Глава 39. Истина
Они стояли в дверях и смотрели друг на друга, не понимая до конца, кто первый должен выдавать другому претензии. У Шомы над бровью красовался пластырь, закрывавший свежую ссадину от звонкого падения с премерзкой и безумной попытки в четыре–четыре, а у Юдзуру с щёк ещё аление приступа не сошло. Брайан вздохнул так, как вздыхал отец Шомы, когда уставал от его споров с Ицуки на тему игр, и одновременно так, как вздыхала Юми-сан, когда уставала от драк детей за очередную мягкую игрушку. – Оставляю вас. Только не переубивайте друг друга, – сказал он и, не дожидаясь ответа, ушёл, закрыв за собой дверь. Шома подтащил чемодан к стене и оставил его. Взгляда с лица Юдзуру не сводил. Наконец произнёс: – Я дома. – С возвращением, – эхом отозвался Юдзуру. Да что с ними такое? Что, чёрт возьми, с ними такое? Почему вместо того, чтобы кинуться друг к другу и спрашивать, не слишком ли плохо другому и не нужна ли дополнительная помощь, они стоят тут и сверлят друг друга взглядами?! Почему они так злятся? В чём смысл и источник их злости? Они не могут так кипеть из-за Амелии Оржел! Где истинное сердце проблемы, а? Что, что, что происходит?! Юдзуру опустил руки вдоль корпуса и выжал из себя не то, что чувствовал, но то, что было нужно: – У меня не было времени написать тебе когда это начиналось, прости. Насколько всё плохо с твоей травмой? Между мгновением, в которое стало понятно, что тело не успеет сгруппироваться и не удержит шею, и мгновением, когда лоб рассекло об лёд, Шома помнил только короткий испуг. А потом перед ним сразу были коньки Джейсона, садящегося на колени, а за спиной – голос тренера Гислена. Тёмные пятна отступили не сразу, а до тех пор, как остановилась кровь, Шома ещё чувствовал звон в ушах и лёгкое головокружение. В машине Брайана, который выскочил из кабинета, увидев, что Гислен буквально несёт Шому со льда, его ещё и немного подташнивало. Конечно, лучше всего было бы вызывать скорую, но тут от Юдзуру всё-таки пришло сообщение о приступе. Шома сам настоял на возвращении домой: он мог нормально ходить, у него не было расфокусированного взгляда, он всего лишь сильно ударился. Брайан потребовал, чтобы оба отправились в больницу сразу, как только разберутся, кто первый кого отчитывает за безрассудство, и отвёз Шому домой: у Гислена были ещё занятия, а Брайан оказался свободен. Он вздохнул: – Нам обоим нужно в больницу, Юдзу-кун. Тебе, – он вытянул руку и ткнул пальцем в грудь, – к пульмонологу, потому что если приступ начался так быстро, что ты не успел написать, то это очень плохо. А мне, – он опустил руку, – сделать МРТ. Голова немного кружилась и я, возможно, потерял сознание, когда ударился. Заодно Джунхван-куна навестим, – Шома опустил взгляд. – Только я переоденусь. Юдзуру стоял, глядя на то, как супруг разувается, вешает пуховик и, не поднимая взгляда, проходит мимо в комнату, обернулся, потянулся и, поймав за локоть, подтянул к себе, шагнув навстречу и обняв. Поцеловал. Поцеловал, приоткрыв губами губы, языком коснувшись языка, прижал к себе плотно-плотно, сгребая одежду и кладя ладони на оголившуюся спину. От рук Шомы, потянувшихся в ответ и обхвативших за плечи, за голову, от пальцев в волосах и прикосновений языка по телу жар прошёл, стало ясно: сейчас не остановятся – о больнице забудут. И вроде бы и не нужно им было бы сейчас, одному едва продышавшемуся, другому с такой травмой, но… “Как же давно мы с ним не спали, а?” Может, и нужно было им остановиться. Да точно, нужно было. Но вповалку на диване об этом уже речи не шло. – Увижу, что лицо пятнами идёт – окачу ледяной водой, понял? – полушёпотом, глубоко дыша, выдохнул ему в лицо уже по пояс голый Шома, когда Юдзуру отвлёкся на собственную одежду. – Начнёшь отключаться – сделаю то же самое. – Валяй. Они трахались самозабвенно едва ли не до сумерек, жадно упиваясь друг другом, как после долгой и тяжёлой разлуки – да по всем ощущениям, по крайней мере для Юдзуру, так и было: последние недели они разве что “жили в одной квартире”, проводя время по разным комнатам и поставив рекордным своим разговором по душам ту проклятую ссору, тупую и кретинскую, конченную от слова совсем, безнадёжно идиотскую. И Юдзуру, чёрт возьми, всё это время страшно скучал: засыпая в одной постели, целуя на прощание перед тренировками и готовя завтрак и ужин – скучал, как в разлуке, словно контакт их был лишь по сети, словно не было его рядом, с ним: такого восхитительно прекрасного, тёплого, нежного и любимого. Шома в его руках выгибался, прижимаясь лопатками к груди, запрокидывал голову на плечо, держась рукой за спинку дивана, второй ласкал за ушком, прихватывал пальцами, подставлял крепкую шею под поцелуи, покачивался податливо толчкам, упираясь коленями и поджимая маленькие, замечательно милые пальчики на небольших стопах. Юдзуру почти кусал его за плечи, в шею, поцелуев настолько не хватало – сжимал зубами кожу, плотно-плотно прикладываясь языком, чувствовал под ней вибрации стонов, пропитывался, отпускал и вёл языком по выступавшей испарине до самой линии волос, до аккуратного уха, алого от прилившей крови, которое с максимальной нежностью обводил по самой кромке, вдыхая смесь заполнивших воздух ароматов. Шома в его руках был таким… Юдзуру и без астмы не хватало кислорода. Он водил ладонями по накачанным, сильным ногам, обхватывал чертовски горячий член и, закрывая глаза от удовольствия, дрочил ему, вкушая желание поменяться прямо сейчас местами, быть между этих ног и чувствовать этот член в себе. Плавящая мозг фантазия добивала, он отрывался от шеи, от уха, подтягивал Шому чуть пониже, наклоняя к дивану, упирался одной рукой в спинку сам и, продолжая держать его член в ладони, доводил, доводил резкими, быстрыми, агрессивными фрикциями, проваливаясь в полутьму от накатывающего оргазма. Он кочил быстрее, по крайней мере, так оказалось, Шома как-то смог подхватить его, повалить ослабшего, пузом кверху, на диван и склониться над, ласково, но торопливо погладив подушечками пальцев у самого основания члена, стянул с него, обмякающего, презерватив, потянулся за смазкой, которую они уронили до этого на пол, и, выдавив себе на пальцы, надавил на расслабленный анус. Юдзуру закрыл глаза, обращая сознание к этому ощущению, согнул ноги в коленях, сползая с подушек ниже, Шома склонился и прижался губами к мошонке, провёл по ней языком, слизывая с кожи сперму, а Юдзуру только дышал: телу его казалось, что оно качается на воде и течение самовольно уносит его в неизвестном направлении. – У тебя пластырь свалился? – Спросил он, наконец увидев, что ссадина, полученная на льду, имеет форму клина. Шома кивнул, стоя всё ещё голый и вытирая волосы полотенцем: – Ещё до того, как ты первый раз кончил. – Точно, его уже не было, когда ты меня завалил. – Угу. За окном уже висело чёрное, но ясное небо, стрелки часов подбирались к шести, а в животах становилось ощутимо пусто. – Мы поедем? – задумчиво глядя на циферблат, спросил Шома, повесив полотенце на руки и явно не чувствуя уверенности в целесообразности поездки. – Насчёт пульмонолога не знаю, а голову твою точно стоило бы свозить. До девяти время есть. – Вот и свозить бы её отдельно, а я бы поел и спать лёг. Юдзуру улыбнулся, подошёл к супругу и обнял, прижавшись со спины и положив подбородок на плечо: засосы уже начали проступать на коже. – Что с нами было такое, что мы настолько злились друг на друга, а? – Трахались мало, – и Юдзуру подумал, что если бы он знал Шому не так долго, то не услышал бы тут ни капли иронии, хотя сейчас она была очевидна. – Знаешь, а, может, в этом есть смысл. – Ну тебя, Юдзу-кун, – высвободившись из объятий, буркнул Шома. – Есть хочется. – Давай заедем куда-нибудь после обследования? Я ничего не готовил. Шома пожал плечами и, произнеся “давай”, пошёл в спальню одеваться. Юдзуру плюхнулся на диван и взял телефон, чтобы проверить, действительно ли есть смысл ехать в больницу. Увидел в шторке уведомлений сообщение: “Этот абонент вновь доступен для звонка” – и номер Джунхвана. «Что? Его телефон же не нашли!» В участке долго не брали трубку. Шома уже успел одеться и стоял над ним с хмурым видом (Юдзуру сказал ему, почему звонит и кому), явно о чём-то размышляя, а потом взял свой телефон и отошёл на кухню, явно начав писать кому-то сообщение. – Офицер Джунхо Хенни, ППО, слушаю. – Здравствуйте, это Ханю, я хотел дозвониться до Майкла Брюсте или Лео Дж. Декстера. Это возможно? – Брюсте сегодня в отгуле, а Декстер не в участке. Что-то выяснилось, господин Ханю? – Мне пришло уведомление о том, что номер Джунхвана снова активен. Я считал, что телефон не был найден, так что… – Так, а вам поступали с него звонки или смс? – Нет, только уведомление. – Хорошо, мы… я проверю, возможно, телефон удастся отследить. Возможно, его кто-то просто нашёл, мы всё выясним. Спасибо за сообщение. – Хорошо. – Если что-то ещё выяснится, тут же звоните. – Обязательно. Юдзуру положил телефон и заглянул на кухню, где Шома, не включая свет, переписывался с, судя по всему, братом. Снова. – Я дозвонился. Переоденусь и поедем. – Угу, – не отрываясь, кивнул Шома, – ты посмотрел, есть ли смысл? – Посмотрю. Всё равно ужинать собрались где-нибудь не дома. – Можно заказать, – буркнул Шома. Юдзуру поджал губы. Не хотел. Ему больше улыбалось куда-нибудь с Шомой выбраться. Провести время вместе вне дома. – Давай, если больница обследование уже не проводит, закажем. Шома поднял на супруга взгляд. Помолчал, сверкая отблесками телефонного света в глазах. Согласился: – Давай. Юдзуру уткнулся в свой телефон и принялся искать информацию. Шома не сводил взгляда. Ждал. Наконец телефон в его руках дрогнул, едва погаснув, и загорелся вновь. Шома не глядя разблокировал и опустил взгляд. «Хочешь, не хочешь – виза у меня, билеты тоже. Вы не можете мне запретить. Понадобится – заселюсь в гостиницу, можем вообще с тобой не видеться, если ты не хочешь» – Ицуки… Юдзуру отвлёкся от чтения сайта больницы, посмотрел на прошипевшего имя брата Шому. Нет, с их отношениями последние несколько дней творится какая-то дичь. – Ты не расскажешь, что между вами происходит? – Юдзу-кун, тебе без этой информации жить будет лучше, чем с ней, хорошо? – Ну не решай за меня, ага? Они опять упёрлись лбами и сверлили друг друга взглядами, из-за чего Юдзуру невольно думал: “Ну отлично, только-только чуть послабло, сейчас опять?” – Я не хочу, чтобы Ицуки сюда приезжал, – процедил Шома. – Это добром не кончится. Возможно, не кончится. – Да почему? Что он, найдёт Конрада или там Буча Джонсона и даст в морду? Так поделом! – Ты вообще не понимаешь, о чём говоришь! – подскочив с места и даже руками махнув, вскрикнул Шома. – Пусти, мне телефон на зарядку ставить пора. Ты посмотрел больницу? Есть смысл ехать? Если нет, – я спать пойду. Надоело ругаться. – Я ругаться не собирался! Шома! – Он пошёл следом, в спальню. – Я знать хочу, почему ты так психуешь из-за того, что Ицуки-кун приедет? – Он может наломать дров, Юдзу-кун! И он в любом случае приедет, потому что он упёрся, как… баран. Боже, – он прижал руку к голове, Юдзуру обхватил супруга за плечи испуганно: – Что случилось? Голова? Знаешь что, мы едем в больницу. – Я в порядке. – Неправда. – Просто устал. Юдзуру увидел, что у него выступили слёзы на глазах, отнял руку ото лба, заглянул в лицо. – Шома… – Прошептал нежно-нежно, трепетно даже. – Здоровская шишка будет. Давай в больницу, хорошо? Не важно, что там с посещением, с пульмонологом. Поехали в ближайшую, Джуни наш визит погоды не сделает. У Шомы задрожали губы и он ткнулся лбом в плечо Юдзуру, обхватил себя руками и заплакал. – Ты не понимаешь, – заговорил сквозь слёзы. – Не знаешь. Ты не знаешь. Мне так за него страшно. А он рвётся сюда. Он наломает дров и я не смогу его защитить. Я вообще не могу его защитить, ни тогда не смог, ни сейчас. Если бы папа тогда не… Ицуки бы… – Неужели он может наворотить такое, что нельзя будет решить встречным иском или деньгами? Шома всхлипнул. Молчал, вздрагивая плечами, даже в слезах затих. А потом отстранился, отступил на шаг, качнулся едва и, подняв голову так, словно она была уж очень для него тяжёлой, произнёс (прежде, чем Юдзуру успел испугаться тёмного и пустого взгляда Шомы): – Человека, который меня изнасиловал… убил Ицуки.***
Юдзуру открыл Шоме дверцу и, толкнув его, никак до конца не просыпающегося, в плечо, отошёл в сторону, чтобы выпустить из машины. Тот, тяжело вздохнув, отстегнулся и выполз, Юдзуру захлопнул дверцу и такси тронулось. Из-под чёлки виднелся свежий пластырь, сам Шома выглядел даже более сонным и вялым, чем обычно – Юдзуру беспокоился, он думал, что это могут быть последствия сотрясения. Он взял Шому, молчавшего уже больше часа, за руку и повёл в приёмное отделение. Шома молчал с тех пор, как сказал это. Сказал… Нет, нет, нет. По всему телу льётся холод. Не об этом. Не об этом надо думать. Шому попросили пройти в кабинет, расспрашивали там и осматривали разбитый лоб, Юдзуру стоял в коридоре абсолютно пуст. Руки, сложенные под грудью, тяготила слабость. Кто бы ни прошёл мимо, кто бы ни заговорил – всё звон. Звон в пустоте. Стоило Юдзуру попытаться мыслить – всего охватывал леденящий страх. Шома ткнул его пальцем в щёку, выведя из какой-то сковывающей пустоты, куда он летел разумом, не в силах ухватиться за мысли. Произнёс: – Я иду на МРТ. И меня кладут. – А… – Смысл сказанного дошёл не сразу. А, когда дошёл, вызвал испуг куда более приземлённый, осознаваемый и, как ни иронично, успокаивающий, чем тот, что схватывал за сердце до. – Как “кладут”? Всё плохо? – На одну ночь. Хотят проследить, как я буду себя чувствовать. Я пожаловался врачу на мигрень. – У тебя мигрень? Почему ты не сказал? – Сказал, – отступив и отведя взгляд, напомнил Шома. – Я сказал “у меня голова болит”. – Нужно было отвозить тебя сразу… Чёрт. Полный усталости взгляд вернулся. Шома произнёс: – Иди домой. Это всего на одну ночь. Автоматические двери сомкнулись за спиной. Юдзуру сделал несколько шагов и остановился, подняв голову: медленно опускаясь, с неба падали подсвеченные городскими огнями снежинки. В них тонули звуки, создавая глухую тишину, погружая всё и всех в флегматичную сонливость. Может, стоило остаться с Шомой? А что бы это изменило? На что Юдзуру смог бы повлиять? Он стоял один под необъятно гигантским небом – снежинка. И абсолютно ничего не мог. Абсолютно. Он сделал вдох. «Ицуки-кун – убийца». Отвёл от неба взгляд. Перед ним стоял Конрад Оржел.