Лето 2019 года
Ицуки приходит сообщение в Лайне от контакта, которого он долго-долго никак не может узнать. Долго смотрит на ник и хмурится: он определённо добавлял его среди прочих, но это не кто-то из его друзей, решивших вдруг резко поменять стиль профиля: да и переписка пустая. Поэтому Ицуки долго пытается вспомнить, кого он ещё добавлял в собеседники. Безуспешно. Открыл переписку и нацепил на нос очки. Поднял бровь. Упустил кофе.Глава 8. To the new f***ing life
Если так подумать, всё началось с тортика. Джунхван сидел в лобби отеля, держась чуть в стороне от прохода, уже удовлетворил всех жаждущих и озирался по сторонам, вертя в руках телефон. С тортика, если быть корректнее, всё продолжилось. Потому как “началось” года полтора назад, но начало явно было не совсем удачным: Джунхван по-прежнему стыдился своего состояния в ночь после “свадьбы” и чувствовал себя перед Ицуки виноватым. Конечно, он добавился тогда к нему, более того: подписался из-под фейков в Инстаграме и Твиттере, так и узнал, что его ровесник – весьма увлечённый кулинар. Пооблизывавшись с несколько месяцев на сладости его приготовления, Джуни придумал порадовать Конрада шедевром собственного производства, но… ...в общем, всё продолжилось с тортика. Ицуки сначала довольно долго никак не мог узнать его, и первой его реакцией было “Ты кто?” Хорошо, что он помнил самого Джунхвана. Плохо то, что Ицуки предоставил выбор: гугло-транслейт или на японском. Джунхван даже усомнился в своей памяти: ему казалось, что он слышал, будто Ицуки, в отличии от Шомы, английским владеет. Впрочем, узнать это лично он мог вполне скоро: почему-то около получаса назад Ицуки написал (первым, что было необычно) и спросил, нет ли у Джуни желания прогуляться. Было! Конечно, было. Особенно после того, как он выиграл этот этап Гран-при, чего с ним никогда до сих пор не случалось: первая победа, и, к несчастью, травмировавшегося неделей ранее Конрада не было рядом, чтобы разделить счастье, а Джунхвану хотелось пообщаться с кем-то кроме тренеров… и Ынсу. Ицуки задерживался.***
Лето 2020-го года, дом семьи Уно
– Вернулся! Ицуки, довольно неожиданно для Шомы, подскакивает с места и встаёт у брата на пути. Шома моргает пару раз, пытаясь понять, чем обязан всплеску такого внимания. Нет, Ицуки всегда радовался возвращению Шомы, но обычно не бросался брату под ноги. Шома смотрит через братово плечо на вышедшего его поприветсвовать отца и вопросительно поднимает бровь. – Не спрашивай, он уже часа полтора так себя ведёт. Шома вновь перевёл взгляд на Ицуки, что трагично вздохнул вместо ответа на реплику родителя. – Что-то произошло на свидании? – Это не было!... Ладно, ты мне скажешь, что это было, ты в этом больше понимаешь, – Ицуки взялся за ручку Шоминого чемодана и потащил его наверх, видимо, желая ускорить брата. Шома ускоряться не очень-то желал: хоть сегодня и было лишь полдня шоу, вторую половину дня они праздновали открытие и с Шомы буквально затребовали быть. Мол, как же иначе, серия стартует с Нагои, Шоме нельзя не быть на открытии. Слинять по-тихому сразу после официальной части удалось не многим, и Шома в их числе не был: зато была Каори-чан, которая убежала как раз на встречу с Ицуки. С точки зрения Шомы, она убежала вполне воодушевлённой. А Ицуки сейчас смотрелся довольно забавно: озадаченным и нервничащим одновременно. Не столько уже из своей природной энергосберегательности, сколько из желания подразнить весьма забавного в кои-то веки братца, Шома шёл наверх максимально медленно: с заходом в туалет, мытьём рук, навещением гостиной, где сидела, что-то сосредоточенно кому-то написывая, мама, кратким разговором с ней, воровством перекуса с кухни… в общем, Шома шёл долго, наслаждаясь воображением выражения лица Ицуки: тот сидел на ступеньках и ждал его наверху лестницы, явно уже запихнув куда надо чемодан. – Шома! – Не видишь, я иду так быстро, как могу, – специально замерев у нижней ступеньки, поднял на него взгляд тот, не сдерживая улыбки. – Вот она! Братова любовь! А если бы я сказал, что у тебя приставка странно искрит, м? – Но она же не искрит, – всё же поднимаясь, продолжая тянуть время, ответил ему Шома. – Тебе приставка важнее? – Нет, просто хочу растянуть удовольствие. – А я тебя считал своим братом… Шома добрался до Ицуки и присел с ним рядом на ступеньки, положив руку на плечо и продолжая улыбаться: – Ну чего у тебя случилось? Ицуки прислонился к стене, вытянув ноги. – Скажи ты мне, что это случилось у меня. Шома усмехнулся, но уже не для того, чтобы посмеяться над Ицуки. Мама, видимо, закончив свою переписку и выйдя в коридор, сказала им не сидеть на лестнице, на что оба синхронно сказали “конечно, мама” и не сдвинулись с места. Ицуки молчал. Шома начал чувствовать себя не совсем уютно: в конце концов, их разговоры “по душам” можно было реально пересчитать по пальцам, а были ли среди них те, что касались личной жизни каждого, Шома вообще не припоминает. А, ну, разве что когда он, не подумав, что Ицуки намного младше и может не знать вещей, о которых идёт речь, сказал, что “не хочет быть временным развлечением”, даже если и для Юдзу-куна. Ещё тогда это было, словно в прошлой жизни, когда Шома ещё боялся того, что Юдзу-кун продолжает встречаться с Хави Фернандесом, когда Шома в принципе боялся именно Хави Фернандеса, когда думал о своих чувствах к Юдзу-куну. Иными словами, когда-то очень и очень давно, хотя, чудилось, словно время пролетело столь быстро… В то же время это произошло будто в другой жизни. И Ицуки никогда не говорил и не пытался говорить с Шомой о своей жизни. – Она меня поцеловала. – Ну, ты ей нравишься. – Что? – Что? Шома повернулся к Ицуки, вылупившегося на брата. Поджал губы, поняв, что от него не такой реакции ждали. – Целовать людей, которые нравятся, естественно, особенно если это было свидание. Ицуки похлопал глазами: – Прикол в том, что это не было. – Не было? – Я так думаю. – Разве не ты её пригласил? – После того, как она сказала, что хочет посмотреть Нагою. Шома вздохнул: он не был хорош в таких разговорах, даже если всё-всё понимал. Наверное, поэтому они никогда не говорили на такие темы. – Ты что, никогда не встречался ни с кем? – Я твой младший брат и ты знаешь, что нет. – Не знаю. Меня почти не бывает, поэтому мы и вернулись к родителям. Ицуки отвернулся, глядя перед собой с полтоном грусти в выражении лица. – Она не целовала бы, если бы я ей не нравился, я это знаю. Просто… не знаю, что с этим делать. Шома взглянул на брата. Ему в принципе не нравилась сама концепция подростковых отношений, но это было вещью, которую делает большинство подростков. Тем более, что Ицуки уже студент университета. Разве это не нормально? Тем более… если подумать, со всем тем грузом, у Ицуки вообще был шанс вести полноценную подростковую жизнь (что бы под этим не подразумевалось)? Нет. Вовсе нет. Даже с наличием, в отличии от Шомы, друзей, даже с тем, что он стал президентом студенческого совета, участвовал в организации разных мероприятий в школе и радовался школьному фестивалю… Разве не было это всё с подоплёкой тайны, которую тот хранил? Хранил до того как… Шома хотел бы, чтобы Ицуки спросил у мамы, но на самом деле Ицуки считал, что мама никогда его не понимала. Это Шома был близок с мамой, не Ицуки. Да и родители вообще: Ицуки же отстранился от них сам, когда они… когда они все отвернулись от этой истории и того, что маленький Ицуки не смог этого сделать. Мама с папой не заметили этого, не хотели заметить или проигнорировали и, возможно, к стыду Шомы, он так и не поговорил с родителями об этом. Даже после прямого вмешательства отца. Они не обсудили это все вместе, потому что Шома не проявил инициативу вовремя, будучи в большей степени обеспокоенный тем, чтобы уберечь Ицуки от преследования за то, в чём он не был виновен – виновен был Шома, но официальная буква закона использовала иные критерии вины. А потом Шому больше заботила помолвка. И вообще, весь этот год Шома, опять, только и делал, что заботился лишь о своих невзгодах, расслабившись относительно ситуации после слов отца о том, что проблема решена и Ицуки больше не тронут. Говорить об этом сейчас с родителями? Снова макать Ицуки головой в это? Он имеет право желать отпустить ситуацию. Пережить и оставить в прошлом, как Шома всё всегда оставлял. Так что, может, и не стоит ворошить это вновь? Оставить, как есть, как случилось? – Я не могу решить за тебя, встречаться тебе с Каори-чан или нет. Я подумал, что она тебе нравится, но решать не мне. Я вообще не хорош в таких вещах. – Да, и при этом у тебя обручальное кольцо на пальце, – усмехнулся Ицуки и Шома вздрогнул, посмотрев на свою руку. Кольцо. Оно действительно… надето. – Ты чего? – Заметив то, как Шома одеревенел, спросил Ицуки, даже от стены отлипнув. – Я… – Он забыл его снять? Или снимал и не помнит, когда надел? Дыхание спёрло. – Мне нужно срочно… найти записи шоу. – М? – Срочно. Что угодно. Даже если это описания. – Погоди… Ты что, с ним на шоу был?! – Я не знаю.***
Ноябрь 2020-го года, сразу после NHK Trophy
“Где ты есть?” Джунхван схватился за телефон и быстренько набрал ответ: “В холле, слева от ресепшена.” Ицуки ответил: “Дуй на противоположную сторону.” Джунхван подорвался. Они не виделись "вживую", даже несмотря на то, что Джунхван приезжал на летние игры в Токио: тогда они тоже много переписывались, Ицуки рассказывал, что ему удалось-таки сходить на хоккей на траве (первоначально билет купить не удалось, но потом его подтянули туда по контактам агентства, поддержать сборную, так что Джунхван посмотрел трансляцию матчей, высматривая Ицуки на трибунах). Он не очень хорошо понимал нюансы, но в целом это не сильно отличалось по схеме от ледового хоккея. В его правилах он, правда, тоже не был асом, но они смотрели вместе с Конрадом, который разбирался в этом на "отлично". И Джунхван попросту получил удовольствие. Сам он активно болел за своих и посетил в рамках плана, разработанного менеджером, несколько более популярных соревнований (из тех, в которых у корейской сборной были реальные шансы), но взял с Ицуки слово, что однажды они сходят посмотреть хоккей на траве вместе. Ицуки тогда написал: "Тоже мне, развлечение". Они так и не увиделись, хотя Джунхвану было действительно интересно поговорить с ним. Как минимум потому, что от хёна он знал, что Ицуки не назовёшь особо общительным, и что контактирует он в основном с друзьями, которых крайне не много. Как минимум вывод о необычности происходящего можно было легко сделать из того, что Шома, насколько можно было оценить, довольно удивлялся факту их общения. Конечно, хён сознался, что, оценив список гостей, подумал, что стоит пригласить ещё кого-то, кто не будет потом валяться “пьяным пошлящим телом”, и потому пригласил Джунхвана: но когда тот уточнил, приглашён ли он “для того, чтобы Ицуки не было скучно”, тот замялся с ответом. “Правильнее сказать, что я планировал с твоей помощью немного смягчить контакты Ицуки с Хави, Джонни и Стефом”. “Но Ицуки такой добрый, что там смягчать?” Ответную нервную усмешку он понял не очень, но махнул рукой. Ицуки сидел в лобби отеля, упершись взглядом в одну точку и практически не шевелясь. Брови были сдвинуты, а губы поджаты. Хм, а в профиль он был действительно очень похож на Шому. А ещё казался постарше, чем обычно выглядел на фото. Хотя было одно... Одно, которое Джуни не удержался и сохранил, хотя обычно не держал на телефоне фотки такого рода. Ладно. Ицуки со времени “свадьбы” вроде действительно стал казаться немного старше. Хотя не Джунхвану судить! – он-то сам был младше. Полтора года прошло... Джунхван подошёл, посмотрев на вытянутые ноги Ицуки в широких джинсах: пропорционально длиннее, чем у старшего брата. Яркие оранжевые кроссовки. Что? Это вообще в его прикиде к чему? Яркое пятно. – Привет, – едва отводя от кроссовок взгляд, поздоровался Джунхван. Был вечер совсем. Ицуки поднял на него взгляд, подобрал к себе ноги: – О, привет. Идём гулять? Ицуки поднялся с персикового диванчика, держа руки в карманах, Джуни решил, что пялиться на оранжевые (серьёзно, апельсиновые!) кроссовки неприлично и посмотрел на лицо... тут же поняв, зачем кроссовки. Над левой бровью красовался свежий шрам с ещё незатянувшимися следами от швов: тёмный даже на загорелой коже Ицуки (а, может, потому и такой тёмный), рассекающий бровь поперёк. Появись, не дай боже, такое на лице Джуни, он бы тоже предпочёл, чтобы люди смотрели на апельсиновые кроссовки. – Ага... Ицуки поправил рукой чёлку, накинув её на шрам – но длинны не хватало, чтобы хорошенько прикрыть. – Это несчастный случай. Клюшкой попали. – Разве там можно замахиваться клюшкой до лица? Штрафуют же... – Что? – М? Я вроде читал… правила... – А, это. Просто на выходных собрались, по-товарищески. Особо не следили за правилами. Забей, я сам подставился. Не специально, конечно. Так идём? – Ага, – интенсивно затряс волосами Джуни, умаляя волнение. – А он совсем свежий? – Швы сняли. Вопрос, – Ицуки пошёл к выходу, за ним двинулся и Джуни, они говорили на ходу, – был "еду – не еду" как раз из-за швов. Он загноился. А уезжать со швами мне не улыбалось. Зато поджатые губы Ицуки изображали улыбку. Он шёл из отеля быстрым шагом, но Джуни компенсировал его скорые ноги своими длинными. – Кошмарно звучит. Шрам останется, да? – Ага, – Ицуки усмехнулся, – А ты что, читаешь мой Твиттер? – С большим удовольствием! А откуда ты знаешь? – Так откуда ещё ты мог узнать о тортиках? – Ицуки засмеялся, они подошли к дороге с мигающим (неработающим?) светофором, Джуни глянул налево, поверх головы собеседника и получил тычок в бок: – Движение левостороннее. – М? – Опустил он взгляд. – В Японии левостороннее движение. Направо смотреть надо, – мимо них пронеслась машина, Джуни вздрогнул, обернувшись на звук и свет фар перед тем, как она скользнула в ночь. – Бабах, сейчас тебя бы сбили, – Ицуки шагнул на опустевшую дорогу, Джуни в два шага нагнал: – Я бы догадался направо тоже посмотреть перед тем, как идти! – Да. Так же, как мой брат? – А что твой брат? – Он даже в Японии может не посмотреть. – Так это же, как его там... – Джуни старался шагать рядом с неторопливо идущим Ицуки, что заметно расслабился, покинув отель, – Опасно! – Поэтому у него есть я. – Ты всегда с ним? – Ну, сейчас я тут, с тобой. Джуни усмехнулся, повёл взглядом по улицам: – Старбакс! Как думаешь, работает? – Ещё не так уж и поздно. Работает, я думаю. Хочешь? – Возьмём навынос? Ицуки неопределённо пожал плечами. Он ехать никуда не хотел. Серьёзно: Ицуки даже на выступления Шомы смотрел если придётся, в фигурном катании он не понимал абсолютно ничего. Но “ты теперь встречаешься с замечательной девушкой, к тому же национальной чемпионкой, будь добрым мальчиком и съезди поддержать Каори-чан на ЭнЭйчКей” – мама сказала своё веское, отец ничего не вставил против и Ицуки устремился. Ему нравилась Каори-чан, это бесспорно. У неё хорошая кожа, приятный голос, она вежливая, добрая и очень весёлая. Очень понравилась маме. Они вместе обсуждали аниме и мангу, у них очень сходились взгляды на счёт некоторых экранизаций и, в целом, им оказывались по душе одни и те же персонажи. Более того: Ицуки её понимал. А ещё… Он очень хотел жить обычно. Когда впервые взял её за руку, ему показалось подобное таким… нормальным и правильным: тепло ладони. Они прогуливались вдоль той набережной, на которой она сделала свой шаг, напугав Ицуки, но дав ему возможность разобраться, Ицуки глядел на сверкающую воду и думал о том, какая же жизнь спокойная. Такой она и должна быть, такой ей и нужно быть. Без глобальных тревог и безумных переживаний. Просто мирное течение, подобное течению речки Хори. То, чего Ицуки искал? На что надеялся? Что считал утерянным? Почему ему иногда становилось не по себе? Почему временами он не мог принять настоящесть происходящего? У Каори-чан такие красивые волосы. Ицуки прикоснулся к ним костяшками пальцев. Она взглянула на него, вздохнув и улыбнувшись: – Я хотела бы постричь их покороче. Сменить стиль. – Правда? – Но если тебе нравятся длинные… – Мне как раз нравятся короткие. – А ты не пострижёшь меня? Ицуки споткнулся. Он честно уговаривал Каори-чан сходить в парикмахерскую, но она ответила: “Мне хотелось бы, чтобы ты постриг. Давай так: стриги по плечи, а если будет не ровно, я пойду в салон и подравняю”. С таким компромиссом спорить было невозможно, и Ицуки стоял с ножницами над ней уже в следующий приезд. Шома в тот день вернулся со своей зарубежной практики как раз, часть которой опять прошла в Торонто (знали все, какая у Шомы практика в Торонто, и какие программы он там ставит), Ицуки успел бросить на брата взгляд, но помощи не попросил: бесполезно. Благо, что в самом конце всё-таки сжалилась (то ли над сыном, то ли над волосами Каори-чан) мама и пришла на помощь, подровняв. Нет, у Ицуки получилось даже лучше, чем он сам ожидал. Но… сколько они встречались? Пару месяцев. Ицуки сам ни разу не съездил в Кобэ, показать что-то особенное в Нагое он не очень-то мог, но пока что ей нравились (насколько он понимал) места, которые Ицуки знал. Каори-чан шла короткая стрижка. Ицуки нравилось. Очень. Но всего несколько встреч… мало, чтобы доверять парню свои волосы, разве нет? От поездки на NHK вообще отдавало таким официозом со всеми этими “будет хорошо”, “должен”, “вы же пара”. Пара, но не… не объявленная же. Не то чтобы он совсем не хотел поддерживать Каори-чан. Но…***
Они брели по городу, Ицуки коротко отвечал на слова Джунхвана, ночной воздух звенел в лёгких чистотой, кофе в стаканчиках из Старбакса остывал. Джуни всё поглядывал на апельсиновые кроссовки Ицуки, яркие даже в темноте. Идя по парку, он поддевал носками лежащие на дорожках листья – в темноте казавшиеся совсем чёрными. Они уселись на лавочку, Джунхван раскидал свои длинные ноги и задрал голову, глядя поверх деревьев на светящиеся окна их отеля, видневшиеся совсем неподалёку: гуляли кругами. Обычно Джунхван болтал. Много, без умолку, домогался вопросами и чесал языком. С Конрадом, если не считать моментов физической близости, это был бесконечный поток эмоций, бешеной радости, безумного счастья. Джунхван смотрел на окна отеля, смотрел поверх кромки деревьев, слышал город. Звёзд в небе очень не хватало, но россыпь светящихся окон высотных зданий заменяла их. Почему-то он чувствовал спокойствие: может, действительно устал после соревнований. Наверное, Женя Медведева сейчас перебирает подарки и покупки. Ицуки сидит рядом, почти не пригубив свой кофе и откинувшись, как и Джунхван, на спинку скамейки. Разве что в небо не глядит. Молчание, почему-то казавшееся необычно приятным, Джунхван решил нарушить: – Слушай, Ицуки... – М? – А можно я задам немного неприличный вопрос? Мне просто любопытно. – Ну? – А как твой брат с хёном... эм... женаты? Ицуки поднял брови, задумчиво хмыкнув. – Хороший вопрос. – У них официальный брак? – Нет, это законодательно невозможно. На самом деле в Японии есть регионы, в которых можно узаконить “отношения, идентичные браку” или как-то так, но надо там жить. Так что штампов в паспортах у них не стоит. Если честно, там… мутная история с документами, которую Ханю придумал, я в это не лез. По мне так это был фарс и всё. Кольца вот носят, это да, – Ицуки вспомнил бурные обсуждения кольца на пальце Шомы, которое тот снять забыл перед тем, как выкатится на открытие шоу (Каори ещё зачем-то извинилась за это, мол “видела, что он с кольцом, но не придала значению”). Благо что удалось отмазаться фразой типа “мне предложили его как аксессуар, я вообще никогда кольца не носил, и это налезло только на безымянный палец. Я как-то не подумал…” и прочее бла бла бла со ссылкой на Шомину былинную рассеянность. – А тип их отношений? Я имею ввиду... ты можешь не отвечать, я к ним лезть не пытаюсь, если что, просто я типа... интересуюсь. Ицуки, всё ещё задумавшись и явно для этого вынырнувший из своего "пространного", отвлечённого состояния, покачал головой: – Могу сказать только, что Шома стал чаще именно звонить ему. А ещё, я думаю, что он ночует у него, приезжая в Торонто. Они снимают квартиру, я полагаю, на это время. А так, вроде бы, как и раньше: от соревнования до соревнования. Я его не расспрашиваю о таких вещах. А зачем тебе? – Ну... Ицуки усмехнулся: – Про своего парня думаешь? Джунхван, даже не поинтересовавшись, откуда Ицуки знает, заулыбался: – Если что, я сомневаюсь, что у нас с Конрадом такая стадия отношений, просто любопытно. На будущее, может? – Рано... – М? – Ну, мы же с тобой одного возраста. Вот и говорю: рано нам. До совершеннолетия ещё два года. В Корее тоже в 20? Джунхван хохотнул: – Ну, во-первых, мы ровесники, но мне 19 лет, а, во-вторых, ты бы в Корее уже был совершеннолетним. – Что? Тот не сдержался. Начал хохотать. Уж больно забавное у Ицуки было лицо: – Прости, я "сломал" тебя? Это смешно и сложно! Мы считаем год, который живём. Мы с тобой в один год родились, но я, когда родился, это у нас считалось, что мне год. А в остальном мире только после первой годовщины считают год, да? – Я ничего не понял. Либо найди мне сейчас статью в Википедии на японском, либо объясни проще. – Так, – Выпрямился Джунхван, собираясь показывать на пальцах, – Смотри. Мы родились в один и тот же год. – Нет. Джуни застыл. – Мы же ровесники. – Да. – Но мы... эм... я не понял. Ицуки улыбнулся: – Ты родился осенью, да? – Да, в октябре. 2001-го. – А я родился в январе. Но не того же, а следующего года. Ты – 2001-го, а я – 2002. У нас разница в два с небольшим месяца. В твою пользу, – поджал губы на последнем. Джуни откинулся на спинку, несколько раз моргнул, что-то посчитал в уме: – Точно. А я... я думал, что мы одного года... – У меня в Твиттере, вообще-то, указан день рожденья. – Так я и думал, что ты 2001-го. – И старше тебя почти на год? – Ага. – Это что же тебя заставило так думать? Явно не рост? Джуни засмеялся, склонившись: – Я очень высокий, и все окружающие меня хёны ниже меня, ну или большинство, так что я даже не засомневался! Твой брат же такого же роста, как ты, – – Ниже. – Ниже? – Да. Он ниже меня. – Аааай! Джунхван сквозь приложенные к лицу пальцы видел, как улыбается, глядя на него, Ицуки, как его плечи расслабились, как к апельсиновым кроссовкам редко падали листья. В итоге они так и не дошли до той любимой Джунхваном части, когда он декларирует заученное наизусть объяснение тонкостей возрастоисчесления в Корее: Ицуки очень легко менял тему и не переживал из-за этого. Когда Джуни поёжился от прохладного ветерка, подобные которому начинали появляться в Японии в это время года по ночам, Ицуки отдал ему свой кофе, который, к удивлению Джуни, всё ещё был немного тёплым. Он же и сказал, что можно вернуться в отель, а то, якобы, скоро дождь. – Да, я слышал что-то такое от тренера Трэйси, когда говорил, что иду гулять. Ты не голодный? Можно у меня посидеть и поесть чего-нибудь! Ицуки покачал головой: – Я устал уже. Спасибо за прогулку, но я бы предпочёл пойти спать. – Жалко! Мне понравилось с тобой болтать. – Хах, спасибо, – Ицуки поднялся с лавки, также чувствуя холод, пробирающийся под расстёгнутую кофту. – Пошли. Ветер становился всё более влажным, светофор всё также мигал, а снующие фанатки уже успели "рассосаться" и не кучковались вокруг отеля и в лобби, когда они вернулись. Уже внутри Ицуки развернулся и спросил: – Ты в правом крыле или в левом? – В левом. – Мне направо. Был рад увидеться, – Ицуки уже делал шаг в сторону нужного ему лифта, когда Джунхван, пожевав губы и поглядев на оставшийся в его руке стаканчик из-под ицукиного кофе, решил решиться: – Подожди, Ицуки! Я понял, что ты устал, но можно я проедусь с тобой? – М? – Я бы хотел... эм... пошептаться. – У нас было около получаса прогулки? – Ну... – Ладно. До какого этажа? – Я на двадцать седьмом. – Наша так высоко не летает. У меня девятый. – Может, успеем? Ицуки нажал кнопку вызова: – Ну не мне предполагать. Только учти, что я устал от английского. – Обещаю выучить японский для следующего раза. – Идёт, – прекрасно зная, что Джунхван, вообще-то, японский в общем и целом понимает и может выдавать простые реплики, согласился в шутку Ицуки. Лифт звякнул, как микроволновка, Ицуки прошёл вперёд, Джунхван же, радуясь тому, что больше никто не едет, – за ним. Двери закрылись. Джуни несколько секунд ещё втыкал в стаканчик. Почему не выбросил? – Ну? Джуни заметил, как Ицуки, поднеся ладонь к губам, явно старается сдержать зевок. – Слушай, я вот что хотел спросить... Тогда, на свадьбе... Что я сделал? – В смысле? – В прямом. Тебе. Я что-то сделал? Ицуки вытаращился, явно забыв о том, что хотел спать: – С чего такие выводы? – Ну... я не уверен... Твой старший брат Шома очень удивляется тому, что мы общаемся. Юдзуру-хён тоже. – Я иногда удивляюсь тому, что мой старший брат общается с Юдзуру Ханю, и? – А почему? – А из-за всякого. Ты ничего... мы, вообще-то, об этом говорили. И тоже в лифте. – Ну, знаешь, может, когда время прошло... – Да не изменилось ничего. Я не умею следить за языком, так что даже из вежливости, – он прокашлялся, – не стал бы молчать, если бы мне что-то не нравилось. И уж точно не стал бы я с тобой общаться. А удивляются они... потому что Шома всегда удивляется, если я принимаю решения, а Ханю, – тот усмехнулся, – у него свои причины считать меня нелюдимым злобным младшим братом. Джунхван поджал губу. Ему был действительно стыдно за произошедшее на свадьбе. Хотя слова про "нелюдимого злобного младшего брата" его насмешили. – А про “свадьбу” это не переживай, – после паузы произнёс Ицуки. – Всё там было… – Некоторые воспоминания отогнал от себя, – нормально. Спасибо за прогулку. Лифт доехал до нужного этажа, щёлкнул. Двери открылись. – Кстати, я не спросил! Ицуки обернулся, выходя: – Чего? – Почему ты на ЭнЭйчКей приехал? Шома же не выступает. Тот пожал плечами, как-то горько натягивая улыбку: – Знал бы, зачем, не приехал бы. Двери лифта разделили их. Джунхван ничего не понял. А Ицуки, выходя, оказывается, нажал ему кнопку его этажа. Незаметно совсем. Лифт двинулся. Джунхван достал телефон и, открыв их с Ицуки переписку, написал: “Oyasuminasai”. “Прочитано”. Стаканчик в руке казался по-прежнему тёплым.