Глава 26. Стеклянные глаза
Он слышал в трубке звонкий смех Амелии. Очень звонкий, очень громкий, очень… странный. – Почему ты ушёл? – Джунхван был раздражён. Уже даже не обижен. Просто раздражён. – Говорю тебе, сестра позвала, надо было. Извини, что не сказал тебе. Я знаю, что очень перед тобой виноват за то утро, но я просто, ты знаешь? Ну… Мне не пришло в голову тебя искать. – Или написать хотя бы? – Джунхван… Ну, боже, каррес с карамелью был очень вкусный! Я вкуснее и слаще в жизни не ел, ну. Во рту тает. – Мама сказала, что я плохо размешал. – Да? Мне так не показалось! Видишь, у меня даже в голове не укладывается, что он может быть ещё вкуснее! Ну… Ты меня извинишь? Или… хочешь, давай к нам! – Ага, там опять Буч? – Ну… Хочешь, сделаю так, что он извинится? – Не хочу. – Джуни, свет мой… милость моя… Я думал, ты его уложишь. У тебя же удар хорошо поставлен. – Я не умею бить людей. Ладно… я пойду… Девид приехал сюда… программу ставить. – В такой час? – С тобой. – А? – Он должен был работать с тобой, а ты уехал. – Так это же в… погоди, сегодня?! – Сегодня, Конрад. Джунхван сжал кулак, едва опять не плача от обиды и стыда. – Твою мать… – Что ты прикажешь сказать ему?! Мне за тебя стыдно! – Солнце, блин… я… мне так… боже… Я… давай, я ему сейчас перезвоню… сам… минут через десять… Надо же… – Давай, сам звони. Мне обидно! Я себя чувствую как идиот! – Прости меня, Джуни… Я мудак. – Оно и видно. Он сбросил вызов, не дождавшись ответа. Руки дрожали. Ну как можно вот так вот, а? Девид специально приехал так поздно, они договаривались, это же произвольная! У него и идея такая красивая: он показал Джунхвану, дал послушать, и эта музыка так прекрасно рисовала собой Конрада, так подходила ему! А он… смылся. Развлекаться. Потому что сестра позвала. И Буч этот ещё… тоже там. “Сделаю так, чтобы он извинился”? Как-то так Конрад сказал? Как же! Конрад с самого знакомства у него на поводу ходил, вот что так напрягало Джунхвана! То, что Буч Конрада за собой как на верёвочке таскал, “вернее, – поправлялся в мыслях Джунхван, – за Бучем ходила хвостом Амелия, а Конрад таскается за сестрой”. Его и Амелию. Все эти клубы, развлечения, громкая музыка, коктейли, выпивка… даже секс. Джунхван думал… Он грешным делом действительно думал, что, возможно, за четыре года им нужно разнообразие, но… Джунхван попробовал и ему не понравился результат. Как же хотелось просто взять и сказать ему, чтобы занимался любовью с кем хочет втроём сам, если так хочется, а ему, Джунхвану, мозги бы больше не ебал! Задрало нести ответственность за Конрада. И это не говоря уже о том, что они, блин, чуть не подвели Джунхвана под дисквалификацию ВАДА. Может, Конрад потому и решил свинтить с клуба, что сам употреблял эту дрянь? Значит ли это, что он сворачивает карьеру? Только этого, блин, не хватало! Но это всё только эмоции, просто Джунхвану сейчас стыдно и обидно. Ему как-то в глаза сейчас Девиду смотреть и говорить, что Конрад… уехал. Может, рассказать Девиду? Он не побежит сдавать Конрада федерации. Но если у Конрада, как у действующего спортсмена, возьмут пробу, и она даст положительный результат, а кто-то вроде Амелии покажет, что во время как минимум одного эпизода Джунхван присутствовал, ВАДА могут… и его отстранить? Как Костнер? Джунхван зажмурился и помотал головой: нет, рано паниковать. Как его учила мама? Решай проблемы по мере поступления? Возможно, у Конрада и не возьмут анализ, если он не планирует заявляться на соревнования… Если только не будет случайной проверки… Стоп! Хватит. Голова пухнет. Может, в тех “весёлых и расслабляющих” штуках и не было ничего, что заинтересовало бы ВАДА, но Джунхван боялся. Захотелось опять взять и нажаловаться на всё Ицуки. Джунхвану даже казалось, что если бы Ицуки в эти моменты был рядом, то у него, Джунхвана, хватило бы дури послать и Конрада, и Буча, и, вообще, высказать то, что на душе кошками скреблось. Надо сделать глубокий вздох. Ну как так? Почему казалось, что все шишки от развлечений Конрада доставались на долю Джунхвана? Ещё и мама высказала ему со скандалом, как ей не нравится эта дружба, как много “этот поляк” позволяет себе, в том числе и говорить. Ну вот что плохого Джунхван в жизни сделал, а? Даже вторая олимпиада не принесла удовлетворения от карьеры, Джунхван всё ещё не мог найти себя, нащупать, его рвало на куски происходящее в личной жизни, его с матерью отдалили эти скрытые отношения: Джунхван просто боялся ей рассказывать. Он даже боялся ей говорить о том, что совсем уж сблизился с хёном… Она и до этого считала, что он – главная джунова стена, которую надо обойти и “сделать”, а после камминг-аута вообще упоминала о нём только как об “этом”. Ну как Джунхвану было решиться рассказать ей о них с Конрадом? Ему так хотелось её жалости и объятий, так хотелось её решительного наставления, но он не мог рассказать. Вот и ткнулся обниматься к хёну, а решительные, рубленные и однозначные наставления слушал от Ицуки. Джунхвану в этот момент показалось, впервые в жизни, что всё катится чёрте куда. Он ткнулся сам себе в колени и постарался обхватить себя руками как можно крепче. Он не хотел допускать таких упаднических мыслей. Нет, нет, всё не так. Просто этот кризис нужно постараться пережить. Можно подумать, хён и Шё-хён никогда в своей жизни не ссорились, они же наверняка всё преодолевали. И теперь Джунхван смотрел на них с немым восхищением. На них такое лилось со всех сторон. И на Ицуки. Когда Джунхван его спросил, тот ответил: «Скажем так, я закрыл комментарии и аккаунт на время. Устал удалять всякое, вот». Это самое “на время” длилось уже всё лето.***
Девид простил Конрада. Это было хорошо, он извинился и тот простил его и согласился приехать на следующей неделе. Нужно было поставить программу. Музыка вышла какая-то не по душе Конраду, какая-то она была слишком уж тесная, словно всё норовила залезть под кожу: и Девид предложил другой вариант. Программа получилась легче, свободнее, Конраду по душе пришлась, эту галочку он поставил. Отлично. Конрад тренировался и ждал окончания тренировок, целовал Джунхвана (он очень испугался, что тот уйдёт – в какой-то момент так казалось – будто кто-то подтолкнул его к этой мысли и Конрад был готов порвать того, кто это сделал), и убегал. Он бросал дома вещи и спешил. Каждый четверг и пятницу. Спешил к сестре и новым друзьям. Они выбирали клуб, шли туда, цепляли кого-то ещё, танцевали, а Конрад пил коктейли и наблюдал. Раньше он таскал за собой Джунхвана, но теперь они с Бучем больше не желали пересекаться. Джунхван слышать о нём не желал, видеть его тем более, Буч же такие слова про Джунхвана насмешливые сказал, что… самое обидное было то, что Джунхван так и не вдарил хорошенько по наглой бучевской роже. Конрад не ненавидел его, но почему-то они периодически от души обменивались любезностями, особенно, когда становились очень пьяны. Это щекотало нервы, Буч слова не подбирал, позволял выпустить пар, он не боялся и плевался словами как хорошими лещами а, самое главное, не сходил с ума от любого резкого замечания, как это всегда происходило с Джунхваном. Там любое неверное слово или неаккуратное действие могло привести к долгой унылости и изрядно набившему осмкомину самокопанию. Ну почему просто нельзя в ответ послать на хер? Разве жизнь от этого не становится легче? В очередном пьяном угаре Конрад, испытывающий восторг от происходящего, от однородной сводящей с ума музыки, отдающей басами в самую грудь, отчётливо услышал тихий и вкрадчивый голос Франчески: – А ты тот ещё мудак, милашка. – А ты лесбийская потаскуха. – Да, но я не играю в отношения, когда их нет. Конрад в душе не сёк, о чём она с такой обворожительной улыбкой напевала сейчас, но потом она отползла к Амелии и тот подумал, что та рассказала своей подружке про него и Джунхвана. Да что она может знать? Просто Джунхвану здесь не место. А Конрад… Конрад должен приглядывать за сестрой и хоть где-то спускать пар. Ничего не продвигалось. Как он не бился о прыжки, об шаги, обо всё в катании, ничего не продвигалось. Он едва держался за эти свои два этапа, и ему надоело молиться всякий раз о том, чтобы хоть один совпал с Джунхваном, его задрало всякий раз понимать, что попадание в сборную – удача. И ему надоело ненавидеть Стёпу Гоголева. Надоело смотреть на Мессинга и думать “когда ты уже свалишь к жене и детям, дедок?!” Надоело раз за разом становиться злее. Надоело… Ему всё это чертовски… надоело. Он снова хотел со своим Джуном рука об руку. Не цепляться за тающий след его стремительного взлёта. Хотел как раньше. Жадно целуя белый живот, чувствовать восторженный трепет, бабочек, порхающих там, внутри. Хотел проводить языком к солнечному сплетению от самого пупка и заглядывать в подёрнутые пеленой желания глаза своего милого Джуна. Хотел снова, как в тот первый раз, когда они лежали на его кровати и Конрад вдруг понял, что их шуточная борьба возбуждает Джуна. Снова эти глаза: испуганные и полные желания. Рваный, боязливый и страстный поцелуй, мягкость его языка, его вкус, и невыносимо приятное ощущение его члена в ладони. Сбивчивый шёпот: – Я… я хочу, я… На том моменте, когда почти невинный ещё Джун тянется к его шее и переваливается, садясь на его ноги и прижимаясь в фантастическом изгибе тела пахом к паху, Конрад обычно кончал в ладонь. Боже, у них было столько фантастических разов, Джун оказался так… находчив и хорош в постели, но больше всего возбуждал сознание и тело всё ещё тот первый… Когда желания взяли над ним верх и сорвали ему крышу и они, чёрт возьми, трахались, лаская члены друг друга и сминая бёдра руками до синяков. Тот Джун… Джун, который очень хотел и очень просил. Конраду до боли в сведённых наслаждением мышцах нравилось с ним трахаться. Конраду до стона было тоскливо по тому времени нежных улыбок, глупых шуток на грани во время лайвов и сексу после. Вот и куда всё ушло? Джунхван, мать его, так радовался, когда пошли медали. Даже плакал на награждениях и воодушевлённо смотрел на колышущийся под фермами арен флаг Кореи. Конрад недавно наткнулся в интернете на фотографии Ханю, где тот выглядел точно так же и вдруг, впервые, похоже, разозлился. Джун, его милый Джун идёт по его стопам? Его милый Джун так и будет идти вверх, а след его успеха будет остывать ледяной крошкой в ловящих воздух ладонях Конрада? Почему, вашу мать, он работает не меньше, а получает только спины, в которые смотрит? Как же ему хочется просто уйти от всего этого, отключиться, забыться. Пара маленьких таблеток в бокал с коктейлем отлично обеспечивали ему то, чего он хотел. Он отрывался от земли, а просыпался уже в своей постели, дома. Словно ничего и не было. Только вот впереди был ещё один день на льду Крикет-клаба и крошка от успеха других, оседающая в его руках. – Конрад, Конрад! – Что? – Ты в порядке? – Да, в полном, Женя, а что? – Просто у тебя глаза… знаешь, какие-то… в России говорят “стеклянные”. Не знаю, как описать на английском. – Я… Я правда не понимаю, о чём ты говоришь. Его мир был где-то не здесь. Его мир был далеко и высоко. Его услаждали воспоминания, пухлые губы Джунхвана во время их прощальных поцелуев и… Бешеный, утягивающий водоворот громкой оглушающей музыки и литров коктейлей.