Март 2022-го года. Чемпионат мира по фигурному катанию.
– Итак, это официально подтверждено: сегодня в качестве соревнующегося спортсмена мистер Ханю с нами в последний раз. О своём намерении завершить карьеру двадцатисемилетний спортсмен сообщил ещё после Олимписких игр, неоднократно подтвердив свои слова. Должно быть, сегодня нас ждёт особый пухопад, верно? – Это точно, Тед. Трудно даже представить, что творится на стадионе и за ним. Те из фанатов, что не смогли купить билеты, собрались вокруг стадиона! Невероятно, фантастика, я чувствую себя на чемпионате мира по футболу! – До меня дошли слухи, что некоторые заведения даже организовывали массовый просмотр в своих залах. – Так и есть! И, помимо этого, трудно даже представить, сколько человек собрались у себя дома, перед мониторами, по всему миру! – Похоже, в этот раз мы увидим много слёз в уголке Kiss and Cry. – Но и поцелуев? – Конечно! Не стоит даже сомневаться!Глава 22. Выход. 1/2
Шома попружинил на ногах и размял плечи. От Олимпийской сборная Японии в мужской заявке отличалась на две трети: Кагияму-куна и решившего сняться Сато-куна заменяли Шома и Казуки. Последний только месяц назад выписался из больницы после досадного сотрясения мозга, которое изрядно попортило ему выступление в произвольной программе на национальном чемпионате, но, похоже, был настроен более чем решительно. Прыгал на месте в другом углу разминочного зала и слушал музыку. Миша Джи сидел рядом, периодически подавая Томоно то тренажёры, то бутылку воды. Гислен находился рядом. Шому толком ничего не беспокоило. Всё напряжение исходило изнутри и было скорее соревновательным, чем… тревожащим. Юдзу-кун подошёл с Брайаном и расстелился в стороне, перед зеркалом. Они мастерски притворились, что не знают друг друга. Не время любезничать: они утром налюбезничались друг с другом (Шома надеялся, что звуков этого любезничинья не было слышно в соседних номерах или в коридоре). Он взял у Гислена протянутую скакалку и начал напрыгивать, слушая музыку. Юдзу-кун растянулся на коврике. Гислен зачем-то подошёл к нему. Шома вдруг поймал внимательный взгляд Джунхвана, лежащего с телефоном в шпагате. Остановился, вынул из уха наушник, подходя к нему. Тот показал ему то, на что смотрел в телефоне: – Ицуки прислал. Сказал, что ты так выглядишь. На картинке была какая-то вислоухая собачка, уши которой задрались в прыжке. Шома поднял бровь, надеясь, что формулировать вопрос не придётся. – Волосы, – показал Джунхван пальцем. – Твои волосы так выглядят. Шома пожал плечами. Видимо, Ицуки там развлекался на полную катушку и не думал, что Джунхван мгновенно инфу сольёт. Шома расправил скакалку, отходя и думая о том, как он обязательно ответит на это братику, взял концы в руки и прыгнул. Приземление получилось очень болезненным: правое колено прострелило. Шома резко зажмурился, поджав ногу и стараясь проглотить внезапную боль. Джунхван окликнул Гислена, но тот уже шёл. Брайан, вот чёрт, тоже смотрел, да и Юдзу-кун вцепился взглядом в отражение Шомы. Шома недовольно засопел. Что за ерунда с ногой? Последнее время нет-нет да подбрасывает сюрпризы. Лишь бы во время проката не “взбрыкнула”. – I’m fine, – выговаривает он подошедшему Гислену и закидывает скакалку снова за спину. Не хватало ещё сняться с последнего турнира Юдзу-куна. Из-за всего-навсего переодических болей. Займёмся коленом в межсезонье, сейчас важно выступить на все сто. Шома вздохнул и продолжил распрыгиваться, демостративно меняя ноги. В зеркале он видел и Юдзу-куна, отвёдшего свой взгляд и начавшего тянуться в складке, и Джунхвана в шпагате и с телефоном. У Шомы всё отлично. Шома должен выступить как надо, чтобы Юдзу-кун был удовлетворён. Чтобы Шома был удовлетворён их последним состязанием вместе. Нужно насладиться этим сладким временем, потому что после чемпионата мира 2022 Юдзуру Ханю завершает спортивную карьеру. Короткая программа принесла невероятный результат: Шома, Нейтан и Юдзу-кун получили абсолютно вровень баллов, к тому же, у Шомы и Нейтана был смещён балланс в сторону техники, в то время как Юдзу-кун почему-то не получил тех плюсов по GOE, которые, по идее, должен был получить, но зато по компонентам взял свои заслуженные десятки, пусть и не все. Шома абсолютно точно не помнил, как он катался, он помнил как сидел с Гисленом в K&C и, забыв о “конспирации”, тёр занывшее пуще прежнего колено: если раньше это были короткие неожиданные вспышки, то после проката превратилось в пульсирующую продолжительную боль. Видеть Юдзу-куна на третьей позиции было не очень приятно, но по факту они все были первыми, ну, допустим, с учётом того, что Юдзу-кун где-то прошляпил балл в технике, ладно, Нейтан и Шома должны были делить первое место, а Юдзу-кун быть вторым про всем правилам, но их расставили в соответсвии с этим правилом и ещё порядком выхода, так что Шома заимел малое серебро, но Юдзу-кун – малую бронзу. Тогда Шома впервые увидел, как спортсмен мнётся перед тем, как принять в руки золото: Нейтан начал водить глазами по залу, словно ища кого-то и снял с шеии медаль, взяв её в руку. После Шома чётко слышал, как Рафаель говорил ему: «У них не было двух малых золотых, не ставят двоих спортсменов на одно место» или что-то такое: за свой английский Шома не отвечал. Нейтан сидел, облокотившись о колени и едва заметно покачиваясь. Положение вещей было мистически странным, ещё и возникла заминка перед пресс-конференцией. Юдзу-кун подлетел к нему, тараторя о том, что у них есть минут пять, и утащил, вцепившись в карман на форменной куртке, прочь из зала в какой-то закуток: – Ты как? – Я? – Брось, ты вцепился в своё колено как простреленный, как только сели, что с тобой? Утром тоже. – Всё в порядке. Оно подождёт до окончания ЧМ, Юдзу-кун. – Точно? Тебя качнуло на флипе? – А тебе дали мало GOE? – Нет, постой, давай сейчас не об этом. – Ты хотел 113… – А в итоге мы все со 110-ю с одинаковым хвостиком. Это точно ждёт до межсезонья? – Клянусь, Юдзу-кун. Оно поболело немного в КиКе, и всё. – То есть, сейчас порядок? – Да. Юдзу-кун? – М? – А почему Нейтан вёл себя странно? Тот поднял брови: – А ты не понял? Нейтан думал, вас обоих назначат первыми, и Джейсон тоже будет с нами. – А так можно? – Понятия не имею, вроде бы такого никогда не было. Не знаю. Было, что вручали два комплекта золота на Олимпиаде, но это было при старой системе и как раз это её и убило. Там был скандал, связанный с якобы имевшим место быть подкупом судей. Врядли кто-то думал, что с нашей системой можно так попасть, как вы с Нейтаном. – Как мы втроём? – Нет, я остаюсь после вас, потому что у меня оценка за технику ниже. – Опять что-то поменяют… – После Олимпиад всегда так. – Не люблю перестраиваться на новый лад. Ненавижу. – Я тоже, помнишь, как я лажал по началу? – Нет. – Я всё думал что разрывы после короткой отыгрываются в произвольной, а пока меня несколько раз по носу не щёлкнуло, не понял, что это уже не так работает. Что надо превосходно выступать и в короткой, и в произвольной. – В этом есть логика. – До меня не сразу дошло. – Там не началось? – Точно, да. Только ещё один момент… – М? Юдзуру наклонился и прижался губами к губам Шомы. Они ведь всего лишь были за углом! В любой момент кто-то мог их увидеть! Вот!... – Я люблю тебя. Шома прислонил тыльную сторону ладони к губам: – Ну тебя. Это опасно. – А ты не думал, что мне тоже надоело прятаться? – Он повернулся возвращаться в зал для пресс-конференции. – Ты прячешься пять лет, а я – должно быть, все десять. Шома поднял взгляд на супруга. Он не думал об этом. Не думал, что Юдзу-куну тоже надоело. И, возможно, в два раза больше, чем Шоме. Они оба вернулись в зал, но Шома всю пресс-конференцию никак не мог собраться с мыслями. Как бы он ни пытался сосредоточиться на заданных вопросах – из головы не выходили слова Юдзу-куна. Он прячется уже десятилетие, действительно. Шома не знал, как долго Юдзу-кун был с Хави, но знает, что Юдзу-кун был ещё молодым совсем, чуть ли ни подростком, когда он был с Евгением. Евгений вообще был очень очень очень очень далёким прошлым. Но разве им можно было по-другому? Разве они имели право по-другому? Как-то Шома смирился с бесконечными давидсонами и закутками, он не думал, что можно иначе. Можно же? Нет, он знал про Адама Риппона, про Джонни Вейра… даже про Брайана Орсера знал, хотя его никогда не интересовали подобные подробности чужой частной жизни. Но то – они. А им можно ли? Какая на них лежит ответственность, какой они будут являть пример и, возможно, сколько сердец разобьют, заставив разочароваться? Может ещё сделаться так, что обидят скольких. А их семьи? Их же атакуют репортёры! Он посмотрел на бодро отвечавшего Юдзу-куна. Скольких затрагивает это решение? Они не принадлежат только самим себе, они должны получить зелёный свет, если хотят больше не прятаться. Но его им в жизни не дадут. Нет, Шома знал, что Юдзу-кун известил об этом нюансе своего спонсора АНА и Кобаяши-сан, но это не то же, что взять сейчас микрофон и сказать: “Мы спим вместе, мы женаты”. Шома отвёл взгляд. Да, ему хотелось прокричать всему миру, порой, что этот прекрасный искренний и волшебный человек – его, но… Мог ли Шома позволить себе сделать это? Он закрыл глаза. Никакие вопросы, никакой чемпионат мира его больше не волновал. Он хотел лишь прямого ответа: они это делают или нет? И понимает ли каждый из них, что будет потом? Не слишком ли много испытаний для фанатов? Юдзу-кун завершает карьеру… Нейтан ткнул Шому в бок, Шома повернулся и заозирался: все молчали и смотрели на него. – Простите? – Похоже, Шома опять задремал! Это всё из-за того, что я так много говорю! – Засмеялся Юдзу-кун и Шома наклонился к переводчику, чтобы она объяснила, что от Шомы нужно. Ну и ну. Надо же так прошляпить вопрос. Шома поморгал, поняв, что не совсем понял смысл, поэтому переспросил: – Мне надо сказать, что я думаю об оценках? – Да, именно это. Шома похлопал глазами ещё. Что он думал об оценках? Ничего. Шома не думал ровным счётом ничего об оценках, потому что все его мысли были о другом. Шома сидел на кровати в их номере и обнимал подушку, глядя на измеряющего шагами пол Юдзу-куна. Они снова надели кольца и Шома смотрел, как кольцо на пальце Юдзу-куна поблёскивает в свете лампы. – То есть ты не против это сделать? – Ещё раз после раздумий уточнил Юдзуру. – Я лично не против. Просто есть много сопутствующих этому вещей. Я не уверен, как именно отреагируют твои фанаты… Не причинит ли это вред твоей семье. – А о своей ты думаешь? – Да, я написал Ицуки о том, что у меня есть такие мысли, но мои справятся, они в этом смысле сильные. Думаю, они вообще готовились к тому, что это случится, с тех пор, как мы поженились. – Вот как, – Юдзуру плюхнулся на кровать рядом с ним. Поглядел в потолок. – Никто этого не делал… Я слышал, что есть певица, сделавшая камминг-аут как бисексуалка. Но на девушек, делающих такое заявление, никогда не было настолько острой реакции, которая может ждать нас. Там с камминг-аутом другие проблемы. К этому не относятся с уважением и серьёзностью. Дело даже не только в семье… Брайан. Брайан пострадает, – понурил тот голову. – Однажды он не поехал со мной на соревнование и мои фанаты начали желать ему смерти. Они думают, что всё “неприемлемое” во мне – результат его “дурного” влияния. К сожалению… как я ни старался, я всякий раз оказываюсь бессилен. Они не поймут, если я попрошу их этого не делать, – он запустил пятерню в волосы. – Чёрт, всё из-за той фразы, которуя я бросил? – Нет, – Шома отложил подушку и подполз к Юдзу-куну. – Не только… Я ведь думал об этом и ты это замечал. Ты всегда замечаешь, когда я думаю о чём-то. Вот и всё. – Знаешь, – посмотрел на него Юдзуру, – это реально сделать. Я, кажется, придумал, как. – М? – У нас есть завтрашний день, чтобы всё подготовить, у меня есть одна идея и... в этом номере есть подходящая белая стена. Я думаю… Ты не против? – Нет. – Но я должен точно знать… – Что? – Твоё колено, – он внезапно схватил Шому за ногу и повалил на кровать, – точно в порядке? – А нам понадобится моё колено? – Оно понадобится нам послезавтра, когда я буду обыгрывать вас с Нейтаном! Шома давно так не хохотал. Юркие пальцы Юдзу-куна щекотали его даже там, где, по мнению Шомы, он не боялся щекотки. Пока смех не перерос в долгий поцелуй и Юдзуру, пройдясь пальцами по обнажившемуся животу Шомы, не прошептал: – После гала ты уже официально будешь моим. – Я и так твой. – Но об этом пока что не знает весь мир, а вдруг у него на тебя виды? Шома любил. Любил его глаза, нос, рот, подбородок, длинную шею и тёмные волосы, любил черноту его ресниц и родинку на ключицах. В ответ Юдзу-кун тоже любил: родинку на щеке, темноту глаз и пухлость искусанных губ. Шоме нравилось водить по торсу Юдзу-куна ладонью, нравилось обнимать его, прижимая к себе и чувствуя ладонями остроту лопаток-крыльев. Юдзу-кун в такие моменты шептал всякие глупости, и Шома просто закрывал глаза и слушал. Переливы голоса, похожие на имя – Юдзуру. Перекаты воды в ручье, тихая песня. Шома иногда представлял Юдзу-куна с луком, во время соревнований по стрельбе. Как бы он гармонично смотрелся. С его-то именем. Где бы гармонично смотрелся Шома, он не знал, но Юдзу-кун наверняка стал бы исключительным, даже если бы не занялся фигурным катанием. И вся эта исключительность лежала в шоминых объятиях и шептала глупости на ухо. И Шома любил. Любил каждый звук, не улавливая смыслы слов. Было не нужно. Перед тем, как выключить свет и лечь спать, Шома набрал Ицуки сообщение: “Мы решили всё-таки это сделать. Но ничего ещё не начали. Ты поговорил с родителями?” Ицуки прислал: «Да, братец, сделал ты нам ночку. Я разбудил их и сказал, какая классная идея пришла в твою голову». «И?» «Мат цитировать?» «Нет.» «Ну тогда отец ничего не сказал» «Ицуки!» «Что?» «Мама сидит на кухне. Сказала, что ей надо подумать» «Отец потом реабилитировался и сказал, что его уже ничего не удивит.» «И что это значит?» «Надо полагать, что он согласился» «А мама?» «Пока не знаю.» «Пойду, спрошу.» «Спасибо» Шома ждал ответа минут пятнадцать, пока Юдзу-кун не обнял его и не произнёс: – Мы не начнём ничего, пока твоя семья не будет готова. – А что твоя? – Я сказал сестре и звонил маме, пока ты был в душе. Мама сказала, что поддержит меня, чего бы я ни решил делать. – А сестра? – А ей я просто сказал. Шома… – Что? – Я хотел бы сказать, что мне повезло со страшим сиблингом так же, как повезло Ицуки… – Ну тебя. – Нет, послушай. Моя сестра замечательная, прекрасная, умная, она поддерживала меня и моим первым соперником тоже была она. Но мы уже слишком далеки друг от друга. Мой переезд в Канаду семью расколол. В прямом смысле. – Что? – Они в разводе уже лет шесть как. Я даже не знаю точную дату. Шома поглядел на Юдзуру. Нет, такой расклад можно было предполагать... Но услышать напрямую – другое. Он прикоснулся к печальному лицу Юдзу-куна костяшками пальцев. – Мама даже говорила, что он с кем-то встречается: жуткий скандал был, когда я нашёл бумагу о разводе. Я даже не могу сказать, нет ли у меня уже где-нибудь там сводного брата или сестры, например. Только надеюсь, что если папа вздумает жениться, то пригласит меня, как я его приглашал. – Ты бы пришёл? – Обязательно. Шома отвёл взгляд. Он не стал говорить, что мистер Ханю на свадьбу сына не пришёл. Телефон пиликнул: «Она сказала – делайте». Юдзуру, прочитав ответ Ицуки, радостно вздохнул и плюхнулся на свою подушку. Шома набрал: «Обними её покрепче от меня», – и положил телефоны на тумбочку. Пора спать. Завтра предстоит подготовиться не только к произвольной. Будет длинный день. Который, наверняка, пролетит для них мгновенно.***
Произвольная думала иначе. Вообще, это как-то частенько случается, что ты планируешь, а мир думает иначе. Так и здесь. Всё шло хорошо. Нейтан, затем Шома, затем, закрывая соревнования – Юдзуру. Прямо как доктор прописал. Зал покачивало, толпа гудела и Шома буквально слышал, как самые ушлые фаню уже проверяют, готовы ли их Пухи к массовому десантированию. Вот звучит оценка Нейтана – перевалил за триста баллов, несмотря на падение, фантастика. Шома должен выступить на полную. Он встаёт почти в самом центре, когда его объявляют, он оправляет движением плеч костюм и занимает стартовую позу. В колене что-то словно подрезают – во второй половине, на флипе, Шома чудом спасает, выезжая в кораблик и разводя руки: “Так и было задуманно”, боль как будто пропадает, но стоит Шоме продолжить, каждый шаг правой ногой отстреливает в голову через всё тело. Шоме кажется, что его сейчас попросту сломает, он проседает слишком глубоко, нога словно… разболталась: и в этот момент Шома понимает, что впереди ещё каскад и вращение. Нет, он не может отказаться ни от того, ни от другого, мир словно глохнет в какой-то момент и Шома, позволяя телу делать то, что оно помнит, в страхе закрывает глаза перед сальховом. Нога вес тела не выдержит – Шома бездумно выталкивается тулупом, едва приземлившись, понимает, что летит по кривой оси и, возможно, обрушится на лёд. На ногах удерживает очень сильное чувство. Шома, жмурясь от боли, но заставляя себя стоять, вдруг отчётлитво вспоминает, что Юдзу-кун уже здесь, уже смотрит. Он делает па рукой, возвращаясь к своей старой привычке, и этим словно вытягивает себя наверх. Заходя на вращение, он решает менять ноги не с либелу на либелу, как планировалось, а в пистолетике, чтобы не нужно было делать очередной жим на ноге, которая словно обледенела от стопы к колену. Шома не может сказать, много ли он потерял, приняв это решение, но в конце, когда музыка кончилась, он понял, что правая нога попросту отстегнулась. У него полыхало колено и льдом обдавало от стопы. Шома постарался встать на неё, чтобы получить вторую опору, но не смог. Он, как подкошенный, рухнул на лёд. Больно. Очень, очень больно. Шома подтянул к себе ногу. Ужасно. Ужасно. Перевалился на спину и посмотрел в потолок. Плохо. «Не встану». Прямо над ним возникает Юдзу-кун. Должно быть, Шома достаточно пролежал тут. Он лишь шевелит губами: – Колено. И позволяет ему себя поднять. Юдзуру не уводит сразу, держит под локоть, пока Шома всё же кланяется зрителям, а потом передаёт в руки подбежавших медиков. Тёплые-тёплые руки любимого исчезают, Шому берут под руку другие руки, в перчатках, и он оборачивается, видя, как его проважает взглядом супруг. Улыбается. И, от чего-то, Шоме даже немного смешно. Оценки свои он слышит уже не из зала. Закрывает гляза. Гислен появляется откуда-то и говорит: – Первый! Отлично. А теперь Шома хотел бы стать… вторым.