Глава 42. 親子
Телефон Юдзуру зазвонил, когда Джунхвана уже вернули обратно в палату с новой пластиной и швом, которому предстоит срастаться “с нуля”. Звонила Трейси. – Что-то случилось?! – Вместо “здрасте” выдал Юдзуру, перепугавшись за Шому. Не дай бог опять что-то стряслось, что-то не так, упал, ударился, повредил себе что-то… – Боги, нет. Юдзу, ты сейчас меня саму напугал. Тот выдохнул. С Джунхваном разговаривал врач, Юдзуру стоял в коридоре и поглядывал в палату. – Я на счёт Джуни. Со мной связался его младший брат, Хёнсу. Он хотел бы поговорить с тобой. Я пришлю тебе его номер, свяжешься с ним? – А, да. Конечно. А о чём? – Надо думать, о Джунхване. Может, хочет узнать, как дела, но мне кажется, ему именно ты нужен. Как прошла операция? – Вроде штатно. Врач ещё со мной не говорил, они сейчас с Джунхваном общаются. Трейси, а что насчёт его перевода в терапевтическое отделение? Вы в курсе? – Да, мы с Брайаном и семья Джуни в курсе. Это хорошо, что переводят: значит, его жизнь вне опасности, он стабилен. Волнуешься? – Он не выглядит окрепшим. – Юдзу… Никого не выписывают сразу из интенсивной. Что? Ахаха, ну, может быть, но не в Канаде. – Эм? – Я просто в кабинет вошла за чаем своим, а тут Женя, документы заполняет. Она и сказала, что у них в России выписывают, так, шутка. Уже выхожу. Ну так что? Позвонишь Хёнсу? Только обязательно. – Сразу позвоню, хорошо. А… – М? – Просто, стало интересно, что за документы. – Те же, которые ты у нас заполнял год назад. – О… вот как? – Ничего необычного, верно? Шома тоже их заполнял. Да это же ещё не окончательно, их всегда можно отозвать. – Я помню. – Ладно, давай. Только обязательно позвони ему! А то я тебя знаю. – Позвоню, обязательно. Юдзуру дождался, когда вызов завершится, и вздохнул: Женя тоже собралась завершать. Все, кого Юдзуру хоть сколько-нибудь хорошо знал в этом спорте, завершали: Мао, Канако, Мура-сан, Плю-сама, Кейджи, Хави, Шома… Многие, многие другие. Даже молодой совсем Казуки не выбрался из полученной травмы и ушёл в шоу – хотя он-то как раз из тех, кто в шоу будет сиять ослепительнее, чем в спорте – теперь вот Женя. Джунхван – светит ли ему катание? Джейсон пока никуда не собирался, но Юдзуру понимал, что и он не вечный, что и он ярче будет сиять в шоу и что Джейсон это знает. Даже Нейтан говорит, что катается постолимпийский и уходит на хиатус. Кто остался из тех, с кем Юдзуру проходил Олимпиады? Кагияма Юма-кун? Лишь он пока не собирался уходить, но это же Юма – next generation. Они вместе были на Играх, на последних Играх Юдзуру, но к своему стыду он куда больше интересовался Нейтаном и осознанием, что это состязание завершающее для них обоих: до того, как Юдзуру сделал свой глубокий вдох в начале H&L, до того, как ощутил замыкание круга и совершенность пути, по которому шёл, конец этапа и важную веху, точку и новое начало – до этого он думал не о Кагияме Юме. О Шоме, о себе, о Нейтане, о том, что без Хави как-то не так – и лишь немного, только когда обращал взгляд на Юму, – о том, что это дебютные игры для него. О том, какой перед его глазами невероятно огромный путь, о том, что Юма – он уже за чертой “поколения Юдзу”. Юдзуру казалось, что уходит из фигурного катания что-то невероятно важное, что они все, каждый понемногу, уносят, забирают с собой из этого спорта частичку его души. Но он вспоминал, что Рика видит Крикет таким же, каким его видел в её годы Юдзуру и понимал: даже если они и уносят навсегда из этого спорта что-то важное, то после них всегда приходят те, кто приносят взамен своё: точно также, как однажды они сами пришли в этот спорт, проложив себе путь или заняв нишу – каждый с чем-то от себя, каждый вложившийся своей душой. Подобно тому, как дети становятся на место своих родителей, беря за руки своих уже детей. Задержавшееся сообщение с номером Хёнсу дёрнуло телефон вибрацией. Юдзуру скопипастил номер и нажал “вызов”. Гудки шли очень долго. Наконец: – Annyeonghaseyo, в смысле: алло, слушаю. Чха Хёнсу. Голос его казался не то запыхавшимся, не то взволнованным. – Привет, это Ханю. Трейси говорила, что ты хотел поговорить. – А! Да, это так, – перешёл на японский тот. – Эм… Я не знаю, как это правильно говорить в японском, поэтому использую английский. – Хорошо, всё в порядке. – В общем, спасибо, что не сказали ничего такого о брате. Я читал ваше заявление. Вы не говорили о нём вообще. Никто из вас. Спасибо. Это важно. На всякий случай я просто хочу подчеркнуть, – он говорил вполголоса, будто затаившись, – наши родители не в курсе того, что брат встречался с Конрадом. Понимаешь? – Конечно. – И если они узнают, это станет самым страшным кошмаром. Федерация настаивает, чтобы брат занимался у Брайана Орсера, но мою маму буквально бесит это. Юдзуру нахмурился. Он никогда не задумывался о том, какие именно взаимоотношения в семье Джунхвана. – Она приехала специально, чтобы контролировать, чтобы брат не “пошёл по неправильному пути”, понимаешь? – Кажется, да. Понял, о чём ты. – Она и так бесится от того, что вы… как это… крутитесь. Понимаешь? – М… – Маячите, глаза мозолите, рядом находитесь, в общем. – Понял. – Короче, я вас с горизонта свалить просить не буду: вы заботитесь о брате. Но не мелькайте официально, и не сболтните лишнего про брата и этого Оржела. Юдзуру вспомнил, что Хёнсу, возможно, не в курсе того, что Конрад объявился. Хёнсу закончил мысль: – А то маме и без этого сейчас нервов предостаточно. – Её что, гей обидел? – Буркнул Шома, когда Юдзуру пересказал ему разговор с Хёнсу. – Он же не просит нас вообще не быть рядом. – Я понял. Извини, нервничаю. Юдзуру протянул ему куртку, Шома, сопя, оделся и застегнулся, взял чемодан с коньками. – Всё в порядке? – Юдзу-кун, я уже завтра уезжаю на финал. Ицуки, к сожалению, знает наш адрес. Мы с ним опять поругались и я так и не понял, когда он примчится. – Мне его выгнать в гостиницу, если приедет? – Нет, – вздохнул Шома. – Не надо. Постели на диване. Надеюсь, он не приедет, пока я на соревнованиях. – Шома, – позвал он, идя вместе к выходу (Юдзуру успел обменяться кивками с Гисленом), – я хотел поехать с тобой на Финал. Шома вздохнул, склонив голову к плечу. Машина ждала на парковке. То, что отрицательного ответа или резкого удивления не последовало, было хорошим знаком – по крайней мере, Юдзуру так казалось. – А Джунхван-кун? Мистер Орсер, тренер Трейси и тренер Гислен тоже отправляются на Финал. Кто присмотрит за Джунхван-куном? – Джейсон не отобрался в финал, Женя тоже. Может, они смогут его навещать. Шома открыл багажник и закинул туда чемодан с коньками, Юдзуру открыл заднюю дверь и ждал, когда супруг тоже сядет. Когда все и всё были на местах, а ремни пристёгнуты, Шома вздохнул: – Никто из нас всё равно не может помочь ему со здоровьем. Есть мы – нет нас. И если оба уедем, Ицуки точно не приедет. – Так ты не против? – У тебя же шенген? – Да, я как раз проверил всё. И нашёл подходящие билеты. Шома кивнул: – Опять твои “просто идеи” выглядят как уже свершившееся событие. Юдзуру посмотрел на него и обрадовался, увидев улыбку на губах. Слабую, но всё-таки улыбку – и голос Шомы стал мягче на последних словах. Они оставили вещи Шомы дома и вдвоём поехали за обещанным Джунхвану телефоном. Шома переписывался с Ицуки – и было непонятно, мирились они или ругались. Но, по крайней мере, Шома уже не швырял телефон и не записывал гневных голосовых. Когда Юдзуру показалось, что выражение лица у него стало уж слишком напряжённо-печальное, он обнял за плечи и поцеловал в щёку, приткнувшись головой – Шома сконфуженно пробормотал: – Мы же в автобусе… – И он едет по Канаде, а не Японии. Шома сглотнул. Юдзуру понимал, что он всё ещё переживает из-за видимости, понимал, что для Шомы это всё обернулось дискомфортом и сожалел, хотя отмотать назад было нельзя, да и то, что было раньше, было абсолютно так же некомфортно, к тому же сверху приправлялось страхом раскрытия. Юдзуру после объявления чувствовал себя, наоборот, свободнее. Он мог ссылаться на Шому, на его влияние на себя, говорить о том, что его присутствие очень важно: и не юлить, заменяя “дом” на “тренировки”. Если бы Шома не психовал последние дни, Юдзуру дал бы Асахи согласие на интервью. Вернее, поговорил бы с Шомой о совместном. Юдзуру хотел совместное интервью. Он видел примерные вопросы и посчитал их корректными и интересными. К тому же, недавно сестра ему написала очень… запавшие в душу слова: «А видимых ЛГБТ-пар после вашего признания стало значительно больше…» Он даже подумал о том, что они с Шомой могли бы внести большой вклад в признание обществом таких союзов. Но смотрел на Шому и понимал: он признавался для того, чтобы иметь возможность обнять или держать за руку не боясь свидетелей, он хочет своё право на любовь и уютный дом, и если Юдзуру начнёт из их брака делать публичную акцию – Шома ни за что не простит. Поэтому сосредотачивался на своём проекте по захвату движения спортсменов. В перспективе это окажет большое влияние не только на фигурное катание, но и на многие другие виды спорта: гимнастика – лишь самое первое, что приходит на ум. Правда, дороговизна инноваций… Автобус резко тормознул и Юдзуру глянул в окно: ничего такого в поле зрения не было. Возможно, просто резкая остановка. Поехали дальше. Шома поднял с пола телефон. – Уронил? – Да, – расстроенно произнёс он. – Порядок? Шома нахмурился и закрыл глаза, сморщившись. Выдохнул. – Не в телефоне дело. – В Ицуки-куне? – Да, – выдохнул он и привалился к плечу Юдзуру. – Я его перестал понимать. Как будто общаюсь с двумя-тремя разными Ицуки. Из которых более-менее знаю только одного. И всё по кругу. Мы в шестой раз обсуждаем его отношение к маме с папой, и в шестой раз наш разговор начинается с одного и того же: как будто предыдущего не было. И заканчивается по-разному, но каждый следующий – как будто с нуля. Я устал. И мне кажется, что там происходит что-то, чего я не знаю и о чём мне говорить не хотят. – А у тебя есть контакты Каори-чан? Они же ещё встречаются? – Я думал об этом. Надо спросить у Саттон. – Или у твоего супруга. Автобус тормознул перед светофором. Шома поднял на Юдзуру взгляд. – Я серьёзно. У меня есть её номер. Шома как будто не верил. Наконец спросил: – Зачем? – Добавил после того… ну, с Такахаши. – Зачем? – повторил Шома. Юдзуру дёрнул бровями: – Из-за эфира. Попросил переслать, если ей кто-то что-то будет писать. Номера Вакабы-чан и Казуки-куна у меня тоже есть. И Рики-чан. Я всех попросил пересылать мне, если кто-то будет им писать в комментарии или в DM что-то про тебя и тот инцидент. Шома долго-долго не сводил с Юдзуру взгляда, а потом поднял бровь и спросил: – Шутишь? Юдзуру, не поняв, где он мог пошутить, честно ответил: – Нет, почему? Шома дёрнул обеими бровями и выпрямился на своём сиденье, помахал пальцем по телефону и протянул его Юдзуру: – Давай. Раз у тебя правда есть её номер.***
Джунхван кивнул в знак благодарности. Шома, глядя на него с пары шагов, старался прикинуть, лучше тот выглядит или нет: по крайней мере, цвет лица казался здоровее. И кислородной маски на нём не было. Хотя в этой палате заходящее солнце светило прямо в окна и, не исключено, что придавало всему куда более… жизнеутверждающие краски. Шома совсем отключился от того, что Юдзу-кун говорил Джунхвану в своей несколько суетливой манере, но, когда “вернулся” к происходящему в мыслях и увидел, что телефон уже загружается, вспомнил, что хотел сделать. Он открыл свой Лайн и написал Ицуки, стараясь не глядеть на присланный ответ: чтобы не расстраиваться. «Мы купили Джунхвану телефон. Я скину ему твой контакт в Лайне. Прими».***
Ицуки потянулся, не глядя, за телефоном. Открыл уведомление. У ног лежала котячья дразнилка, которую Каори сказала выбросить уже. Ицуки не стал. Это всё ещё не её квартира, это квартира Шомы, и Шома ему её отдал на проживание, а не ей. И не родителям. Мама приходила и устроила скандал из-за бардака. А Ицуки впервые за неделю вообще дома оказался. Промотал переписку вверх. Почитал, что писал. Затошнило от самого себя. Захотелось написать: «Шома, прости меня». А потом он домотал до того момента, когда писал это в прошлый раз. Хреново. Толку в извинениях, если всё по кругу. Уж и не извиняться тогда совсем. Извиняешься, а ничего не делаешь. Ицуки даже не помнил, как писал некоторые вещи. И не понимал, какого хуя вообще написал их. «Мудак». Откинул голову назад, приложился затылком к стене: прислушался к гулу. Боль разошлась волной и угасла. Мама. Мама приходила сегодня. Он прибрался на кухне и в коридоре. И готовил для неё. А она заглянула в спальню и начала отчитывать. Интересно, лужа на полу, в которой Ицуки себе стопу обжёг, высохла уже? Помнил, что стоял над кипящим рисом, слушал, слушал, слушал и швырнул всю кастрюлю с плиты. Ошпарил себе ногу. Точно, ошпарил. Прибежавшей на шум маме про то, что обварил стопу, не сказал. Сел на стул у стола и уткнулся в телефон. Мама начала ему что-то говорить, но он не слушал. Переписывался с Шомой. Сейчас – читал, что понаписал. Ногу сводило и нарывало. Пиздец. Пришёл запрос на добавление. Принял. Увидел, сколько неотвеченных накопилось от тренера: последнее, которое отображалось, говорило о том, что Ицуки переводят в запас и если он хочет остаться, то… наверное, он должен прийти. Логично. Надо бы. Он прислонил угол телефона ко лбу. Надо бы. Поглядел на ногу, тапнул фонарик на телефоне и посветил на ярко-алый свод стопы, отблёскивающий влажной плёнкой. На такое не обуешься даже. Что ж. Плевать. Пусть вообще исключают. До этого проебал, а теперь не может. Больно. «Я ошпарил стопу. Не смогу появиться», – отправил, не читая даже всего, что ему писал тренер. Вернулся к новому, абсолютно пустому диалогу. «Привет. Ты не спишь? Как дела?» Стало спокойнее. Стало не так херово. Стало не так… хотя всё ещё было пиздец как дерьмово. Ицуки ответил: «Привет. Это мне нужно спрашивать, как твои дела, Джун». Джун. Джунхван. …Орхидейчик. Казалось, что даже ебучий мир начинаешь ненавидеть меньше, раскатывая это имя по нёбу. Это и “Шома”. Только от “Шома” хотелось треснуть себя по-крепче за то, сколько говна вылил на брата ни за что и главное что в упор не помнил, как и почему писал по меньшей мере половину. «Да и пусть все передохнут» «Накрыть ваш ебанутый Торонто крышкой и взорвать к ёбанной матери XD» «Смотрю, Крикет кайфа не добавил?» «Проебался твой Ханю». Ицуки, видимо, было дохера плохорошо, когда писал это. Задрало. Всё задрало. «Расскажи о своих делах, можешь?» «Собираюсь к тебе приехать».***
Джунхван улыбнулся. Глаза защипало от подступивших слёз.