Двумя месяцами ранее…
— Хайнкель, ты должна сделать это, — даже от телефонного разговора с Иоанном Павлом II у Вульф в животе скручивался неприятный узел. — Ты должна сказать, что Энрико был заодно с Монтаной. Мы потеряли не только большую часть людей, но и всякий авторитет. Это только укрепило позиции протестантов. Их посчитали жертвами, следовательно — все меньше с нами будут считаться. Более того — нас попытаются раздавить, подчинить и обложить разными контрибуциями. Вспомни пример нацистов и союзников. Проигравших унизили и раскололи, разделили некогда единое государство на два. Но Германия справилась, встала с колен и почти десять лет назад объединилась, обогнав тех русских — так называемых «победителей» и «освободителей». Пример Италии и Японии — тоже показателен, — вновь фыркнул Иоанн. — Ватикан тогда хоть и пошёл на уступки нацистам, но от этого была лишь польза — мы не участвовали в этой войне, сохраняя нейтралитет. От нас требовалось лишь молчаливое одобрение нападения на СССР. Уверен, что будь удача на стороне Гитлера, то «союзники» быстро оказались бы на его стороне и стали давить русских… — К чему этот урок истории? Я прекрасно знаю историю своей родины. И я сделаю как нужно. Только ответьте… Почему не Андерсон? — с болью в голосе осведомилась зеленоглазая, испуганно смотря по сторонам. Ей хотелось побиться головой об стену, потому что она не могла в здравом уме предлагать такое. «Сюрреалистический бред!» — Андерсон — яркий представитель фанатичных борцов с нечистью. Он бы не пошёл на сотрудничество с командиром этой самой нежити. Тем более — они знакомы лично, — Папа на секунду замолчал. — А Энрико поддался Гордыне. Как-никак, один из самых молодых епископов и руководителей одного из ватиканских отделов. Никто не удивится, если узнает, что именно он захотел большего, чем должность в каком-то занюханном отделе, о котором никто даже и не слышал… Захотел, например, вечной жизни в обмен на собственную человечность, и поэтому он направил против мирных жителей силы, которые должны были уничтожать нежить. И выжившие, все, кто слышал его речь о том, что он пришёл истреблять чудовищ и еретиков… — Я поняла… Отец Андерсон должен оставаться мучеником, — ответила Вольф, незаметно переведя дыхание. — Да. И ещё, Хайнкель… Ты должна играть убитую горем фанатичку и выдавать информацию незначительными порциями. Таким образом мы выиграем время, чтобы как следует подготовиться к уничтожению бешенного пса. Именно мы должны сделать это, чтобы искупить вину Максвелла, пока зараза не распространилась на весь мир. — Да, Ваше Святейшество, — ответила девушка. — Как скажете. И немка терпела. Терпела каждый раз, когда ей приходилось играть фанатичку, устраивать истерику и прочие спектакли из репертуара «театра одного актёра». Конечно, не всегда Вульф играла истерику. В своеобразном «репертуаре» помимо истерики были: апатия, самобичевание, слёзы, ужас и другие негативные эмоции. Иногда следователи менялись, но линия поведения была для всех одна — апатия, всплеск эмоций, маленькая доза информации, дополняющая то, что имелось у предыдущих следователей… И как бонус — моральное удовлетворение, когда следователи и прокуроры уходили почти ни с чем. «Хорошо хоть допросы ведутся не каждый день, а всего два или три раза в неделю, а ещё разрешают звонить домой». Именно эти два пункта (плюс тюремный доктор, помогавший обрабатывать раны) и поистине почти безграничное терпение не давали ослушаться приказа Папы. Им нужно ещё немного времени, чтобы найти ублюдка, посмевшего выжить именно за счёт технологий Ватикана. Он получит за всё. В особенности — за Юмико.***
— То есть, вы утверждаете, что этот «Крестовый поход» был организован только Максвеллом? — Елизавета II нервно вцепилась в подлокотники трона и смотрела на оппонента, явно не желавшего брать ответственность за поступки подчинённого. — Именно, — Иоанн Павел доброжелательно улыбнулся, беря в руки чашку с чаем. — Боюсь, что внимание Ватикана к «Искариоту» было недостаточным по причине обострения ситуации с вампирской угрозой… Мы не могли допустить, чтобы зараза распространилась по всему миру. Также проводились внутренние проверки и чистки. Поэтому Энрико и воспользовался ситуацией… Мы нашли неопровержимые свидетельства его предательства, но было слишком поздно — войска под его командованием уже были направлены на зачистку Лондона от порождений греха. А вот насчёт Интегры Хеллсинг я бы не был так уверен, что она не могла поступить так опрометчиво, как заключение союза с врагом. Королева вздохнула и едва удержалась от желания закатить глаза. Конечно, у неё не было сомнений в том, что глава Королевских Протестантских Рыцарей не пошла бы на сделку. Более того — она сделала бы всё возможное, чтобы уничтожить врага. Слишком идейной Интегра была, чтобы без боя сдаться и перейти на сторону тех, с кем боролась. — Ваши слова хоть и не лишены логики, но… ни у кого нет данных о её местоположении. Единственное, что ясно — она жива, но в плену. Впрочем, оставим этот разговор. Сэр Хеллсинг хоть и ценный вассал, но не центр вселенной, — ответила королева. — Нам стоит изучить условия союза и обговорить все пункты договора. Я не хочу покупать свинью в мешке (1). — Разумеется. Но к этому вопросу следует вернуться позже, — покладисто ответил Папа. — Итак? — Первое — предоставление гарантий, что повторных попыток крестового похода не будет. Второе — помощь в ликвидации последствий самодеятельности ваших подчинённых. Третье — контрибуции от Ватикана и обнародование факта, что именно ваш подчинённый виноват в том, что Лондон был разрушен практически до основания. Четвёртое — гарантия невмешательства во внутренние дела англиканской церкви и страны в целом. «Впрочем, какие могут быть гарантии после этой отвратительной бойни, где ещё неизвестно, кто нанёс больше вреда — свои или чужие?» — Но, Ваше Величество… Вы вернёте мне Хайнкель Вульф. Не бесплатно, конечно… — Разве у вас есть что-то, что вы можете обменять на свободу своей подчинённой, позволявшей себе убийства в моей стране? — с издёвкой спросила женщина. — Не забывайте, что именно Максвелл был главой отдела, в котором служила мисс Вульф. Я требую отстранить выживших от каких-либо руководящих должностей. — Только и вы не забывайте, что действия Интегры Хеллсинг и её подопечных тоже нельзя назвать правильными по отношению к, например, гражданам Бразилии, — Папа кивнул и безмятежно улыбнулся, допивая чай. — Так что не вам судить о методах, которые применяла мисс Вульф во время… инцидента. — Интегра Хеллсинг, если она вообще жива, понесёт наказание по всей строгости, когда мы её найдём, — Елизавета II поджала губы. — Она ответит за свои действия и за действия своего слуги. Но это не повод оправдывать зверства и геноцид. Иоанн Павел II, вопреки заблуждениям королевы, прекрасно осознавал, что его подчинённые должны быть наказаны за самодеятельность. Только вот он злился, что такой ценный оперативник как Александр Андерсон был уничтожен слугой Хеллсинг. И это не говоря уже о гибели нескольких крупных орденов, на восстановление которых уйдёт не одно десятилетие. Тем более — нет никаких гарантий, что наберётся достаточно людей для этого и будет возможность финансирования на том же уровне. Впрочем, оставались ещё иезуиты, швейцарская гвардия и часть доминиканцев. Конечно, для полноценной войны недостаточно, да и потери были слишком ощутимыми, но открытого противостояния и не требовалось. Пока следовало наблюдать за действиями бешеного пса и искать возможность ударить, обезглавив «Миллениум» и уничтожить нацистов окончательно. — Ваше Величество, я прекрасно понимаю ваше раздражение. Но и вы поймите — лучше действовать сообща, чем поодиночке. — Я не собираюсь идти на сотрудничество с Ватиканом, — женщина поджала губы. — Предавший однажды не заслуживает доверия. — Даже если в качестве гарантии вам будет предоставлена половина стоимости восстановления города? — И вы лично принесёте мне голову этого мерзавца, — спокойно кивнула Елизавета.***
Интегра лежала на кровати и смотрела в потолок. Две недели в карцере оказались для неё довольно познавательными в плане того, на что способны союзники. Карман жгла записка, переданная сэром Айлендзом через предателя — удивительное дело, что даже среди фриков, у которых вбита в подкорку верность командиру, могут быть недовольные чем-либо. Больше самого факта предательства в «Миллениуме» («Контролирующие чипы не дадут сделать это» — как-то некстати подумала Хеллсинг) аристократку удивляло содержимое и само количество корреспонденции. Не одно и не два — целых восемь коротких зашифрованных писем пришло пленнице. Самым подозрительным было то, что их не перехватили, да и содержимое было странным. Например, в предпоследнем было сказано, что Её Величество заключила сделку с Папой и они объединёнными усилиями будут пытаться уничтожить Монтану. За голову самой же Хеллсинг была объявлена баснословная награда от имени Её Величества. Всё было изложено в сухой и чопорной манере шифром, который был известен только самой Интегре, Айлендзу, Уолшу и ещё нескольким людям, часть из которых была убита ещё три месяца назад как предатели, а ещё часть — во время лондонской мясорубки подставилась вампирам во время побега из города. Но свежая записка, полученная вместе с едой, не казалась блондинке чем-то интересным. По правде говоря, в последние два дня, после получения седьмой записки, сэр Хеллсинг чувствовала апатию и безразличие, отказываясь от еды и целыми днями смотря в потолок. Конечно, можно было прочитать и попытаться отправить ответное послание, но… Женщине стало всё равно. Какой смысл сопротивляться? И кого не сломает такое предательство сюзерена после всего того, что Интегра пережила и принесла в жертву? Родной дом, город, верный и могущественный вассал, почти четыре миллиона мирных жителей и себя саму, пытаясь сразить чудовище самостоятельно. А эти жалкие крысы… Свалили свои обязанности на женские плечи и отсиживались в безопасном месте. «Сегодня Рождество» — взгляд против воли зацепился за отметины на стене, благодаря которым блондинка не потеряла счёт времени. Щёлкнул замок, а спустя минуту протяжно заскрипела дверь, заставляя аристократку скосить глаза и поморщиться, а затем Железная Леди вновь вернулась к созерцанию потолка. Солдаты «Миллениума» действовали довольно быстро и слаженно, сбросив с кровати и скрутив вяло сопротивлявшуюся женщину, а затем потащили по знакомым коридорам в знакомый кабинет. — Добрый вечер, фройляйн, — голос майора резанул по воспалённому сознанию, заставив рефлекторно дёрнуться. — Вижу, вы стали… спокойнее. Чудесно. — Что чудесного, Монтана? — рыкнула Интегра, почти вскочив на ноги. — Что чудесного?! — Тихо, — поморщился мужчина, чьи глаза вмиг заледенели. — Я решил вновь предложить вам союз. — Я вновь скажу нет, — голос Хеллсинг дрогнул. — Я не хочу предавать… — А разве вас не предали первой? Разве не назначили награду за вашу голову только потому, что лишь заподозрили в предательстве? — Всё равно я… я не верю в это! Это блеф! — аристократка теперь уже в полной мере убедилась, что все эти зашифрованные письма — подлог и фальшивка. — Да? — блондин сладко улыбнулся, протягивая женщине газету. — Ваша любимая «Таймс». Замечательная новость — Лондон постепенно восстанавливают и возводят мемориал в честь погибших. Какая жалость, что дева-воительница оказалась тем самым предателем… «Ну и что же вы скажете на это, фройляйн? — читалось в янтарных глазах немца. — Прикусили свой острый язычок?» Интегра задыхалась от ярости и боли, не в силах совладать с эмоциями. «Тварь! Сволочь! Мерзавец!» — Я ничего не делал, — продолжил Максимилиан, прекратив улыбаться. — Всё сделали без моего вмешательства. Советую хорошенько подумать, прежде чем снова отказываться. Впрочем, у меня есть иное предложение. — И какое же? — Я отпущу вас. Прямо сейчас, если пожелаете. Вы будете вольны уйти с этой базы куда угодно и делать что угодно, — Монтана встал и подошёл к пленнице, глядя на неё сверху вниз. — Только тогда я не несу ответственность за вашу дальнейшую судьбу. — А что я получу, если всё же соглашусь на первый вариант? — аристократка сжала зубы. — Сомневаюсь, что, после всего произошедшего, смогу быть равным союзником. Я не смогу переступить через себя. — Почему нет? Хотя с предателями у меня разговор короткий, но вы станете приятным исключением… — мужчина приподнял подбородок беспомощной пленницы. — Ну же, фр-р-ройляйн… вам разве не важно, что вы, возможно сможете отомстить… — Я не желаю мстить кому-либо, кроме вас, — сильно мотнув головой в попытке освободиться, выплюнула женщина. — Но… я присоединюсь к вам. Хотя бы потому, что смогу повлиять на решение уничтожить Англию… — Хорошо, — Максимилиан улыбнулся, после чего сделал знак солдатам, чтобы те освободили аристократку. — Англию я не трону, но считайте это моим рождественским подарком. — Спасибо, герр майор, — слова сами сорвались с губ Хеллсинг. Это была, наверно, первая искренняя благодарность за все три месяца её пребывания в плену.