* * *
Интегра сидела на стуле и курила. Пепельница на столе была уже наполовину полной, но женщина, казалось, не обращала на это внимания. Она напряжённо думала над тем, в какую выгребную яму угодила. Самое поганое было в том, что майор фактически не оставил ей выбора. Самоубийство не совершить, оружие изъяли (Хеллсинг несколько раз проверила каждый закуток каюты, но не нашла ни пистолетов, ни даже парадного клинка, не раз отведавшего нацистской крови), а за каждым её шагом теперь следили ещё пристальнее, чем до такого «заманчивого» предложения. И, кроме душа, женщина нигде не могла побыть одна, не находясь под объективами видеокамер. Это бесило Интегру, но она ничего не могла с этим поделать. Сэр Хеллсинг рассмеялась, с неким остервенением туша куцый окурок. Да уж… Ей прямым текстом предлагали предать всё то, чему она служила почти всю свою сознательную жизнь, ради чего угробила собственное детство и собиралась принести в жертву дальнейшую личную жизнь. А всё ради чего? Только ради страны и жизни какой-то девчонки-вампирши, от которой было больше проблем, чем пользы. — Я согласна, Монтана! Я согласна на сделку! — Отлично, фройляйн, — раздался голос из динамика в верхнем углу комнаты. «Я буду бороться, майор, — подумала Интегра, непроизвольно сжав новую сигарету. — Я не сдамся и не подчинюсь. Слишком многое вы у меня отняли, чтобы предлагать свои подачки. И слишком многих, чтобы прощать вас. Но я не смогу предать всех тех, кто умер там, в Лондоне. И не смогу обречь на гибель ещё несколько миллионов человек только из чувства противоречия. В конечном итоге, что такое две жизни против целой страны?» Блондинка вздрогнула, когда услышала, как скрипнула дверь и раздался цокот каблучков. Она оправила галстук (отличная идея для самоубийства — повеситься!) и повернулась, чтобы напороться на промораживающий насквозь взгляд злых жёлтых глаз. — Фройляйн Хеллсинг? — уши Интегры резанул сильный немецкий акцент. — Я — Лаура, адъютант штурмбаннфюрера. Герр Монтана уполномочил меня узнать ваше решение по поводу своего запроса о сотрудничестве и сопроводить к нему. — Я согласна на сотрудничество, — со вздохом ответила женщина, безразлично взирая на брюнетку. — Отлично, — Лаура скривила губы в подобие улыбки. — Майор ждёт вас. Вновь наручники, вновь бесконечно длинный путь до штаба и вновь безумный взгляд штурмбаннфюрера. — О, леди Хеллсинг, — нацист широко улыбнулся. — Неужели вы так быстро приняли решение? — Давайте уже завершим этот фарс, майор, — ответила Интегра. — Где документы, которые необходимо подписать? Я не собираюсь находиться в вашем обществе дольше необходимого. Также я не желаю видеть и ваших прихвостней. — Как пожелаете, фройляйн, — Макс всё так же улыбался. — Laura, Liebes, geben Sie unserem hochgeschätzten Gast die Dokumente, die sie unterschreiben muss(1). — Ja, Herr Sturmbannführer, — стоявшая рядом с Монтаной темноволосая девушка почтительно поклонилась и подошла к неподвижно стоящей Хеллсинг. Спустя несколько долгих секунд наручники были расстёгнуты, и блондинка потирала покрасневшие запястья. Взяв в руки довольно толстую папку, нетерпеливо открыв её и прочитав несколько страниц документа, Хеллсинг, едва сдержав возмущённый вопль, захлопнула папку и запустила прямо в лицо ухмылявшемуся майору. Вопреки ожиданиям, нацист не стал уворачиваться, а его протеже банально не успела загородить мужчину собой. Послышался громкий хруст и звук падения тяжёлого предмета. — Отлично, фройляйн, — немец улыбался как ни в чём не бывало, одной рукой зажимая кровоточащий нос, а второй — отпихивая слишком уж активно оказывающую ему помощь Лауру. — Я не ошибся, выбрав вас своим врагом. И так даже интереснее… Направить всю свою силу на то, чтобы просто разбить мне нос. Превосходно. Laura, Hans, verlass uns. Гауптштурмфюрер и адъютант недоумённо переглянулись, но всё-таки выполнили приказ. Убрав руку от лица, Монтана несколько раз похлопал. Шлепки ладоней в полной тишине штаба звучали довольно зловеще. — Моя милая фр-р-р-ройляйн… — Максимилиан медленно подошёл к женщине. Его очки зловеще сверкали в свете жёлтых ламп, а белозубая улыбка была похожа на акулью. — Неужели вы всё же отказываетесь от сделки? А как же согласие, выраженное всего двадцать минут назад? — Не на таких условиях, майор! — жёстко отрезала Интегра, отвешивая пощёчину нацисту. — Я не собираюсь помогать вам в этой войне! Как бы то ни было, но я отказываюсь! — О, неужели «Железная Леди Хеллсинг» всё же не такая уж и железная, а? — Макс перехватил руку женщины, замахнувшейся для повторного удара, и хрипло рассмеялся, а затем прижал к себе сопротивлявшуюся заложницу. — Неужели она человек, а не каменная статуя? — Прекратите! — проскулила перепуганная Интегра. — Вы не имеете никакого права трогать меня! — Я могу делать то, что захочу, фройляйн, — ответил майор, с жадностью вдыхая тонкий запах женского тела, такого желанного в данный момент. Почувствовав, как сухие губы штурмбаннфюрера прижались к её шее, англичанка рванулась в попытке освободиться, не желая больше находиться в обществе ненавистного маньяка. На удивление, у неё всё получилось. Сэр Хеллсинг вырвалась и рванулась к выходу, стараясь бежать как можно быстрее. Однако, недолго. Резкий рывок за волосы — и вот она летит на пол, больно ударяясь головой о металл. Осколки стекол, всего несколько секунд назад бывших линзами очков, ранят, вспарывая бровь. — Вы проиграли, Интегра, — из голоса Максимилиана исчезла вся весёлость. — Вы должны подписать это соглашение, фройляйн. Если, конечно, не хотите участи хуже смерти. В вашем случае — хуже бессмертия. — А что может быть в моём случае хуже бессмертия? — проскулила Хеллсинг, пытаясь подняться. — А, Монтана?! Что может быть хуже невольного бессмертия?! Я даже сдохнуть по собственной воле не могу, не говоря уже о выборе судьбы моей родной страны! Ну же, давайте, уничтожьте и Британию, и меня! — Мне уже не интересна ваша паршивая Англия, — в каком-то будничном тоне майора не было ни грамма эмоциональности или тепла. — Всё, что я хотел — я получил. А хотел я убить Алукарда и получить вас. Мне интересны вы, фройляйн. И как личность, ведь мало кто способен удержать власть над целой организацией в тринадцатилетнем возрасте, а также и над таким монстром, как Алукард, но не сломаться под тяжестью ответственности и не стать марионеткой. И как привлекательная молодая девушка, — нацист с некоторой нежностью огладил пепельно-светлые пряди, намотанные на его кулак. — Хватит этого фарса, штурмбаннфюрер, — сквозь зубы прошипела англичанка, вновь пытаясь встать. — И отпустите мои волосы. Не смейте даже прикасаться ко мне. Я не принадлежу вам и не обязана выполнять ваши капризы! — Какой вздор, фройляйн, — Максимилиан вновь улыбнулся, будто вспомнив старую шутку, а его руки ещё крепче стиснули волосы Хеллсинг, заставив ту зашипеть. — Вы теперь принадлежите мне. И это не зависит от того — подпишете документы или нет. Просто ваша роль будет различаться. Пленница и военный трофей или союзник и почётная гостья организации «Миллениум» — решать вам и только вам. — Пустите, Монтана, — рыкнула Интегра. — Если единственное, что вам нужно, чтобы оставить меня в покое, — подпись в документах, то я подпишу. Но я подпишу только то, что не затрагивают свободу действий и моё личное пространство! — Иллюзию свободы, сэр Хеллсинг, — Макс едва заметно облизнулся, но всё-таки отпустил женщину. — Хотя бы её иллюзию, майор, — бывшая глава протестантских рыцарей скривилась. Встав с пола и отряхнувшись, она медленно подняла с пола папку и ручку и, перелистнув документ до нужных мест, поставила подписи. — Сразу бы так. И не было бы столь бессмысленной потасовки, meine Liebe, — немец пожал плечами, стягивая с рук грязные перчатки. — Вы безумны, штурмбаннфюрер, — буквально выплюнула бывшая глава организации «Хеллсинг», передавая немцу папку. — Намного безумнее, чем я думала. — «Zum Glück bin ich verrückt», моя милая фройляйн, — нацист улыбнулся, вновь облизнув пересохшие губы. — Но у меня хватает смелости признаться в собственном безумии и кровожадности. В отличие от вас, Интегра Фэйрбрук Уингейтс Хеллсинг, последняя из рода Хеллсинг и мой любимый заклятый враг. — С врагами не заключают сделок, — она поджала губы, кивнув на папку, переданную майору, и пошла к выходу из штаба. — Хотя нет, Монтана. Только сделки вы и можете заключать.* * *
Серас сидела в камере и старалась не сойти с ума от отсутствия каких-либо вестей о её хозяйке. Хотя связь «слуга-хозяйка» работала, показывая, что сэр Интегра жива, но большего девушка не знала, едва не лишаясь рассудка от неизвестности. А Профессор (именно так и называла доктора вампирша) был не очень удачным собеседником, да и редко оставался с ней наедине, справедливо опасаясь за собственную жизнь. Также Виктория чувствовала ужасный упадок сил, который с каждым днём усугублялся всё больше, грозя свалить дракулину в любой момент. А загнуться окончательно могли помочь как отсутствие качественной донорской крови (что поделать, девушка стала гурманом за счёт того, что еда для вампиров поставлялась в организацию «Хеллсинг» в достаточных количествах), так и эксперименты, которые, по мнению Серас, были излишне бесчеловечными, хотя последнее подтачивало внутренний контроль не так сильно, как первый пункт. А немецкая речь, звучащая на каждом шагу… Это заставляло бессильно беситься и скалиться, не в силах хотя бы укусить ухмылявшихся фриков — глупо было думать, что Майор, этот безумец, растерял последние крохи разума и инстинкт самосохранения настолько, чтобы остаться без всех своих солдат, лишь бы уничтожить Алукарда. Держаться в этом филиале Ада помогал Бернадотте. Да, порой это было похоже на раздвоение личности, но было всё же лучше беспросветного одиночества, когда тревожная неизвестность толкает на глупые импульсивные поступки. Мужчина был приятным собеседником, знающим многое, но то, что он не был материален, было существенным минусом. Также к Виктории иногда заходила черноволосая девушка с жёлтыми глазами. Странная гостья была едва ли старше самой Серас, но взгляд казался не по возрасту жёстким, словно перед ней была не совсем юная девочка, а старуха, которая провела всю сознательную жизнь на войне. Слегка пухлые губы были вечно искривлены в недовольной гримасе, реже — в презрительной ухмылке, а в совсем из ряда вон выходящие моменты — в широкой счастливой улыбке. В какой-то момент бывшей полицейской даже показалось, что она уже видела эти черты лица и выражение глаз, но понять, где она видела эту девушку или кого-то похожего, дракулина не могла. Чувство узнавания было слишком слабым и недостаточным для выводов. «Наверно, одна из фриков» — как-то отстранённо подумала Серас, скрещивая руки на груди. Она совершенно не хотела даже говорить с посетительницей. Впрочем, нежелание было взаимным, ведь в основном Лаура (вампирша один или два раза слышала, как охранники обращались к брюнетке) общалась с доктором. — Серас? — Виктория отвлеклась от невесёлых мыслей и подняла глаза на девушку. — Да? Чего вам нужно, Лаура? — едко спросила бывшая полицейская. — Хм… Вы, смотрю, уже узнали моё имя… Ну что же, раз представляться смысла нет, то перейдём к сути, — черноволосая открыла папку. — Я уполномочена штурмбаннфюрером Монтаной довести до вашего сведения, что фройляйн Хеллсинг согласилась на сделку, а вы являетесь собственностью «Миллениума». — Что?! — дракулина широко открыла глаза и постаралась осмыслить сказанное. — Этого не может быть! — Решение приняла сама леди Хеллсинг, — ответила Лаура, улыбнувшись. — В конечном счёте, кто ты такая, чтобы леди Хеллсинг дорожила тобой? Всего лишь… питомец питомца. Бесполезный паразит. — Да я тебя сейчас!.. — Виктория кинулась на собеседницу, стиснула плечи своей визави и почти вонзила в её шею клыки, как в эту же секунду вампиршу тряхнуло током. Серас вскрикнула и мешком осела на пол, стоило немке отступить на несколько шагов назад. — И почему же питомец пытается укусить свою хозяйку? — насмешливо спросила Лаура, презрительно глядя на тяжело дышащую девушку и поигрывая шокером. — Ты мне не хозяйка, — дракулина больше не рискнула нападать на брюнетку. — Как и твой начальник. Моя хозяйка… — Интегра Фэйрбрук Уингейтс Хеллсинг? Боюсь, ты не права, причём в обеих вещах, — девушка подошла к вампирше. — Судя по этим документам, ты — трофей, отныне принадлежащий штурмбаннфюреру. А второе… Он мне не начальник, хоть я и подчиняюсь ему. Максимилиан Монтана — мой отец.