Глава 44. (не)Под контролем
Ицуки сполз по закрывшейся за Каори двери и, достав из кармана телефон, открыл диалог с Джунхваном: «Извини, я смотрел ФГП с Каори и Котаро. И Котаро всё изосрал. Сейчас сижу один. Слушаю, как разминка заканчивается». «Хреново?» «Есть такое» «Как твоя челюсть?» «Зубы все целы?» Ицуки усмехнулся сам своему вопросу, вспомнив, как одно время после матчей Джунхван в шутку спрашивал, все ли зубы у Ицуки целы. Всё, толком-то, началось с того, что перед очередным матчем Джунхван, ещё очень давно, вспомнил про шрам над бровью Ицуки – подумав об этом, Ицуки к нему прикоснулся – и уточнил, достаточно ли далеко от лица будут клюшки на этот раз. А потом после спросил про зубы. А потом после другого… и третьего… Это было шуткой, которая смешила лишь их двоих. Ицуки сомневался, будет ли уместно возвращать её Джунхвану в такой ситуации, и он колебался: думал удалить сообщение, пока оно не прочитано, но потом, как только галочка “прочитано” появилась, понял: ну, пути назад нет. Джунхван прислал кучу своих корейских к. А потом приправил сверху дефолтными смайликами. Ицуки порадовался. Не расстроил. Потом прочёл: «Я оценил!» «Хех» «Говорят, челюсть нормально заживает» «Снимут всё через неделю» «Смогу есть что-то типа каши» «Прочитал, что ещё долго придётся всё восстанавливать» «И артикуляцию» «Так что ты свободен от моих голосовых ещё надолго» «Да я по ним даже скучаю» «Правда?» «О, там Шё-хён следующий!» «Ты ещё не у телевизора?» «Сижу в коридоре.» «Сейчас иду смотреть» «Пришёл» Джунхван улыбнулся. У него уже даже не болело при таких манёврах лицо. Вообще иногда казалось, что во время переписок с Ицуки он чувствует себя куда более “целым”. Он переключил приложение на трансляцию и лёг на бок смотреть. После замены пластины ребро почти не беспокоило. Казалось таким странным то, что его тело… восстанавливалось. В голове ведь всё было настолько невыносимо, что перспектива в скором времени встать на ноги казалась издевательской шуткой. Шома, взмахивая сверкающей рукой, раздвигал воздух телом, поворачивался к потоку спиной и побеждал его, заставляя незримые течения расступаться. Из-за цвета и оформления костюма, так сочетающегося с торжественным оформлением катка, казалось, что он взаправду в подводном царстве. Отблёскивающие серебром тонкие линии на перчатке создавали впечатление ряби на большом и указательном пальцах, будто свет, пробившийся сквозь толщу воды. Всё в его движениях, в каждом развороте, в каждом рассечении воздуха рукой, в каждом рывке головой и взмахе чёлки – всё звенело мощью. Джунхвану даже казалось, что зал по-настоящему замер, оглушённый воинственной и несущей музыкой. Шоме очень шла такая классика. Джунхван даже подумал, что так, как выражает классику Шома, не выражает её никто. Аксель. Великолепный, как разрушительное заклятие. Как водоворот. Заход, пролёт, выезд – за это нужно было давать приличные ГОЭ – и Шома их получил. Хёны были магами, но очень даже разными магами. Наверное, их стихии отличались: у Юдзуру это был явно ветер – хлёсткий, резвый, быстрый. У Шомы – вода. Разрушительная и живительная, мощная и завораживающая. Джунхван за этими мыслями умудрился проморгать заход на четверной – лишь моргнул, а Шома уже взлетел в риттбергер. «Он прыгает квадритт? Я думал, в соло будет флип... » – на панели сверкнули ГОЭ. Как за аксель, а с учётом базовой стоимости в протоколах наверняка стоит немного поменьше. Возможно, несколько меньше троек или от кого-то двойка подпортила картину. Обидно, но в такой ситуации это всё фигня: каждая высокая оценка прыжка ценна как алмаз. Нечего жаловаться. Когда хён, Джунхван имел ввиду Юдзуру, добъётся введения своих разработок в систему оценивания, это всё выправится. Всё будет. То, что в короткой программе каскад перешёл в конец, Джунхван понял не сразу. На всех тренировках каскад шёл ещё до аксекля, но сейчас… Вот он! Квадфлип. Тройной ритт. Докрутил! Докрутил! Выезд короткий вышел, но каскад был!.. Ритт? Риттбергер вторым прыжком? Разве Шома-хён прыгал такие каскады? Разве он… тренировал их? В Крикет-клубе из парней этим занимался только Джунхван. Он как раз шлифовал 4Lo+2Lo, надеясь однажды двойной поднять до тройного. Но когда Шома начал делать каскад со вторым риттом? Да ещё и после квада? Да ещё и так хорошо? Джунхван сел в постели, приложил к губам тыльную сторону ладони и смотрел, стараясь не моргать. Оставалось только вращение, но невнятные и чудные мысли накатывали волнами: что это было? Нет, Джунхвану не казалось, что у него “каскад украли”, к тому же, каскад не вещь, которую можно просто “взять”, его нужно осваивать, а выполнить один и тот же элемент или комбинацию идентично просто нереально. Джунхван вообще прохладно относился к разговорам о плагиате в фигурном катании, да и дело-то вовсе не в этом. Джунхвану показалось, что в исполнении этого каскада, именно с риттбергером, было что-то… большее, чем просто его сравнительная дороговизна. Послание? Сообщение? Намёк? Может, Джунхван вообще накручивает себя? Программа закончилась. Шома стоял посреди льда, запрокинув голову назад до боли в шее, упирался коленом в лёд и ловил тёмные пятна. По всему позвоночнику прошёл холод. Вспыхнуло в лёгких. Яркие софиты слепили, а страх мешал двинуться: на стыке музыки и тишины, в самом конце, падая в финальную позу, он словно слышал, как шея хрустнула. Боли не было. В позвонке что-то потягивало, а Шома лихорадочно пытался сообразить, куда ему лучше двигаться: обратно вперёд, вставая на ноги, или лучше аккуратно лечь на лёд? Он дёрнул приложенными к груди пальцами руки. Работают. Нормально всё. Сжал пальцы ног. Чувствовал, как мокнет от контакта со льдом ткань на колене. «Всё нормально?» Он осторожно разогнулся, выпрямил спину, медленно – шею. Наклонил голову вперёд. Тянуло. В голове тоже ощущалась какая-то странная пульсация. Не надо было голову запрокидывать. По плану не надо было. А Шома запрокинул, да ещё и так резко. Так. Надо вставать. Что, неужели аплодисменты ещё звучат? Кто-то докинул игрушку аж до самого Шомы: он взглянул на неё и увидел, что это самодельные, держащиеся за лапки Рук и Пух. Улыбнулся. Потянулся к ней и сгрёб к себе. Поднялся на ноги. Нормально всё. Просто показалось. Перенапрягся. – Флип-ритт? Ты безумец! Мы пробовали его только раз десять! – Гислен улыбался, раскидывал руки и обнимал его, вжимал в себя так, что Шоме казалось, что он становился похож на тряпичную куклу. – Хорошо себя чувствуешь? – Кудахтала заботливой наседкой Трейси, подав чехлы и положив руку на плечо, после подхватив, чтобы Шоме было удобнее надеть их. – Шеей дёрнул, флип-ритт сделал вроде бы, нормально. – Шеей? Всё нормально? – Пере… ммм… много эмоций. Нормально. – Шома – безумец! – Почти смеялся Гислен. – Всё чистенько сделал! Умница! – Сотня-то будет! Я побежала к Джейсону! – Давай! Шома старался отдышаться, сжимал держащихся за лапки Рука и Пуха, брал из рук госпожи Кобаяши олимпийку, шёл, ведомый Гисленом, к КиКу. Джейсон готовился к выходу на лёд, Шома садился на скамейку и усаживал рядом взятую со льда игрушку, натягивал олимпийку, цепляясь за стразы и понимал, что он последний раз катал короткую программу на соревнованиях. Он катал её последний раз и… ничего не запомнил. В голове был только гул, слившиеся в ровный шум музыка, аплодисменты и шум крови в ушах. – Юдзу там, должно быть, из штанов выпрыгнул, – пошутил Гислен, на что Шома, не успев обдумать это, произнёс: – Пусть приходит на произвольную. Оценки. Шома поднял взгляд на табло. Техника за 60. Значит, справился. – Отлично! “Отлично” справился. На мгновение помутнело, разобрать он оценку за компоненты не смог, смахнул от чего-то выступившую слезу, взглянул вновь: 46,14. В сумме… Шома проморгался. 109? Сколько? 109? Быть этого не может. Быть… не может. – НЕ НУ ТЫ ВИДЕЛ, А?! ТЫ ЭТО ВИДЕЛ?! ВИДЕЛ?! ЭТО ПРОСТО НЕВЕРОЯТНО!!! КАК ТЫ! ТЫ ПРОСТО! СЕРЬЁЗНО?! ФЛИП-РИТТ? И КВАДРИТТ ТОЖЕ?! ШОМА УНО, ТЫ ВЕЛИКОЛЕПЕН! Шома отшатнулся от Юдзу-куна, выгнулся весь назад, аж головой в стенку упёрся: не успел, называется, со льда выйти – снесло лавиной. – ПРОСТО ПОТРЯСАЮЩЕ! – Не смей меня поднимать! – чуть не взвизгнул он, когда Юдзуру обхватил и потянул на себя. – Ты ОФИГИТЕЛЬНО потрясающий! Шома медленно поднял перед лицом Юдзу-куна руку с раскрытой ладонью и собрал пальцы в кулак. – Успокойся, пожалуйста. Там ещё Джейсон, Нейтан и Юма-кун. Выдохни. – Ты личный рекорд установил, по новой системе, мне будет очень сложно успокоиться. – Хорошо, хорошо. Шома бочком аккуратно обошёл его, не сводя взгляда. – Я пойду интервью давать. А ты теперь жди всего этого в Интернете, GOAT. – Обозвал сейчас или что? Шома улыбнулся: – А ты сам подумай. Драма квин. Ицуки улыбался. Сидел на полу напротив телевизора и улыбался. Он был рад за Шому. Но внутри было очень очень больно. А самым болезненным было то, что ему не лезло никаких мыслей по поводу сказанного Котаро и реакции Каори-чан. Буквально “ничего”. Словно ему было глубоко плевать. И от понимания того, что ему плевать – больно. Не плевать на то, что плевать. Так жаль. А что теперь? Что дальше? Весь прокат Джейсона, стоивший меньше сотни, проплыл мимо сознания, а за Нейтана и Юму он вообще не волновался. В том плане, что они получат те оценки, на которые накатают. Как ни крути, если то, что Ицуки на их счёт знал, было актуально, то разрывы будут незначительными. А, значит, несущественны. Не стоили внимания. Не получит же кто-то из них 120. Он откинулся головой на диван и посмотрел в потолок. Бодрая музыка Нейтана оглушала пустую квартиру. Всё казалось… тихим. Ицуки сидел один, на столике стояли недопитая бутылка вина, недоеденные бутерброды. Усмехнулся: ему одиноко?***
Джунко поставила перед Каори только заваренный чай и присела напротив. Ей хотелось утешить девушку, сказать, что Котаро часто говорит ерунду, что им никогда не нравилось то, что он крутился вокруг Шомы, и не нравится, что сейчас он навязывается Ицуки. Что он самолюбивый и говорит то, что сам думает, и ничего его слова не значат. Но Джунко опасалась, что в её словах может прозвучать обещание. Обещание, которое она не имела права давать. Не было похоже на то, что даже при всех попытках Джунко примирить Каори-чан и Ицуки, их отношения смогут двигаться вперёд. И от понимания этого становилось очень тоскливо. Она не могла заставить Ицуки связать свою жизнь с Каори-чан. И хоть Хироки говорил, что Ицуки ещё молод для женитьбы, Джунко… Джунко не могла не тревожится из-за того, что Шома, которого они тоже всегда считали слишком молодым для таких вещей, внезапно сделал то, что сделал. А теперь ей было страшно… что Ицуки тоже… пойдёт по тому пути. В конце-концов, о том корейском мальчике, которого избили недавно, Ицуки всё время говорил… с большей теплотой. Даже становился похожим на себя-прежнего. Плакать перед Каори-чан Джунко не хотела. Поднялась и ушла из гостинной, так ничего и не сумев сказать трясущейся от задавленных слёз девушке.