Сентябрь 2021-го года, вскоре после Autumn Classic International
Гудки долгие, тяжкие. У Шомы в спутанных волосах ветер гуляет, он смотрит куда-то, должно быть, в сторону тех гор, что Коширо вчера в красках описывал как “белые зубы” и ждёт ответа. Юдзу-кун выступил просто кошмарно на Осенней классике, не собрался, не подобрался и в КП едва Джунхвану не уступил. Шома не хотел обижать Джунхвана, и он не имел в виду ничего дурного, просто… Юдзу-кун же за облаками летает, пока они все здесь на земле. И вот – такое поганое выступление. С гор гроза сползает, ветер путает волосы, воздух пахнет озоном. Стефан зовёт Шому внутрь, потому что грозы в горах… уууу…. их вчера тоже Коширо описывал. Но Шома внутри говорить не хочет, он лишь пару слов сказать. Без тяжкого сожаления на Стефана взглянуть, наверное, не вышло. Юдзу-кун наконец принимает вызов и Шома слушает долгую отяжеляющую тишину: выходит, в том состоянии любимого застал, в котором он ненавидит на контакт идти. Но Шоме важно. Он слышит в трубке сипло-прерывное: – Да? И произносит, много времени у супруга не отнимая: – Я приеду к мистеру Бриану. Вызов обрывается. Под скатившимся грозовым, стреляющим молнии, облаком, темно, как ночью. Шома забегает внутрь за мгновение до хлынувшего ливня.Глава 15. Облачно с прояснениями
У них вполне себе хорошая и уютная квартира, небольшая, с кухней и одной проходной комнатой, душем (Шоме пришлось забыть о том, чтобы лежать по несколько часов в ванной и играть), спальней. Квартира светлая, вид на парк с маленькой речкой Дон, спрятавшейся за деревьями… Юдзу-кун, стоя в обнимку с Шомой на балконе, нежил его, так и не решившего до конца, верно ли он поступил, в объятиях. Сказал, что на самом деле, когда первые переселенцы только заселяли эти места, то они стремились возвеличить свои земли, давая местным маленьким вещам названия больших аналогов из Старого света. Шома тогда усмехнулся: – И какой смысл? – В ностальгии. Ну, вот эту речку назвали Дон, хотя первый Дон, настоящий – он огромен, воды в нём как в море, и другого берега не видно. – Так, и где ж такая громада течёт? – Ммммм… Я не уверен. В России или Украине. Вроде русская река, а вроде какие-то украинские произведения есть, где она упоминается. – Если река большая, может течь и там и там. – Может. Ты прав. Он поцеловал Шому в макушку, спустился к уху, забрался пальцами под кофту, и экскурс в географию на этом закончился. С Юдзу-куном было хорошо, нежно, ласково. Когда он не был взвинчен, с ним было лучше всех. Наверное, если говорить об их браке, то Шома сделал верный выбор. Но если вести речь о карьере… Шома, жуя щёки, слушал наставления Гислена и кивал, у него как-то получалось понимать, что от него хотят, по жестам и намёкам в движениях тела; ко всему прочему, Шей-Линн снова согласилась ставить для Шомы короткую (она отреагировала на него так, как реагирует заботливая тётушка, увидев дорогого племянника впервые за долгое время), пресса активно выражала сомнения по поводу того, правильно ли Шома вообще дышит и обмусоливала переход со всех сторон, в своих интервью Брайан жирной чертой открещивался от хоть какого-либо контакта с Шомой, их с Юдзуру, в конце концов, развели по разному времени и площадкам. Только выходной совпадал. И из всех ледовых и неледовых часов совместными остались только занятия по скольжению. С Трейси. Шома опасался. Опасался первого соревнования, не чувствовал того, что тянуло в Ламбьеле, того, чем можно было бы компенсировать утрату Михоко. Олимпийский сезон швырнул всех в дикий, безумный круговорот стремительно несущегося времени и все сходили с ума в тот момент, когда у Шомы вырвалось: – Я ещё не уверен в своей мотивации ехать на Олимпиаду. Вырвалось прямо во время пресс-конференции, резкое, безумное, подобное ушату ледяной воды всем на голову. Это в самом конце октября было. Буквально перед началом первого этапа Гран-при для Шомы. Шома чувствует заминку в журналисткой толпе, нервно облизывает губы и заканчивает: – Для начала нужно завершить этот этап. Он встряхивает руками и пытается собраться с мыслями: ждать от кого-то кроме Михоко того, что это будет Михоко, было так по-детски. Он сможет. У него много опыта. Он много работал сам с собой. Лёд под ногами податлив в меру, мышцы разогреты, он справится. Обязательно. Он не справляется. Вся тренировка идёт по… по тому месту, которое Шома по-английски не знает. Он уговаривает себя не паниковать, но борт в его глазах двоится и он не думает, что Гислену есть, что сказать. Право, у Шомы бывали плохие тренировки и Михоко всегда умела с этим справляться. Шоме просто нужно очиститься от этого. Сжать руки так, словно в них… ...в них белые тёплые женские пальцы, он поднимает взгляд и видит добрую материнскую улыбку Трейси Уилсон. Ему на мгновение кажется, что пальцы в руках сжаты – Михоко, и он вздрагивает и не знает, что сказать. Трейси дарит ему частичку своего тепла, Шома не знает, как облечь его в японский, и оно растворяется в нём, когда Трейси уходит. Поэтому он просто озадаченно трёт шею. На короткую его провожает Гислен и Шома не знает, куда себя деть. Он стоит рядом с ним, отделённый бортом, движениями плеч старается костюм оправить на себе и кивает на слова и прямой взгляд. Трейси рядом, Шому объявляют и она на мгновение кладёт свою ладонь поверх лежащей на бортике ладони Шомы. Так тепло, так нежно. Шома знает, что ладони у Михоко всегда другие, у Трейси Уилсон ладони слегка влажные и горячие, у Михоко всегда были тёплые и сухие, но почему-то не это важно. Шома встаёт в позу посреди льда, опутанный бордово-синим, как закат, складывает руки, склоняется. И за миг до того, как начинает звучать музыка, понимает, для кого станет катать.***
– Он так сказал? – Да, – улыбается Трейси. Юдзуру не верит, но ему нравится эта новость. – Точнее промямлил, но весьма дивно. – Здорово. Юдзуру вдруг понимает, что имел в виду вчера ночью Шома, едва вернувшись с соревнований, которые выиграл к изумлению всех и каждого, несмотря на смену тренера, несмотря на то, что короткую поставил поздно, что запутался и запнулся, выиграл. Юдзуру встречал его в квартире с распростёртыми объятиями и поздравлениями, а Шома, весь заспанный, попросился в душ и спать. Тогда, лёжа спиной к нему, он вдруг проборматал “я почти готов простить нашему браку этот выбор...” Шома попросил Трейси “быть с ним на произвольной”. Вот в чём дело. Вот в чём… – Юдзу? – Что? – Ты завис. – Правда? Э. Всё в порядке. Трейси, мне надо сейчас позвонить. Можно? – Прямо сейчас? – Прости. – Хорошо, беги. Юдзуру накидывает чехлы и скачет к своей сумке.***
«Вы тогда поговорили что ли?» «Да, по твоему совету. Знаешь, оказывается, её старшая сестра потеряла ребёнка. Как раз тогда, когда, как ты и говорил, Каори хотела поговорить о произошедшем на Рождество. И ссоре. Ты был прав. Ей было не до меня.» «Что случилось?» «С кем?» «С ребёнком...» «Я не… не расспрашивал. Вроде как не то резус-фактор не сошёлся, не то что-то ещё с этим связано» «Ты сам учил меня думать головой прежде чем расспрашивать. Вот я и не стал.» «Да. А ты всё-таки слушаешь то, что я тебе говорю?» «С учётом того, что мама уверена, что с твоим отъездом со мной вообще некому разговаривать, то, определённо, да.» «Только не говори, что ругаешься с мамой и папой» «Слава богу, нет. Пока что. Мирить нас некому, я и воздерживаюсь» Шома улыбнулся, потёр влажные ещё после душа волосы полотенцем и собрался уже спросить, что же такого произошло на Рождество, что они пять месяцев не разговаривали, как весь экран затемнился входящим вызовом: Юдзу-кун. Шома шмыгнул носом и нажал “принять” и громкую связь, чтобы не мочить телефон о волосы. – Разве у тебя не тренировка? – Я отпросился! Поэтому времени мало, но я должен сказать сейчас! – Боишься забыть? – Не смогу продолжать с этим! Шома! Выслушай! Если помнишь, тогда, в Давидсоне, я наобещал тебе, что нам не нужно будет больше прятаться, однажды это всё останется за плечами: конспирация, забытые богом отели, закутки и страх подойти слишком близко… и я был ослеплён возможностью претворить эти слова в жизнь. Когда ты рассказал, что Ведьма выставила тебя, я был эгоистичен. Я был эгоистичен до сих пор. Я думал не о том, что ты потерял, а о том, как облечь это в выгоду для исполнения того обещания. Я знаю, что уже слишком поздно, но вчера ты намекнул мне, и сейчас до меня дошло, так что я прошу прощения! Я только понял: ты потерял “ледовую маму”, и искал не выгоду, а комфорт. Ты мог бы… мог бы найти это в Шампери, потому что, клянусь тебе, ты не ошибся: Стефан лучший. “Всё становится лучше, если добавить Стефана” – так Джонни однажды сказал, и я знаю, что это так. Но я был эгоистичен. Думал только о своём обещании и о том что… что не могу так больше, на расстоянии. Я люблю тебя и хочу тебя рядом. Мне жаль, что уже поздно, сезон начался. Но, если вдруг, если вдруг ты скажешь “Юдзу-кун, я не нашёл своему сердцу пристанища здесь, я хочу попробовать в Шампери”, я… я поеду туда с тобой. Клянусь. Только прости меня, Шома. С кончика слипшихся от влаги пряди волос сорвалась капля. Шома вздохнул. Промакнул волосы полотенцем ещё раз и, взяв телефон и запахнув банный халат, пошёл в проходную. – Шома? – Я просто думаю, что сказать на всё это. Сначала хотелось как обычно начать всё такое в духе “да ладно тебе, перестань”. – Но? Шома сел на диван, положив телефон на кофейный столик. – Но давай я скажу кое-что другое. Когда ты вернёшься. – Ты не собираешься бросить меня? – Окстись. В такой ситуации, если бы я хотел разорвать наши отношения, я бы, наверное, зарезал тебя прошлой ночью. Шома клялся, что слышал, как Юдзу-кун сглотнул. – Просто представь, на что похожа была бы эта ненависть. И поймёшь, что её нет. Не сейчас. Поэтому вернись на тренировку и не отвлекайся больше от очень важных для тебя вещей. В конце концов, впереди Олимпиада. Девайс беззвучно отсчитывал секунды длительности вызова. 2:42, 2:43, 2:44. – Шома. – М? – Давай не будем о ней. 2:51, 2:52. – Ладно. – Прости. – Ты меня. – Хах. А началось всё с того, что извинялся я. – Давай до дома, – Шома улыбнулся и, дождавшись ответного “давай”, сбросил вызов. Ему нужно было подумать. Обо всём. О словах Юдзу-куна и о том, что хотел сказать ему в ответ. Да, он действительно хотел поговорить, потому, наверное, и бросил эту фразу перед тем, как заснуть (сделать вид, что заснул). Не помнил, где он такое узнал, но откуда-то Шома понимал, что Юдзу-кун просто… слишком быстро кружится в миллиарде решаемых сиюминутных задач, возложенных на алтарь огромной цели, чтобы порой успеть осознать, что происходит. И его нужно настичь в момент паузы и просто подтолкнуть к нужному размышлению. Он противится всему насильному, он автоматически, естественным путём рождает противодействие любой противонаправленной силе. Но если разместить это на касательную траекторию, позволить вовлечь в свой поток и достичь самому… Юдзуру нельзя объяснять, он будет сопротивляться объяснению. Его нужно подтолкнуть к мысли. Шома просто… откуда-то знал это. И он подтолкнул. Сумел. Просто уже… Знал его. Отлично знал то, какой Юдзуру Ханю человек. Непростой. Да и с Шомой… не просто. Вспомнить хоть, что огрызнулся на Ицуки из-за неподходящего момента, а потом не знал, как извиниться, и просто написал “Прости”. Шома ожидал чего угодно, но не “Ладно, прощаю”. Т.е. подтверждения того, что обидел, задел. Он привык, что Ицуки не понимает, если ему грубят, не замечает таких вещей, игнорирует их. Что Ицуки толстокож. Но, видимо, просто Шома раньше не пытался его обижать по-настоящему. Ицуки задели… слова Шомы о толстокожести, вот что произошло. Задели пару лет назад и с тех пор не выходили из головы, уж сам Шома про это забыл. К тому же… Ицуки часто, по мнению Шомы, ссорится с родителями, иными словами, он обижается, что-то его задевает, они ругаются, Шома встаёт между ними, Ицуки убегает наверх, Шома обещает родителям всё исправить, но просто сидит с братиком, обняв его и ожидая, когда он успокоится. Юдзу-кун вернулся часа через два или около того после разговора, Шома даже успел задремать на диване, но хлопок двери разбудил его. Они встретились взглядами. – О, ты уже? – Да, постарался побыстрее. Заснул? – Немного. День отдыха, но я немного задумываюсь уже о том, что будет завтра. Душ принял. – Вот как. Мы сейчас поговорим? – А? – То, о чём ты хотел. – А, м… Давай, если ты голодный, то поедим. А если нет, то после душа. Ты же всегда после тренировок в него лезешь. Юдзуру посмеялся и кивнул. Шома видел, что он несколько напряжён. Да, конечно, кто бы не… Юдзуру по обыкновению разобрал чемодан, позаботился о коньках и пошёл в душ. Шома, стоящий в проходной комнате в одном банном халате, вдруг почувствовал, как сильно хочется пойти за Юдзу-куном. Очень. Сейчас. Шома не привык отказывать себе в таких желаниях. Реализация их с Юдзу-куном не позволяла такой привычке родиться. Поговорить можно и потом. В конце концов, куда они, после сделанного Шомой выбора, теперь друг от друга денутся? Вдвоём, как на подводной лодке – в целом мире.