I repeat these boring, regular days, Reaching a point where nothing changes for the better I betrayed my tears with a smile, the memories falling down in a teardrop
Пляжный домик. Та самая семейная халупа, в которой Джунко проводила лучшие дни молодости с дорогой, если считать цену обслуживания в нервных клетках, сестрицей. Зато они здесь в одиночестве. Только не этим утром. Иной ребёнок — а Джунко и в двенадцать считала себя ребёнком — радовался бы компании, но не она. Что этот мудак забыл на её пляже? — Это не наш пляж, — заметила Мукуро вместе с назойливым внутренним голосом. — И он выглядит безобидным. — Тебя не спрашивали, — ворчала Джунко из принципа, ведь соглашаться с ней или с Ней — зашквар. С другой стороны… Точка зрения многое меняет. Левая сторона у паренька не такая фотогеничная, а вот когда он повернулся личиком, Джунко приспустила очки. Он шёл по жёлтому песку в цветастых шортах и спасательном жилете. Такие странности можно простить, когда даже со ста метров Джунко видела блеск украшений на его пальцах. И браслеты, столько браслетов, как у торговца в аэропорте Нью-Дели. — Какой идиот ходит на пляж в таком виде? — буркнула девочка, поправляя дорогущую цепочку на шее. Ей нравилось, какой след она оставляла после загара. А ещё Джунко носила Кольцо Настроения — безделушку из супермаркета, которая навеки осталась синей, сообщая, что настроение у владелицы меланхоличное. Джунко снова нацепила очки повыше, поправила скромную соломенную шляпку пропорций «Титаника» и, виляя отсутствующими ещё бёдрами, подвалила к мальчику с салатовыми волосами. — Золото ищешь? Смысл жизни? Незнакомцев, приходящих в себя после кораблекрушения? Мальчик сощурил глаза от полуденного солнца. — Скорее ответы. Они улыбнулись друг другу, будто раскрывая карты по одной. Идеальные белоснежные улыбки, такие открытые и притягивающие взгляд, с щербинкой хитрости за зубами. Амами Рантаро искал то ли устрицу, то ли мидию, то ли улитку — Джунко их не различала. Зачем? Из-за расставания, конечно. И мальчик был рад встретить кого-то своего возраста, кого не смущала серьёзность отношений в двенадцать лет. — Он был такой крутой, знаешь, холодный немного. Меня это цепляло. Липовая уверенность, но я не смог устоять, — Рантаро засмеялся, отпивая безалкогольную пину коладу. Очередной день на пляже, когда они обсуждали бывших, моду и мудаков-родителей. — И мне нравится в таких парнях, что их подтолкнёшь немного в нужном направлении, и они всё сами сделают. «Спортсмены — да, музыканты — строгое нет», — объяснял Рантаро. Такие у него правила в отношениях. Этот был футболистом, потом в рэп ударился, ну, они и расстались. Бывший назвал Рантаро высокомерным слизняком, вот он и пошёл искать улиток на пляже. «Прикинь, высокомерный слизняк. Как он должен выглядеть? Вот и мне интересно стало!» Хотя они и не искали слизней с того дня. — Значит, ты бы манипулировал кем-то талантливым в своих целях, — Джунко играла с каплями ванильного мороженого на языке. — Сработает, не спорю. А знаешь, как бы я поступила? — М-м? — Нашла бы самого бесполезного человека на свете, — она закусила губу задумчиво, в странном порыве вдохновения. — Какую-нибудь чувиху, которая одеваться не умеет, за ручки не держалась, сидит в своей комнате и э-э, зубрит что-то? В стрелялки рубится? Супер Хикка, короче. — И зачем? — Рантаро приподнялся в лежаке, разглядывая загорелую собеседницу. — Что она тебе даст? Джунко показала другу язык. — Всё. — Но у неё ничего нет. — Вот именно, — девочка высокомерно качала ногой, зачёрпывая ещё одну ложку мороженого. — Спортсмен, которого ты найдёшь, знает себе цену. Будешь ставить ему цели, он будет их прошибать лбом, но однажды остановится и задумается. Даже ты не сможешь дурить ему голову вечно. Рантаро поджал губы. — Да зачем он мне навечно, я же заскучаю. А ты что предлагаешь, милая? Вылепить себе девушку с нуля? Хэндмейд DIY? — Угу. Да или не девушку. Тот, у кого ничего нет, даст тебе всё, что получит с твоей помощью. Запомни эту великую мудрость. Брошенная через плечо ложечка упала в горячий песок у лаконичных чёрных туфель. — Как ты сюда попал? — Э-э, пешком… — Да не ты, — Джунко отпихнула лезущего к ней Рантаро и тряхнула головой, выбираясь из воспоминания. Её голые ступни касались песка, но не чувствовали его. — Как ты сюда попал? Он приподнял голову и убрал руки в карманы, улыбнулся. — Пешком. Джунко скривилась и бросила остатки мороженого ему в рожу. Недолёт; зато теперь на его идеальном дорогом костюме будет смачное пятно. Жаль, от этого приятнее не стало. — А ты наедине не такое бревно, да? Зачем я тебе? Соскучился, Камукура Изуру? Он поскрёб длинным ногтём пятно на рубашке и слегка нахмурился, впиваясь в Джунко алыми глазами. — Я решил узнать тебя получше.***
Джунко приоткрыла глаза, не поднимая головы. Тьма окружала её тёплым пледом, обманчиво уютным, покалывающим на затёкших пальцах. Она посмотрела вправо, шевельнула рукой. Запястье дрогнуло, звякнув уходящими в бесконечно высокий потолок цепи. Посмотрела влево, повторила движение. Посмотрела на себя со стороны. Когда у тебя нет физического тела, можно выбирать любую точку зрения. Можно сесть перед собой на колени на холодный каменный пол, поднять за подбородок свою же голову и вглядываться в измученные голубые глаза. Джунко потеряла счёт времени, рассматривая искусанные губы с маленькими трещинами, потерявшие напускной блеск косметики и помады. — Вот оно, — сказала Эношима Джунко самой себе, — твоё отчаяние? Сказала и поднялась на ноги, взмахнула рукой, продираясь через тьму, как через сотни путанных занавесок в магазине штор. Сделав несколько шагов, она уткнулась в крупные стальные прутья. Решётка узкой тюремной камеры, за пределами которой чернело ещё больше темноты. — Мукуро, — позвала она хриплым голосом, — ты здесь? Ещё раз спустя какое-то время: — Мукуро? Ей никто и никогда не отвечал. Джунко порой забывала, что в этом месте есть другие, хотя в первые дни и мечтала от них избавиться. Нет, они всё ещё здесь. Ему нужны остальные, пусть ей он и пользовался чаще прочих. По крайней мере, поначалу.***
Огава Ион хлопал ртом, как выброшенный на берег карась, всматриваясь в точку за спиной Изуру. У них была всего секунда, чтобы среагировать. Изуру просто шагнул в сторону, хотя для стороннего наблюдателя это киношно-анимешное движение и расплывающийся силуэт, который он оставил после себя. Росчерк дротика в напряжённом воздухе. БАМ! Он врезался в сухой кактус на кухонной тумбе. Часть иголок осыпалась, а горшок траурно покачнулся и завалился назад, как подстреленный воробей. Пал и стул, на котором сидел Огава, а сам Супер Скрипач рванул в подвал. Какое-то время Изуру тешил Супер Флориста, изучая останки кактуса. Кто-то пошутил, что стоит похоронить бойца. Кто-то даже засмеялся. Если к уровню интеллектуального развития присутствующих были вопросы, то с чувством юмора всё оказалось ещё хуже. Его, типа, не было. Спустились вниз, стали разглядывать огромную, плотно закрытую металлическую дверь. Ага, там и прячется Огава. Смешные меры предосторожности, конечно. Отравленный дротик, чтобы убить; дверь, чтобы за ней спрятаться. Кактус, наконец — чтобы разжалобить сентиментальных. И тревожная кнопка, чтобы со всей префектуры съехалась полиция. На фоне остальных выпускников Огава приложил хоть какие-то усилия, браво! Изуру позвал его, приказал открыть дверь. Прислушался, не ожидая какого-то результата, проверяя свои способности. Когда он открывал рот… нет, когда он думал, приказывал, Джунко холодела. Чёртова Академия ничего не может сделать правильно. У них была одна работа — найти самую пустую банку, человека без единого таланта и дать сразу все. Так они и тут провалились! Кто бы мог подумать, да? Кто бы мог подумать, что у сосуда для Камукуры Изуру будет собственный талант? Он коснулся металлических шрамов на двери. Всё очевидно, и они пришли к одному выводу. Одновременно. Как иначе. — Никакой связи с внешним миром, — подумал Изуру, хотя для вас он говорит вслух, стоит в одной с вами комнате, очень тесной комнате. — Кто бы ни попал внутрь, его не удастся взять ни взятками, ни угрозами, ни гипнозом. — Ни сверхъестественными приказами, которым ты обязан подчиниться. Изуру обратил внимание на Джунко. Можно сказать «посмотрел», но трудно посмотреть на часть твоего сознания. Он заметил её присутствие в этом разговоре. При большом воображении можно назвать это вежливым кивком. К чёрту вежливость. Джунко откровенно бесила его способность. Они уставились на линзу над дверью. Изображение куда-то передаётся — в ближайший полицейский участок или, может, в запертую комнату. Было бы мудро чистить запись перед тем, как показывать её человеку внутри. Словом можно убить, как известно, и Изуру готов это продемонстрировать. — Неплохо, — хихикнула Джунко. — Что теперь, о великий центральный мозг? Ты же не таскаешь монтировку под этим костюмом? — Ты мне скажи. Что теперь? Используй свой талант. Джунко улыбнулась бы, не будь она частью его сознания. Можно улыбнуться и так, но не будет нужного эффекта, не будет эмоциональной текстуры, что ли. Господи, поживёшь в одной голове с Супер Поэтом, нахватаешься мыслеобразов. — Мой талант говорит, что с нашими возможностями Огаву не достать. Сдавайся и беги, мальчик, а то приедет полиция, будут трупы, а у тебя принципы и всё такое. Я давно предлагала их убрать, но… — Довольно, — Изуру покачал головой. Что, неправильный ответ? Не тот, к которому он пришёл. Они пришли? — Во-первых, я уверен, что комната не герметизирована. Ему нужен кислород. Ему нужно питаться. — Очиститель воздуха, — парировала Джунко, — а пиццу доставит спецназ, который обрушится на наши головы через десять минут. Если нет, комната сама себя откроет через какое-то время. Парень не промах. Он не хочет стать мумией в саркофаге, просто боится тебя. Что это, горечь? Джунко давно перестала различать, где кончались её эмоции и начиналась психопатичная каша всех остальных. Изуру алыми глазами бурил дыру в гигантском сейфе, где заперся Огава. Он перебирал все таланты. Какой же выбрать? Сможет ли Супер Боец пробить бронированную металлическую дверь? Пролезет ли Супер Хакер в механизм без единого открытого порта? Один талант обречён сгинуть. Эволюция жестока к тем, кто не умеет подстраиваться. В этой гонке побеждают мастера на все руки. Какой у нас есть самый общий и всеобъемлющий талант? — Я ж говорю, это бесполезно. Мы не знаем, как скоро откроется дверь и приедет полиция. Приедет ли? Всё это случайность, и у нас нет правильного ответа. Изуру обошёл комнату, убеждаясь, что Джунко не врёт. Снаружи невозможно понять, что происходит за дверью гигантского сейфа. Осознав это, Абсолютная Надежда покинул комнату.***
Джунко прижалась лбом к прутьям, разглядывая свои бледные лодыжки, черпая пальцами ног затхлую воду, которая собиралась в клетке, как в затопляемом весной подвале. Её «тело» плакало; медленно, по одной слезинке, кап-кап, вместо секундной стрелки часов. Без власти законов физики слёзы копились за дверью, несмотря на отверстия решётки. — Дерьмо тоскливое, — пожаловалась Джунко самой себе, сползая руками по прутьям, плюхаясь на колени, заваливаясь на бок. Половина её лица погрузилась под воду из слёз, и теперь единственный глаз изучал свой сгорбленный силуэт. Вечно приоткрытые пустые глаза, как у мёртвой рыбы, смотрели в одну точку, на плечах и ключицах цепями повисли алые волосы. Джунко прикрыла глаза и посмотрела на себя с третьей стороны. Теперь она смотрела свысока на двух девушек. Упавшая в воду блондинка подняла худощавую руку и царапнула ногтем солнечное сплетение. Её взгляд стремился к той, что с алыми волосами, молчаливой и скованной. — Почему ты молчишь? — спросила эта Джунко у другой. — Ты ведь никогда не затыкалась. Почему теперь здесь так тихо, Отонаши? Недвижимая статуя Отонаши не издала ни звука. Джунко вздохнула и посмотрела её глазами на себя в луже из слёз. Угловатая красота, восхитившая бы Супер Поэта. Джунко ударила, взметая брызги, создавая эхо из отзвуков в крошечной камере. Отонаши была единственной частью Джунко, которая имела для него значение. Взвешенная, организованная, оценивающая. С его повадками, кажется, она стала сердцем того, что все они называли «Камукура Изуру». Неудивительно, что большую часть времени она проводила вне клетки. Хаджиме вечно советовался с ней. Он даже… почти ей не приказывал. Она — его Королева. Единственная, кому дозволено решать за него. Джунко скривилась и подскочила к Отонаши, смыкая пальцы на её шее, сдавливая туго ладонями, пытаясь лопнуть, как арбуз. — Скажи ему, — шипела она, — что мы обе полезны. Ты без меня ничто, ясно? Ты просто тупая машина без эмоций, ты делаешь ему скучно, ты нам обеим делаешь скучно! Отонаши?! Она кричала, пытаясь задушить коматозное тело, стремясь оставить хоть какое-то напоминание о себе, хоть один синяк на бледной коже. — Отонаши… Джунко всхлипнула, разжимая обмякшие пальцы, падая вперёд на свою же грудь, обвивая шею руками и повисая на ней. — Почему ты тоже плачешь, Отонаши?..***
Щёлкнул дротик. Изуру шагнул в сторону и тут же поймал Огаву за шею. Хруст. Оседающее на пол тело. Неприятный запах. Удачная попытка после неудачного мысленного эксперимента. Он не умел предсказывать будущее, но думал так быстро, что обычный человек назвал бы это остановкой времени и жизнью в тысяче вселенных одновременно, из которой Изуру выбирал самую подходящую. Спускаясь вниз, Изуру тащил скрипача за собой. Использовал Супер Удачу, чтобы случайной комбинацией открыть гигантский сейф и швырнуть туда тело, заблаговременно отключив камеры с помощью Супер Механика. Последняя воля Огавы — не быть забытым. Сейф откроется через десять лет, и всё это время полиция будет биться над его загадочным исчезновением. Изуру оставил достаточно улик, чтобы про самый очевидный вариант подумали в последнюю очередь. Десяти лет хватит. О, Супер Скрипач, тебя точно не забудут. Их маленькая шутка зайдёт так далеко, что концерты знаменитого скрипача продолжат проводить, пока его тело ищут взмыленные следователи — и год спустя. Джунко вздохнула. Они сели на поезд, как ни в чём не бывало. Ехали в пустом вагоне. Камукура Изуру ничего не чувствует, но Хината Хаджиме любит поезда. Она узнала это сегодня, когда в секундном замешательстве Изуру, в мысленном эксперименте пробудился Хаджиме. Держать под контролем столько личностей, столько талантов одновременно — непомерная задача даже для идеально расположенного к этому паренька. Он не всегда справлялся. Когда сознание Изуру не выдерживало, анархия отметала мнение большинства и у власти становился один единственный талант. В отличие от Изуру, у него есть характер. Изуру — Легион. Хаджиме — просто человек. Изуру смотрел на своё отражение в тёмном окне поезда. Хотела бы Джунко обхитрить его, дать увидеть улыбку на бледном лице. Пустить в свои владения. Стать во главе на секунду. Контролировать, а не подчиняться. Увы. В отличие от жертв Изуру, у неё не может быть последней воли. Она отдала всё, чтобы оказаться здесь. Пожалуйста, не забывайте свои вещи. Поезд прибыл на конечную станцию.***
Отонаши Рёко не нужно было открывать глаза, но теперь она была здесь, а не с ним. Джунко поёжилась, отстраняясь, разрывая контакт миллиметр за миллиметром, сидя на коленях перед ней и положив руки на плечи. — Почему ты… — Хината выбирает новую цель. Он решил сделать это один. Безэмоциональность в её голосе резала Джунко вены и заставляла морщиться, скалить зубы в бессмысленной агрессии. — С каких пор он делает что-то самостоятельно? — Тебе ли не знать, что иногда решение лучше принимать в тишине. — Не переговаривайся, бесполезное отродье. — Если бы ты могла чувствовать что-то кроме ненависти к себе, то заметила бы иронию в том, куда мы должны отправиться. Выгнутые надменно брови, фырканье. — Ты же сказала, папочка решит сам. — Верно. И тем не менее, я дала совет. Рука Джунко задрожала, будто непреодолимая сила тянула её отвесить Отонаши пощёчину. После заварушки в Академии, Камукура Изуру недолго шатался праздным привидением по Японии. Он выбрал себе цель. Тогда ещё нельзя было сказать, кто принял решение — Хината Хаджиме, его парламент умных мыслей или та личность, которую они единым усилием поддерживали. Проще сказать, что большинством настроений они чувствовали желание разрушить сложившийся при Академии строй. Отныне никаких титулов, никакой маркировки отличившихся и талантливых ГОСТ-ом Академии Надежды. У человечества есть и другие способы одарить достойных признанием, вручить медаль, премию, повысить им, как подмечал Супер Экономист, зарплату. Хоть Отонаши и не видела концептуальной разницы между Нобелевской премией и титулом Академии Надежды, тогда её голос был лишь одним из многих, и этих «многих» Академия успела обидеть. Якудза лишился сестры, Детектив лишилась детства, а Геймер — друзей. Отонаши вновь не могла сказать, что виновата исключительно школа, но эмоции остальных уже выбрали себе козла отпущения. Все они в едином порыве решили разрушить Академию Надежды. И когда со смертью студенческого совета они стояли на метафорических руинах школы, понимая, что наблюдают её закат, кто-то предложил: «Мы должны избавиться от талантов». Этот выкрик, как на огромном митинге, поддержала ликующая толпа. Джунко была в их числе. Хаос, разрушение, она была полководцем объявленной войны. Всё шло строго по её плану! Даже Камукура Изуру покорился ей, и вот-вот… Вот-вот она окажется заперта в бесконечной тюрьме талантов, которую Хината соорудил, чтобы не сойти с ума. Если первые шаги названный Камукурой Изуру делал по воле большинства, то со временем эта демократия превратилась в единичных советчиков, вызванных к директору. Чем больше угроз жизни он испытывал, тем быстрее приходилось реагировать. Нет времени осознать, что по этому поводу думают Принцесса и Геймер, если речь о зашивании раны. Нет смысла обращаться к Экономисту, когда задерживаешь дыхание, прячась от армейских ищеек. И нет смысла обращаться к человеку, единственная цель которого — разрушить стены этой клетки во имя хаоса. Он выпускал её, будто заключённую, изредка подышать свежим воздухом, проявлял благосклонность, давал творить дозированный и упорядоченный — подумать только! — хаос. Когда разрушения будут на руку или не сделают хуже, когда отчаяние будет лёгкой приправой, тогда Хаджиме выводил её на свободу. Тогда у неё был шанс почувствовать, услышать Мукуро, если им грозила физическая опасность. Только и этих угроз становилось всё меньше, когда скучный ублюдок стал полагаться на Отонаши. — Надеюсь, ты посоветовала убить себя, — прошептала Джунко. — Настоящую себя, которая гуляет теперь в нашем теле. Нечестно, знаешь? Что каждый раз ты избавляешься от МЕНЯ! Пощёчина прошла на излёте. Пальцы лишь царапнули щёку без громкого звука, без удара, без удовлетворения. — Именно об этом я и говорю, — ответила Отонаши. — Ты сможешь увидеть в происходящем иронию. Я решила, что нашей следующей целью должна быть Ирума Миу. Джунко опустила занесённую для второго удара руку.***
Эношима Джунко открыла глаза, потому что он ей позволил. Ослепительные фары проезжающих машин, жёлто-красный светофор в огромной луже на дороге и размытая дымка вечернего дождя. Джунко приоткрыла рот, вдыхая ароматы ночного города не только носом, но и грудью, языком, ловя капли, как впервые увидевший радугу ребёнок. Она вдруг почувствовала что-то физически, впервые за долгое время, смазала влагу между пальцев, обрезанных некрашенных ногтей там, где раньше блестел алый лак. Она вздохнула и обернулась. Он сидел, сложив пальцы перед собой, на скамейке в небольшой застеклённой будке у подножия небоскрёба. Немногочисленные пешеходы с серыми лицами игнорировали тёмный силуэт, а Джунко, как ни хотела, не могла отвести взгляд. В сознании Изуру окружающий мир не имел значения и смысла. Взгляд с него соскальзывал, как ботинок с наледи, как рука с дождливой одежды. Серая серость, в которой единственное светлое пятно является самым тёмным. — Соскучился, Камукура Изуру? — Ты пригодишься мне сегодня. Она расхохоталась. Сегодня? Как пали великие. Когда-то он и помыслить не мог без неё, боялся ошибиться, хоть в него и не заложили возможность ошибаться. Любая вещь в окружающем мире пробовалась на зуб с помощью Джунко, с помощью Отчаяния, с помощью Аналитики. Удобно иметь её в союзниках, удобно видеть сразу обе стороны — рациональную и гнилую. Однако время шло, и встречи их стали редким, тягучими, как мазут. В последнюю из них Джунко долго ехала на поезде и задремала. И сейчас она зевала, вытирая сонные слёзы. Она держалась расслабленно, потому что не могла и не умела иначе, но, будь Джунко человеком, напряглась бы, разглядев подле Изуру ещё один силуэт, поначалу незаметный. Это девушка одного с ней роста с длинными алыми волосами, она сложила руки за спиной и не двигалась, будто часть интерьера, мраморная ваза с функциями голосового помощника. Джунко поморщилась. — А её ты прогнать не хочешь? Неужели в этом мире осталось что-то непредсказуемое? Она говорила это со всей возможной для уголка сознания печалью. Отонаши, когда-то отравляющая существование Джунко своей дотошностью, погубила и этого человека. Как назойливая старшая сестра, которая лучше тебя во всём, умнее и красивее, такое чертовски знакомое чувство, она не давала Джунко свободно дышать. И даже когда их рассадили в противоположные стороны ринга, Отонаши бесила. — Прогонять? Я стараюсь слушать каждого из вас, — Хаджиме поднял бровь, приторно понимающий и столь же бесполезный, как школьный психолог. — Ты заперта большую часть времени по собственной вине и даже по собственному желанию. Джунко громко фыркнула, подошла к нему вразвалку и вздёрнула нос. Хаджиме не моргал, спокойно замерев в этой игре в гляделки. Джунко не проиграла бы, но её вторая половинка перетягивала на себя всё внимание этим оглушительным молчанием. — Несладко тебе приходится, да, мальчик-без-талантов? Не завидую. Держать нас всех под контролем, быть взрослым среди детей, самым ответственным и рассудительным, — тихо хмыкала Джунко, перебирая его мокрые вьющиеся волосы. — Я правда тебе сочувствую, Хаджиме-кун. Когда-то на эти выпады он закрывался, огрызался, игнорировал — словом, поочерёдно демонстрировал характеры всех тех, чей опыт унаследовал. Сегодня же он преуспел в поисках идентичности настолько, что мог улыбаться в ответ, как Хината Хаджиме, чью тёплую снисходительность нельзя было спутать ни с чем. — Не ты ли убеждала меня, что контроль талантов — сам по себе талант? — Ты зануда, — пожаловалась Джунко, чьи руки замерли на его щеках. — И ты мне даже нравишься. Только ты выбрал её. Он пожал плечами и покосился на стоящую в тени Отонаши. — Ты тоже. Теперь уже два взгляда пригвождали Отонаши к месту, но та будто в дождевике стояла, с которого вода стекала под ноги, не оставляя на одежде ни следа. Это уровень власти и контроля, которому Джунко училась годами, когда ты встраиваешься в само существование другого человека, становишься частью его будничных ритуалов, естественной мыслью. Ни она сама, ни они — Камукура Изуру, ни их лидер — Хината Хаджиме, никто не мог представить своё существование без Отонаши. И пока один принимал это, как благо, Джунко убила всю сознательную жизнь, пытаясь мыслить без её поддержки. Предмет их обсуждения повернула голову в сторону небоскрёба. Мысль о том, зачем они сюда пришли, раскалила вены на руках Джунко. — Почему именно она? Почему именно сегодня? — Ты и сама знаешь, насколько опасен подобный талант, — Хаджиме нахмурился, скрестив руки на груди. — Он не мог принести большого зла, пока эта девушка не контактировала с другими нам подобными. Я надеялся, он затухнет сам по себе, но Отонаши снова оказалась права. Это был вопрос времени. Лучше уничтожить его сейчас, иначе мы рискуем оказаться в гуще событий, которая затмит разрушение Академии. Он говорил с грустью владельца питомника, который заряжал ружьё, чтобы застрелить любимую озверевшую псину. Джунко толкнула Отонаши плечом и подошла к стеклу будки, взглянула ещё раз на башню Team DANGAN. Рассадник талантов, последнее прибежище тех, кто выжил в Академии. Пустить сюда Ируму Миу — как дать гранату ребёнку на экскурсии в ядерном реакторе. Джунко трепетно коснулась стекла и прислонилась к нему лбом, закусила губу. Она безошибочно знала теплящееся в груди чувство — надежду. — Ты ведь знаешь, как бы я поступила? — Не вмешивалась. Для твоих целей не придумать лучшего стечения обстоятельств. Мне жаль. Джунко повернула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Хаджиме грустно улыбался; та эмпатия, что он развил в себе, и впрямь провоцировала лёгкую меланхолию, когда он шёл вопреки одному из них. Наверняка, многие были против. Даже те, кто смирился с идеей благих убийств, горько воспринимали необходимость делать это превентивно. Супер Скрипач, по крайней мере, отмечен Академией, а Ируму администрация подчёркнуто игнорировала. Это прецедент, и если не вмешаться — их новый modus operandi. — Тебя не обрадует мысль о мести? — продолжил Хаджиме. — Разве это не в твоём духе? Джунко пожала плечами, отлипая от стекла. В другое время, в другой жизни она бы повеселилась, расставляя камни, о которые Ирума Миу спотыкалась бы, пока не впала в абсолютное и бесповоротное Отчаяние. Здесь и сейчас — какая это месть? Просто оборвать чью-то жизнь никогда не было интересно. — Так зачем я вам? — вздохнула она, проходя мимо Хаджиме и Отонаши, снова развернувшись к проезжей части и сотням отражений алого светофора. — Поглумиться? Прошу, я Эношима Джунко, а не Селестия Люденберг. Мне не нужна Отонаши, чтобы знать, чем это закончится, — Джунко смотрела на асфальт, на алые блики, в которых не видела своего отражения. — Ты убьёшь её одним ударом, не дав ощутить своё присутствие. Не зная об опасности, она не сможет защититься. Её нельзя победить, поэтому ты не объявишь о начале сражения. Хаджиме за её спиной усмехнулся. — Это идеальный и наиболее вероятный вариант развития событий. — Погрешностями можно пренебречь. Даже если удача спасёт её, неужели всех наших талантов не хватит, чтобы убить одну девушку. Верно ведь? — Джунко обернулась с усталой улыбкой. — Я спрошу ещё раз. Зачем я здесь? Чтобы смотреть, как мой единственный шанс на освобождение бесславно сдохнет? — Отонаши сказала, что ты… — Что я испытаю отчаяние. Да-да, слушай, завязывай с этим. Во-первых, — Джунко развернулась к ним и сплюнула попадающие на губы солёные слёзы, — это моя личная фишка, окей? Я ей не разрешала думать об отчаянии, вводить кого-то в отчаяние, и уж тем более меня саму. Она — эмоциональное бревно, в её исполнении это выглядит наигранно, глупо и теряет всякий эстетический смысл. Во-вторых, — она наставила палец на Хаджиме, сжав губы, подбирая нужные слова среди огромного количества нецензурных реплик, — сладость мимолётного отчаяния — ничто, по сравнению с той скукой, которую я буду вечно испытывать в вашей душной компании. Джунко позволила своей руке упасть, расслабила плечи и выдохнула. Как же ей надоело быть здесь. Хаджиме ведь понимал, что такое безграничная скука — это было первое, с чем они столкнулись. Только он считает себя великомученником и готов её терпеть, лишь бы исполнить общую цель, выбранную Изуру с самого начала. Джунко на это не подписывалась. Ей предлагают последний обед перед казнью, наслаждение ярчайшими, самыми болезненными эмоциями перед тем, как их больше никогда не будет. Убейте, разорвите на части, окатите горем в финале её пьесы, но не оставляйте жить в пустоте без возможности испытать истинное отчаяние снова! Отонаши думала, что она согласится на это? Ещё и поблагодарит, наверное? Какого чёрта? Кем она себя возомнила? Когда Джунко подняла голову, в её глазах зрела холодная угроза. Хаджиме едва заметно приподнял брови, прошёлся по ней оценивающим взглядом, крепче сплёл пальцы перед собой и снова нахмурился. — Садись, — спокойно пригласил он, глядя будто бы сквозь Джунко. — Это не твоё решение. Она умрёт сегодня, хочешь ты того или нет. Её ноги подогнулись. Она неуклюже села на скамейку и тут же вскочила вновь. Вот, значит, какую иронию Отонаши призывала её увидеть? Чтобы Джунко защищала идиотку с резервного курса, которая обосралась, даже когда её затащили на подиум и дали все карты в руки? Ладно, будь по-твоему, это смешно. Будет повод поржать, когда Отонаши, Хаджиме и все остальные идиоты в голове Изуру поймут, насколько недооценили хаос. Будет повод посмеяться… но Джунко смеялась уже сейчас, посмеивалась горько, зло, мотая головой с упрямством, достойным той самой девчонки. — Вы кого-то ждёте? Джунко не сразу поняла, что говорил не один из них. Сначала ей показалось, что вякнула Отонаши, но та не открывала рта, хотя впервые с начала разговора её взгляд стал осмысленным. Она смотрела на девушку позади Джунко. Та повернулась. Какая-то блондинка, а судя по одежде — офисная крыса. И как она их заметила? — Да, — ответил Хаджиме за них троих, пока Джунко разочарованно опускала взгляд, поворачивалась в сторону Team DANGAN и цокала языком, размышляя, успеет ли сделать хоть что-то, прежде чем Ирума Миу соизволит спуститься в лифте на их двойную казнь. — Может, я смогу помочь? Джунко замерла. Хаос. Настоящий хаос невозможно предсказать. Эти глупцы думали, что смогут обуздать его, что всё пройдёт по знакомому сценарию, достаточно опередить их жертву на один шаг. И она глупа, и этого было бы достаточно, не будь она связана с хаосом и отчаянием. А этот человек, эта девушка — может, и она попалась им не просто так? Может, Отонаши наконец-то ошиблась? И может, это их опередил глупый талант? Мимо оборачивающейся Джунко прошла Отонаши. Хаджиме не препятствовал, раз даже её происходящее заставило выйти из тени. Он наблюдал, как наблюдала Джунко за долгим взглядом Отонаши, и каждый молча ждал её неизбежных выводов. — Тебе скучно, — резюмировала она, глядя в глаза девушке. — Да. У тебя есть имя? Не Изуру и не Хаджиме, а Отонаши покачала головой. У Джунко было имя, а у вечной тишины было одно лишь прозвище. Девушку это не смутило: — Акамацу Каэде. Менеджер распределения кипиай Team DANGAN. Джунко прыснула. Манеры девахи напоминали её собственные, наглость аж за ушами трещала, но эта Каэде в курсе — таких, как она, не любят, опасаются, но слушают. Впервые на памяти Джунко Отонаши хмурилась. — Это не твой настоящий талант. — И какой же у меня настоящий талант? — Скука. Ты напоминаешь её. Отонаши повернула голову и посмотрела Джунко в глаза. Та показала в ответ язык, оттянула нижнее веко, но сделала это машинально. Ей не до грызни с собой уже, на кону слишком высокие ставки, но интуиция — а именно её Джунко воплощала в противовес этой молчунье — говорила, что устранение Ирумы начало терять свой вес в планах на вечер. Не каждый день встречаешь кого-то с таким же взглядом, как у тебя. — Кого — её? — Эношиму Джунко. — Ты знаешь Эношиму Джунко? Глаза у этой Каэде загорелись, будто ей в капсульном автомате выпала самая редкая игрушка. Она завалила Отонаши вопросами, но та молчала. Молчал и Хаджиме, потеряв указующий перст своей чёртовой королевы. Вот и цена всему рациональному. Дебилы! Стоило попасться одному гнилому зёрнышку, одному необъяснимому и странному человеку, появление которого вы не смогли предсказать, как сознание трещит по швам. Хаджиме ждал решения Отонаши, та думала, Каэде разглядывала её, а Джунко хлюпала лужами за их спинами. — Я и есть Эношима Джунко! — смеялась она, поднимая руки к небу. И никакой талант не нужен был, чтобы понять, что хаос победил в очередной раз. — Ну что, Отонаши, ты рада? Теперь нас таких двое! — У меня был тяжёлый день и я хочу отдохнуть в любимом кафе, — Каэде показала большим пальцем на вывеску через дорогу. — Ты можешь составить мне компанию. — О-о, она зовёт нас на свидание! Тройное, квартетное? — Джунко лыбилась улыбкой посмертно осуждённого, приобняв Отонаши, влезая между ними в надежде просочиться наружу и заорать о себе на весь мир. Заметив это, её плеча коснулся Хаджиме. — Я жду одного человека, — сказал он Каэде и взглядом приказал Джунко замолчать. Она фыркнула и подняла руки в воздух, отошла на пару шагов, не выпуская Отонаши и Каэде из поля зрения. — Поверь, кем бы он ни был, я буду интереснее. Хаджиме прищурился. Каэде бросала наживки так, будто слышала мысли Джунко: вместо заискивающих улыбок просто развернулась и побрела к светофору. Редкий человек не поведётся на такое, и хотя в голове Изуру собрался консилиум из величайших умов планеты, хватило интереса одного Хаджиме, чтобы пойти следом. Джунко пыталась не ликовать хотя бы потому, что в его присутствии вполне реально слишком громко думать. — Это кафе уже закрыто. — Я и не такую дверь открою. Джунко последней вошла в европейского стиля кафе и присвистнула. Хорошо, что мнением Терутеру почти не интересовались, а то он бы потёк сначала от местных ароматов, потом от вида бариста. Ещё и мебель не из Нитори, а из редких каталогов компаний премиум-класса, которые обычно декорируют дворцы. Короче, десять мишленов из десяти, très bien на кончиках пальцев. И к хозяйке этого места обратилась Каэде в вежливых словах и приказном тоне: — Кируми-сан, — она улыбнулась, — вы не возражаете, если я вас задержу? Названная Кируми не проронила ни единой эмоции в своём вежливом поклоне, оставляя на их столике меню, но её руки в перчатках сжались на каком-то оружии, спрятанном в подоле юбки. Нож, наверное — пистолет бы выпирал сильнее, да и слишком грязно для того, кто выглядел, как фарфоровая кукла. Джунко залюбовалась: если Каэде напоминала её гнилым характером, то эта дама волновала почти забытый интерес к красоте и моде. Слишком много совпадений для одного вечера. Это не совпадение. Их обыграли, разложили, осталось откинуться в кресле и наслаждаться. — Имени у тебя нет, но как тебя называть? — Никак. — Ладно, Никак, — Каэде пожала плечами, — и кого ты ждал? — Одного человека. Джунко закатила глаза, и даже непроницаемая Кируми хмыкнула, наблюдая за этим диалогом. Отонаши стояла за плечом Хаджиме, который строил из себя недотрогу, но явно наслаждался первой за вечность возможностью поговорить ни о чём с живым человеком. — Тебе тоже скучно, поэтому ты пошёл со мной. — Предположим. — У меня есть своеобразное лекарство от скуки, — Каэде наклонила голову. — Работает редко, но метко. Я ролевик. Изуру сидел с каменным лицом, но брови Хаджиме поползли вверх. — Что это значит? Быстрее мысли Отонаши зачитала им выдержку из википедии. Дескать, настольные ролевые игры — популярное гиковское развлечение, рождённое в семидесятых. «Тебя никто не спрашивал», — сказала бы Джунко, но решила не отвлекать Хаджиме. — Мы с друзьями придумываем персонажей, мир, ситуации, и представляем их в словесной игре. Импровизация, случайности. Никогда не знаешь, что произойдёт. Хаджиме искренне и горько рассмеялся. Изуру пробурчал: — Я всегда знаю, что произойдёт. Каэде достала из кармана двадцатигранный кубик и занесла его над столом. — Знаешь, какое число выпадет? — Двадцать, — вздохнул Хаджиме. Каэде бросила кубик. Красотка Кируми, язва Каэде, Хаджиме, Отонаши и все десятки личностей Изуру с интересом смотрели, как он приземляется семёркой вверх. Джунко улыбалась до ушей. — Ты не угадал, — усмехнулась Каэде. — Я не угадывал. Хаджиме взял кубик и взвесил его на руке. Мир вокруг расплылся и замедлился, как в аквариуме, а за столом появились новые собеседники. — Это невозможно, — сказал один из Супер Счастливчиков и покачал головой, — у этой девушки нет таланта. — Её не заметила Академия, — горячо поспорил второй, — но это не значит, что она не обладает удачей! Брошенный кубик приземлялся на какие угодно числа между двадцаткой и единицей. Хоть это представление и давало ей лишнее время на свободе, Джунко быстро притомилась и начала зевать. Удача, неудача, какая разница? Боже, если бы Хаджиме не полагался так на дуру Отонаши, позвал бы Супер Скаута и не трахал себе мозги. — Я состою в ролевом клубе Project Fiction. Каждую неделю мы проживаем другие жизни, но самое главное — непредсказуемость. Мы никогда не знаем, — повторила Каэде, — что произойдёт. Отонаши подтверждала своё прозвище громогласной тишиной. Не дождавшись от неё ответа, Хаджиме спросил: — Кто ты? Счастливчики исчезли, а на диване подле блондинки возник один из самых криповых жителей их головы — вечно прячущийся за маской Супер Скаут Академии. Джунко передёрнуло. Шингуджи усмехнулся и развёл забинтованными руками: — Акамацу Каэде, — сказал он, вторя девушке. — Ах, тёмное пятно на моей репутации. Право, я до сих пор не могу сказать вам её талант, хоть убейте! — Он как-то связан с удачей, верно? — спросил Хаджиме в окончательно остановившемся мире. — Чего не знаю, того не ведаю, Хината-сан, — покачал головой Скаут. — Я бы назвал его чёрной дырой, если считать прочие таланты, как предлагает Комаэда-сан, ведущим нас к счастью светом. — Хочешь сказать, она поглощает удачу? — Нет. Она — сама пустота. Джунко заскрипела зубами и повернула голову. Говорила Отонаши, впервые за всё время в кафе. Шингуджи кивал ей, улыбаясь морщинками в уголках глаз. — Лаконично! Мне нравится. — Кто бы она ни была, её талант способен остановить мою удачу. Она заметила меня, хотя я скрывал своё присутствие, — думал Хаджиме. Джунко заморгала. Так он скрывался?.. — Можем ли мы сделать вывод, что её талант схож с талантом Ирумы Миу? — Не думаю, — поморщился Шингуджи. — Мы рассуждаем о крайне зыбких понятиях, но даже поверхностный взгляд скажет, что они, скорее, противоположности. Минус и плюс, господа, понимаете? — Если Акамацу Каэде — Абсолютная Пустота, то мы можем использовать её, чтобы убить Ируму Миу. Пальцы Джунко дёрнулись. Она почти не могла чувствовать, почти не имела своего «я», но похолодела. Отонаши не успела закончить мысль, а она уже поняла — если до этого Хаджиме медлил, не имея стопроцентной гарантии, что их вторая встреча закончится успешно, то с Каэде под боком он избавится от последнего неизвестного в этом уравнении. — Или мы можем оставить их в покое. Хаджиме покосился на неё. Джунко скрестила на груди ледяные руки и пожала плечами, продолжая: — Ты не хочешь, чтобы её талант вредил, подпитываясь окружающими. Тогда Каэде — вакцина от любых бед. — И это верно, — кивнул Шингуджи. — Признаться, я хотел свести их вместе с того момента, как узнал о существовании Ирумы-сан. Щёлочь и кислота, как подтвердит мой коллега, нейтрализуют друг друга. — Вакцина?.. — пробормотал Хаджиме. — Понятно. Отонаши хотела что-то добавить, но их лидер хмыкнул, поднимаясь на ноги. Что-то он для себя решил, но ни один из них не смог бы угадать, что именно. Казнь или милость — всё в его слишком слабых для подобной власти руках. — Суббота, половина шестого, возле «Накано Бродвей». Они толкнули дверь, не размениваясь на прощания. Снаружи ещё больше стемнело, но Хаджиме безошибочно вёл их по сумрачным подворотням куда-то в сторону метро. Джунко опередила Отонаши, которая снова превратилась в молчаливого голема и брела следом. Шингуджи испарился в мысленном потоке. — Ты правда собираешься прийти на встречу их кружка по интересам? Хаджиме покачал головой, выискивая кого-то глазами в свете уличных фонарей. — Мне интересно посмотреть на это. У меня нет такого таланта. К тому же… — он замер на проезжей части, почти искренне улыбаясь, — я думаю, что лучше многих представляю, что такое ролевая игра. Увы, сыграть с ними не выйдет. Свистнувший мимо камаз, чудом не превративший их в слой асфальта, осветил скуксившуюся Джунко. Серьёзно? Теперь он достанет карту трагического актёра? Ах, как тяжела ноша единственного в этой треклятой голове, кто отвечает за свои действия… — Что тебе мешает, мальчик-без-талантов? Хаджиме едва заметно поморщился, минуя перекрёсток и сворачивая в подворотню. — Тоджо Кируми. Сама по себе она нам проиграет, но её стараниями в ближайшее время вся полиция Японии будет с особым тщанием искать нас в окружении Акамацу Каэде. Джунко остановилась, из-за чего замер и раздражённо огляделся Хаджиме. Тоджо… — Тоджо?! — заржала она. — Это не та ли нянька, от которой Амами-бой всё лето пытался сбежать? Вау-у, как её жизнь помотала, раз приходится в кафе батрачить. — Это не простое кафе, это прикрытие. — Без тебя знаю, — Джунко отпихнула Отонаши, не давая ей перехватить внимание Главного. — Она донесёт семейке Амами, те снова въедут на танке в какой-нибудь сарай, статья в газете, мы в шоколаде. Если тебе так всралось поиграть, можно затащить Каэде в подвал, тогда я тоже немало игр подскажу, хи-хи. — Это действительно одна из опций. — Довольно. Голос Хаджиме прогремел над головами, едва не вызвав дождь, но это просто какая-то бабка выбрасывала мусорную воду. Отонаши механически пошла следом, а Джунко пришлось глотать ещё десяток колкостей. То Главному всё скучно, всё легко, давайте делать это идеально и слушать Отонаши, то сам себе ставит палки в колёса и осторожничает там, где в этом нет совсем уж никакого смысла. — Так куда мы идём? — Я уже говорил тебе, — отозвался удивительно разговорчивый сегодня Хаджиме, на ходу протягивая руку к кобуре под пиджаком и доставая пистолет с глушителем, — она умрёт сегодня, хочешь ты того или нет. В паре метров от них стояла Ирума Миу.