишком часто, пряча его за маской лени и напускного безразличия. Контакт набалдашника и доспехов демона вызывает громкий хлопок, Юнги не отбрасывает назад лишь потому, что он крепко вцепился руками в металлический ворот. Он обхватывает Беала ногами и размашисто бьет тростью по затылку. Их расшвыривает в стороны, словно плохо пристегнутых детишек с карусели. Беал более тяжелый, поэтому ему достается сильнее: под его весом один из столов надламывается, сбрасывает с себя блюда, обильно поливает демона вином из перекинувшихся кубков. Юнги не дает ему опомниться, резким движением поднимается на ноги, невесомо забегает прямо на грудь по проминающимся под ногами латам, прикладывает каменную сферу прямо ко лбу Беала — и перестает сдерживать поток, рвущийся наружу. Демоны тоже умеют кричать. Одни скрежещут, как шестерни парового котла, другие визжат, будто банши в костре. Но Беал не просто демон, он древнее, бессмертное зло. Его вопль заставляет весь лимб содрогнуться. Стены зала трескаются, с потолка обильно сыплется штукатурка. Парень на троне сжимается, словно загнанный зверек, но Юнги этого не видит. Лучи, порождаемые тростью, изнуряют его не меньше, чем самого противника. Быть демонологом — это про боль, про то, как ты обращаешь в энергию собственные жизненные силы. В конечном итоге, остается лишь один вопрос: что закончится раньше — воля к победе у нечисти, с которой тебе не посчастливилось столкнуться, или ты сам. Беал терпит атаку так долго, что Юнги начинает казаться, что бой будет короче ожидаемого. Но все кончается резко и внезапно: красная перчатка легко выбивает трость у него из руки, та скачет по каменному полу с мелодичным лязгом, замирает глубоко под одним из столов. Вторая рука хватает Юнги за шею, демон встает, приподнимая его над землей. Дышать нельзя, не получается. Юнги чувствует, как лопаются сосуды у него в глазных яблоках, изображение реальности меркнет, медленно виньетируясь. У него не остается сил даже махать руками и ногами, хватку железных тисков ничто не может остановить. Он вяло дергает головой, но от этого только слетает шляпа. Снова жидкий кисель внутри. Юнги снова падает в него, готовясь утонуть — теперь уже навечно, погребенный в одном супе со своими тварями. Юнги чувствует, как летит вниз, но настигает его не водная гладь, а вполне осязаемый твердый камень. Он ползет на четвереньках, кашляет до тошноты, потирает горло. Почему он все еще жив? Невидящими, красными, застланными соленой водой глазами, он пытается сфокусироваться, ищет. Перед ним в мутной дымке быстро танцуют какие-то разноцветные тени. По мере того, как зрению возвращается резкость, он начинает различать происходящее и с неподдельным удивлением обнаруживает, что одержимый парень давно встал с трона и, с неистовствомлупит своего мучителя тяжелой короной. Острые вершины ее вспарывают кожу Беала, по лицу его уже течет нечто, напоминающее кровь. Какой отважный малый… Юнги понимает, что это его шанс. Все так же, ползком, он пробирается под столы, ищет там трость, с болью выгибается, чтобы подцепить за кончик — и, наконец, притягивает, сжимает в руках. Оттолкнувшись, он буквально выталкивает себя на центр зала, жмурится, кричит от напряжения: трость взрывается десятком оперенных стрел. Все до одной летят к Беалу, попадают в торс, ноги, плечи, голову. Демон снова бьется в агонии, скидывает обидчика. Юнги успевает в последний момент, чтобы смягчить его падение: гибкое тело откидывается к нему на грудь, руки инстинктивно запахивают одежду, чтобы скрыть наготу. — В норме? — на выдохе шепчет Юнги, отыскав под отороченным капюшоном маленькое ухо с сухой мочкой. — Кто ты такой?! — отрывисто произносит парень. Его голос низкий, надтреснутый, но от ужаса срывается на фальцет. На рассказы нет времени, они не с утопцем сражаются и даже не с василиском. Юнги хватает парня одной рукой поперек груди, вжимая в себя то ли с целью защитить, то ли в поисках дополнительного источника энергии, и пытается добить врага цепкими белыми молниями. Энергии в Юнги почти не осталось, разряды летят хаотично и несконцентрированно, попадают в потолок и в кубки с вином, но часть все-таки достигает своей цели. Юнги впору ликовать, но он замечает, как, одна за другой, к окнам подлетают полупрозрачные тени. Фигуры толкаются, заглядывают внутрь, ищут лазейку для входа. Тридцать шесть легионов Беала. Даже если демон просто потянет время, он все равно победит, ведь ему на подмогу придут несметные множества воинов. Его надо было поглощать. Прямо сейчас, и ни минутой позже. Чем более демон слаб — тем легче вобрать его в себя без последствий, тем меньше риск от подобного предприятия. Недостаточно утомленный, он может легко подчинить себе неопытного посягателя: потому как сражение с демоном — это испытание силы, а его поглощение — испытание воли. Но Юнги не приходится выбирать. Мазнув ладонью по случайно открывшимся голым ключицам, он отпускает одержимца и встает, не отводя глаз от Беала, распластавшегося на полу в груде щепок и остатков еды. — Погоди, что ты делаешь? — изумляется жертва, когда Юнги наступает на грудь демона коленом, прикасается к ней тростью и опутывает его тело гибкими светящимися шнурами. Вместо ответа, Юнги оборачивается, чтобы как следует его рассмотреть. Он запретил себе делать это в часовне, но теперь понимает, что другой возможности может не представиться. — А я ведь даже не знаю твоего имени… — Его голос еле слышно, так шумно долбятся в окна бестелесные прислужники, завидев хозяина поверженным. — Хо… Хосок… — Парень заикается, застигнутый вопросом врасплох. Юнги невесело улыбается. — Пожелай мне удачи, Хосок.