It told me follow the scars That made their home in my heart Or the pressure of the world will pull me underneath it
Сначала была пустота. Приятная, уютная, которую не хотелось покидать. Ощущение, что сидишь на диване перед камином с горячим какао, новогодним запахом мандаринов и всепоглощающим спокойствием. Ирума, которая всю жизнь спешила куда-то, не пыталась уйти. Она побудет одна, в молчаливой компании потрескивающего камина. «К концу этого года ты будешь учиться на основном курсе!». Что это? Основной курс. Слова, не имеющие значения, вызвали головную боль. Ирума повела рукой, и мысль испарилась. Остались камин и тепло кружки в руке. Так лучше. Комната с единственным источником света казалась такой маленькой, тесной. С каких пор Ируме нравилась замкнутость? Разве когда-то было по-другому? «Что бы ни случилось, ты продолжишь идти к своей мечте и однажды найдёшь свой талант. Хорошо? Пообещай Тенко». Талант? Ещё одно слово, которое ускользало от неё. На этот раз не головная боль, а толчок в области груди. Будто это подарок на новый год, который она желала. Ирума огляделась. Камин. Кружка. Коробка. Она была здесь раньше? Наверное, это её подарок. Она страстно желала получить талант. Ирума подошла к предмету, склонилась над ним. Пальцы не размыкались на кружке. Если её отпустить, тепло пропадёт. Красная коробка с зелёной лентой. Ирума улыбнулась. Наконец-то. Её долгожданный подарок. Она развязала ленту. В ноздри вторгнулся едкий запах. Что-то протухшее. Помесь радиоактивных отходов с оставленной на солнце рыбой. Ирума отшатнулась, зажала нос, расплескала часть какао. Коробка разлагалась. На её глазах картон морщился, обращался немощным стариком. А содержимое, что там? Тёмная субстанция. Жижа, раздавленная лягушка, зыбучий песок, кислота, яд. То, до чего дотронется разве что самоубийца. Ирума пнула коробку, пока субстанция не разлилась на полу, которого не было. Коробка скрылась в темноте. Ирума села обратно в кресло. Камин, кружка, кресло. Всё хорошо. И света стало чуть меньше. Так ещё уютнее. «Куда бы ты ни шла, ты приносишь неприятности окружающим». Чей-то голос или её мысль? Да и какая разница. Теперь-то она никуда не идёт. Никто не пострадает и все будут довольны. Она уже рада. «Правильно тебя заперли в резервном курсе». Её заперли? Ирума растерянно смотрела на камин, на кружку, но они молчали. Взгляд в сторону, дверь. Пола и стен по-прежнему нет, но есть дверь. Её не было секунду назад. Ладно, допустим. Значит, её и правда заперли? Ирума мелкими шагами подошла к двери. «GOAL». Что это значит? Почему нельзя писать на японском? Стоит ли открыть дверь? Ирума потянулась к дверной ручке, не успев ответить на этот вопрос. Она всегда действовала так неосмотрительно? Неудивительно, что её заперли. Но замок щёлкнул. Дверь можно было открыть. Только зачем? Ирума опустила руку, попятилась к камину. Дверь не открывалась сама по себе. Хорошо. Кто знает, что там. Может, это она заперла себя. Была ведь причина? Лучше остаться здесь. Кресло куда-то пропало. Остались камин, кружка, дверь. Камин угасал. Руки Ирумы вспотели. Она подошла ближе — дрова ещё свежие, но огонь затухал. Почему-то эта мысль звучала в её голове протяжным механическим писком. Бип-бип. Бип. Какой назойливый звук! «Ты слабее. Это скучно». Ирума упала на колени, сжала виски — раскалённые, ноющие. Кружка упала. Ирума отрешённо наблюдала, как тёмная посуда с белой надписью «Ultimate Fuck-up» проваливается сквозь пол, которого нет. Она протянула руку, но опоздала на одну, две, бесконечное количество секунд. Холодный пот настиг всё её тело. Затем — острая резь в груди, будто сорок мушкетёров со шпагами избрали Ируму своей целью. А камин гас. Ирума тянула к нему руку, и огонь не обжигал. Он устал, как и она. Пальцы девушки прошли сквозь языки пламени и ухватили пустоту. Ирума хотела всхлипнуть, завыть от боли, но её тело реагировало медленными толчками, как отмороженная конечность. Камин потускнел, в ушах гудело, время практически остановилось. «Однажды я покажу тебе, что мои слова — не пустой звук». Ирума вскинула голову. В камин будто подлили бензин — огонь взметнулся кровавыми языками, лицо обдало жаром, и пришлось спешно оддёрнуть руку. Чей это голос? Его не получится так легко прогнать. Он будто нависал над Ирумой, смотрел с каким-то ожиданием и грустью в глазах. Она вертела головой и никого не видела. А камин, взбудораженный чьим-то вмешательством, снова начал угасать. Взгляд Ирумы остановился на двери. Ведь если погаснет камин, то исчезнет и дверь. Может, это её последний шанс сбежать. Она шагнула вперёд, и дверь загородила девушка. Камин вспыхнул ярче, его пламя готовилось вырваться за пределы каменной кладки. Холодный пот сменился раскалённым. Ируме не давали пройти. «Такова природа таланта. Ты не можешь не подчиниться ему». Талант? Та жижа на полу, от которой Ирума избавилась? Она бы усмехнулась, если бы контролировала себя лучше. Подчиниться кому-то? Нет. Кем бы ни была Ирума Миу, она не собиралась подчиняться. Ещё один шаг вперёд. Теперь что-то держало её за ногу. Другая девушка, в крови, без намёка на жизнь в глазах. «Я н-не могу… п-проиг… ть…». Её слова, почти неразличимые за гулом в ушах, заставили Ируму замереть. Почему она в крови? Откуда это чувство вины? Не могла же Ирума сделать с ней это? Если её так хотят остановить, если кто-то — она или другие — её запер, может, так тому и быть. Ей стоило остаться в этой комнате, дать огню потухнуть или поглотить её окончательно. Что угодно лучше этой боли в груди. Пустота — это приятно. «Я, чёрт возьми, Ирума Миу, и я никогда не сдаюсь». Кто-то толкнул её. Исчезла рука, мешающая двигаться, дрогнул образ девушки перед дверью. Так это просто иллюзия. Её никто не держал. Она могла уйти или остаться. Что будет снаружи? Точно не пустота. Круговорот эмоций. В комнате с камином уютно, спокойно. И скучно. Скука — это пустота. Отчаяние. Странное слово. Но звучит и правда красиво. Только у него дерьмовый вкус. У того какао был дерьмовый вкус. Ирума подошла к двери, переступила иллюзию. Ей разонравилась комната. Камин уютный, но к нему всегда можно вернуться. А другого шанса покинуть это место не будет. Гул утих, боль перестала сковывать. Мыслей стало больше, вопросов — меньше. Думать уже не нужно. Нужно просто потянуть за ручку. И дверь откроется.***
Сначала была пустота. Затем — последние воспоминания каплей воды на листе бумаги. Нехотя, отрывисто, но каждый удар сердца делал их отчётливее. Ирума пыталась понять, где она. Почему так тяжело пошевелиться. Почему трудно дышать. И она вспоминала. Разговор с Джунко, погоню за событиями, которые должны были пройти без неё. Кровь, крики, выстрел. Камукура Изуру. Выстрел. Несколько событий произошли одновременно, но Ирума воспринимала их будто со стороны. Она прижала руку к груди, где под разорванной тканью пальцы находили пустоту и вязкую кровь. На белой рубашке разрасталось пятно. Первая мысль — пострадала только рубашка. Боли не было. Тугой удар. Даже мизинцу больнее при встрече с тумбочкой. Тогда откуда кровь. Взгляд расфокусировался и тут же собрался обратно из ярких пятен в чёткую картинку. Лёгкое удивление на каменном лице Изуру смотрелось чужеродно. Маленькая царапина на его щеке. Он поднёс к ней пальцы, смахнул кровь, не убирая направленного в сторону Ирумы пистолета. Дёрнуться в сторону, попытаться спастись, споткнуться. Упасть за учительский стол, единственную преграду между ней и «Величайшей Надеждой». Тяжёлые, быстрые шаги. Ирума мало что видела из своего импровизированного окопа. Высокие тёмные ботинки, яростный крик, какое-то движение. Изуру не стрелял. Может, у него кончились патроны. Ируме повезло нарваться на последнюю пулю? Затем пришла боль. Ирума свернулась кровавым комком на полу, сжимая горящую рану, заорала и захлебнулась криками. Хотелось вопить, но это ещё больнее. Руки немели, в горле пересохло, и каждую секунду в голове Ирумы повторялся один и тот же вопрос. Сейчас? На что это будет похоже. Как сон? Невозможно поймать момент погружения. Почувствует ли она, что это последние секунды? Она ни разу не теряла сознание. Сейчас? Она правда умрёт? Ирума видела кусок пола да ножки стола, чьи-то ноги и лужу крови под собой. Кто-то вбежал в комнату, лица она не разглядела. И сейчас то ли дрался с Изуру, то ли разговаривал. Голоса будто проигрывали задом наперёд, не разобрать. Зато их жизнь продолжалась. Ирума сейчас умрёт, но миру плевать. Даже если закончится её история, существуют миллиарды других. Можно считать себя главным героем, но умирают и они. Важно лишь то, какими будут последствия. Ирума, кажется, мало что оставит после себя. Она прикрыла глаза, поддалась усталости. Боль накатывала холодными волнами, и в редкие моменты передышки Ирума надеялась провалиться в сон. Остатки гордости и амбиций говорили ползти к выходу, бежать, сражаться, но остатки разума сообщали: бесполезно. Ты умрёшь от потери крови. Тебе никто не поможет. Кто-то склонился над Ирумой, и она с трудом повернула голову, открыла прищуренные глаза. Смесь ужаса и ярости на лице, тёмные волосы. Короткие. И выразительные глаза. Это кто угодно, но не Изуру. Голубые глаза. И веснушки. Это Икусаба Мукуро. Это сестра Джунко. Оказывается, у Ирумы были силы усмехнуться. Она прислушалась. — Это морфин, — слова у Супер Солдата не расходились с действиями; игла уже замерла над кожей Ирумы. Укола она не почувствовала. — Не вздумай умирать. Несмотря на ярость, беспокойство, что ещё вырисовывалось на её лице, Икусаба говорила спокойно и отрывисто. Солдат, что с неё взять. Она выхватила бинты из нагрудного кармана пиджака — бронежилета? — и оглянулась. Изуру подошёл к двери и смотрел в стену, потирая свою царапину. Это Икусаба его ранила? Он не выстрелил в сердце. Он промазал? Что всё это значило? Трудно поверить, что сестра Джунко действовала не по её приказу. Зачем ей спасать Ируму? Это какая-то шутка? Ирума не почувствовала укол морфина, но чувство надежды кололо в груди чётко и осязаемо. Вот, зачем она прислала сестру. Дать надежду, чтобы дать ей отчаяние. Стоило догадаться, что Джунко продумала даже это. Камукура Изуру, не отнимая пальцев от щеки, перевёл взгляд на Ируму. А ей очень хотелось спать. Она будто вела автомобиль без тормозов в сторону обрыва. Хочешь ты или нет, дорога одна — вниз. Последнее, что Ирума чувствовала — жжение в груди и робкую надежду на спасение. Последнее, что она видела — прищуренные алые глаза.***
Затем были голоса. Маленькие, тонкие, похожие на иглы. Они впивались в Ируму со всех сторон, окутывали колючим одеялом, нарастали и затихали. Знакомые голоса, и будь в ней хоть толика сознания, Ирума смогла бы их назвать. Она плыла в тёмной воде. Через волны пробивался свет, слепил её, заставлял морщиться. Ирума поднимала руку, чтобы заслониться, но путалась в водорослях. Что-то толкало её к поверхности — одна рука, десятки, тысячи. Она тянулась, чтобы глотнуть воздуха, но в лёгкие набивалась вода. Ирума проваливалась, поддавалась течению, её сносило волнами. Пока тысячи рук не толкали её в спину, пока замкнутый круг не повторялся. Позднее Ирума опишет это, как длинный сон. Дневную дрёму, в которой реальные образы и звуки заменяют сновидения, обрастают выдуманными подробностями и стираются, едва ты просыпаешься. Ей скажут, что она не приходила в себя пять дней. Ирума узнает, что очнулась семнадцатого ноября в одной из центральных больниц Токио. Первое, что она увидит, когда глаза привыкнут к темноте — прикроватную тумбочку, корзину фруктов и несколько коробок в подарочной упаковке. Синие шторы, не до конца закрытые, через которые лунный свет падает светлой полоской на её кровать. Игла капельницы на её руке, паутины проводов и кислородная маска. Что-то тугое на груди, будто пристроившийся кот, мешающее дышать. И стоит вдохнуть поглубже, по телу расползаются волны боли. Ирума быстро научится дышать крохотными дозами. Она попытается поднять руку и обнаружит, каким тяжёлым стало затёкшее тело. Пальцы больше дрожат, чем двигаются, и Ирума сконцентрируется на них, сжимая и разжимая. Второй раз она очнётся под утро, когда кто-то заботливо коснётся её лба тканью и начнёт возиться с капельницей. Ирума приоткроет глаза и пару минут будет смотреть, как медсестра меняет иглы, делает пометки в журнале и тяжело вздыхает. Первая осознанная мысль — «она выглядит знакомо». Ирума попытается окликнуть девушку, закашляется и привлечёт её внимание. Огромные лиловые глаза наполнятся слезами. Медсестра хлюпнет носом и сделает пару шагов назад с испуганной улыбкой. Когда она заплачет, Ирума окончательно вспомнит. — Цу-мики…сен-пай… — ей даже понравится, как огрубел голос за эти пять дней. Она не придумает, что ещё сказать медсестре. Они виделись несколько раз, ещё в Академии, это девушка из 77-го класса. Ирума в жизни бы не вспомнила её имя, но в голове настолько пусто, что эта бесполезная информация оказалась на виду. Мысль об Академии отзовётся тупой болью. Ирума вспомнит, что нельзя дышать глубоко. Медсестра разрыдается. Понадобится несколько минут и большая часть сил Ирумы, чтобы успокоить её. По инерции. Цумики поздравит её с днём рождения. С прошедшим. Коробки на тумбочке — подарки. Цумики попробует (неумело) переключить внимание Ирумы на что-то приятное. Это от — от Танаки-сенпая, перебьёт Ирума, — да, корм для хомяков. Чтобы кормить хомяков. Которых у Ирумы нет. Нет, приятно, конечно. А это тиара с изумрудом, подарок Сони-сенпай. Для «выхода в свет», как гласит открытка. А это говорящие часы «Мехамару», творение Соды-сенпай. Орущий будильник с голосом тренера Некомару. Автор признаётся: «идею подарить часы подала Ибуки-тян». Да, логично. Последний подарок — альбом в кожаном переплёте. Его Цумики аккуратно раскроет перед Ирумой, уберёт со лба растрепавшиеся волосы, будет медленно перелистывать страницы. Это альбом с фотографиями из старшей школы. Многие — с подписями Рантаро. Конечно, тут не обошлось без Супер Фотографа, но некоторые явно делал сам Искатель Приключений. Яркие карточки с идеальными ракурсами — работа профессионала, — а рядом смазанные фотки с телефона. Коллекция работ «Ирума спит в разных позах и местах», фотографии с тренировок, немногочисленные фотографии с Тенко. И одна большая, в самом центре альбома. Ирума прищурится, вынимая фотографию, вглядываясь в странный фон. Она никогда не видела Тенко в такой одежде — светлое хаори поверх тёмного кимоно. Ракурс слева и немного снизу, часть кадра загораживают кусты. Ирума попробует понять, но после разговора с Цумики сил хватит только грустно улыбнуться. Она отложит фотографию, чтобы позже распросить самого героя-приключенца. Цумики будет поглядывать на дверь, пока Ирума опустится на измятую подушку и закроет глаза.***
Ирума проснулась в третий раз, когда Цумики ходила по комнате, недовольно хмыкая и упирая руки в бока светлого халата. В её руке был зажат термометр — тот, которым измеряют температуру в помещениях. Она смотрела на него с укором, надув щёки. Ирума приподняла бровь, наблюдая за сценой. — Цумики-сан, что вы делаете? Медсестра вздрогнула и совершила серию взмахов руками, пока термометр подскакивал к потолку и всячески пытался покончить жизнь самоубийством. Наконец, она прижала его к груди и обратила испуганный взгляд на Ируму. — В-вы проснулись! Повисла недолгая пауза. Пока Цумики таращилась на неё, Ирума осознавала себя и своё положение в пространстве. С прошлого раза ничего не изменилось, разве что за окном стало светлее. Приборов вроде чуть меньше. Тепло, но не жарко, хотя по ощущениям на ней два или три одеяла. Дышать всё ещё боязно и неприятно. Ну, зато Ирума жива. Либо Цумики — неуверенный в себе ёкай, который ждёт подходящего момента, чтобы протащить её в ад. — Ага. А что вы измеряете? — Ирума кивнула на термометр и тут же поморщилась. Ладно, головой надо двигать не так интенсивно. — Те-температуру, — медсестра расправила плечи, в голос вернулось несвойственное ей раздражение. — Понимаете, для скорейшего выздоровления нужно следить за многими вещами. Поддерживать определённую влажность воздуха, температуру окружения, давать вам необходимые витамины. И у меня всё никак не получается создать идеальные условия. Когда Цумики не думала о существовании людей в радиусе километра, Ирума начинала видеть в ней кого-то, равного остальным талантливым одноклассникам. Только если её не остановить, можно полчаса слушать о влиянии герани на подоконнике на состояние пациента. — Спасибо, Цумики-сенпай, я поняла, — Ирума улыбнулась так дружелюбно, как могла. То есть так себе. — А вы можете рассказать, что произошло? Как там остальные? Медсестра отложила термометр и села на стул возле кровати, поправляя халат. — Танака-сан просил передать, что будет сражаться с силами зла за вашу жизнь. Соня-сан уверяла, что в её стране люди спокойно живут и после выстрела в голову. Сода-сан… У Ирумы голова шла кругом. Она меньше всего волновалась за состояние сенпаев. Здорово, что они так активно её поддерживали, но неужели Цумики не поняла её вопрос? — Мне бы хотелось знать, что произошло в Академии, — Ирума повернула голову, осторожно, чтобы не вызвать новых спазмов. — Состояние ребят из студсовета, кого поймала полиция, что угодно. Хоть кто-то из них выжил? Взгляд Цумики рванул от Ирумы к тумбочке, стене — куда угодно подальше. Глаза вновь испуганно округлились, и медсестра на несколько секунд замолчала. — Ирума-сан, для вашего выздоровления вам необходим покой. По-поэтому я запретила следователям тревожить вас! — Цумики вскочила, стиснув кулаки. — Хотя они меня не послушали. Н-но поэтому я не сказала, что вы очнулись. Стоило ожидать, что даже пугливая Цумики подходила к своему таланту со всей серьёзностью. Ирума постаралась остановиться на этой мысли. Если начать размышлять о талантах… Что следователям от неё понадобилось? В Академии камеры повсюду, ничего нового Ирума не скажет. Если Джунко всё не стёрла, но та вроде и добивалась публичности. Явить миру грехи Академии, ага. — Я ценю вашу заботу, Цумики-сенпай, но моё волнение только усилится, если я не буду знать, что произошло, — вывернулась Ирума. — Вы же не хотите, чтобы я переживала? На лице Цумики возник загрузочный экран. — Хм-м, — она опустилась на стул и покосилась на дверь. — Наверное, я могу рассказать. Т-только вам лучше сесть, потому что… В смысле, не садитесь, ни в коем случае! Это выражение такое! Ирума вяло подняла руку без капельницы. — Не могу при всём желании. — К-кроме вас никто из студенческого со-совета не вы-выжи-и-ил! Только на одну фразу её и хватило — Цумики снова пустилась в рыдания. А Ируме хотелось переспросить. Это что, серьёзно? Она видела человек шесть. Мёртвых, абсолютно мёртвых. Остальные ведь были в коридорах пятого этажа, наверняка пытались сбежать. У них, чёрт побери, куча талантов. И что, никто не спасся? Никто не пропустил собрание по своим личным причинам, как обожали это делать все талантливые?! Ирума злилась, потому что только это было в её силах. И в такие моменты никто не успокаивал её лучше Рантаро. — Можно мой телефон? — Его конфисковали с-следователи. Ирума простонала. Час от часу не легче. И что они там найдут, коллекцию личных фотографий? Скрины домашки? Плейлист с аудиозаписями для плохих настроений? А, ну да. Найдут все её переписки. Особенно ту, где Ирума сбивчиво пересказывала Рантаро, почему Джунко мразь, а ей нужно срочно бежать в комнату студсовета. «И ещё вызови полицию». Почему она сама этого не сделала? Да хрен знает. Быстрее было добежать. Зато теперь о беге можно забыть на ближайший месяц. Если не больше. — В-вам больно? Смотря в какую часть тела тыкнуть. Смерть ребят из студсовета поражала, и пока не пройдёт это удивление, вряд ли Ирума будет сильно по ним страдать. Стоило вытянуть из Цумики побольше информации, но для этого нужны ещё какие-то силы. — Всё нормально. А вот от еды я бы не отказалась.***
Ирума проснулась от сквозняка. К концу осени изрядно похолодало, и только два одеяла мешали замёрзнуть насмерть. Девушка не боялась простыть. Свежий воздух приятно покалывал измождённые лёгкие, но внутри жгло чувство дискомфорта. Как личная вещь на столе, которую кто-то подвинул. Может, после Цумики с её идеальной температурой Ирума изнежилась настолько, что любые отклонения от нормы воспринимались в штыки. Кстати о Цумики-сенпай. Чего она окно-то оставила? Ирума покосилась на часы — около десяти вечера. До утра её вряд ли побеспокоят, сенпай всё-таки не жила в больнице да и, честно говоря, не обязана была помогать. Встать и закрыть окно Ирума не могла. Во-первых, сил едва хватало открыть глаза и бодрствовать, во-вторых — маска. Цумики уклончиво объяснила, что выстрел пробил Ируме правое лёгкое, и без дополнительного кислорода возможны серьёзные осложнения. Говоря простым языком, она могла задохнуться. В лучшем случае. Ей уже провели какую-то быструю операцию, поэтому дело ограничилось маской, пока не найдут «нужную для пересадки ткань». Хоть не приходилось дышать через трубочку. Всё это оставляло проблему окна нерешённой. Ирума не знала, сколько минут она смотрела на подрагивающие шторы и пыталась разглядеть пейзаж в узкую щёлочку между ними. Затем что-то лязгнуло. Ирума дёрнула рукой от неожиданности и присмотрелась. Через окно была перекинута металлическая кошка. Кто-то лез к ней в комнату. Странное совпадение, конечно. Супер Медсестра решила простудить пациентку, ага, явно специально оставила. И для кого? В голову лезли Танака-сенпай с друзьями, которые рвались её проведать, а перед глазами стояли Джунко с Изуру, особенно последний, и дуло пистолета. Повинуясь капле пота на щеке, Ирума обвела глазами палату, тумбочку, кровать. Где-то ведь должна быть тревожная кнопка? События приняли бы интересный оборот, но в своей ослабленной заторможенности Ирума не успела. Зато увидела, как в окне показывается одна нога в туфлях и брюках, вторая, светло-коричневое пальто и ярко-зелёная шевелюра. Сейчас было бы кстати держать в руках лязгающий металлический поднос, чтобы драматично его уронить. — Рантаро?! У меня глюки? Чего? Ирума надеялась, что он слышал её шипение из-под маски, потому что нормально говорить она ещё обратно не научилась. Товарищ отряхнулся, деловито смотал кошку и зажал её подмышкой. — С днём рождения! — объявил он, разворачиваясь и садясь на подоконник, ничуть не смущённый комизмом ситуации. — У тебя, милочка, не глюки, а важный посетитель. Радовалась бы, Джульетта, уж извини, что не через парадный! «Джульетта» нервно хихикнула, отчего в груди ощутимо кольнуло. Она посмотрела на румяного от мороза, довольно щерящегося Рантаро. Будто сто лет не виделись, хотя меньше недели. Совсем не изменился да и с чего бы? Это Ирума в одночасье сменила род деятельности со «старшеклассница» на «при смерти». Его постоянство, конечно, только радовало. Намекало, что стоит выйти за пределы больницы, и всё вернётся на круги своя. Вопрос только — когда. Цумики-сенпай лишь разводила руками. — Спасибо. Не думала, что встречу семнадцатилетие в таких, — Ирума обвела рукой палату, — императорских покоях. Ладно, что не в конце декабря очнулась. — Ага, на рождество, — Рантаро хмыкнул, — сразу три праздника. Знаешь, как говорят о выживших в катастрофах? Считай, сегодня твой второй день рождения. Извини, подарок только один. Один, два, но почему в рождество сразу три праздника Ирума не поняла. Если расспрашивать Рантаро о каждой мелочи, которую он недоговаривает, её и через полгода не выпишут. — Сенпай показала мне ваши подарки, — Ирума кивнула на тумбочку, где лежал фотоальбом и тикали часы-Некомару. На беззвучном режиме, чтобы избежать инфарктов в соседних палатах. — Я чуть не расплакалась от всех этих фотографий, хех. А откуда та, с Тенко? У Ирумы были свои подозрения, зная ветреную натуру товарища, но хотелось убедиться лично. — А, да я видел её. И всё. Никаких объяснений, только самодовольная морда. Ирума выразительно подняла брови. — В смысле. — Ну, помнишь, я на Танабату уезжал? Ты ещё злилась, что мы на фестиваль не сходили. Во-от. Я кое-какими связями воспользовался, нашёл её, она в Тохоку сейчас. В каком-то монастыре в горах. Там парней даже на пушечный выстрел не подпускают, пришлось из кустов её щёлкать, — он сложил пальцы квадратом и прикрыл один глаз. Как Ирума встретила Танабату в этом году — отдельная душещипательная история. И новость о том, что в это время Рантаро был с Тенко, звенела в голове глухим колоколом. Какое-то время Ирума смотрела на него, ничего не говоря. — Почему ты мне не сказал? — Потому что она не вернётся. Ты бы только расстроилась тогда, выпытывала, где она. Тебя бы туда и не пустили, это очень, скажем так, закрытое место. А сейчас, — Рантаро пожал плечами, — можно и рассказать. — Потому что я всё равно не сбегу, ага. При всём своём ярком, беззаботном характере, иногда Рантаро кто-то отрубал эмоции. В такие моменты он мог сказать сколь угодно грубую вещь — не чтобы обидеть, а рассказать правду. Как в тот самый день, когда Ируму выбрали в студсовет, и он тоном безликого судьи сообщал, что Тенко сделала свой выбор. Похоже, Ирума тогда сделала больше ошибок, чем могла представить. За эти полгода она не забыла Тенко, хотя знакомство их было довольно коротким. Иногда человеку хватает пары недель, чтобы оставить яркий след в жизни. Тенко не одаривала ехидной мудростью, как Рантаро, не была эксцентричнее Танаки с его клубом, не бросала Ируме вызов на уровне Джунко. Зато совершила пару простых действий. Всего-то полностью доверилась едва знакомой девочке (ей). Поклялась дружить, хотя никто свидетелем этой клятвы не был, рассказала о своих принципах и следовала им, даже когда на кону было её будущее в элитной Академии. Принципы были и у Ирумы, но она не могла с такой уверенностью говорить, что не отступится от них. Не было недостатка в упрямстве, целеустремлённости, но себя Ирума считала более гибкой, что ли. Для Тенко цель не оправдывала средства, для какой-нибудь Джунко — ещё как. Ирума застряла посередине. Путь к цели для неё — извилистый, и если на пути гора, а ты собирался идти прямо, не проще ли обойти? Кто тебя осудит? Разве что ты сам. Поэтому часть Ирумы вечно была недовольна. И потому хотелось ещё раз встретиться с Тенко, отблагодарить — на этот раз с полным осознанием, за что благодаришь. Спросить о дружбе. Почему она такой хороший друг Ирума уже разобралась, но почему именно для неё? Что она сделала для Тенко, чтобы заслужить это? Вопрос, который висел с весны. Когда её взгляд прояснился, и Рантаро дождался кивка, он продолжил: — У нас не так много времени. К тебе никого не пускают, даже следователей, хотя они со дня на день прознают, что ты очнулась. Спасибо Цумики-сенпай, что рассказала Танаке, а он — мне. Попросил, как видишь, оставить лазейку. — Да, мы уже эксперты по тайным операциям, — Ирума слабо улыбнулась. — А чего ты стоишь там? Садись ближе, хоть посмотрю на твою ехидную морду. — Если помнишь, — Рантаро заиграл бровями, — в Академии были камеры. Здесь тоже. А их слепая зона, — он провёл пальцем чуть впереди себя, — заканчивается где-то здесь. Вряд ли охранник отвлечётся от бейсбола — официальной слежки за тобой пока нет — но лучше не рисковать. «Пока нет»? С чего бы кому-то следить за Ирумой? При том, как она старалась засветиться во время учёбы, и всем было, как бы сказать помягче, насрать. — Ну, рассказывай. — Ах, какие мы деловые. Во-первых, — Рантаро хмыкнул, — Танака-сенпай просил передать, что ухаживает за Денге-Ки, но ждёт твоего скорейшего возвращения. Ирума прикрыла глаза ладонью. — Господи… — Можно просто Рантаро. — Я безумно благодарна сенпаю за поддержку, но он вроде жив-здоров, а мне бы хотелось послушать про менее удачливых ребят. Ты получил мои сообщения? Рантаро вздохнул и скрестил руки на груди. Ирума готовилась закатить глаза, если ей снова прикатят телегу про «тебе лучше не волноваться». — Хочешь знать, что произошло в Академии? — Ирума кивнула. — Ну, милочка, буду краток, — Рантаро сложил ладони, поднёс к губам и наклонил их к подруге. — Ты в полной заднице. Ирума рассмеялась короткими глотками воздуха и коснулась пластиковой маски. — Скажи что-то новое. — Легко. Начнём с простого, — Рантаро с ногами забрался на подоконник и облокотился о стену. — Итак, что знают о последних событиях люди непричастные. Двенадцатого ноября в Академии Надежды произошла трагедия. Массовое убийство. Погибли все члены студенческого совета, за исключением ученицы резервного курса. Твоё имя в прессу не попало, но это, — парень облизнул губы и прищурился, — вопрос времени. Кто виноват также не разглашается, хотя семьи погибших настаивают. Перспектива прославиться на всю Японию щекотала эго, но лучше бы не очернять своё имя лишний раз. Быть «трагически выжившей девочкой» Ируме не улыбалось, потом бы все сочувственно косились и обходили стороной, ага, она такое в аниме не раз видела. Интересно, её мнение хоть спросят? — В газеты почти ничего не попало, — заключила она, — ожидаемо. Что было на самом деле? Рантаро подпёр рукой подбородок, нахмурился. — Ну, смотри. Что произошло в тот день ты и так знаешь, раз попала в гущу событий. Икусаба-тян принесла тебя Цумики-сенпай и скрылась. Если бы не эти двое, мы бы сейчас не разговаривали. — Странно это. Мы с Икусабой пересекались полтора раза, она преданна Джунко, а мы с ней друг друга на дух не переносим. Кстати. Джунко арестовали, надеюсь? — Ты серьёзно? — Только не говори, что ты веришь в её невиновность. Все эти смерти — её рук дело. Рантаро подложил руки под голову и совсем уж растянулся на подоконнике. Свет падал так, что лицо парня оказалось в тени, а по нему даже в ясный день с трудом отличишь правду от полуправды. Ирума не могла знать, насколько искренне Рантаро отзывался о старой знакомой. — О, я достаточно знаю Эношиму-тян, чтобы тебе верить. У неё всегда был, кхм, глобальный взгляд на жизнь. Только вот тебя ничего не смущает в этой истории? — Что меня должно смущать, Рантаро-доно? Человеческие жертвы, сомнительные эксперименты в Академии или, может быть, почти убивший меня выстрел? — Ирума поморщилась. — Я даже не знаю всех деталей, давай ближе к делу. — Тогда рассказываю: передав тебя Цумики-сенпай, Икусаба-тян скрылась. Больше её никто не видел. Как не видели с тех пор Яске Мацуду, Геккогахару Миаю и Эношиму Джунко. Камукура Изуру не просто сбежал, а, судя по камерам, вышел неторопливо и с чувством собственного достоинства, — Рантаро хмыкнул. — Все разработки нейробиологического отделения были уничтожены. Конечно, у Академии есть бэкапы, но внесённые самой Эношимой-тян изменения для них потеряны безвозвратно. А там, по твоим словам, было, на что посмотреть. Ирума водила языком по губам, переваривая информацию. Значит, все сбежали. Она разочарована, но не удивлена. Если бы Джунко, после пламенных речей о отчаянии и аналитике, сидела теперь за решёткой, Ирума умерла бы от смеха. А так она просто чуть не умерла. — Меня смущает, что ни одного из них не поймали, если ты об этом. — Я не об этом. Наверное, я переоценил Эношиму-тян, но для неё в этом плане слишком много неидеальных моментов. Знаешь, будто талантливый музыкант сфальшивил. — Ты что, знал о её планах? — О, если бы. Однако я знал её саму. Не очень близко, но достаточно долго. Достаточно, чтобы понять её подход к жизни. Говорил же, у девушки глобальные взгляды. — Рантаро то и дело прерывался, смотрел в окно, будто вспоминая что-то. — Мне кажется, что-то пошло не по её плану. Вообще в противоположную сторону. Это и смущает. — Если ты о ней такого высокого мнения, как она о себе, — Ирума фыркнула, — то вам обоим лучше спуститься на землю. Не верю я в её гениальность. Она мне много лапши развесила, а в итоге всё оказалось совсем не так. Совет был уже мёртв. — А что предполагала она? — Думала, что я ворвусь посреди речи Нанами-сенпай… и умру. Видишь, дважды ошиблась. Тяжёлый взгляд упал на сжатое в ладонях одеяло. — Понятно. Даже Эношима-тян не смогла полностью предсказать его действия. Ирума прищурилась и не сразу подобрала нужные слова для бурлившего в груди возмущения. — Подожди. Ты был знаком с Джунко, знал её настоящий талант. Ты, выходит, знал и о Камукуре? И ничего не сделал? Чёртова тень. Нестерпимо хотелось взглянуть другу в глаза. И что-то подсказывало, что про камеры он мог лукавить. Вполне в его стиле, если вспомнить наблюдения с дерева, занять эту стратегическую позицию. — Я догадывался об аналитических талантах Эношимы-тян. Она не особо это скрывала. И, повторюсь, я не знал о её планах. Про Камукуру мне рассказала Киригири-сан. Что, кстати, — он поднял указательный палец, — подводит меня к изюминке нашего разговора. — Выкладывай уже. — Я сказал тебе, как видят ситуацию обыватели, и что произошло на самом деле. Последнее я и узнал от Киригири-сан. А знаешь, как видят ситуацию люди сверху? Не директор даже, а горстка инвесторов, политиков. Все, кому было выгодно существование Академии. — Дай угадаю. Не считают Джунко виноватой. — Хуже. Считают виноватой тебя. Ирума поперхнулась. Это было ошибкой. Резкие попытки вдохнуть отдавали болью в груди, такой острой, что выступили слёзы. Рантаро дёрнулся, но Ирума подняла руку. Пусть сидит. Приступ прошёл, когда ей удалось выровнять дыхание, но изумление осталось. — В смысле? — кое-как выдавила она. — Я-то что сделала? — О, множество мелких и не очень фактов. Загибаем пальцы, — Рантаро начал их загибать. — Ты была в закрытом для посторонних месте, отделении нейробиологии. На это бы плюнули, но. Во-вторых, ты узнала, что Нанами-сенпай замышляет массовое убийство, и никому не сказала. — Чего? Я узнала, что она собирает студенческий совет. Рантаро на пару секунд подался вперёд и сверкнул глазами в свете луны. — А произошло массовое убийство. Одна преступница мертва, остальные сбежали. Нужен козёл отпущения, понимаешь? Они не могут развести руками и расписаться в собственной глупости. Всё это — не улики против тебя, а повод. В-третьих, — Рантаро вернулся в тень и загнул очередной палец, — ты спровоцировала смерть Нанами-сенпай. Камукура, судя по записям, выстрелил из-за тебя. Тут Ируме нечего было сказать. Она старательно игнорировала это воспоминание, кровавую пену на губах сенпая, звук выстрела — куда более чёткий, чем когда Камукура стрелял в неё. — Угу. — И ладно бы это, но ты таким образом избавила мир от важного свидетеля. В-четвёртых, и за это они зацепились активнее всего, тебя спасла Икусаба Мукуро. В её вине уж точно никаких сомнений. Понимаешь, Ирума-тян, — голос Рантаро впервые на её памяти граничил с паникой, — из всех, кто там находился, она вытащила именно тебя. Как будто родную сестру спасала. О чём это говорит? — Да не знаю я! Не знала, почему её спасли, что теперь делать с этим, как жить с самым тупым на свете талантом, без куска лёгкого. И для чего, чтобы в газетах было, про кого написать? Самая, чёрт возьми, важная роль в спектакле Эношимы Джунко. Третье с краю дерево, на которое испражняется собака. Ирума закусила губу и сглотнула, не давая слёзам ни шанса. Хотя бы потому, что теперь плакать — больно. Не только внутри. — Никто не знает. Может, так хотела Эношима-тян, либо было что-то ещё. А в итоге к тебе придут следователи. Что бы ты ни сказала, это обернут против тебя. Соврёшь — у них есть свидетели, записи камер и данные с твоего телефона. Скажешь правду — подпишешь приговор. Она смотрела в потолок, часто моргала и думала, что идея не плакать была хорошей, но не очень реалистичной. Дыхание участилось, и в груди иногда кололо, отчего плакать хотелось ещё больше. Какой-то замкнутый круг отчаяния. Тьфу, какое ещё отчаяние. С кем поведёшься, да? — И ты пришёл сказать мне, — Ирума говорила отрывисто, чтобы не сбить дыхание, — чтобы я подписала себе приговор? Морально подготовилась? Как там у Киригири-сан дела? Не хочет показать миру правду, нет, детектив наш? Ирума мало знала о Киригири, но всегда считала её детективом с острым чувством справедливости. Чтобы она допустила такое — это либо Ирума жестоко ошиблась, либо её отстранили от расследования. И она, конечно, не заслужила такой злости в свою сторону. А Ирума не заслужила быть картинкой в разделе «их разыскивает полиция». Нужно злиться хоть на кого-то, чтобы сбежать от желания сорвать маску и сигануть в окно. — Хочет. Поэтому и пришла ко мне. — Рантаро спрыгнул на пол и раздвинул шторы. Ирума увидела высотки за окном, прикинула этаж — где-то третий, — разглядела-таки лицо друга. Серьёзное, встревоженное, но не обречённое. — У меня есть план. — Я готова, — сказала Ирума с иронией висельника, — сбегаем, меняем имена, поселимся в монастыре Тенко. Тебе ещё пол сменить придётся, но ты же любишь приключения. — Отличная идея! Возьмём, если моя не сработает, — Рантаро кивнул с убийственной серьёзностью. — В чём план-то? — Расскажу, когда утрясу все дела. Попробуем с Киригири-сан распутать этот клубок. Ей, конечно, важные шишки очень не рады, она же дочь директора, но расследование необязательно вести в открытую, — Рантаро подмигнул ей. — Время у нас есть. Цумики-сенпай сказала, тебе предстоит сложная операция. Допрос наверняка будет, но до суда дело не дойдёт, пока ты не встанешь на ноги. А это… Ну, полгода точно. Маска помогла Ируме не потерять челюсть, а два одеяла — не упасть с кровати. — Суд? Полгода? — отрешённо повторила она. — Что. Чего? — Полгода — это включая реабилитацию. Тебе ещё привыкать дышать без аппарата. Да и бюрократические проволочки никто не отменял. Грех было жаловаться, что выздоравливать долго — Ирума так-то успела распрощаться с жизнью. Смущало её вообще другое. — Меня будут судить? — А куда без этого, — Рантаро пожал плечами. Снова его голос звучал холодным и безэмоциональным, будто судьба Ирумы его волновала не больше судьбы персонажа из аниме. — У нас тут, на секундочку, массовое убийство в Академии Надежды. Без этого не обойтись. Моя с Киригири-сан задача — сделать так, чтобы ты на него не попала. Или попала с такими уликами, которые даже ребята сверху не опровергнут. Чтобы не попасть на суд, проще всего будет сдохнуть прямо на операции. Это, видимо, их третий вариант. — Я не знаю, что мне делать, Рантаро. — Тебе ничего не нужно делать. Я всё сделаю. Расслабься, Ирума-тян. Если сложится, мы даже исполним наше обещание. Лишь бы Академию не закрыли. Ирума медленно кивнула. Силы кончились. Она даже руку поднять не могла, чтобы попрощаться, пока Рантаро лез в окно, разматывал кошку и готовился не разбиться в лепёшку. — Мне хоть телефон вернут? — прошептала Ирума. — Спроси у следователя, он точно заявится на днях. Если вернут, обязательно спишемся. Постараюсь держать тебя в курсе через Цумики-сенпай. — Спасибо. Рантаро послал ей воздушный поцелуй. — Ещё увидимся, моя дорогая Джульетта! Не скучай. Он так хитро и предусмотрительно вылез, что даже окно за собой закрыл. Судя по звуку, пришлось прыгать. Опять же, судя по звуку, высота была несмертельной. Ирума вспомнила, как полгода назад они также прыгали из окна Академии. Каким далёким стало это воспоминание. Может, если Киригири-сан настолько хороший детектив, ей доведётся ещё поискать себе там приключений. Ирума прикрыла глаза и почти сразу провалилась в долгий, глубокий сон. Это был последний раз, когда она видела Амами Рантаро.***
Июнь, жара, насекомые, липнущая к телу рубашка. Мучительно долгая поездка на лифте, в котором кислород закончился ещё на 20-м этаже и приходилось дышать собственным потом. Ирума плюнула бы на эту вакансию, если бы не перспектива ехать вниз тем же путём. Хоть по лестнице спускайся. Тогда от жары не умрёшь, зато выкашляешь лёгкие. Особенно правое. Ирума постучалась, вошла, поздоровалась, села на розовый (???) диван и стала слушать, как скрипит кожаное кресло под её будущей начальницей. Та игнорировала правила приличия, даже не повернулась в её сторону. Чтобы проверить, нет ли у босса глаз на заднице, Ирума с каменным лицом вытянула средний палец. Лучше её выгонят сейчас, чем это станет неприятным сюрпризом. Не-а. Босс молчала. Ей же хуже. Кабинет уютный, но с привкусом старого знакомого. Какой-то скелет в углу, непонятные предметы в банках, будто из кунсткамеры. Ирума и приняла бы его за обитель «тёмного лорда», если бы не огромные окна, из которых прямо в глаза слепило солнце. И везло же ей на работодателей. — Итак, ты наша новая сотрудница. Ирума поморщилась. Это, типа, вопрос? Проверка, не прошёл ли испытание лифтом случайный прохожий? — Ага, — она закатила глаза. — Хочешь работать в большой корпорации, надеешься на великое будущее. Глаза выкатились обратно и полезли на лоб. Хотелось в голос заржать, но в медкарте написано, что лучше громко не смеяться. Корпорация-то неплохая, только особых надежд Ирума не питала. И это наверняка было взаимно. Кто-то правда верил, что в таких местах пробивали путь наверх без дружбы с директором? Кому, как не ей, в этом сомневаться. Но на собеседованиях почему-то обожали молодых, горячих, амбициозных. Будто набирали специально, чтобы потом гнобить и ненавидеть. Так что Ирума кивнула. — Ага. Ирума закинула ногу на ногу и развалилась на диване. Раз на неё не смотрят, можно потупить с комфортом. Это её так запутать решили, придраться хоть к чему-то? Не на ту напали, госпожа начальница. Обладательница кожаного кресла выразительно прокашлялась. Ирума спохватилась и дёрнулась на диване, тут же вытягиваясь в позу первоклашки на уроке. Тьфу, так у неё есть глаза на жопе! — Что можешь рассказать о себе? О, началось. Ирума устала думать, зачем это каждый раз спрашивают. Да не плевать ли вам? Это разве хороший способ составить первое впечатление о сотруднике? Хоть бы тестовое задание дали, чтобы найти повод развернуть её. Всё равно отправят восвояси. А тут ещё душу изливать, психологи хреновы. Наша песня хороша — начинай сначала. Итак, краткий пересказ её резюме: — Ну, я училась в… — Да плевать мне, где ты училась. Расскажи о себе. Хобби? Привычки? Неуместные религиозные верования? Ирума моргала, а девушка снова скрипела креслом. Вы, госпожа начальница, хоть бы прикрывали свою иронию полотенчиком, а то как нудист на детском празднике. Да и что тут расскажешь. Нет, конечно, стоит выставить напоказ лучшие качества, бла-бла, как ей там советовали. — В свободное время я самосовершенствуюсь, — таким же тоном отвечала Ирума, принимая правила игры. — Убираюсь в храме, помогаю бездомным, вышиваю крестиком, учусь быть хорошей женой для будущего мужа. — Босс молчала. Может, тоже сдерживала смех. Или ждала продолжения. А Ируму интересовало, как далеко она сможет зайти. Всё равно шансы на работу в этом месте потеряны, хоть повеселится. Когда ещё скажешь важной тётке из важной корпорации, что ты обожаешь классическую музыку. — Обожаю классическую музыку. Засыпаю только под звуки фортепиано. Ем исключительно веганскую пищу, мечтаю накопить на машину, использующую экологически чистые виды топлива. Считаю запретным секс до свадьбы, держу дома двух кошек, черепашку и попугая. — И это всё? У Ирумы чуть челюсть не упала. Всё?! Им этого мало?! Да в космонавты менее идеальных людей искали! Как бы так вывернуться… — Я уже рассказала больше, чем знают некоторые мои друзья, — потому что её лучший друг точно не знал о пристрастии к классической музыке и двух кошках. — Знаешь ли ты, — девушка будто пропустила мимо ушей её тираду, — почему мы работаем в таком высоком здании? Это уже технические вопросы пошли? Потому что для большой корпорации удобно держать сотрудников в одном месте, чтобы Кенширо из пятого отдела всегда мог позвать на совещание Сузуки из шестого. По видеосвязи не так интересно засыпать на презентациях. — Чтобы больше людей помещалось? — обобщила Ирума. Начальница хмыкнула. Ясно, вопрос с подвохом. Надо было отвечать «потому что недвижимость дорогая». Это всегда правильный ответ. — О, нет! — Девушка встала с кресла и подошла к окну, скрестив руки за спиной. Ирума прищурилась, разглядывая её светлые волосы с торчащей прядью. — Понимаешь, иногда мои подопечные плохо делают свою работу. Их потом долго оттирают с асфальта. …окей? Последние сомнения в серьёзности собеседования, полетели на асфальт. У этой девушки, по всей видимости, плохой день. Кандидат им не подошёл, решила отыграться. Думает, что у неё охрененное чувство юмора. — М-м, — ехидно протянула Ирума. — А я думала, кого-то стошнило на улице. — Нет, это чей-то субботний кацу. Никогда не бери субботний кацу. — Запомню. Ирума сидела, подперев голову рукой, скучала и хмурилась. И уж точно не ожидала, что босс поворотится к ней передом. Блондинка, да, симпатичная, молодая. Не сильно старше Ирумы. А ещё необычные фиалковые глаза. И в них читалось не ожидаемое раздражение, ехидство, а скука. Это тоже многое объясняло. Вот, пожалуй, в чём Ирума могла её понять. — Ну, новенькая, с понедельника можешь приступать. Ты там подготовься морально, документы захвати. Остальное узнаешь на месте. Чё? Хорошо, что Ирума сидела. Она не только думала, что её не возьмут сюда работать, она уже надеялась. Нафиг надо — сидеть под этой тёлкой, быть грушей для битья в её месячные, приходить домой с ощущением дерьма на зубах. Ей этого в Академии хватило. Точно. Вот, кого ей напомнила эта баба. Джунко. Ируму аж передёрнуло. В голове танцевала мысль, что это реально она. Линзы, новая причёска, издевается теперь. Даже голос подозрительно знакомый. Тайна раскрыта! — А у вас все такие? — Ирума покрутила пальцем у виска, насупившись. Давай, скажи «мы вам перезвоним». — В понедельник узнаешь, — босс ехидно улыбнулась, — должны ведь в жизни быть маленькие радости? Грёбаная Джунко! Ладно, вряд ли это она, но сходство поразительное. И бесит так же. Бейджика нет, вот как эту тёлку назвать? Пусть будет Жрунка. — А что в этом радостного? — тоном могильщика поинтересовалась Ирума, вставая с дивана. — Для тебя — ничего. — Жрунка. Иди в жопу. — Ну, что стоишь? — Жрунка подхватила сумку и посмотрела на часы. — Лифтом пользоваться умеешь? Нет. Нет, не умеет. Зато увлекается промышленным альпинизмом и забралась сюда через окно. — Как-то же я сюда попала. — Ах, ты не поняла. Лифты в нашей компании — отдельный пункт твоего обучения, — Жрунка с серьёзным лицом (и сквозившим сарказмом) подошла к кнопке вызова. — Сегодня суббота, но в обычный день… Ну, когда тебе понадобится срочно куда-то доехать, ты вспомнишь мои слова. — Я уже записываю, — в тон ей ответила Ирума, уперев руки в бока, — лифты, кацу. Спасибо за обучение. — Рада, что ты так быстро схватываешь, — усмехнулась Жрунка, когда двери закрылись и газовая камера пыток тронулась. — Подожди, сейчас я познакомлю тебя с охранником. «Сейчас» — это минут через десять, когда они приедут? Жрунка уставилась в телефон и перестала делать вид, что интересуется разговором, так что Ирума занялась тем же. 埼玉: Дорогой, я кончила.心の怪盗: АХЗХАХАЗА 心の怪盗: я на улице
Не соврал. Когда они со Жрункой проигнорировали друг друга на выходе из высотки, Ирума увидела знакомые торчащие волосы. Она не переставала думать, сколько на эту тёмно-фиолетовую мочалку уходило лака. И всё ждала, когда лиловый пиджак, накинутый на плечи, унесёт потоком ветра проезжающих машин. В аниме одежда, приклеенная к плечам, пафосно развевалась, а в реальной жизни это выглядело тупо и неудобно. Момота Кайто был её лучшим другом, и Ирума считала своим долгом сообщать, что он выглядит, как дебил, при каждой встрече. — Ну, рассказывай! — Кайто вскинул кулак с улыбкой психопата, которого впервые выпустили на свежий воздух. Что было не так далеко от правды. — Тебя взяли? Конечно, взяли! — Ты это говорил и все предыдущие разы тоже, — Ирума бесцеремонно подвинула его к краю скамейки и уселась рядом. Теперь они вдвоём, задрав головы, разглядывали небоскрёб. — Кайто, произошла трагедия. — Да ты задрала про мою причёску! — И на этот раз даже не на твоей голове. Короче, меня взяли. Поздравления, конгратуляции. — Ирума всплеснула руками, разбрасывая невидимое конфетти. Кайто скрестил руки на груди и закивал с довольным видом, будто это полностью его заслуга. Хотя он считал себя менеджером Ирумы, так что это отчасти правда. — Говорил же, терпение и труд ничего не просрут! Ну, братан, это надо отметить. Предлагаю завалиться пожрать! — Ага, — хмыкнула Ирума, — а деньги есть? Кайто вывернул карманы пиджака и улыбнулся, как главный герой сёнэна. — Ни монетки. — Опять за тебя в метро платить? — Базаришь. — Ну, — Ирума оглянулась. Район незнакомый, и дешёвых заведений она здесь не знала. В глаза бросилась мелкая кафешка через дорогу. Раз рядом с бизнес-центром, возможны два варианта: жутко дорогая еда для Жрунки и ей подобных, либо бизнес-ланчи для простых работяг. — Пойдём там цены посмотрим. На пару лимонадов меня хватит. Кайто, едва дождавшись зелёного света, спринтанул через дорогу. Ирума смотрела на это с грустной радостью. Здорово, что он теперь так может. Плохо, что она — уже нет. У Кайто всегда было больше энергии, так что здесь вселенная поступила справедливо. В кафе воняло кофе, и сначала Ирума хотела развернуться и уйти, потому что кофе любят как раз богатые типы. Хотя цены в меню не кусались. Как она и предполагала, хватало на пару лимонадов. Да и идти куда-то было лень. Интерьерчик зато милый — всё деревянное. Кайто побежал занимать стол у окна, а Ирума замерла на входе. У барной стойки, облокотившись о неё, стояла Жрунка и вполголоса говорила с девушкой-бариста. Последняя мило улыбнулась поверх головы собеседницы, но Ирума тут же отвернулась и направилась к Кайто. Ещё нервы на эту дуру тратить. Знакомая Жрунки не может быть кем-то хорошим. — У тебя лицо, как у моего бати, когда его приступ хватил, — сообщил Кайто, едва она уселась напротив. — Бери, что хочешь! Ты угощаешь! Ирума фыркнула и покосилась на Жрунку. Она, не замечая никого, пошла на выход, а бариста в ту же секунду оказалась у их столика. При ближайшем рассмотрении эта девушка оказалась необычайно красивой, особенно притягивал внимание её тёмный сарафан с паутиной. И даже не скажешь, что именно в ней «красивое», но походка — идеальная, улыбка — милая, не приторная, взгляд какой-то понимающий. И голос, которым хоть аудиокассеты записывай. — Вы желаете сразу сделать заказ или мне подойти через пару минут? Кажется, она это уже говорила. Заметка для себя: меньше пялиться на людей. — Мне грейпфрутовый лимонад. — То же самое, но покрепче, — Кайто стукнул кулаком по столу. Бариста и бровью не повела, хотя алкоголь здесь не подавали. Она молча поклонилась и отошла, дав Ируме шанс выдохнуть. — Видел ту блондинку? — прошептала она. Кайто кивнул с понимающим видом. Ирума закатила глаза. — Да она стрёмная, тьфу ты. Это мой новый босс. — Ага, — он продолжал неуклюже подмигивать, — служебный роман, я понял. Это и есть твоя трагедия? — Трагедия в том, придурок, — Ирума повысила голос, — что она напоминает мне Джунко. Я знаю, что ты скажешь. Да, я на ней зациклилась, окей. Сам знаешь, почему. Ну, я не могу, — она всплеснула руками в возмущении, — если не считать причёски и цвета глаз, это такая же снисходительно-тупая манера разговора. И всего пара фраз! Она почти ничего не сказала, и это ещё больше бесит. Джунко хотя бы не скрывала, что меня ненавидит, а эта Жрунка улыбается, но по ней видно, что я ей нахер на этой должности не сдалась! — Жрунка? — Я её так называю, — буркнула Ирума, — потому что имя не спросила. — Два грейпфрутовых лимонада. Ирума вздрогнула. Лишь бы знакомая Жрунки не слышала, как её поливают грязью. — Быстро вы! — восхитился Кайто и показал девушке большой палец. Бариста снова поклонилась. — Благодарю вас, господин. Обращайтесь, если вам понадобится что-то ещё. Когда их оставили в одиночестве, Кайто залпом опрокинул лимонад и громко рыгнул. Ирума тянула его медленно, через трубочку. Ей нравился запах цитрусовых, а вкус был ещё лучше — сладкий, но не приторный. Как улыбка этой девушки. У-у, нет, лучше не думать об этом. — Ну, братан, ты сама сказала. Кто-то зациклился на своей Джунко. Да найдём мы её, не переживай, у меня есть план. — Я не… — Ирума поперхнулась лимонадом. — Чего. У тебя есть что? Идея найти Джунко не отпускала её с тех самых пор. По великому множеству причин, о которых Кайто слышал не раз. Только откуда начать эти самые поиски — непонятно. Если даже полиция не в курсе, то ей ничего не светило. Кайто же, честно говоря, сообразительностью не отличался. Да и в Токио был всего пару месяцев. Поэтому Ирума скептически выдувала пузырьки в лимонаде, а Кайто раздувался от гордости. — Я всё продумал. У меня есть гениальный план, — вещал он и бил себя кулаком в грудь. — Я знаю, как с помощью твоего таланта найти Джунко!