***
До спальни они шли всего несколько минут, показавшихся вечностью. Хеллсинг не понимала, что заставило её поцеловать майора. То ли алкоголь, то ли непонятное наваждение, которое после выпивки стало только сильнее. Было странно, страшно, непонятно и волнительно. А ещё — неправильно. Они — заклятые враги, которые прекрасно знают, что это «перемирие» — всего лишь затянувшаяся игра, которая когда-нибудь закончится. Игра, не подразумевающая того, что они рано или поздно окажутся в одной постели. Идея была совсем не вдохновляющей: женщина, с честью выдержавшая искушения Короля Нежити и не отказавшаяся от собственной человеческой природы, не могла сдаться на милость нацистской сволочи — внешне человеку, но по факту такому же чудовищу, ничем не отличимому от Алукарда. К тому же майор был непривлекателен не только, как личность, но и внешне — полный, невысокий, больше похожий на жабу. Интегра, конечно, не считала жаб чем-то мерзким, но вот практиковать одну из любимейших поговорок Алукарда про жабу и гадюку… Вновь отпив из бокала коньяк и чувствуя, как крепкий алкоголь только сильнее даёт по мозгам, женщина глубоко вздохнула и тихо рассмеялась. — Почему вы смеётесь, фройляйн? — Да так, вспомнила одну поговорку, которая замечательно описывает одну возможную ситуацию… Впрочем, неважно. Это вас не касается. «А он окажется большим глупцом, если действительно уверен в своей неотразимости. Я просто не выпью столько, чтобы добровольно лечь под него!» К тому же, алкоголь, конечно, иногда действует, как афродизиак, но уж точно не в этом случае. Сев на кровать, немного приободрившаяся Интегра с интересом рассматривала спальню врага. Вопреки всяческим ожиданиям, комната оказалась по стилю похожа на кабинет, только в других цветах — более тёплых и спокойных. А так — минимум мебели: двуспальная кровать, тумбочка у изголовья, большой шкаф, стол и два кресла. На столе стояли лампа и какая-то фоторамка — что за фотография там была, Интегра не разглядела. Из-за бежево-кофейной цветовой гаммы с редкими вкраплениями чёрного и белого всё выглядело слишком мирно и пасторально. Во всяком случае — для такого фанатика войны, как Монтана. — А вы чего ожидали, Интегра? Красную комнату с приспособлениями для пыток? Или с сотней видов плёток, кляпов и прочего на расстоянии вытянутой руки? — фыркнул Максимилиан, доставая из шкафа просторную рубашку. — Я здесь сплю, а не устраиваю оргии или БДСМ-сессии. Я слишком старомоден, знаете ли. — Просто… Я ожидала… несколько иного, чем такой интерьер… — Хеллсинг снова сделала глоток и чуть не подавилась. — Вы что, читаете мои мысли? — Нет. Всё написано на вашем лице. — Во всяком случае, вам ничего не мешает устраивать подобное в пыточных камерах или ещё где, — аристократка не останавливалась. По правде говоря, она чувствовала себя уязвлённой из-за неоправдавшихся ожиданий, поэтому ей очень хотелось поддеть собеседника, а из-за алкоголя остановиться было просто нереально. — Раз вас так возмущает подобное в собственной спальне. — Вы слишком плохого обо мне мнения, Интегра, — хмыкнул Максимилиан, снимая очки и протирая их. — Не спорю — вполне справедливо, но я не настолько плох. Да, не самый приятный человек, отправивший на тот свет много людей… Но насиловать женщин… нет. Это… как минимум, это неспортивно. Какой смысл применять грубую силу, если можно применить интеллект и получить нужное другим путём? Без запятнанной совести и лишних обвинений. Сопротивление меня совсем не заводит, как и пьяное бревно в качестве партнёрши. Я предпочитаю, чтобы женщина, с которой я сплю, проявляла в постели хоть какую-то активность. — Но вы сами признаёте, что отправили на тот свет слишком многих. Почему ваша совесть на этот счёт спокойна, а по отношению к изнасилованиям у вас какие-то иные стандарты? — Интегра вдруг по-настоящему заинтересовалась, хотя и начала пикировку, не надеясь на подобные подводные камни. — Или это что-то очень личное? — Всё по тем же причинам, фройляйн. Чтобы отправить на тот свет столько людей и не попасться, мне пришлось хорошо пораскинуть мозгами и подготовить пути отхода, — покачал головой мужчина. — А если бы я хотел вас изнасиловать — занялся бы этим сразу, как вы пришли в себя после действия сыворотки почти год назад. Да, вы были слабы, но попытались сопротивляться… Нет, я не любитель такого экстрима. И да, это действительно личное. И нет, рассказывать вам я не буду. Во всяком случае, сегодня или даже завтра, когда протрезвеете и всё так же будете ненавидеть меня до дрожи. Не хочу выглядеть хорошим человеком, которого на плохую дорожку толкнуло несчастное детство или какая-то страшная трагедия, из-за которых я желаю сжечь мир в горниле ненависти. Нет. Этот мир меня не трогает, и занимаюсь я тем, чем занимаюсь, только потому что это весело. Не больше и не меньше. — Понятно, — хмыкнула Хеллсинг на эту тираду, вновь прикладываясь к бокалу. — Только не стоит думать, что и я поверю на слово. — Мне не нужна ни ваша вера, ни ваша жалость. Так что закрыли тему, — спокойно ответил мужчина. — Закрыли так закрыли, — пожала плечами она. Становилось нехорошо от количества выпитого, комната немного кружилась, а тело чувствовалось ватным. Хеллсинг поднялась, намереваясь пойти в ванную, но покачнулась. — Может быть, вам помочь вымыться? Обещаю, что не сделаю ничего, что вы не хотели бы, — участливо спросил Монтана, но на миг женщине показалось, что в его глазах вновь мелькнуло хищное предвкушение. — Вы меня, конечно, привлекаете, но не настолько, чтобы набрасываться без вашего согласия. К тому же… когда я нарушал слово? Я обещал, что Британия будет в безопасности, пока вы мне подчиняетесь, и слово своё держу. — Не думайте, что я банально позволю, чтобы что-то произошло, — Интегра мучительно соображала, что делать. С одной стороны, не хотелось предстать обнажённой перед мужчиной, который не является её законным мужем. К тому же Монтана являлся её врагом, который недостоин ни доверия, ни жалости, ни уж тем более близости. Но с другой — она действительно признавала, что это будет фиаско, если заснёт в ванной и захлебнётся водой или собственной блевотой. — Если бы я хотел вас взять — мы бы сейчас не разговаривали, — Максимилиан передал рубашку. — Потому что я бы связал вас и отымел так, что утром ходить не смогли бы. — Да вы извращенец, — скривившись, ответила Интегра. — Ничего извращённого в этом нет, — хмыкнул он. — Просто информация, что вас могло ждать, если бы я только захотел. Вновь выпив — вкус алкоголя стал почти невыносимым, но допить-таки остатки из бокала получилось — она ещё раз взглянула на бутылку (оставалось буквально на треть порции). К чёрту. Она в любой момент может всё прекратить, во что бы эта затея ни вылилась. — Можете помочь мне, — Интегра взглянула на собеседника и, встав с кровати, начала расстёгивать рубашку, в которую была одета. — Только не смейте приставать. — Вам всё же помочь? — с сарказмом спросил майор. — Я думал, что вы посопротивляетесь хотя бы десять минут… — Да, — она взяла бутылку и залпом допила остатки. — Я тоже ожидала, что не позволю вам видеть меня голой, но увы — я слишком напилась, чтобы принимать такие глупые решения. Не смейте меня трогать, майор. Я буду сопротивляться любым вашим поползновениям. — Я предпочту, чтобы ваше падение было добровольным и с максимальным комфортом, — хмыкнул он, развязывая галстук. — Экстрим на полу ванной меня не прельщает. Но если захотите — с удовольствием, фройляйн. Но только с вашего добровольного согласия. Сняв перчатки и пиджак, он положил руку на талию женщины и помог дойти до ванной, а потом и раздеться — всё же Интегра была куда более пьяной, чем сам Монтана. Раздевшись, Интегра не спешила забраться в ванну или даже прикрыться, словно дразнила, проверяя стойкость принципов. Впрочем, посмотреть было на что: чистая смуглая кожа, небольшая грудь с тёмными бусинами сосков, подтянутый живот, гладкие округлые бёдра… Девчонка вызывала вполне обычные желания, которые может вызывать красивая женщина — например, болезненное вожделение. Не такое сильное, чтобы потерять голову и завалить её здесь и сейчас, распяв прямо на полу, но достаточно сильное, чтобы самоконтроль, подточенный алкоголем, стал трещать по швам. Подсознание как назло стало подкидывать картинки, как всё было в прошлый раз — безо всяких изысков, прелюдий и подготовки. Девчонка тогда слишком сильно напилась, а потом — ничего не помнила из-за наркотика. Удовольствие тогда было больше плотским, оставив горькое послевкусие: война, вопреки ожиданиям, не была выиграна, а сама битва оказалась «вничью». Потому что оба почти остались при своём — аристократка тогда не пала, а Максимилиан не получил желаемое в полной мере. Более того — она пусть и не казалась больше святой, но и не послала всю свою «добродетельность» в задницу. Продолжала быть холодной и неприступной, как бы говоря, что если бы не обстоятельства — она никогда не пошла бы на сотрудничество с тем, кто забрал у неё почти всё. Впрочем, на этот раз майор сдержался и помогал вымыться, старательно думая о чём-нибудь отвлечённом, чтобы не сделать с ней ничего из того, что так хотелось. «Главное — терпение, — он отстранённо смотрел на белый кафель, пока руки почти на автомате тёрли спину Интегры. В брюках уже давно было тесно. — Изнасиловать всегда можно успеть, но вот получить что-то добровольно… Терпение». Даже в таком состоянии отчаянно не хотелось поступаться принципами, но убийственная доза алкоголя в крови и пьяная обнажённая женщина рядом… Это провоцировало, испытывало силу воли, запас которой оказался конечен. Почему-то было легче отстоять свою душу, находясь на грани жизни и смерти, чем принципы — рядом с женщиной, которая не была самой красивой из тех, что Монтана видел за свою долгую жизнь, но казалась сейчас самой желанной. Чьего падения хотелось настолько сильно, насколько это было возможно. Он даже помог выбраться из ванны, подал полотенце и одежду. — Вы хотите спать, Интегра? — Хеллсинг немного вздрогнула. Прикосновение чуть шершавых пальцев майора ко всё ещё обнажённому плечу было лишено какого-либо излишнего эротизма, но вызывало по телу незнакомые мурашки. — Да, я, пожалуй, очень устала, — голова шла кругом и становилось почти хорошо. — Буду рада, если поможете дойти до кровати. Женщине было очень хорошо, несмотря на неестественные желания — лёгкая тошнота прошла, да и в голове немного прояснилось. Да и какая, в сущности, разница, если критическое мышление выключилось ещё перед принятием решения позволить Монтане помочь? Он ведь не набросился, не распластал прямо на полу… Значит, не сделает ничего, чего она не захотела бы. «Да и вряд ли он отворачивался, когда… помогал. Мог ведь рассмотреть, что захотел. Да и… не только рассмотреть». Мысль о подобном вызвала не только смущение, но и лёгкое возбуждение. Впрочем, происходящее было больше похоже на сон, на самый дикий кошмар — враг, которого стоило уничтожить, оказался слишком человечным и сдержанным, и теперь в роли коварной соблазнительницы выступит она… если всё же решится. Почему-то не хватало смелости для этого последнего падения, к которому сейчас склонял алкоголь. Действительно, это может быть просто сон — Интегра убеждала себя, что давно заснула, так и не дождавшись Викторию. «Да к чёрту! Вряд ли это что-то большее, чем обычный эротический кошмар… Только странный объект выбрало моё подсознание, но увы, будем работать с тем, что есть» — подумала она. Почему-то эти мысли придали смелости, чтобы повернуться и пылко поцеловать майора. Монтана ответил на её поцелуй сразу, прижав к кафелю стены. Это было ново и необычно, всё тот же жар охватил тело полностью, но особенно «пылал» низ живота. Даже ледяная поверхность, к которой женщину прижимали так, что больно было дышать, не гасила пыл. Наоборот — распаляла только сильнее. «Это только сон. Всего лишь дикий кошмар, воплощающий потаённые фантазии. Не больше и не меньше. А если реальность… что мне ещё терять, кроме невинности?» — Вы уверенны, Интегра, что не хотите, чтобы я остановился? — Монтана, разорвав поцелуй, посмотрел на неё безумными глазами. — Я не хочу утром обвинений и прочего бреда. Вы даёте своё согласие на всё, что я сделаю с вами дальше? Я не смогу остановиться, если в какой-то момент вы скажете, что… не хотите происходящего. Что это ошибка и нужно прекратить. Вы это понимаете? — Да, — она уже не понимала, где реальность, а где — всего лишь мираж, всего лишь порождение её дурного воображения. Потому что Монтана никак не может печься о том, чтобы ей было хорошо. — Я понимаю, что вы не сможете остановиться… Но и я не хочу, чтобы вы останавливались. И я не буду жалеть о произошедшем. «Кажется, она напилась слишком сильно и не понимает, где сон, а где — реальность, — мысленно хмыкнул он, снимая с женщины то немногое, что она успела надеть, и оставляя обнажённой. — Поэтому даёт согласие». На секунду захотелось встряхнуть её, заставить чуть протрезветь и снова донести, что точка невозврата уже пройдена… А ещё — послать к чёрту сдержанность и разложить Хеллсинг прямо сейчас на холодном полу ванной, заставив стонать в голос. Хотелось видеть в упрямом взгляде голубых глаз не только жестокость, но и страсть, удовольствие от происходящего. Прямо как сейчас, когда она смотрит не только с ненавистью и упрямым вызовом, но и с готовностью уступить, но только в борьбе. И неважно, насколько честной — даже предвкушение в глазах упрямой девчонки пьянило сильнее, чем весь выпитый за вечер коньяк. «Пьяная страсть — тоже неплохой вариант». Максимилиан подхватил невменяемую почти-любовницу на руки и понёс в комнату. Девчонка даже не пыталась вырваться, оттолкнуть или хоть немного сопротивляться, словно ей действительно нравилось происходящее безумие. Положив её на кровать, Макс разделся и лёг рядом, а затем, крепко ухватив за запястья, навалился сверху и страстно поцеловал, заставляя ответить не менее пылко. Второй рукой он коснулся обнажённой груди, заставляя дёрнуться и сделать слабую, почти инстинктивную попытку вырваться. Но именно что почти: Интегра быстро обмякла и тихо застонала. Запястья наливались неприятной болью, но эта самая боль тонула в других ощущениях — в чужих губах, прикосновениях и дыхании. Хеллсинг остро не хватало воздуха, а ощущение полной нереальности происходящего заставляло желать, чтобы этот сон, самый сладкий кошмар с участием смертельного врага, никогда не заканчивался. Сон на то и сон, чтобы дарить забвение и уверенность, что это — всего лишь игра подсознания. Ощущения путались, перемешивались и переплетались, заставляя дышать через раз и забыть про любой дискомфорт. — М-м-м… — застонала она, дёргаясь, когда почувствовала, как чужие пальцы стиснули сосок. Острое возбуждение накатывало, подобно волнам, заставляя зажмуриться до цветных кругов перед глазами. Монтана словно исследовал её, стараясь найти все самые чувствительные точки и доставить удовольствие, что только подтверждало теорию о кошмаре: какой смысл быть и в самом деле нежным, если он — просто солдафон, которому проще пользоваться услугами проституток, способных за щедрую оплату простить грубость клиента. А она — всего лишь слишком многое о себе возомнившая пленница. Макс разорвал поцелуй и припал к шее, чуть прикусывая нежную кожу и заставляя аристократку покрыться гусиной кожей — не от холода, а от животного возбуждения. Ни один эротический кошмар не был таким детальным и проработанным. Отпустив запястья женщины, он медленно провёл рукой по ключицам, груди и животу, заставляя обмякнуть, а затем аккуратно провёл пальцами между её ног. На пальцах осталась влага, слишком много влаги, чтобы не снести крышу начисто. Поспешно отстранившись, мужчина раздвинул ноги Интегры и снова навалился, заставляя вскрикнуть. Проникновение было слишком грубым, поспешным и глубоким, и на секунду он почувствовал некоторый укол совести: в планы не входило сделать девчонке больно, но ничего поделать уже нельзя. — Больно, — всхлипнула женщина, пытаясь оттолкнуть, но он уже не слушал. Монтана впился поцелуем в её губы и, схватив за запястья, резко толкнулся, заставляя сдавленно застонать. Было очень влажно и узко, и на секунду это оглушило. Да, в прошлый раз тоже было хорошо, но в тот раз он не позволил себе насладиться падением Хеллсинг, потому что слишком спешил, да и сопротивление лишь поначалу добавляло удовольствия. А в этот раз падение было добровольным. Может быть, не «от» и «до», но никто не заставлял девчонку говорить «да». Более того — именно она поцеловала первой и решилась на дальнейшее. Может быть, не будь между ними вялотекущей войны — происходящее не давало бы и десятой доли того удовольствия, что Монтана испытывал в эту секунду. Подчинить и сломать девчонку хотелось неимоверно, но вместе с тем — было приятно, что она сопротивлялась и стойко держалась за неприязнь. «Во всяком случае, крепче, чем сегодня — за собственную невинность. Точнее, за её иллюзию». Он возбуждался только сильнее лишь от мысли, что Хеллсинг утром не только не перестанет его ненавидеть — возможно, даже возненавидит только сильнее. Хотя бы за то, что позволил себе обмануться и поддаться на провокацию, а потом ещё и доставить удовольствие. Хотя бы потому, что будет уверена, что он — единственный, кто хотел этого падения, как всегда оставив за скобками собственное согласие. К тому же на этот раз девчонка была сильно возбуждена, что только добавило остроты ощущениям. Двигаться было чуть хуже, чем в прошлый раз, но в прошлый раз в качестве смазки выступала кровь. Всё же приятнее, когда Хеллсинг получала удовольствие — так её падение было ещё более сладким и желанным, чем в первый раз. Протяжный не то стон, не то всхлип Интегры отвлёк от размышлений, заставляя вернуться к реальности. Она больше не пыталась вырваться — наоборот, немного, буквально на считанные миллиметры, выгнулась навстречу и неловко приобняла ногами, словно хотела большего, но вместе с тем — испытывала невыносимую боль, но из-за какой-то первобытной похоти не могла остановить. Разорвав поцелуй и взглянув в бесстыжие голубые глаза, блестевшие, как на секунду показалось, от слёз, Макс даже несколько залюбовался Хеллсинг. Девчонка не казалась несчастной или даже недовольной, только быстро отвела глаза, стоило ему отстраниться, и попыталась вырвать, должно быть, давно затёкшие запястья из его хватки. — Пожалуйста, отпустите мои руки, — смотря куда-то в сторону, попросила Интегра. И едва не вскрикнула от очередного глубокого толчка. Она сама не поняла, чего больше было в ощущениях — дискомфорта, граничившего с болью, или удовольствия. Пожалуй, было больше приятного, но всё же расслабиться и отдаться новым ощущениям не получалось. А ещё, наверное, только сейчас до неё дошло, что это было реальностью, а не обыкновенным эротическим кошмаром. — Только если пообещаете, что не расцарапаете мне лицо за то, что я делаю с вами, — хмыкнув, майор отпустил руки женщины и опёрся о кровать. — Нечестно, когда сначала говорят «Да», а потом вырываются, как будто их насилуют. — Обещаю, — Хеллсинг зажмурилась от очередного глубокого толчка. — Только… Не надо так жёстко… со мной. — Вам больно, Интегра? — Максимилиан на секунду замер. — Давно, знаете ли, не имел дело с девственницами. — Буду признательна, если вы будете хоть немного нежнее, — выдохнула она, кладя руки на его плечи. Опьянение было очень сильным, но даже оно не могло полностью отключить дискомфорт от слишком резких и глубоких движений. Впрочем, Монтана всё же прислушался к её словам и стал двигаться более плавно, но расслабиться не получалось ещё несколько минут, потому что внутри саднило. Но ощущения действительно стали куда приятнее, заставляя впиваться ногтями в чужие плечи и пытаться не застонать, скорее, от удовольствия, нежели от боли. — Остановитесь, пожалуйста, — зажмурившись ещё сильнее, попросила она, чувствуя, что если она не попросит остановиться — случится что-то страшное. — Мне очень тяжело. Внезапно мир перед глазами крутанулся и Интегра оказалась сверху. Ощущения стали ещё более острыми, заставляя вскрикнуть уже в голос и, как показалось, в унисон с коротким вздохом Монтаны. — Так лучше? — хрипло спросил Макс, почти касаясь её губ. Его руки переместились с талии ниже и начали поглаживать бёдра женщины, словно успокаивая. — Мне… нужно привыкнуть, — аристократка немного отстранилась. Так не должно быть. Просто не должно. Она не должна получать удовольствие от близости с врагом — потому что невозможно простить то, что произошло почти год назад. Потому что он ей противен. Потому что… просто потому, что это неправильно. Но алкоголь быстро задушил голос разума, вынуждая больше обращать внимание не на панические мысли о недопустимости и прочие моральные дилеммы, а на телесные ощущения. Тупая боль всё ещё чувствовалась, но почему-то не хотелось всё прекратить и скатиться с мужчины. Наоборот — удовольствие чувствовалось только острее, заставляя предвкушать что-то ужасное, если так продолжится дальше. Так что, чуть привыкнув, Интегра начала аккуратно двигаться. Она кусала губы, чтобы не стонать в голос, и старалась не думать, чем, а главное — с кем и каким образом, занимается. Но отвлечься мешало хриплое прерывистое дыхание майора, всё крепче стискивающего её бёдра — сильно, до боли и почти вероятных синяков. Переместив одну руку на плечи женщины, он заставил её вновь склониться и поцеловать его в губы, а второй рукой с силой насадил на себя, из-за чего Интегра коротко вскрикнула и на секунду замерла, а затем попыталась приподняться, чтобы было не так больно. Но её держали слишком крепко, а спустя некоторое время удалось даже привыкнуть и немного расслабиться. Каждое движение внутри доводило до болезненного исступления, в которое превратились смешавшиеся боль и удовольствие, а в животе уже была готова взорваться сверхновая. «Наверное, вот оно» — с ужасом и одновременно восторгом подумала Интегра, пытаясь дёрнуться и отстраниться. В голове будто взорвалась петарда, заставляя хрипло вскрикнуть и вонзить ногти в плечи майора. Тело билось в агонии, а разум отключился. Женщина ничего не чувствовала, не слышала и не видела, поглощённая животными инстинктами. Впрочем, агония длилась недолго — буквально несколько долгих секунд, показавшихся вечностью. Скатившись с Монтаны, аристократка почувствовала жуткую усталость и желание поскорее забыться сном. — Не ожидал, Интегра, что вы получите такое удовольствие, — ехидным тоном резюмировал Макс. — Я думала, что умру. И это мне совсем не понравилось, — слабо ответила она, едва разлепив веки. Было очень хреново, из-за чего убедительно врать не получалось. — Понравилось. Понравилось настолько, что я сам едва сдержался, — хмыкнул в ответ Монтана. — Впрочем, вы не дали мне закончить. Перевернувшись и наклонившись к Хеллсинг, он поцеловал её в шею, заставив вздрогнуть. Перевернув женщину на живот, майор заставил её встать на четвереньки и прогнуться в пояснице. — Нет… Только не говорите, что хотите продолжить, — как-то обречённо простонала Интегра, впрочем, даже не пытаясь сопротивляться, когда он снова вошёл. — Вы меня убьёте… — У вас два варианта, Интегра: либо потерпите меня ещё какое-то время, либо я найду вашему рту более подходящее занятие, чем бессмысленные возражения, — Максимилиан резко выдохнул и стал размашисто двигаться. — И второй вариант, думаю, вам понравится куда меньше первого. Расслабьтесь и думайте об Англии. Дальнейшее для аристократки слилось в долгую пытку. Казалось, что минуты превратились в часы, и всё, о чём она могла думать — чтобы всё поскорее закончилось, и можно было забыться. Но почему-то спустя некоторое время вновь удалось войти во вкус, но не было того жаркого и болезненного ощущения, словно вот-вот умрёшь. Удалось урвать лишь немного удовольствия, прежде чем Монтана ускорился и, глухо застонав, замер, войдя почти во всю длину. — Какая гадость, — глухо проскулила Интегра, понимая, что только что произошло. — Надеюсь, у профессора есть лекарство от… последствий. — Не беспокойтесь, у меня оно тоже есть, — хмыкнул мужчина и отстранился. — Я дам его утром, потому что мешать с алкоголем его не стоит. Может вырвать, что крайне отрицательно отразится на результативности. — Хорошо, давайте утром, — свернувшись в позу эмбриона, прошептала она. — Вы сегодня на удивление покорны… Мне это нравится, — проговорил мужчина. — Если так и дальше пойдёт — я буду чаще вас приглашать. — Вы меня решили превратить в собственную наложницу? — слабо поинтересовалась Хеллсинг. — Вы же в курсе, что я никогда не дам на это согласия? — Думаете, мне будет тяжело его добиться? — тяжело опустившись на кровать, он сгрёб аристократку в объятия и поцеловал в плечо. Удивительно, но она не ответила и даже не попыталась отстраниться, а вскоре расслабилась и задремала. Спустя некоторое время устроившись поудобнее, майор натянул одеяло, покрепче обнял женщину и тоже уснул.***
Интегре ещё никогда не было так плохо. Казалось бы, выпили они всего одну бутылку коньяка на двоих, но тошнило так, будто они пили не коньяк, а палёную водку, причём, не закусывая, и как минимум — несколько бутылок Но самым паршивым было то, что очнулась она совершенно голой, в медвежьей хватке врага — тоже, кстати, обнажённого. В голову против воли начали закрадываться подозрения, чем они занимались, но двигаться и проверять себя не хотелось — тело было слабым и разбитым, на заднице — судя по ощущениям — наливался огромный синяк, словно от чужой пятерни, а голова отказывалась работать и вспоминать, как получилось так вляпаться. Подавив желание вскочить, как ужаленная, что, впрочем, получилось слишком уж легко, женщина снова закрыла глаза и попыталась уснуть. Но потерпела фиаско: воспоминания о прошлой ночи стали быстро возвращаться, заставив тихо выругаться сквозь зубы — произошло именно то, чего она клялась не допустить, и это было ещё не самой ужасной новостью. Самой ужасной новостью утра было то, что ей понравилось. «Ебала жаба гадюку» — против воли вспомнилась поговорка, из-за чего хотелось неприлично заржать: этой ночью Интегра проверила эту поговорку на практике и сейчас остро желала забыть, чем именно занималась с майором. Выпутавшись из хватки Монтаны, она встала и пошла в ванную. Быстро найдя одежду и умывшись ледяной водой, женщина тихо покинула сначала его спальню, а затем и кабинет, стараясь как можно быстрее оказаться подальше от этой комнаты. «Вот же блядство, — Интегра едва не столкнулась нос к носу с чем-то удивлённой Лаурой, но вовремя отшатнулась, стараясь ничем не выдавать своего состояния. — Какого вообще хера я так вляпалась? Нет, мне точно пить нельзя, особенно в подобной компании!» — Интегра, что ты тут делаешь? — хватка полукровки была просто бульдожьей. — Командующий уже проснулся и вы выясняли отношения? — Нет, он ещё не встал, — Хеллсинг скривилась. — Мы вчера вместе напились и выясняли отношения. Поверь, это тебя не только не касается, но и даже не стоит ни малейшего внимания. Я встала раньше, чтобы не ругаться с самого утра. И так голова болит. Наверное, пойду к доктору, чтобы взять обезболивающие. «Не только» — ехидно подметил внутренний голос. Она скривилась от воспоминаний и едва преодолела соблазн вернуться к штурмбаннфюреру, чтобы взять таблетки. Это было гораздо проще и менее стыдно, чем идти к учёному, который вполне может догадаться, что произошло. — Точно всё в порядке? — прищурилась Лаура. — И вы только отношения выясняли? Не получится так, что у меня потом братик или сестричка родится? — Всё в полном порядке, — предположение дампира заставило вздрогнуть, но ответить достаточно твёрдо. — Надеюсь.