Глава 22. Выход. 2/2.
Шоме обмазывают и обкладывают колено и предлагают прямо сейчас отправиться в госпиталь, но Шома недовольно хмурится, а Гислен – золотое сердце – переводит это на человеческий: – Если есть такая возможность, мы хотели бы дождаться окончания соревнований. Так что они устраиваются как можно удобнее и смотрят в большой телевизор, висящий над их головами. В какой-то момент Шома вдруг осознаёт маленькую деталь: при желании этот мужчина мог бы поднять его на руки. От этой мысли становится одновременно и забавно и странно, и он переводит глаза на экран: а там уже повтор. Шома смотрит, прикидывая, к чему могли бы прицепиться судьи и надеждой, что не прицепятся: но практика показывала, что даже если Шома не видел огрех вовсе, судьи их находили и себе он в этом отношении не доверял… Нейтан подсаживается рядом и спрашивает: – Are you okay? Шома дёргается, отрываясь, и переводит на него взгляд, растерянно моргая и неуверенно кивая; да кто поверит, если его колено всем на виду: обмотанное и обмазанное, с пакетом льда. Нейтан хлопает по плечу и говорит, что он рад. Шома снова кивает. Показывают лицо Юдзу-куна. Сосредоточенное и застывшее на начале объявления оценок. Шома застывает тоже. Диктор над ареной медлит и Шома даже ругается себе под нос. Похоже, тишина наступает такая, что, пролети над ареной муха, её бы услышали. – Есть! Юдзу-кун хлопает себя по ногам, вскрикивает и арена взрывается гулом восторга: выиграл. Юдзуру Ханю выиграл свой последний чемпионат мира. Он берёт высоту, при которой не приходится говорить о том, что “если бы Нейтан не упал” или “Если бы колено не подвело Шому”: Юдзуру Ханю уходит с рекордом по произвольной и сумме и Шома вдруг вспоминает Хельсинки и улыбается. Свершилось. Оно свершилось. Шома расслабленно откидывается на стену позади себя и выдыхает. – Забыл пообещать ему поцелуй, если сизон бест сделает, вот же… – Вышепчивает на японском он и показывает обернувшемуся Гислену не столько головой, сколько одними глазами: ничего, ничего значимого. Всё то время, которое у Юдзу-куна берут интервью, Шома слепо смотрит в экран, не воспринимая обстановки вокруг и слов: лишь на лицо. Оно сменяет выражение за выражением и Шома не успевает осознавать льющиеся и сменяющие друг друга эмоции, но, наверное, этого и не надо. Всё. Теперь только одно: обнять и упасть. Обнять и упасть. Второе он точно всегда успеет сделать. А вот первое… Когда он влетает в гринрум, где остался сидеть Шома, там всё ещё стоит Нейтан и, судя по услышанному, Юдзу-кун попросил его идти вперёд. Шома приоткрывает один глаз, косясь на севшего рядом любимого. Юдзуру смотрит на него и вдруг силком заставляет себя отвлечься и попросить возившегося с камерой оператора о том, чтобы он оставил их одних, если это возможно. Парень типично европейской внешности пожимает плечами и выходит, хлопая себя по карманам и выуживая из них что-то, на что Шома не смотрит. Он поворачивает голову и смотрит в глаза Юдзу-куну, который склоняется к нему и целует. Это прекрасное ощущение, и, судя по взятому темпу, мистер Ханю вздумал целоваться до самого награждения. Шома улыбается через поцелуй и шепчет, выиграв паузу: – С пятилетней годовщиной нас? – Годовщиной чего? – Нашего первого поцелуя. Правда, он был на следующий после произвольной день, но, думаю, можно опустить эту деталь. – Вот да, к чёрту деталь. И продолжает, целуя мягко, интимно, нежно. Целует вместо слов, целует вместо объяснений, вместо всего. Оно и не нужно. Сейчас – что угодно, но не это. Все слова для прессы, все объяснения для завтра, всё “всё” – для грядущего. Его пальцы нежно гладят под подбородком, руки такие мягкие, такие ласковые, такие обожаемые. Тепло тела, тепло губ, мягкость, вкус языка, вся эта невместимая нежность. Как бы он смог описать это, если бы его попросили? Каких бы слов на это хватило? «Всё кончено, нам лишь последний штрих остался, дальше камера вверх и надпись “Happy End”, слышишь, чувствуешь?» «Да». Шома вдыхает, беря своего любимого за голову и разрывая их такой бесконечный поцелуй: – Нам идти пора. – Ты пойдёшь? – Что я, просто так колено заморозил? Я не пропущу этот пъедестал. – Кстати, мы это сделаем? – Почему ты спрашиваешь меня? Юдзуру улыбнулся, взял лицо Шомы в ладони и поцеловал в нос и в лоб. – Значит, да. Я их принесу. – Ты попросишь тренера Гислена помочь мне, пока ходишь за ними? – Конечно, – поднимается он с места, – сейчас. Увидимся у льда. – Конечно. Катиться с неразгибающейся до конца ногой оказалось трудновато, ступить на лёд помог Гислен, Шома под звуки своей произвольной и объявление второго места докатился до центра и поклонился, чувствуя голыми ладонями воздух. У пъедестала к нему подскакивает Нейтан, говоря что-то о коварстве и коврах, помогает подняться на своё место и лишь когда они жмут друг другу руки, замечает. Смотрит. Шома руки из его убирает и кланяется, улыбаясь, Нейтан хлопает глазами и отходит к себе, а над ареной уже объявляют победителя. Сверкающий весь, прекрасный в приглушённом свете столь же, сколь и при ярком, зал гудит, зал рвёт от переизбытка чувств, Юдзуру держит каждый поклон так долго, как может, как позволяют чувства: он смакует мгновения, пропускает сквозь себя моменты. Шома смотрит жадно, впитывая образ каждой клеточкой тела: это тот самый, не “последний”, а “финальный” раз. Юдзуру скользит к ним и бежит обняться с Нейтаном, радостно тащит его к себе, чуть с места не снимает, они смеются, говорят друг другу хвалебные английские слова и жмут руки. Шома жадно глядит, как пальцы Юдзу-куна скрываются в ладонях Нейтана и думает, ощутил ли он то же, что при рукопожатии с Шомой? И если да, то что он думает? Они безумцы, определённо. Это точка невозврата. Юдзу-кун бежит к нему, раскидывая руки: словно они не целовались друг с другом долго и нежно пятью минутами ранее, словно они всё это время были оторваны друг от друга, словно и целой вечности им было бы мало греться друг об друга. Он обнимает, утягивая и Шому к себе, вниз, и делает, в миг отстранения, очень опасную вещь: мажет губами по уху, как случайно. И, если бы Шома не знал, он бы так и решил. Мягкие губы задевают щёку и Юдзуру непозволительно задерживает взгляд, полный нежности, соскальзывает руками с плеч к ладоням и берёт их в свои руки. – Только не вздумай их целовать, – шепчет ему Шома и Юдзуру смеётся, встряхивает их пару раз в рукопожатии, их кольца задевают друг об друга, и касание прерывается. И вот он. Финальный прыжок на верхнюю ступень. Юдзуру Ханю уходит победителем. Юдзуру Ханю поднимает вверх указательный палец, задирает руку над своей головой. Юдзуру Ханю уходит так ни разу по-настоящему и не побеждённый.***
Оно набрало рекордный второй миллион просмотров уже к концу следующей недели. Видео, которое они записали в день между короткой и произвольными программами на фоне белой стены их общего номера. То, что по популярности обошло запись самого чемпионата мира. То, в котором они говорили: – Добрый день, фигурист Юдзуру Ханю. – Добрый день, также фигурист, Уно Шома. – Это видео должно быть опубликовано уже после награждения, но сейчас произвольная программа только впереди. Думаю, что, если мы с Шомой окажемся на пьедестале, то от внимания наших фанатов не ускользнёт одна деталь. – Если мы всё-таки там оказались, то они это увидят. Я уверен, что у Юдзу-куна очень внимательные фанаты, они точно заметят. – Ну, мы же говорим с ними так, будто награждение уже прошло, да? – Только мы не знаем, как оно прошло. – Но у нас есть план? – Есть. – Я немного запутался, как говорить, Шома, ты сбил меня с мысли! – Я сам не уловил её! Склейка. – В общем, у нас с Шомой, вне зависимости от результатов произвольной, есть одно объявление. Оно очень важное. – Для нас обоих. – Для нас обоих. Они переглядываются и поднимают руки: золотые ободы колец на пальцах в первые пару секунд вовсе не то, на что ты смотришь, просто глядишь на растопыренные ладони и не понимаешь. Ровно до мгновения, в которое оба, словно не сговариваясь, произносят – один по-английски от чего-то, другой на японском: – Мы женаты. – Ты сказал на английском? – А ты нет? – На японском! Мы до этого говорили на японском! – Я опять запорол дубль? – Я не вынесу повторить это ещё раз, давай оставим! – Зато оба сказали! – Оба! На разных языках! – Кто из нас перенервничал? – Кто? Склейка. Только перед тем, как до неё досмотреть, в шоке по несколько раз отматываешь на синхронно-несинхронное "мы женаты", пока сердце стоит, а воздух из лёгких не выходит, ты замечаешь-таки кольца и много-много раз моргаешь. Может, щиплешь себя за руку. Не сон. И не фанфик. И не чья-то фантазия в комментах. "Мы женаты". Не монтаж. Наконец доходишь до склейки, так и не разобрав до конца их диалог после. Шома говорит: – Мы женаты уже два года. Но это не официально из-за ограничений. – Да, из-за законодательных ограничений мы не оформлали брак официально, но у нас есть кольца, мы живём вместе и есть фотографии со свадьбы. – Я думаю, что гости с радостью их опубликуют после видео, раз это больше не тайна. – Я думаю, да. Там же не было ничего такого? – Не было. Почти. – Но потом никто не фотографировал. – Я знаю, кто точно фотографировал "потом". – Кто? – Не скажу, ты бросишься их допрашивать. – Я не буду! – Будешь. – Неправда. – Правда. Ты просто так не оставишь эти фотографии. Пытать будешь. – Не знаю. – Я знаю. Склейка. – Мы с Шомой волнуемся, поэтому отвлекаемся. Просим прощения. Шома глядит огромными глазами словно зная, что отвлекутся ещё не раз. – В общем, решение раскрыть эту сторону нашей жизни мы приняли вдвоём, и, я думаю, причиной этого стало то, что мы не могли ощущать достаточно комфорта и свободы, не объявляя об этом. – Каждый раз перед тем, как взять тебя за руку, я озирался по сторонам. – Я делал это каждый раз перед тем, как к тебе подойти. – Мы должны были соблюдать осторожность не только на публичных мероприятиях, но даже в клубе или просто на улице. – Мы с тобой даже не выходили вдвоём ни разу, потому что всегда была вероятность, что кто-то прячется за углом или случайно увидит. – Да, и будут вопросы. – Ты не любишь врать, поэтому предпочитал просто избегать ситуаций. – Я ненавижу врать. Если бы меня спросили, что мы делали вдвоём в магазине, я бы злился из-за того, что пришлось бы говорить что-то вроде "мы встретились случайно" или "кроме Юдзу-куна у меня нет друзей в Торонто, поэтому мы решили вместе поиграть в игры у одного из нас дома и покупали продукты к вечеру" – Для меня избегать обсуждения моей личной жизни и держать чёткую границу было нормально столько, сколько я помню себя, так как обсуждать это не было тем, что мне нравилось. Но я определённо чувствую... дискомфорт, думая о том, что гипотетическое объявление о том, что у меня есть подружка, вызвало бы больше понимания, чем то, что у меня есть Шома. Я надеюсь, что, мотивированные уважением ко мне как спортсмену, многие из тех, кого это объявление шокирует, найдут в себе силы для понимания этой ситуации и многих других подобных ситуаций. – Хотя многих это, возможно, разозлит. – Надеюсь, что нет. – Я думаю, что это многих заденет. – Возможно. – Я мотивирован не тем, чтобы кого-то задеть или сказать что-то наглое. На самом деле то, что такого рода любовь не встречает достаточного понимания, я узнал позже, чем испытал это чувство. Хотя я никогда не пытался выставить что-то на показ, так что для меня это всё равно осталось бы личным, даже если бы Юдзу-кун был девушкой. Только это длится уже достаточно долгое время и именно после того, как нам пришлось очень тайно провести церемонию, а потом идти на все уступки, продолжая прятаться, я понял, что не чувствую свободы, которую хотел бы. Что, например, никто не сказал бы плохого слова, если бы, как брата, меня заметили держащимся за руку с девушкой и я бы сказал "да, мы встречаемся", но почему-то именно держать за руку Юдзу-куна это особенно плохо. Я не думаю, что между нашими чувствами есть разница, достаточная для такой несправедливости. Я чувствовал себя скованным в своих чувствах, потому что не мог обратиться к нему даже во время игры, если шёл стрим. – Я даже старался не дышать в эти моменты слишком громко, это было неудобно. Мы же находились в своём доме. – И всё равно не могли позволить себе быть свободными. – Ты боялся, что кто-то из моих фанатов вычислит, где я живу, и увидит нас. – Да, я боялся. И злился из-за того, что должен бояться. – Мы даже чуть не поссорились в тот день потому что ты был раздражён этими мыслями и тебе показалось, что за тобой следили от клуба. – Да, тебе пришлось меня успокаивать. И ещё я постоянно боялся, что кто-то раскажет про свадьбу. – И нам нужно было быть внимательными, ведь мы должны были снимать наши кольца перед каждым выходом на публику. – Не напоминай. Я напрочь забыл. Слишком с ним "сросся". Смеётся. Юдзуру смеётся и в этот исторический момент обнимает Шому, зарываясь в его волосы лицом и, наверное, целуя в макушку, а сам Шома смотрит прямо в кадр и вид у него... словно у говорящего "вот как-то так получилось, мы не хотели, оно как-то само". Юдзуру его обнимает долго и крепко, а тот почти лежит в его объятиях, на пальцах кольца, прикрывает глаза, открывает их и они выпрямляются оба, отпуская друг друга руками, но не взглядом, и Юдзуру говорит, забыв о камере вовсе: – Я люблю тебя. – Я тоже тебя люблю. Склейка. Тёмный экран со светлыми буквами с извинением: они не придумали, как закончить видео, и у них был ворох вариантов, но ни один не вышел хорошим. К тому же, сказали они достаточно, и надеются, что их обьявление встретит понимание. Из-за травмы колена, которой действительно оказался разорванный мениск, Шома пропустил гала. Юдзуру слышал, какие дарили аплодисменты после и сравнивал их с теми, что были до. И… не то чтобы он не ожидал именно этого. Скорее, он всегда надеется, что мир всё-таки лучше, чем говорят о нём факты или, хотя бы, пытается быть лучше. Уходя со льда, он натыкается на надевающего блокаторы Нейта и слышит его “Ты как?” Значит, тоже услышал и сравнил. Юдзуру ведёт бровью: – Разочарован тем, что мир не превзошёл моих ожиданий? Наверное, мне стоит с этим жить, потому что я знал, что так и будет. – Дай им время. Вы так резко всё сделали, а Шома не будет заканчивать, никто ничего не понял. Юдзуру улыбается, чтобы на фотографиях не было этого его выражения лица и казалось бы, что они шутят друг с другом: – У них будет море времени, я сегодня щедрый. Всё кончено, ... Когда Юдзуру приходит в их номер, он видит Шому сидящим на постели и прислонившим ладонь к лицу. Тот его слышит и тут же размазывает что-то, блокирует телефон и запахивает чехол. Нам лишь последний штрих остался. Юдзуру падает на кровать за ним и обнимает, целуя в макушку. У Шомы горячая голова. Вот и на кой чёрт менеджер Охама не отнял у него чёртов Интернет? Дальше – камера вверх. Всё равно уже не отыграть назад. И надпись… Юдзуру заправляет мокрые от размазанных по лицу слёз волосы Шомы за уши и прижимается к нему. “Happy end” Слышишь?Чувствуешь?