***
Отто Неллер мрачно оглядывал отряд африканского мусора, из которого всего половина была военными и имела понятия о дисциплине. Другая же половина была разнообразным сбродом: бездомные, наркоманы, бандиты и просто преступники, которых ждала бы тюрьма и новый виток преступлений — ещё более тяжких, чем они уже совершили. Пока что они были людьми, потому что обращение в вампиров тех, кто был слишком непредсказуем и готов выкинуть самые отвратительные трюки, казалось фатальной ошибкой. — Итак, господа, — сдерживаться и не переходить с цензурного английского на нецензурный немецкий было сложно. — Приветствую вас в рядах нашей скромной организации. Спасибо, что решили присоединиться к нам ради правого дела. На несколько секунд установилась гробовая тишина, а затем один из преступников решительно вышел вперёд. Высокий, крепкий, черноволосый и чернокожий — он был почти полным антиподом Неллера. — Неужели ты думаешь, что я тебе буду подчиняться? — У вас нет выбора, рядовой, — улыбнулся Отто. — Но если хотите… Предлагаю поединок. Без какого-либо оружия — только наши физические возможности. В случае вашей победы вы будете отпущены обратно к себе в картель и мы забудем о вас. Если же проиграете… Не дав договорить, мужчина с диким рыком бросился на противника, но промахнулся — Неллер будто размазался в пространстве, отвешивая удары по почкам, по лицу и в солнечное сплетение. Впрочем, и человек не оставался в долгу, после каждого падения поднимаясь и стараясь достать вёрткую цель, но раз за разом падая обратно в пыль. — А вы не безнадёжны, — весело хмыкнул Отто, доставая из кармана платок и вытирая окровавленные кулаки. В неверном свете прожекторов на породистом лице нациста проступили тонкие белесые шрамы. — Даже лучше, чем я ожидал… Ещё кто-нибудь желает помериться со мной силой? После того, как нестройный хор голосов ответил «Нет!», Неллер продолжил, не убирая с лица безмятежной улыбки: — У кого-нибудь есть предположения, почему ваш друг так… промахнулся с выбором противника? — Позволите? — поинтересовался один из военных. Увидев энергичный кивок «инструктора», он продолжил: — Во-первых, недооценка противника. Даже самый безобидный на вид, любой противник может припасти не один сюрприз. Во-вторых… Я бы не ждал честности от человека в форме «СС». Не самые приятные ассоциации, знаете ли… — У всего мира они такие. Особенно — на моей родине, — пошутил вампир, но тут же стал серьёзен. — Ещё будут дополнения? — Он поддался гневу, который заставил забыть об осторожности. — Верно, — нацист несколько раз ударил в ладони, выражая одобрение. — Следует помнить об осторожности и непредсказуемости противника. — Кстати, кто они? Ну, наши враги? — вернувшийся в строй негр пусть и морщился от боли, но на ногах держался вполне достойно. «Толк с него явно будет, — лениво заметил Отто. — А с остальных… посмотрим». — Религиозные экстремисты, — пожал плечами Неллер, оценивающе оглядев нового подчинённого. — Правда, они не мусульмане, а католики. Но их сути это не меняет. Может быть, вы слышали о лондонских событиях? — В новостях говорили, что за атакой на город и его уничтожением стояли биотеррористы, часть из которых успела сбежать, — ответил он. — И… католики тоже поспособствовали уничтожению. Но католиков почти полностью выбили. — Основную часть вреда нанесли католики, с чего-то решившие уничтожить Лондон. А те так называемые биотеррористы — пришли на помощь Интегре Хеллсинг, — немец неприятно улыбнулся. — Впрочем, действия всех трёх сторон вызывают вопросы. И «террористов», и католиков, и протестантских рыцарей. Думаю, лекцию по политическому раскладу и прочим военным аспектам вам прочитает майор. А сейчас… Равняйсь! Смир-р-рно! Шагом вдоль стены марш!***
Интегра демонстративно потёрла глаза и зевнула, надеясь, что гость это заметит и уйдёт. Хотя бы из соображений совести: беременной женщине необходим отдых, тем более — перед поездкой на очередное обследование. Но с совестью, как и с чувством такта, штурмбаннфюрер был знаком, похоже, только понаслышке — он сидел на стуле и внимательно рассматривал Хеллсинг, не обращая внимания на попытки вежливо выставить его за дверь. — Вы чего-то хотели, майор? Я, вообще-то, спать ложусь. Мне завтра на обследование, если помните, — она решила, что проще сказать прямо, чем изворачиваться и намекать. В каждой фразе аристократки сейчас сквозила спокойная, просто убийственно-ледяная вежливость. За три недели, прошедшие с получения сведений об «интересном положении», Интегра с этим как-то даже смирилась, хотя чуть более приятным это положение не стало и становиться явно не собиралось. Наоборот — появилось только больше поводов расстраиваться и даже беситься. Во-первых, перед каждой из двух поездок в город её накачивали какой-то дрянью. Не так сильно, как в первый раз, но близко: после прибытия на базу ещё несколько часов чувствовалась тупая сонная одурь и полный упадок сил. Единственным способом избавиться от седативных препаратов в еде было хорошее поведение всю следующую неделю и неукоснительное следование рекомендациям врачей. Ясное дело, неукоснительно следовать рекомендациям не получалось — слабый, но постоянный стресс из-за необходимости контактировать с майором подтачивал нервы. Иногда женщина даже просыпалась из-за кошмаров и была в не самом приятном расположении духа. Впрочем, то ли Монтана загадочным образом это чувствовал, то ли ему было вообще не до общения, то ли ему запретил Непьер тревожить Интегру больше необходимого, но уже две недели майор приходил только затем, чтобы предупредить об очередном обследовании. Во-вторых, к своему полному изумлению, Хеллсинг вдруг стала сама интересоваться противником как личностью. Конечно, не настолько, чтобы бегать за ним или предпринять попытку позвать «просто пообщаться», но достаточно, чтобы расспросить того же профессора. И Доктор, конечно же, рассказал. «Похоже, Непьер в курсе моих откровений в тот вечер, — в омерзении скривилась женщина, выслушав одну из множества историй, раскрывающих всю мразотность такого человека, как Максимилиан Монтана. — Или я серьёзно недооценивала штурмбаннфюрера и в моих глазах ему ещё было куда падать. Ну, или всё вместе — я бы не стала исключать и подобного варианта». Было действительно мерзко слушать все эти истории, но любопытство не давало перестать расспрашивать его о прошлом майора. Что поделаешь — Интегре было скучно, а контакт с внешним миром ограничивался поездками в полувменяемом состоянии на обследования, какими-то «журналами для домохозяек» с совершенно паскудным содержимым и прогулками по базе под присмотром вампиров. Впрочем, любопытство всё равно не являлось оправданием для того, чтобы даже пытаться найти общий язык с таким, как майор. Хотя противный голосок в голове уговаривал, и главным аргументом было то, что они уже были связаны. Так что… Приходилось слушать, но даже не пытаться найти хоть какое-то оправдание зверствам. «Вы — из слишком изнеженного поколения, фройляйн, — как-то заявил ей профессор. — На вашу долю не выпало особых перемен. И вы не видели, как старый мир отживает своё, а ему на смену приходит новый». И это заставляло задуматься. В-третьих же… Неумолимо приближавшийся день рождения тоже не добавлял причин для веселья и приходилось как никогда держать ухо востро — ещё неизвестно, что может случиться в этот и без того ужасный день. Да и странно притихший Монтана вызывал лишь предчувствие грандиознейшей подлости. — Я хотел с вами поговорить, фройляйн Хеллсинг, — наконец, заговорил немец. — И нет, подождать до завтра это не может. — Понятно, — на сей раз по-настоящему зевнула женщина. — И что же это? Неужели вы решили выбраться с базы и дать мне после обследования полноценно отдохнуть. — Верно. Я решил съездить в город по делам и сам не знаю, когда вернусь, — кивнул он. — И даже дам доктору разрешение на вашу прогулку в городе, но при трёх условиях. — И что же это за условия? — насмешливо поинтересовалась она, стараясь, однако, ничем не показать своей радости. — И что я буду за это должна? — Не пытаться сбежать или привлечь к себе ненужное внимание, — в том же тоне ответил Макс. — Это первое условие и плата за прогулку. Второе условие — выбранная мной маскировка и смена имиджа. Я не хочу, чтобы вы были узнаны, даже «случайно». Кавычки явно слышались в его голосе, но англичанка сделала вид, что не заметила их. «Похоже, план побега взорвался прямо мне в лицо, — с несвойственным ситуации весельем подумала Интегра. — Снимаю перед вами шляпу, герр штурмбаннфюрер». — А третье… После возвращения на базу даже не пытаться попасться на глаза новичкам. Умрёте или раскроете свою личность кому не надо — пожалеете, — меж тем продолжил он, сверкнув очками. — И о чём же мне жалеть в случае собственной смерти? Для меня это будет избавлением и вы это прекрасно знаете, — Хеллсинг отвернулась лицом к стене и плотнее укуталась в одеяло. — Лондон, фройляйн, — мягко ответил штурмбаннфюрер, вставая и подходя к женщине, а затем наклоняясь к её уху. Его пальцы нежно поглаживали светлые пряди. — Лондон всем покажется ничем непримечательной потасовкой на фоне того, чем обернётся ваша смерть или раскрытие моего местоположения. — Это — не такая уж и большая плата за убийство бешенного пса, — выплюнула аристократка. — И мне плевать, что будет дальше. Как вы уже однажды сказали, пусть и не мне… но карты сгорели. Мне абсолютно нечего терять, кроме жизни и ублюдка, которого я не хотела. И вряд ли вам под силу меня унизить ещё сильнее. — Вот как… Что ж… — Монтана одной рукой крепко схватил её за волосы, а второй потянулся к ножу. — Думаю, план стоит поменять. — Что вы задумали?! — дыхание перехватило, стоило майору перевернуть Интегру на живот и сильно натянуть светлые пряди. — Неужели думаешь, что я возьму тебя здесь и сейчас? — прорычал он. — Нет, девочка… Я не трону тебя. Всего лишь отрежу волосы. Как думаешь, твой скальп будет отличным трофеем? — Не смейте! Даже не думайте! — ужас более-менее отступил, но лучше от этого не стало. Тем более — от перспективы расстаться с волосами если не навсегда, то очень надолго. — Жаль, что ты до сих пор такая упрямая, — короткий взмах ножом заставил Интегру зажмуриться, но боли почему-то не последовало. — Я обещал профессору, что ничего фатального с тобой не сделаю. Она отстранилась и с ужасом поняла, что большая часть волос осталась в руках нациста. — Зачем? — сдавленно прошептала Хеллсинг. — Зачем вы сделали это?.. — Может, мне просто понравилось? — съязвил мужчина. — Или я просто не люблю выскочек, которые пытаются что-то про меня разнюхать? — Мне… Мне просто интересна ваша жизнь. По той простой причине, что я вас толком и не знаю. А мне как-то страшно рожать от человека, которого я знаю только как насильника и самодура, — выплюнула аристократка, выплёскивая горечь. — Мне страшно уже не за себя — отбоялась! Мне страшно за нерождённого ребёнка, чей папаша — мелкий бытовой садист с гигантскими амбициями! Не подавитесь собственными амбициями, штурмбаннфюрер. Ибо вам это не по зубам. «Ребёнка, значит… Ну, что же… Теперь понятно». Да, Непьер докладывал о странном интересе женщины к прошлому главы организации, но списал всё на причуды беременных: Интегра никогда в здравом уме не стала бы интересоваться им, даже если бы от этого зависела её жизнь. — Однако… — протянул он, но затем зло спросил: — Ищите причины снова влюбиться? — Скорее, причины увидеть в вас человека, а не жестокое чудовище, — в том же тоне ответила она, кутаясь в одеяло. — И до сих пор не увидела. Не считать же… — Я хоть и преступник, но не животное, — фыркнул штурмбаннфюрер. — И я — не абсолютное зло. У меня тоже есть душа, сердце и воля. И я милосерден. — Милосерден?! — рассмеялась леди рыцарь. — Обречь женщину на рождение нежеланного ребёнка — милосердие?! Жестокое избиение родного человека — милосердие?! Устроить кровавую баню в городе с населением в восемь миллионов человек — милосердие?! Да вы лицемер! — Да, милосердие, фройляйн, — его голос налился металлом. — Я милосерден, потому что вампиры, даже полукровки, не признают главными тех, кто слабее. И разве вы не одобряете попытку уничтожить Алукарда, узнав, какое исчадие ада он на самом деле? А то, что я сделал с вами… Досадная, но полезная для моих планов случайность. — Вы псих, раз так считаете. — «Псих», «мудак», «моральный урод»… Смею заметить, что и вы — не такая уж и святая. И не менее лицемерная, чем я, — неприятно улыбнулся Монтана. — Не вам ставить мне диагноз. Я все свои диагнозы знаю и не нуждаюсь в новых. Он отошёл от кровати, где лежала аристократка, поправил галстук и намотал на руку волосы, остриженные столь экстремальным способом. Хотелось хорошенько встряхнуть эту пигалицу и заставить осознать, что именно она сама виновата в том, что всё так получилось. «А может, она уже это осознаёт, но продолжает упорствовать лишь из принципа». И так паршивое настроение медленно, но верно приближалось к отрицательным значениям.