Февраль 2021-го года, тренировка перед Чемпионатом четырёх континентов
Брайан смотрит в упор, как смотрел раньше на почти таким же образом хлопающего глазами Юдзуру. Наверное, это помогает если не преодолеть языковой барьер, но сделать слышимость лучше. Шома отвечает тем же, но во взгляде ни тени попыток “вглядеться” в человека по ту сторону бортика. – По-про-буй ло-коть при-жать силь-не-е к те-лу ко-гда скру-чи-ва-ешь-ся, – постарался повторить по слогам Брайан и, поняв, что в ясных оленьих глазах ни единого проблеска понимания, уже набрал в лёгкие воздух, чтобы позвать Юдзуру для перевода. Гислен остановил: – Давай я. Шома, – тот отреагировал, повернувшись ко второму тренеру. – Ты делаешь так, – Гислен намеренно отвёл локти от тела дальше, имитируя скручивание, чтобы яснее было, – но должен так, – повторил, резко вжав локоть в бок. Понял? – Шома моргнул. Во взгляде было больше понимания чем до этого с Брайаном. Гислен указал ладонью, – покажи. Шома немного помялся, повторил движение Гислена, резче прижимая локоть в момент скручивания. Оба мужчины закивали, Гислен повёл рукой вдоль катка: мол, сделай. Шома кивнул и развернулся, заходя на круг. Юдзуру проскользил бесшумно мимо них и опёрся задом о бортик рядом, тоже глядя на прыжок Шомы. Четверной флип. Хорошо. – Я его не возьму. – Я и не прошу. – Юдзу. – Ты же не хочешь тренировать двоих из одной сборной, я и не прошу, – постороннему показалось бы, что всё нормально, но Брайан слишком привык, чтобы не слышать нотки обиды. Вздохнул. Тут языкового барьера, может, и не было давно, но барьеры взаимопонимания возникали периодически, непредсказуемо и невесть с чего. Гислен кивнул выжидающе посмотревшему на него Шоме. – Вся пресса будет особенно остервенелая завтра, – улыбаясь для виду, проговорил Гислен, Брайан оторвался от бортика, подманил рукой к себе запутавшегося в ногах и опять упавшего Джунхвана. – Они будут уже сегодня. – Wakaranai*, – Юдзуру развернулся и опёрся локтями о борт, спиной ко льду, – он же прекрасно поработал у нас летом. – То лагерь, Юдзу, брать насовсем я его не буду, – повернулся к Джунхвану. – Что у тебя снова? – Да ботинок разболтался! – Перевяжись, горе луковое, а потом скачи! – Взмахнул рукой, Джунхван засмеялся, изображая виноватую улыбку. – Юдзу, нет. – Назови причину! Шома чем-то плох? Я прошу тебя! Брайан покачал головой. Гислен окликнул: – Юдзу, если сейчас ты усилием своей невероятной воли выкинешь это из головы и просто проведёшь хорошую предсоревновательную тренировку, я обещаю, что Брайан тебе честно-честно всё скажет, договорились? Юдзуру покачался на руках, скользнул взглядом по залу, прикинул, где сидят фотографы, а где просто фанаты. Шома исполнил у него за спиной сальхов. Недокрут, падение. Юдзуру пошёл ёлочкой вдоль короткого борта, поглядел на поднимающегося со льда Шому. Тот тоже смотрел на него, весь в снегу, как в сугроб упал, а не об лёд.Глава 12. Утраты
– Я не понял, ты что, просто ушёл? – Мне не хочется об этом говорить, Юдзу-кун, – Шома лежал в не официально их общем номере (поменялись с Кейджи после расселения) на кровати пузом к низу и обнимал подушку. Он только что сказал, что ушёл из своего клуба и… ничего больше. – Я не настаиваю… – Но я должен. Юдзуру затих. Шома ещё полежал молча и наконец сел на постели. Юдзуру подсел так, чтобы не мозолить глаза но иметь возможность в них заглянуть. Шома хотел поговорить. Всё это слишком далеко заходит. В чём толк того, что Шома так сильно хотел быть рядом с Юдзу-куном, если сам отдаляется, выстраивает стены? Разговоры, разговоры всегда были самым тяжёлым, Шома ненавидел разговоры. Но после них всегда становилось если не легче, то понятнее. Юдзу-кун разговоры обожал. Тогда, когда решил расставить точки над и в вопросе произошедшего в Бостоне, тогда, когда гонялся за Шомой по шоу, чтобы просить прощения и убеждать в том, что ничего так и не было, всегда. Всегда этот тяжелейший элемент наскоком был готов взять Юдзу-кун. Шома предпочитал "катать программу" без него: тяжело. Но что ему поделать с тем, что это необходимо? Необходимо до давящей тоски в груди. В конце концов, Шоме больше не с кем... разделить эти чувства. – Я хотел извиниться перед тобой, – со вздохом начал он. – За две вещи. Во-первых, за то, что скрывал от тебя назревающую проблему. Во-вторых, за то, что взбесился на Национальных. – Не вини себя... за национальные. Это я облажался. Ты знаешь, что Саттон мне пощёчину отвесила? – Серьёзно? Нет… Михоко увезла меня сразу после. – Ага. Девочки очень разозлились. Я имею ввиду… на гала-вечере. Рика-чан меня буквально избегала, небось, мне там все косточки перемыли, а взглядом Вакабы можно было фитили у бомб поджигать, – Юдзуру усмехнулся. – Больно было? – Взгляд? – Пощёчина. – Если поцелуешь, болеть совсем перестанет. А так... ладошка у неё маленькая, замах большой, удар хлёсткий, как кнутом резануло, вот… – он приложил к скуле пальцы. Шома улыбнулся и, пододвинувшись к нему, поцеловал в место, куда, по словам Юдзуру, его ударили. – Забавно, – Шома слабо улыбнулся. – Что? – Тебя били до этого? – Мама по заднице в глубоком детстве шлёпала, ну и по рукам иногда. – А стоило со мной обручиться, так твоя левая щека стала получать удар за ударом. Юдзуру непонимающе приподнял бровь. – Ну, помнишь? В больнице? – Удар Ицуки-куна? Два года назад это было! Хотя мне чудом не понадобились услуги стоматолога. У него крепкий удар. Шома улыбнулся: – Ицуки работает руками, у него сильные плечи. – Я согласен получать по морде раз в три года, если это обязательное условие женитьбы на тебе. Шома, улыбаясь, взял его лицо в ладони и поцеловал нежно в губы. – С тобой так хорошо, Юдзу-кун, – Шоме не хотелось разрушать эту лёгкую и нежную атмосферу. Юдзуру погладил его по шее: – И мне с тобой, – поцеловал в ответ. На их безымянных пальцах были кольца. – Мне хочется разделять с тобой только самое хорошее. Плохого ведь и так… – ...слишком много? Я не смогу помочь тебе, если не разделишь свою печаль. Шома лёг на колени Юдзу-куна, положил голову. Юдзуру вдруг вспомнил, как сам умирал вот так вот на коленях Евгения Плющенко. Погладил по спутанным волосам. Шома заговорил: – Наверное, ты понимаешь, что я начал себя вести "странно" сразу после свадьбы. Так нехорошо получилось с моей стороны. Я попросил тебя об аудиенции с мистером Орсером, но так и не сказал, зачем мне… – Я был готов на любой твой свадебный каприз. – Да уж, ты был должен за украденную подвязку. – Засёк-таки? Шома приоткрыл глаза, поворачивая голову и глядя на мужа: – Она тебе нужна, чтобы по мне скучать? – И за этим тоже. Так о чём вы говорили? С Брайаном? – Ну… Сначала, наверное, почему… – Шома отвёл взгляд, улыбка на губах его растаяла.***
Май 2019-го года, канун свадебной церемонии
– Шома. Михоко умела встряхивать его одним лишь голосом, умела всё его внимание собрать в точку, сконцентрировать на нужном. Как и сейчас. Шома стоял, она поправляла ему ворот отглаженной до остроты рубашки. – Я не хочу, чтобы ты портил себе свадьбу, но скажи, ты догадываешься, почему на самом деле Ямада-сенсей не здесь? – Я хочу верить в трудности перелёта. Мне очень жаль, что церемония пройдёт на другом континенте. Для Юдзу-куна и остальных так было намного удобнее. – Да, – закивала она, – разумеется. И Мао-чан не из-за шоу своих не приехала. Она хотела. Очень. Но ты же знаешь, что у Ямады-сенсей больше влияния, чем может казаться? – Да. Догадался. – Она таких вещей не любит. Шома моргнул пару раз, глядя на Михоко. Та пояснила максимально аккуратно: – Всего, что связано с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Даже сейчас она легко перекроет Мао-чан кислород, если будет в гневе. Шома прикусил губу. – Не думай, что она променяла тебя на свои шоу, она тебя очень любит. Когда я встречалась с ней перед отлётом, чтобы взять для тебя и Ханю-куна подарок, она плакала. – Я не злюсь на Мао-чан… Михоко слегка встряхнула его за воротник: – Ямаде-сесей это всё терпимо до определённого уровня. Она даже старательно закрывала глаза на то, что вы спите. Но сейчас она будет злиться. Прошу тебя, Шома, придумай что-нибудь. – ...например? – Запасные варианты. Я тоже посмотрю, кто мог бы тебя принять, если дело будет плохо… – Я не хочу уходить. Михоко посмотрела в решительные глаза Шомы. – Я не хочу уходить и терять вас. Я вас очень люблю, мне не нужен другой тренер. Если не вы, то никто. Один буду. Она вздохнула. – Нельзя одному. Ты должен иметь хотя бы консультанта. Сейчас отличная возможность поговорить с людьми из Крикета. Ну? Шома поджал губы, немигающим взглядом смотря на Михоко. Не хотел другого. Никого не хотел. От Юдзу-куна отказываться тоже не хотел. “Что-нибудь как-нибудь придумать хотел”, вот и всё. Он такой боли… не хотел.***
– То есть, тогда вы говорили о возможности приехать в лагерь практиковаться? А ведьма собиралась выставить тебя из-за свадьбы? Почему мне не сказал? Два года мой любимый человек жил между… я даже не знаю, как это сказать-то. – А что бы ты сделал? В конце концов, мне не хотелось оборывать связь, хотелось, чтобы между нами всё было как надо, а не наполовину. Я... наверное, должен был сам уйти, я думал об этом, но мне не хватило духу. – Ты думал уйти? – Мне было тяжело сохранять добрые отношения с теми, кто не мог бы принять мою суть, – Шома поднялся на руках, вздыхая. – Даже родители смогли, реакцию Соты-куна ты бы только видел… мы играли в игры у меня, и там был гей в сюжете и тут я ему сказал, что я тоже влюблён в мужчину, в общем… – Шома бросил на Юдзу-куна взгляд, сел на пятки, – мне пришлось произность вслух “не волнуйся, не в тебя”... Шома посмеялся, а потом в темноте номера блеснула слеза. Шома зашевелил губами: – Я Михоко терять не хотел. Пусть бы и больно, пусть бы и с перешёптыванием за спиной, но только с ней… подольше бы… Всё бы ради этого терпел. Юдзуру вдруг понял, что не пожертвовал ради Шомы ничем. Ну, возможно, только свободой спать с кем попало, которая ему не особо-то и нужна была. Всё это время для себя, о себе и нужное себе. Шома подойди, обними, люби, три месяца не отсвечивай, да, спасибо, моя олимпийская медаль, благодарю за терпение, любимый Шома. Первый у него, все эти годы единственный. Когда всё закрутилось? В начале семнадцатого? Когда они целовались после чемпионата мира? Четыре года. И все эти четыре года Юдзуру всегда был готов утешить, обнять, признать, уложить, отлюбить. А Шома чем-то жертвовал с самого начала. Чувствами, семьёй, Михоко… Юдзуру Ханю нужна тишина и чтобы никто не трогал – Шома Уно послушно растворяется в тумане. Юдзуру Ханю нужно прямо здесь и сейчас? Шома Уно согласен. Юдзуру Ханю захотелось переспать с любовником юности? Даже здесь! Даже в этом. Даже сейчас он думает о своих чувствах. Почему вообще это вырвалось: про поцелуй? Что за пари? Юдзуру только сейчас понимал, насколько был легкомысленным. Вдруг почувствовал злость, которую испытывал Хави. Да, Юдзуру его простил, но не понял. А теперь... Они не расстались толком, не подвели черту, а Юдзуру легкомысленно увился за влюблённым в него по самые уши Шомой, да ещё и занесло: смутить хотел, вот и вышло пари. Только лишь смутить. Он не понимал тогда, что влюблён: это потом его накрыло, во время поцелуя, когда сердце забилось как бешенное, когда руки сводило от желания трогать, гладить, прижимать. Юдзуру Ханю тогда играл, заигрался и полностью проиграл. Если бы не пари, не поцелуй, то... То что? Лёд бы оттаял, Шома бы улетел в Нагою, а Юдзуру снова просыпался бы оттраханный в постели Хави чаще чем в своей. Он не думал о чувствах Шомы. Не думал о том, почему тот так очаровательно смущается и краснеет. Юдзуру просто нравилось это. Он бы сам себя ударил тогдашнего, честно. За Шому. «Ты и он – оба хотели меня одинаково». Твою мать! Неужели Шома всё это понимал? Юдзуру так бычил на Такахаши, а сам? В итоге, действительно, какая разница? Между ними? В том лишь, что Шома выбрал Юдзуру. Из двух кошмарных вариантов, из двух эгоистичных самовлюблённых мудаков Шома выбрал Юдзуру. Вот и вся разница между ними. И Юдзуру получил всё и даже больше: попался, провалился, утонул, впустил в себя, задышал – так, как никогда не дышал. И наслаждался этим безумно, бездумно. А Шома рисковал. Шома отдавал. Шома Михоко Хигучи потерял. – Юдзу-кун? – М? – Ты сник. – Да как мне не… – Он заметил, что Шома больше не плакал. – Скажи честно, ты… Юдзуру осёкся, не зная, как задать этот вопрос. Если Шома только теряет от их совместного “счастья”, может, не такое уж это и “счастье”? – Блин. – Спроси. – Ты вообще что-то кроме потерь получил от этого всего? Шома опустил взгляд, сложил руки на коленях и глубоко вздохнул. Юдзуру показалось, что тяжело. Так, твою мать. Если сейчас Шома скажет, что он ничего буквально не получил, а лишь жертвовал, жертвовал и терял, то Юдзуру мать его Ханю точно сейчас встанет и сгинет с горизонта, не будет мешать ему жить. Они разойдутся. – Да. Что? Шома сказал “да”? Юдзуру посмотрел на супруга. Тот был серьёзен. Ни один мускул его не дрогнул. – И гораздо больше, чем потерял, если ты об этом. – И что же? – Юдзуру всё никак не мог поверить. – Это будет сложно объяснить, ты не знаешь всех обстоятельств, но… Я думал об этом. Если бы не наши отношения… я бы потерял брата. – Ицуки-куна? – Да. “Не потерял” можно считать что “обрёл”. Но ещё… – Шома посмотрел на Юдзуру. Под взглядом этим вдруг стало волнительно, как в детстве перед выходом на лёд. – Я обрёл тебя. Совсем как в детстве. Совсем как перед на лёд выходом. Юдзуру качнулся вперёд, целуя супруга и тут же получая ответ. Сердце сходит с ума. Колотится. Руки сводит от желания трогать, гладить, обнимать. Внутри трепыхается, как птица. Да что же это? За какие такие заслуги он всегда прощён? И так... обласкан? На этой ли счастья волне, аль от чего ещё, но Юдзуру через два дня ЧЧК этот снова выигрывает, Джунхван второй, а Шома как тигр дрался с гравитацией, но чистейшему в кои-то веки Джунхвану уступил. Ну да ладно. Они оба рядом, Шома потрёпанный и запыхавшийся, но Юдзуру уже знает, что они будут делать ночью, Джунхван слепит своей улыбкой и всё, должно быть, хорошо. Шома несознанно жмётся к Юдзу-куну и кладёт на его плечо голову: кадр исторический, они пальцы сплетают и Юдзуру его едва не целует в макушку при всех. Шома хочет умереть и Шому ноги не держат больше. Если бы Джейсон не снялся с произвольной из-за того, как крепко на тренировке приложился о бортик головой, ещё и Винсента сбив, не был бы тут Шома, не был бы. И Юдзуру ещё раз поговорит. Но с Гисленом. Ведь Брайан… не хочет “становиться частью чужого брака”.