Глава 49. Соприкосновение душ
Торнклиф выглядел местом вполне приличным, по крайней мере, у Ицуки не нашлось, за что зацепиться: ну разве что казалось, что оно как-то “оторвано” от остального города. – Хочешь сюда переехать потом? – Джейсон предлагает. Они сидели в одной из кафешек на Оверли Бул, решив на Ллейд не возвращаться. Джунхван ждал молочный коктейль, Ицуки смотрел на варианты квартир, которые напредлогал Джейсон – Джунхван переслал всё в Лайне. – Я в тонкостях канадской жилплощади не разбираюсь, – заключил Ицуки, – но район вроде ничего. Зелено должно быть… народу много, я это не очень люблю, но тут и до Крикета недалеко. – Я всю жизнь в многоэтажках прожил. Родители дом купили только после моего отъезда. Когда доходы позволили, и папа директором стал. – Кстати, как там дела? Джунхван вздохнул. Официант принёс его коктейль, поставил на середину столика, сообщил, что заказ Ицуки будет готовится ещё пять минут. Джунхван пробормотал: – Не очень. Хёнсу сказал, что, вроде бы, решается вопрос перевода отца в свидетели из подозреваемых, но всё равно… – А ты сам сейчас как? По деньгам? – Какие-то мои личные сбережения остались, то, что мама не забирала. А большая часть того, на что я жил, лежала на её карточке, так что… – Пипец. – Пока Брайан кормит. И живу у них. Потом с Джейсоном съедемся. За контракт дальше Брайан сказал, что потом разберёмся, так вышло. К новому году должны придти деньги за фотосессию октябрьскую. Тоже будет… неплохо. – Деньги-то тебе придут? – Мама договорилась. Её счета ведь заморожены. Ицуки вздохнул: тотальный контроль, висевший над Джунхваном, что должен был “обеспечить благополучие” обернулся против него. Мать держала у себя абсолютно всё, что Джунхван зарабатывал и со съёмок, и в катании, сам он получал “карманные деньги”. Вот с этими-то карманными деньгами он и остался, когда с началом расследования о финансовых махинациях и мошенничестве его отец попал в ряд подозреваемых. А поскольку и его счета эта во всех отношениях интересная женщина оформила на своё имя, арестовали все финансы, которыми она владела. Встало всё: сделки компании, в которой отец был директором, оплата учёбы брата, проживания и занятий Джунхвана, все личные расходы, всё. Ицуки такой подход капитально не нравился: мама явно держала всех на ну очень коротком поводке и в случае несанкционированных телодвижений устраивала разносы. Как при всём при этом Джунхван умудрялся встречаться с кем-то типа Конрада и держать отношения в тайне – загадка, достойная талантов лучших шпионов мира. Она ведь, действительно, проверяла все его траты, сверяла по расчётам и остатку на карте, а всё привело к чему? К тому, что он один, в чужой стране и с голой жопой. – Выходит, ты впервые получишь все свои деньги себе, верно? Нет худа без добра. – Мама всё проверит. Каждую трату. Так что некоторые вещи придётся для меня покупать Джейсону, если они мне понадобятся, – улыбнулся Джунхван. – Как вы обходите это, кстати? – М? – Ну, типа… у неё не возникало вопросов из-за того, что ты переводил деньги за… за покупки, которые делали для тебя? О, – официант принёс гамбургер, стремящийся по объёмам к котаровскому определению “разорвиебло и диетическую колу, пожалуйста”, – спасибо. – Что-нибудь ещё? «Диетическую колу», – подорвался было Ицуки, но задавил порыв. – Нет, спасибо. И повторите глинтвейн, пожалуйста. – У вас безалкогольный был, верно? – Ну, если так подумать, я ж не за рулём. Со скольки у вас алкоголь можно? – С девятнадцати лет. – О, тогда алкогольный, пожалуйста, – Ицуки показал официанту свой загранник и тот, кивнув, ушёл. – Ты же не против? – Спросил он у потягивающего свой молочный коктейль Джунхвана. Тот качнул головой и оторвался от картонной соломинки: – Я бы сейчас тоже выпил. – А чего нет? – Не рекомендуют. Да и вряд ли у них есть такие же, – он указал взглядом на свой коктейль, – но с виски. Ицуки усмехнулся. Джунхван сделал ещё пару глотков и ответил на вопрос: – Я не переводил им деньги. За эти покупки. У нас был взаимозачёт. На ту сумму, которую тратили они на меня, я потом покупал что-то им такое, что не вызвало бы вопросов у мамы. Обычно еду или снеки, или напитки. Но не алкоголь. – Тебе и пить запрещалось? – Нет, просто по алкоголю был отдельный свод правил. – Как же ты тогда на свадьбе-то напился…– Ицуки задумчиво ковырял вилкой гамбургер: и правда, разорвиебло. Надо располовинить. – Так не за свой счёт же… Да и правила появились как раз после. – Из-за? – Угу. Разговор плавно заруливал в неловкую для обоих сторону: Джунхван потягивал понемногу коктейль, Ицуки, откинув ровно половину гамбургера в сторону, отложил вилку и взял одну половинку, словно бутерброд, откусил. – Я уж подумал, ты его вилкой есть будешь. – Не люблю вилки. Не удобно. – А если бы принесли палочки? – Хаши? Не, бургеры едят руками. Я просто пытался понять, в чём глубинный смысл вилки. – Пытался понять, зачем её принесли? – Ага. – Выпавшие огурчики собрать с тарелки и съесть. Огурчики же руками подбирать не будешь. Ицуки поднял на Джунхвана взгляд, тот, разглядев эмоцию, прыснул: – Не, ну я вообще о другом! – Ты знаешь, я могу и руками взять и съесть. – Ну я про культуру же! – Всякая культура отступает после первой бутылки и с жуткого голода. – Да, и культура, и приличия, и ориентация в пространстве! – У Джунхвана смех сквозил в голосе, это радовало так сильно, что второй поворот разговора к Гилд Инну остался почти незамеченным. А, может, и не был это поворот к Гилд Инну, просто Ицуки… всё время вспоминал ту ночь. Джунхван – красивый. Сейчас, возвращаясь к тем воспоминаниям, к картине его, всего в орхидеях, белых и чистых, Ицуки мог бы даже заменить прилагательное. Особенно с учётом того, что было “после” орхидей. Он притягивающий. И осознавать эту притягательность, рефлексировать её после долгих пары лет отношений с Каори-чан, окунувшись с головой в разного рода межличностное дерьмо, было… странно. Даже тревожно. Каори-чан прямо сказала: ну конечно, рождество встречают либо с семьёй, либо с любимыми, вот ты и едешь к нему. На Джунхвана у неё была аллергия и ровно до того момента, как Ицуки накрыло на парковке от встречи с ним лицом к лицу, ревность чудилась беспочвенной и раздражающей. Они друзья. Друзей не тянет поцеловать. Даже Каори-чан целовать не тянуло. Его – да. Хотелось мазнуть губами по губам, прижаться языком к языку, обняв крепко-крепко, чувствуя вкус и раскатывая его по нёбу, чувствовать, как гулко в груди бъётся сердце. Он был счастлив. Когда Джунхван держал его за руку, когда они разговаривали, идя по району и обсуждая, кого было бы жить тут, он был счастлив. В какой-то момент даже казалось, что это они могли бы жить здесь. Гулять, останавливаясь у перил на холме, смотреть сквозь ветви на едва видимую речушку в долине, закупаться в магазинчике неподалёку. Странно было понимать, что мысли о будущем с Джунхваном не вызывали тех тревог и того волнения, что неизменно сопровождали аналогичные о Каори-чан. Ицуки мог бы вырваться из опостылевшей действительности, бросить всё к чёртовой матери и снимать квартиру вместе с Джунхваном здесь. У них был бы один холодильник на двоих, Джунхван катался бы на тренировки, а Ицуки работал кем-нибудь удалённо или в какой-нибудь из кафешек рядом – готовил-то он весьма прилично. Они делили бы бюджет, жили по-своему и были бы в порядке. Ицуки действительно во время прогулки по Торнклифу думал о том, что хотел бы жить здесь с Орхидейчиком. И шёл бы этот Джейсон сам себе снимать квартиру. Каори-чан много раз заговаривала о подобном, но Ицуки шарахало от этих разговоров как от удара током. А тут просто… съебаться бы от всего говна, что засело в Нагое. От пьянок с Котаро, от этих угаров, в которых терялись дни, от необходимости думать о браке, которого хотела мама, от стыда перед Каори-чан за самого себя, – просто съебаться сюда, в Торнклиф, и заботиться о трудностях, с которыми столкнулся Джунхван, а не вот это всё. И не нужны были бы ему “успокоительные” от Котаро. Ицуки задумчиво поглядел на новый глинтвейн. А если горячее вино сейчас вдарит ему по мозгам и всё опять само собой обосрётся? Половинка бургера ещё ждала на тарелке, постепенно пропитываясь соусом, Джунхван, похоже, задумался о своём, а Ицуки вдруг почувствовал, что, если поднимет на него взгляд, зарождающееся осознание сформируется окончательно и пути назад не будет. Он не хотел этого осознавать. Не хотел. Ицуки взял глинтвейн и хлебнул прямо через край: а пусть всё обосрётся. По горлу растеклось тепло: до самого желудка. Пусть.***
Площадь Натана Филлипса была просто прекрасна. Народу – дофига, но для кануна весьма неплохо. Ицуки ожидал больше. Его рюкзак тянули коньки Джунхвана, за которыми они заехали к Брайану, термос с какой-то ну офигительно вкусно пахнущей бадягой, и коробка польворона: горячий привет от примчавшегося в Канаду Хави Фернандеса. Что именно он тут вздумал в Рождество делать, Ицуки не уточнил, но, хмельной немного, оформил мысль, что если Ханю опять набедокурит, то Ицуки этого двукратного оскопит самым безжалостным образом. Из-за большого количества людей Ицуки немного нервничал, но в его руке была ладонь Джунхвана, так что это было не важно. Опять держатся за руки. Ицуки взял хоккейные напрокат, решив попользовать шомину карточку по полной, вернулся к сунувшему ноги в ботинки Джунхвану и спросил: – Ты чего? – Впервые встану на коньки после… После всего. Ицуки сел рядом на скамью: – Уверен, что готов? – Просто покататься с тобой по кругу? Мне хочется. Просто не думал, что настолько… соскучился по льду. – Ясно, – Ицуки наклонился переобуваться, – если начнёшь падать, падай на задницу, а то за лицо меня удавят же. Джунхван засмеялся: Брайан явно забеспокоился, когда Джунхван вернулся и сказал, что они хотят поехать на каток к ратуше. Раджеш был обеими руками и ногами “за”, а вот Брайан серьёзно нахмурился. Джунхван заверил, что они просто покатаются. Пообещал. Его отвели в сторонку и что-то нашёптывали, чего – Ицуки разобрать не мог, но лица были архисерьёзные. В итоге Джунхвану наказали беречься, потому как шину с челюстей сняли только недавно, и всё же отпустили: Раджеш насовал с собой вкусняшек. Со шнурками не заладилось. Джунхван вроде завязал, но Ицуки по тому, насколько прилегал к лодыжке ботинок, понял, что слабо. Да и выражение лица у Джунхвана было недовольное. – Давай, я зашнурую, – Ицуки не дождался ответа, опустился на колено перед Джунхваном и распустил взаправду слабый узел. …Джунхван почти не шевелился. Сидел на скамье, схватившись за неё руками, смотрел на сидящего перед ним на одном колене Ицуки: от прикосновения к лодыжке словно стрельнуло. Руки Ицуки замерли. – Мне не больно, нет… – Поспешил успокоить Джунхван. – Просто… как будто… Ицуки поднял на него взгляд. – Будто что-то подобное уже было. Глаза у Ицуки… сверкали отражениями огней. Хотелось… К нему так хотелось… прикоснуться… На лёд он ступил первым. Протянул мешкавшему Джунхвану руку. Когда тот сделал шаг, вложив пальцы в ладонь Ицуки, скользнул по дуге и остановился напротив, оно всё-таки нагнало. Ицуки его почувствовал, прикусил себе щёку покрепче, сглотнул, чувствуя, как накрывает прибивающее к земле головокружение, сжал лежащие в ладони пальцы и попытался отвести взгляд. – Всё нормально? – Да, – выдавил Ицуки. – Просто алкоголь. «Просто я чуть тебя не поцеловал только что вместо того, чтобы второй ботинок завязать. А ещё я тебя люблю». И как давно это с ним? Неужели с того самого дня? Не сегодня же жахнуло, вовсе нет. Неужели в Гилд Инне? Когда он стоял с этими орхидеями? Столько времени? А как же Каори-чан? Разве она не милая, добрая и хорошая? Разве к ней таких чувств не было? А зачем тогда Ицуки себе говорил, что были? И если всё так, почему он лгал ей? А маме зачем лгал? Какой же ужас. Ицуки зажмурился, понимая, что всё равно за эти пару секунд не въедет ни в кого, они по-прежнему держались зачем-то за руки – Джунхван не отпускал, и Ицуки не хотел, они катились вместе, а Ицуки смотрел под ноги как впервые на коньках. Каков же пиздец. Да уж, мама не оценит. – Всё хорошо? Ицуки поднял на него взгляд. Мама в жизни своей ничего не оценит, что бы Ицуки ни сделал. Ей он вообще всегда был занозой в заднице. Кроме разочарования и боли ничего не привнёс. Вот такой он. Разочаровательный. Зазря столько бабла вбухали ещё зачатия ради, не удивительно, что отношение такое: не отработал же ни копейки. – Да, – глухо ответил Ицуки. Всё хорошо. Сжал руку Джунхвана по-крепче. Мама будет в ярости. Шоме-то всё простят. Шома… другое дело. За него боролись. Какая, всё-таки, красивая ёлка тут стоит, а? Вся в огнях, льёт тёплым-тёплым светом, какой Джунхван на её фоне красивый. – Сфоткать тебя? – М? – На фоне ёлки? – Хах, давай! Джунхван встал, чуть наклонив голову набок, улыбался, за ним светили огни, а на фото весь фокус – на чуть прищуренных глазах. Джунхван оглянулся вокруг, когда Ицуки кивнул, мол, готово: – А в движении сможешь? Думаю, оттуда примерно? – Хочешь что-то сделать? – Угу. Народу не так много, Ина Бауэр хочу. – Не навернись только, – откатываясь к точке, которую указал Джунхван, усмехнулся Ицуки. Красивый. Так близко этот прогиб – ещё более красивый. Ицуки снял его с корточек, широкое ясное небо и высокая рождественская ёлка раскинулись над ним, огромные, величественные, как сам этот Ина Бауэр. – Чего смеёшься? – заглядывая в фото, накатился со спины Джунхван, хватая за плечи: ему явно было весело. – Да вот, вспомнил, как заявил Шоме, что кроме тебя никто Ина Бауэр не делает. – Почему это? – Потому что я считал, что он должен выглядеть только как твой, а всё остальное, что-то другое. А, ещё я тогда пытался поддеть Ханю, что он его не доделывает. Сам понимаешь: не вышло. – Шома тебе объяснил, что Бауэром считается на самом деле? – Ага. Объяснил. Джунхван засмеялся, поднёс руку к челюсти, слегка надавил. – Нормально всё? – Не подумал ведь прежде чем самому прикоснутся к его лицу. Улыбка оставила от себя тень, взгляд переменился. Ицуки пальцы от его подбородка отнял. – Угу… Засмеялся просто… сильно. Давай… ещё покатаемся. Фотки хорошие. – Я тебе пришлю. Джунхван кивнул, они снова поскользили рядом. Может, это всё-таки и не оно? Может, Ицуки просто переволновался за него и рад увидеть его целым и стоящим на ногах? Пусть и слабым совсем: во время прогулки по Торнклифу они часто останавливались, чтобы Джунхван мог посидеть на скамейке, да и сейчас, после Бауэра, он навалился на Ицуки прямо всем весом, дыша тяжело. Хотя… – Знаешь, Джунхван, – сидя на лавочке и попивая ароматную и чертовски вкусную бадягу, приготовленную Раджешем, вдруг сказал Ицуки, – я думаю… расстаться с Каори-чан. Джунхван вздохнул и, сконфуженно улыбнувшись, сознался: – Я хотел пригласить тебя встретить Рождество с нами или попроситься к вам, чтобы встретить Рождество с вами, но даже не знаю, насколько это теперь в тему. – Да как раз отлично в тему. Я поговорю с Шомой. – Думаю, Раджеш обрадуется, если и хёны придут. Вроде, Хави тоже будет. Раджеш любит, когда много гостей. – Интересный получится набор. Джунхван улыбнулся. – Они не останутся на ночь. Хави с Мариной. Вообще надолго не останутся. Они с дочкой. – О как. Ицуки опустил польворон в бадягу и подождал, пока тот размокнет. Попробовал. – Сносно, кстати. Держи. Джунхван взял у него из рук печеньку и откусил размокшую часть. – И правда, ничего так. Спасибо, кстати. – За что? – За вечер. За кафе и каток. – Мне-то за что? – Да просто, я всё о деньгах… – Джунхван виновато улыбался. – Никогда не думал о них… так. – Разве твоя мать не контролировала всё? – Контролировала, но не ограничивала меня. Я просто предоставлял чеки, а сейчас, знаешь, когда осталось немного, всё сразу перестало быть… лёгким. – Понимаю. Меня последнее время тоже периодически лишают финансирования. – Да… знаешь, Раджеш возит меня почти каждый день куда-нибудь, чтобы я больше разных эмоций получал… И иногда… Я увидел в торговом центре, в ювелирном, браслет. Посеребрёнка, ничего особенного, без камней даже, только гравировка. И раньше я бы купил себе и не задумался особо. Ну, может, у мамы бы спросил. А тут… вдруг он оказался настолько дорогим. – Что за браслет? Джунхван вздохнул и, отставив стаканчик, принялся копаться в телефоне. – Вот. Ицуки взглянул: стильный. Действительно, во вкусе Джунхвана. – Он под гравировку? – Угу. – А если бы мог купить, что бы написал? Джунхван убрал телефон, Ицуки проговорил про себя название фирмы и марку, чтобы запомнить. – Глупость, я думаю. – Какую? – «А звёзды сияют». Ицуки смотрел на него и думал, что так и не понял, что же чувствует. Наверное, осознать любовь было слишком… страшно. Но он точно чувствовал к нему много больше, чем к… Каори-чан. Это… было не хорошо. Совсем… не хорошо. Сосредоточенно следящий за намоканием польворона Джунхван такой красивый.