Аромат орхидей

      ...Шома прикасается пальчиками к ложбинке меж плотных, фактурных мышц спины и видит, как они ходят под кожей, отводя руки назад и поднимая плечи… как Юдзу-кун, обладатель всей этой мечты натурщика запрокидывает голову и смыкает губы, уголки которых тут же натягиваются в довольной улыбке. Ему нравится, он хочет, чтобы Шома сделал то, что обычно делает после такого начала и Шома знает, что он это знает и этого хочет. Потому он подходит ближе ещё на шаг, почти вплотную, гладит ладонью мокрую спину, шумит вода из душа, Шома халат свой скидывает, оставляя валяться на полу за пределами кабинки, и ступает внутрь, к нему, ловит обожжённый хитринкой взгляд его тёмных лисьих глаз и прижимается грудью к спине, взгляда не отводя, руки подставляя льющему на грудь Юдзу-куна потоку, оглаживает, пальчиками соски задевает и склоняется, чтобы успеть вдохнуть пока не смытый водой аромат его тела.        – Ты пришёл потереть мне спинку?       Шома целует задетое носом местечко и поднимает взгляд:        – Конечно. Зачем ещё я могу зайти к тебе в душ?       Он довольно жмурится и разворачивается, подхватывая Шому под руки и прижимая к себе животом, тут же гладит лицо, заправляет намокающие нечёсанные волосы за ухо, любуется:        – Как мило с Вашей стороны, Уно-сеншю.        – Удави это обратно, – смеётся Шома и Юдзуру нравится. Он наклоняется сцеловать с его губ эти слова и все другие, что только могут ещё вырваться, ладонью голову ведёт под нужный подъём, языком к языку, полно, нежно, глубоко. Шома в ответ его бока пальцами щекочет, ниже пояса опускает руки, ноготками едва царапая кожу: Юдзу-куну нравится такое, нравится ноготки чувствовать, в таком настроении особенно: любит, чтобы Шома слегка царапался.       Изучили. Ещё бы: пятый год вместе, пятый год спят друг с другом, как не изучить повадки и желания? А до этого тоже соприкосновений много было. В частности со стороны Юдзу-куна, неуёмную энергию свою выражающего порой в очень странных жестах. Тех самых, из-за которых Шоме порой казалось, что его против воли девственности лишили, публично облапав за задницу или бёдра сквозь одежду. А иногда даже и не сквозь: с Юдзу-куна могло статься и задрать на Шоме рубаху, чтобы изрядно пощипать за бока.       Шома усмехнулся, разорвав поцелуй и держа руки на поясе Юдзуру.        – Чего?        – Вспомнил вдруг, как ты меня исщипал всего в 2015-м, когда мы групповой снимок делали для Фантази он айс.        – Да? Было такое?        – Было. До красных следов защипал. Я потом ворчал, крутился перед зеркалом, а Ицуки сказал, что мне это понравилось. И мы подрались подушками.        – Я что, алкоголя понюхал?        – Давай, рассказывай, что у тебя аллергия, мне-то особенно! – Шома засмеялся, обняв Юдзу-куна рукой и слегка сменив позицию, пока была возможность.        – Из нас двоих вечерним бокальчиком вина у нас ты балуешься, не надо мне тут.        – Всё-то тебе о моих “каникулах в Швейцарии” известно.        – У меня везде уши, – не отрывая взгляда от уходящего ему за спину, под поток воды, Шомы, продолжал ехидничать он. – Куда это ты?        – Туда, где у меня власти больше.        – Да ты шутишь, – Шома взял Юдзу-куна за локти и подтолкнул к стенке кабинки, вжался телом, ладонью крепко провёл по рельефным мышцам, поцелуями вдоль позвоночника прошёлся. – Ахренеть, – выдохнул неожиданно даже для себя Юдзуру и зажмурился. – Ты кто и что ты сделал с моим Шомой?       Шома провёл языком, собирая капли с кожи, прижался губами. Положил голову на спину, обвил руками и, спуская их мимо глубоко ходящего живота, медленно моргнул, глядя на приоткрытую дверцу: Юдзуру никогда не закрывал кабинку полностью, и Шома заимел ту же привычку. Пусть на кафеле в таком случае всегда бывала вода, но это было безопаснее, чем перспектива потерять контроль над сознанием. Шома по себе помнил: понимаешь, что стало слишком жарко и влажно только когда сделать уже что-то сил остаётся впятеро меньше, чем есть у тела обычно.        – Я хочу… Хочу тебя. Хочу трогать, гладить, щипать. Везде, столь же смело, что ты делал. Хочу ответить, – он приподнял голову и взглянул в затылок держащегося одной рукой за стенку Юдзу-куна, – на всё, что ты со мной делал.        – Ох как.        – Я люблю тебя, – пальцами царапнул бёдра, поднимаясь туда, где была вторая рука Юдзуру.        – Шома…        – Обопрись обеими руками, пожалуйста. Твоя левая немного мешает.        – Твою ж… – Сделал, как сказано. Понял, что кислорода понадобится много. Уткнулся в скрещённые руки головой, Шома мягко обеими ладонями провёл от самого основания члена к головке. Потом ещё, и ещё, гладил, переходя на бёдра, на мошонку, в спину тыкался то носом, то губами, царапнул зубами даже, как на пробу. А потом Юдзуру видел только, как Шома одной ладонью член обхватил, а другую назад увёл и сжал ягодицу, выдохнул в мокрую от жара и воды спину:        – Я тебя хочу.       Юдзуру зажмурился. А потом зачем-то впился зубами себе же в руку, когда почувствовал, как Шома там, сзади, на колени опустился, и как его ладони обе легли на ягодицы.       В самых смелых своих снах Юдзуру Ханю не мог представить Шому, прикасающегося своим тонким, острым язычком (а на язык Шома бывал действительно остр) там.       Лишь бы только не комментировал, а то мистер Двукратный олимпийский как его там скончается прямо здесь, голый, в душе. От разрыва сердца. И Шоме придётся объяснять скорой помощи, отчего мир потерял “своё всё”, как иногда про Юдзуру говорили.        – Боже, чёрт.       Ладошка Шомы замерла на члене, который только принялась наглаживать.        – Тебе душно?        – Мне? Мне… Наверное.       Шома поднялся, не размыкая объятий, но эти были… другие: он опасался, что Юдзу-кун сознание потеряет или начнёт задыхаться.        – Выйдем? Или прекратим?        – Вот ещё, – обернулся он через плечо, у Шомы взгляд был такой заботливый и сосредоточенный, словно не он только что лизал… место, о котором в приличном обществе не принято упоминать. – Я требую продолжения банкета, какие ещё сюрпризы ты там заготовил?       Шома улыбнулся, потянулся и выключил зазря льющуюся воду, взял Юдзу-куна за руку и повёл в проходную, на диван, сцепив полотенце с вешалки по дороге.       Остановил его, всего дурного от… всего, повернулся и накинул полотенце, вытер волосы, плечи… скорее гладил сквозь махровую ткань, стоял вплотную, в глаза глядел, останавливая гипнотизирующим взглядом, завораживал, очаровывал.        – Я говорил, что я в плену у твоих глаз? – едва ли не сипло выговорил Юдзуру.        – Мне – нет.       Даже не засмущался. Охренеть. И кто из них двоих на ком женился?        – Признавайся, – Послушно садясь, как того пожелали толкнувшие его едва лишь руки, продолжал чесать языком Юдзуру, – Ты – кто-то вроде кельпи или ещё кто такой и ты просто с самого начала загипнотизировал меня.       Шома засмеялся:        – Это ещё что такое, Юдзу-кун? – расправив полотенце, на которое супруг так послушно сел, опустился на колени Шома.        – Это… не знаю, просто бред несу, – небольшие ладони легли на сведёные коленки.        – Продолжим?       Чемпион, чёрт возьми, всего, кивнул; Шома развёл его колени и пристроился между ними, провёл кончиками пальцев по члену от основания и поглядел на мужа прежде чем задать последний вопрос:        – Здесь тебе воздуха достаточно?        – Пока что, – предусмотрительно кладя правую руку на спинку дивана, чтобы было, за что держаться, ответил он.       Шома улыбнулся коротко одними уголками пухлых губ и склонился, беря в рот головку и почти сразу опускаясь до середины. Дальше Юдзуру смотрел лишь урывками, то и дело запрокидывая голову от накрывающих ощущений.