Красная нить

      Солдат бежал по разрушенной улице. Он старался бежать как можно быстрее, как будто за ним кто-то гнался. На самом же деле он был совершенно один.       Огромный зеленый монстр с оранжевым хвостом неожиданно выполз из-за угла, размахивая ядовитыми щупальцами, каждая при движении которая отдавала свистом. На лунном свете его склизкая кожа отдавала салатовым блеском, слепя глаза. Мерзкое чудовище хищно оскалилось и облизнуло безобразный треугольный рот, показывая свои желтые и острые зубы. И вот — у солдата осталось всего несколько секунд, чтобы нажать на курок. Он навел автомат на огромную лысую голову своего врага, и вдруг… — Хелл! — раздался громкий возглас за дверью.       В комнату зашла сердитая женщина. Осмотрев комнату, она ещё сильнее сгорбилась и нахмурила брови. Эта поза делала её похожей на каких-то хулиганов из переулков, которые останавливают прохожих фразой " Закурить есть?» и смотрят ещё презрительным взглядом. — Да, мам?       Повернулась девушка, сдувая надоедливую челку со лба. Ей уже давно пора бы подстричься, да всё руки не доходят. Под злым взглядом брюнетки она насупилась. Вся смелость куда-то пропала, осталось лишь недовольство. — Ну чего? — Когда ты уже в комнату перестанешь таскать еду?! Сколько раз говорила — ешь за столом. — А когда это компьютерный стол перестал быть столом? — спросила девушка и только потом поняла, что сказала.       Язык мой — враг! — Да как ты смеешь?! — закричала женщина.       Она резко схватила её за волосы и подняла к своему лицу. — Неблагодарная ты тварь! Сколько можно меня бесить?! Скройся с глаз моих! — и толкнула дочь в сторону прикроватной тумбочки.       Девушка ударилась об косяк мебели и упала на пол. Позже она стала ощущать некую влажность на виске. трясущейся рукой она коснулась виска. Теплое, липкое, ещё и железом попахивает… Определенно кровь. Ужаснувшись от происходящего, девушка постаралась найти резко помутневшим взглядом свою мать. Вот она. Стоит перед ней, как ни в чем не бывало. Открытая одежда, яркий макияж и садистская улыбочка, такая противная, но для неё вполне естественная. Видно, как она наслаждается этим зрелищем — как уголки губ поднимаются всё выше и выше, как в глазах сверкают безумные искорки и как быстро стала трястись большая ненастоящая грудь.       По квартире раздалось чириканье дверного звонка. Женщина радостно подскочила на месте и пошла открывать дверь. — Дорогой! — воскликнула она, обнимая какого-то мужлана в дверях.       Какой это за месяц? Кажется, уже пятый. Её личный рекорд…       Зная, что сейчас начнется, девушка постаралась побыстрее уйти из этого кошмара. Но было тяжело: стало тошнить, в глазах потемнело и голова сильнее заболела.       Не надо было так резко вставать…       С трудом справившись с обувью, она накинула куртку и побыстрее убежала, пока они не заметили.       Хелл уже и не помнит, сколько раз всякие мужчин предлагали ей переспать с ними, либо даже не спрашивали, а просто лезли приставать. А всё из-за мамы! Ну вот почему именно ей досталась такая мать? Шлюха, упивающаяся в половых утехах и постоянно избивающая дочь, как она вообще решила рожать её? Почему аборт не сделала?       В некоторые времена Хелл казалось это наилучшей участью…       Блондинка шла по улице, зябко кутаясь в старую куртку. Это изделие уже давно перестало приносить свою пользу. Уже как года два, но выбора не было — денег на новую ей никто не давал. Все деньги, которые она успевала подзаработать, эта тварь спускала на подтяжки и другие косметические операции.       И куда мне идти? Время то позднее уже…       Когда начал моросить мелкий дождик, Хелл тихо выругалась и ускорила шаг, лавируя между навесами ближайших зданий.       На улице стояла поздняя осень, и темнеть начинало всё раньше и раньше. Температура тоже начала падать, преодолевая границу нуля. В такое время и в такую погоду надо бы дома сидеть, да теплом отопления наслаждаться. Только не по силе ей такая роскошь.       Тусклый свет фонарей едва освещал улицу, а некоторые уже работали через раз — только мигали иногда, пугая прохожих, да и только. Единственное, на что ты мог рассчитывать, это на фонарик встроенный в телефон. И то, вариант не из лучших — в таком районе вообще из карманов ничего доставать нельзя. А лучше вообще не появляться на этих загрязненных всякими человеческими пороками улочках. Как только садилось солнце, просыпались всякие упыри, как в сказках, которые рассказывают детям, чтобы в это время гулять не выходили.       Куда же мне податься?       Силы всё больше покидали девушку. Передвигать ноги с каждым шагом становилось всё тяжелее, и голова кружилась неимоверно. Вдруг на глаза попалась детская площадка. Удивительно, что она была почти нетронута: только горки немного поломаны, а так детский городок был цел.       Улыбнувшись воспоминаниям своего детства, Хелл приземлилась на качели. Именно тут она гуляла с дедушкой, когда тот был жив. Хоть она и была маленькой, когда он умер, в голове всё равно сохранился его образ — светлое лицо с короткой бородой, всегда прищуренные глаза и характерная для него улыбка до ушей. Именно такая улыбка могла согреть душу. Но дедушка умер и в тот же момент её жизнь превратилась в ад.       Сколько побоев, скандалов и попыток изнасилования девушка терпела. И почему на неё вообще заглядывались? каждый раз спрашивала она себя. Как она думала, в ней нет ничего привлекательного. Она слишком худая и невысокая, как дрищь, честное слово. Причем настолько, что она легко рассмотреть свои ребра. Волосы её были тусклого, ненавистного ей цвета. Желтого. Почему-то раньше, когда она ещё была счастлива, она радовалась им. Но как только она начала жить в неблагополучном районе, цвет волос стал быстро ассоциироваться с мочой. Единственное, на что она не жаловалась, — это лицо, от природы симпатичное и миловидное. Особенно на нем выделяли кукольные зеленые глазки. Но и это ей было не в радость. Подобно королеве из Белоснежки, мать ненавидела её лицо и постоянно намеревалась изуродовать его каким-нибудь синяком или ссадиной, или, что ещё хуже, порезом.       Девушку стало неимоверно клонить в сон. Как же не вовремя…       Ветер стал подниматься всё сильнее. В этом году выпал первый снег. Только совсем безрадостный был он. Скорее он нес в себе плохие вести, о надвигающейся угрозе.       Надо валить…       Но тело не слушалось. Как бы она не старалась не могла даже руку поднять. Как будто по сосудам вместо крови бежал свинец, раскаляя всё внутри. Теперь и дышать стало тяжелее. Собрав последние силы в кулак, она сделала один резкий рывок и упала спиной на асфальт. Её крик никто не услышал.       Она смотрела на серое небо, с которого падал ненавистный ей и снег и думала:       Неужели я так умру? Как побитая собака, брошенная хозяевами…       Усмехнувшись своей участи, она закрыла глаза и из груди вышел последний выдох.       Надеюсь, что скоро увидимся, дедонька…       Девушка уже полностью расслабила конечности и стала ждать хладные объятья смерти. Но словно водяной вал обрушился на Хелл и накрыл ее с головой. Как будто открылось второе дыхание.       Неужели не умерла?..       Есть теория, что человеческий мозг, умирая, в конвульсии генерирует видения, определяемые подсознанием. У человека верующего эти видения могут предстать образы рая или ада (т.к. каждый хоть и не хочет этого признавать, но понимает по собственным поступкам, куда его может отправить «всевышний суд») — либо его угодно другого, что он ожидает увидеть после смерти. И видение это, хоть, наверное, и длится всего секунду, в искаженном преломлении конвульсирующего мозга может воспринимается как вечность…       Интересно, что же поставит моё развращенное сознание? Учитывая время технологического прогресса, представить я могу всё, что угодно. И рай, и ад, и чистилище… Но это если я всё-таки подумаю о религии. Но ведь может вылезти и что-то другое. Может придуманное мной будущее, которое я видела в собственных снах. Или… Или… Да что угодно можно увидеть! Сейчас и увидим.       А так всё реально! Все болезненные ощущения, все запахи, а про звук вообще молчу! Каждый шорох отдает в ушах не хуже отбойного молотка.       Что-то серебристое со сверкающим постоянно мелькает перед глаза. Всё размыто, поэтому не могу понять, что это. — Что с тобой? — эхо в голове раздался приятный баритон.       Наконец удалось сфокусировать взгляд на родинке над верхней губой. Но смысл слов никак не доходил до сознания.       Лицо? Сознание, а получше ничего придумать не мог? Вот так счастье «вечность» лицезреть какое-то лицо.       Перед глазами однако появился четкий образ парня. Серебристые короткие волосы, неестественно зеленые глаза и ярко выступающая родинка над губой коричнево-бордового цвета, которая, на удивление, хорошо дополняла образ этого человека.       Это что за чмо? — Что с тобой? — повторил он вопрос, дергая меня за плечи.       «Это настоящий, живой человек, а не выдумка. А значит…»       Значит — что? Естественно, она не знает ответ на этот вопрос. Впрочем, даже если бы знала, какая разница? — Абрикос… — Что? Абрикос? — удивился он. — Ну надо же было тебе что-то ответить, чтобы ты меня больше не тряс. А то и так голова болит…       Какой же у меня хриплый голос. И не удивительно, у меня такая боль в горле, как будто горло гвоздями полоскала. Он тут же убрал руки, после чего я ударилась головой. Вот же урод! Я снова почувствовала как мелкие капли скатываются по затылку. Болит не так сильно, видимо из-за того, что по сравнению с прошлым разом не так ощутимо — до этого болела только голова, а теперь болит всё. — Ой! Прости! — спохватился он. — Надо срочно вызвать скорую.       Дрожащими руками он схватил за устройство в чёрной коже и конвульсивно начал набирать этот короткий номер. Может, наверное, для меня сейчас все кажется долгим, но как он набирает номер — это, по моему, вечность! — Ало? Нужна машина скорой помощи… Где? Эм… — он стал оглядываться пытаясь найти номер дома. — Уоллстрит 25, со стороны двора…       Ну зачем? Зачем ты меня спасаешь? Неужели по лицу не видно, насколько у меня все паршиво? Зачем пытаешься спасти?       Он как будто по взгляду прочитал. Я увидела его сочувствующий взгляд и уже хотела обрадоваться, но… — Не волнуйся, ты не умрешь. — улыбнулся он.       Сука! Вообще не то прочитал!