Игры с последствиями

Целовать Коннора в кабинке туалета — отличная альтернатива работе. И шикарное противоядие от синей дряни, надо сказать. Гормоны… Гэвин ещё помнит такое слово из курса анатомии, как и то, что выработку нужного гормона можно простимулировать. Например, зажимая своего омегу в туалетной кабинке, целуя до звёзд под веками, лапая грубовато и собственнически за задницу, залезая горячими ладонями под рубашку и под резинку трусов. Никакой нежности, минимум осторожности и неловкости — пальцы чертят ногтями царапины-борозды по бокам и спине, зубы оставляют красноречивые следы на шее и груди. Коннора от этого будто лихорадит. Взгляд его всё ещё не до конца живой, но он хрипло и рвано дышит и весь трясётся будто в ознобе, вцепившись пальцами Гэвину в плечи. Это похоже на припадок, и, с одной стороны, Гэвин не уверен, что не делает своему парню хуже, а с другой — ему самому уже крышу сносит от усилившегося запаха пластика и кукольной податливости Коннора. — Боже, детка! Как я хочу вытрахать из тебя эту дурь! — рычит он, ни капли не смущаясь того, что голос его звучит пошло и громко, а в сортир, судя по скрипу двери, полминуты назад кто-то вошёл. — Поработаешь для меня ротиком? До Коннора туго доходит. Гэвин давит ему руками на плечи, вынуждая опуститься на колени, и теперь Коннор смотрит на него снизу вверх — его по-прежнему колотит, он осиновым листом дрожит под ладонями Гэвина и всё ещё отчаянно цепляется пальцами за рубашку альфы, буквально повиснув на вытянутых руках. Выглядит это смешно, но Риду не до смеха. Он расстёгивает ширинку, приспускает джинсы и бельё и блаженно жмурится, когда член влажно шлёпает Коннора по приоткрытым губам. У того вообще-то до сих пор зуб на зуб не попадает от крупной дрожи, и совать ему что-либо в рот, кажется, чревато, но Гэвин видит, как на глазах мутнеет кукольный взгляд, и знает, что удержаться не сможет. — Давай, помоги мне, Конни, открой рот. — Он обхватывает лицо Коннора ладонями, поглаживает по щекам, унимая дрожь, и давит аккуратно пальцами чуть ниже, разжимая челюсть. Как собачке какой-то, ловит Гэвин ускользающую мысль и, как собачку опять же, треплет Коннора ласково по волосам — в награду. — Молодец. Хороший мальчик. Взгляд Коннора делается каким-то совсем шальным, влажным — зрачки расширяются и топят чернотой радужки, а от кукольной покорности у Гэвина сводит скулы. Или оттого, что рот у Коннора горячий и влажный, тесный, когда Рид толкается в него первый раз. Это похоже на блаженство — то, как Коннор не сводит с Гэвина ошалелого взгляда, как сжимает его рубашку побелевшими от напряжения пальцами, как голову запрокидывает, подчиняясь движениям ладони Рида. Как сглатывает, давясь собственной слюной и шумно дыша носом. Гэвин видит слёзы в уголках чёрных глаз и смахивает их небрежно свободной рукой, растирает слюну по губам Коннора — Господи, как они растягиваются вокруг его члена, боже мой! — сам судорожно хватает воздух ртом и даже не замечает, как в порыве страсти пару раз прикладывается затылком о дверцу кабинки. Он зажмуривается и слышит, как мычит что-то невнятное Коннор, и это — Господи, нет! — ему буквально башню сносит. Он толкается резко ещё пару раз, до упора, вжимает омегу носом себе в пах — Коннор в его руках опять дрожит, дёргается, будто пытается сбежать, но Рид не даёт, больно прихватив волосы на затылке, фиксируя на месте, и с громким стоном на выдохе кончает в тесную глотку. — Чёрт, это, блядь, рай на земле, детка, — Гэвин еле ворочает языком и едва ли видит что-то, кроме звёзд под веками. Он откидывается назад блаженно, дышит глубоко и старается унять предательскую послеоргазменную слабость, лениво поглаживая Коннора по влажным волосам. В ушах шумит, телом разливается ленивая сытость. Гэвин слышит кашель откуда-то снизу и сперва отстранённо думает о том, что неплохо бы сейчас сигарету, а потом спохватывается и переводит взгляд на Коннора. — Блядь! — Вырывается у Рида раньше, чем он вообще успевает подумать. Лицо у Коннора мокрое от слёз, соблазнительно покрасневшее, в тёмных глазах — полное непонимание происходящего, а на припухших, приоткрытых губах блестит его, Гэвина, сперма, и Рид за внезапной волной возбуждения не сразу понимает, что значил кашель и почему у Коннора такое выражение лица — он тупо не может решить, глотать ему или… — Плюй уже, придурок, — вздыхает Гэвин. Он присаживается рядом с Коннором на корточки, помогает ему, безвольному, подползти ближе к унитазу и терпеливо ждёт, поглаживая по спине и придерживая лезущие в лицо волосы — Коннор сначала сплёвывает, после долго откашливается, напрягается под ладонями Гэвина, дрожит — выворачивает его долго и со вкусом. Гэвин терпеливо молчит. Он перебирает пальцами повлажневшие пряди волос, поддерживает осторожно за плечи, даже шепчет, кажется, какую-то успокаивающую муть, когда к дрожи от рвоты подключаются сдавленные рыдания. — Ну, перестань, детка, всё хорошо, детка, не плачь… И всё в таком же духе. Наверное, Гэвин отчасти чувствует себя виноватым. Он, в конце концов, альфа. У него инстинкты — защищать омегу и трахать. А тут выброс адреналина после разговора с Джесси, эти таблетки грёбаные, вот и проняло. Защитил, теперь и трахнуть можно вроде как. Гэвин размышляет об этом отстранённо и понимает, что это больше на оправдания похоже. Он мотает головой сердито на такие выводы и осторожно поднимает Коннора на ноги, мягко заставляя разогнуться. — Давай, солнце, кончай рыдать, — приговаривает он, отряхивая и поправляя на нём одежду. — Всё ведь хорошо. Тебе же понравилось? Коннор кивает, хотя Гэвин не уверен, что вопрос был им понят правильно. Или вообще понят, потому что взгляд у Коннора всё ещё шалый какой-то, нездешний, и сам он какой-то зажатый. Гэвин вглядывается в печальное покрасневшее лицо и чувствует небывалый укол совести. — Чёрт, прости меня, а? — виновато пожимает плечами Рид, прижимаясь лбом к липкому от пота лбу Коннора и улыбаясь. — Ты такая у меня конфетка, что не сдержался. Коннор улыбку зеркалит, да и взгляд у него проясняется немного. Одной рукой он ослабляет галстук на шее, второй — опять цепляется Гэвину в воротник рубашки. — Гэвин, я… — Голос у него хриплый и такой грустный, что Риду снова стыдно. — Я… мне… — Что тебе? — Гэвин нервно рассматривает его, буквально ощупывая взглядом и прикидывая, что и как он мог бы в порыве страсти повредить своему омеге, и выдыхает от облегчения, когда видит всего лишь влажное пятно на брюках в паху. — О. Ясно. Я вижу. Осознание того, что Коннор кончил без рук, только от того, что Гэвин от души имел его в рот, неожиданно смущает. Рид чувствует, как под проясняющимся, снова привычно пристальным взглядом Коннора он краснеет, хотя было бы отчего. Он старается на Коннора в ответ не смотреть, но от этого становится только хуже — взгляд натыкается на белесые капли и разводы на полу и Гэвину хочется выматериться вслух. Ладно он — Рид за свои годы разве что на улице не трахался, ну, может, в подворотне какой было пару раз, а вот Коннор… Гэвин как-то не думал своими мозгами куриными, как это блядство на нём отразится, если суки-коллеги растреплют обо всём. А они растреплют, падлы! — Ла-а-адно, — тянет Гэвин, нашаривая рукой защёлку на двери кабинки и прислушиваясь, не шарудит ли кто-нибудь возле умывальников, и только убедившись, что путь чист, за ручку выводит Коннора. — Идём, умоемся, чудик мой. Он снимает с Коннора пиджак, помогает закатить рукава рубашки, включает воду — сначала ждёт, пока тот умоется, потом не выдерживает и сам зачерпывает воды в ладонь, от души проводя Коннору по лицу несколько раз. Он фыркает, а Гэвин повторяет процедуру и, сполоснув ладонь, мокрыми пальцами зачёсывает ему волосы назад. — Вот так, — как ребёнку в утешение говорит он, приглаживая Коннору волосы и поправляя ему воротник, чтоб он не светил на весь участок свеженькой меткой. — Красавчик, как всегда. — Спасибо, — Коннор всё ещё хрипит. Он выглядит уже больше похожим сам на себя — прилизанный, большеглазый оленёнок с невинным детским взглядом и смущённой полуулыбкой — но в позе отчётливо читается его скованность и стыд что ли. Он комкает в ладонях пиджак, прижимает его к животу в таком отчаянно-беззащитном жесте, что Гэвину скулы сводит. — Не за что, — вздыхает Гэвин и смотрит на часы. Так-то ещё дохрена времени до конца рабочего дня, а его Конни такой помятый и явно оттраханный на вид, и с этим нужно что-то делать. — У тебя переодеться есть что? Коннор качает головой, и Гэвин раздражённо шипит сквозь зубы. Ну да, как обычно — сначала сделал, теперь голову ломает, что дальше. Молодец, Гэвин, высший пилотаж! Рид трёт лицо руками, считает до трёх и старается не суетиться, но это не работает. Он оценивает масштаб трагедии и вроде бы понимает, что нужно сделать — если не получается переодеть, то, наверное, отчистить сперму с брюк, высушить, разгладить, после, возможно, напоить Коннора чаем, чтобы успокоить, но это уже после, сначала одежда — но как, если из средств у тебя только бумажные полотенца и мыло! Твою мать! Это как с уборкой тогда. Вроде бы обыденные вещи, но нет — ты же сраный альфа, а это всё — лабуда для хозяйственных омег, тебе не с руки интересоваться такой ебучей прозой жизни, вроде «как лучше всего оттереть сперму с одежды»! Для этого ведь химчистка есть. Или горничная по вызову. Или магазин — новую купить. Но сам… От паники его спасает то, что в туалет заглядывает Саймон. Сначала Гэвин слышит робкий стук в дверь и нервно отскакивает в сторону от Коннора, комкая в кулаках салфетки, которым он так и не смог найти должного применения. Коннор меланхолично прикрывает мятым пиджаком расстёгнутые брюки. — У вас всё в порядке? — слышится из коридора, и в туалет проскальзывает Саймон, оглядывает красноречивую сцену перед собой — всклокоченного Гэвина и чуть покрасневшего, но в целом пластиково-спокойного Коннора — и сам сначала краснеет, потом сердито как-то подбирается. — Что вообще?.. — Я объясню! — перебивает его Гэвин, и Саймон выжидающе пялится на него, сложив руки на груди. Он сейчас чертовски похож на недовольную мамочку-наседку, застукавшую своих нерадивых отпрысков за первой дрочкой, и это было бы смешно до усрачки, будь у Гэвина настроение. А его нет, да и как тут быть настроению, если Гэвин облажался. В который раз. Не так критично, как раньше, но приятного-то, блядь, мало. Саймон настойчиво прожигает его требовательным взглядом, и Гэвин невольно задаётся вопросом, как Маркус живёт с этим омегой со стальными яйцами. Рид бы точно не смог. Он косится на Коннора, ссутулившегося и опять понемногу уплывающего в никуда, и думает, слава богу, что его Конни не такой. А Саймона им, впрочем, Господь послал, не иначе. — Слушай, я объясню, но… давай помоги ему сначала, — кивает Рид на Коннора, — а потом можешь и яйца мне оторвать. Если желание останется. Саймон смотрит на него недоверчиво, с прищуром, но, скорее всего, тоже не видит другого выхода — он вздыхает обречённо и закатывает глаза. — И в чём проблема? Гэвин молча одёргивает руки Коннора в сторону: — Вот, — кивает он на неприглядное пятно, потом обводит в воздухе свободной рукой всего Коннора, помятого, затраханного и теперь уже явно отсутствующего. — Ну, и всё остальное. — Чёрт, он после «Тириума»? — спрашивает Саймон и морщится, когда Гэвин кивает. — Ну прекрасно, сколько раз я ему говорил, либо совсем не начинай, либо не бросай резко, но нет же, куратор-дебил знает лучше, чем дипломированный химик! В глазах Саймона отчётливо читается «как же это заебало меня», и в усталом жесте, которым он долго трёт лоб прежде чем кивнуть. — Ты! Можешь дальше не объяснять, и так вижу, и можешь не говорить, кто в этом виноват, — ворчит он и машет Гэвину на дверь. — Теперь свали, пока я не решил для начала заняться твоими яйцами. — Спасибо, — улыбается Гэвин. Саймону, впрочем, плевать. Он деловито отбирает у зависшего Коннора пиджак и бесстыдно спускает ему брюки до колен. Коннору всё равно, а вот Гэвин отворачивается, хотя, казалось бы, чего он там не видел, и к собственному удивлению ловит себя на мысли, что с удовольствием руки бы Саймону оторвал, хотя он омега и ревность вроде бы беспочвенна. Туалетом медленно, но верно распространяется густой запах пластика. Ёбаные инстинкты! Он мнётся у выхода, как мальчишка сопливый, слушает тихие шепотки Саймона, хмыканье Коннора и понимает, что лучше бы ему действительно съебаться. И что он сдохнет, если срочно не выкурит пару сигарет. Гэвин вздыхает и, покопавшись в карманах минуту, выуживает ключи от машины и, не глядя на Саймона, тычет их себе за спину: — На, возьми, посадишь туда Конни, как закончите, а я потом завезу домой, — уверенно тянет он и очень рад, что Саймон молча и не пререкаясь принимает ключи. — У Фаулера отпрошусь только и отвезу. Ответа Саймона он не дожидается — шустро вылетает в коридор и только там переводит дыхание. За спиной коротко пищит дверной замок — Саймон, наверное, поставил блокировку — и Гэвин уходит, на ходу выпутывая из кармана куртки мятую пачку сигарет и зажигалку. Сначала в курилку, потом к Фаулеру — приоритеты он расставляет достаточно любопытно, но что поделать. Сейчас важнее не сдохнуть от наново нахлынувшего возбуждения и не вовремя одолевшего самокопания, а здесь лучший друг — сигарета. Гэвин затягивается ещё на подходе и, войдя в курилку, с шумным стоном выдыхает облако дыма. С его-то счастьем, кажется, кому-то из неудачно подвернувшихся коллег в лицо. Человек перед ним недовольно машет рукой, разгоняя дым, и Гэвин, успевший опять затянуться, удивлённо кашляет и давится затягом. — С-саймон?.. — хрипит он, разглядывая проступающие из дыма черты круглыми глазами. Да чёрт, эти холодные глаза и пижонскую стрижечку он везде узнает. — Какого хера?!. — Саймон? — переспрашивает это чудо природы удивлённо и знакомым настороженным взглядом вперивается в Рида. И даже рот приоткрывает так же. А потом улыбается знакомо широко и властно и приветливо тянет ошарашенному Гэвину руку. — О, вы, наверное, перепутали меня с братом. Я Даниэль. — Даниэль, — на автомате повторяет Гэвин, но руку пожимает. Теперь, когда дым немного рассеялся, он видит, что этот не похож на Саймона. Вернее, похож, но их легко различить на самом деле. У Саймона волосы, кажется, длиннее, морщинок в уголках глаз больше, черты лица по-омежьему круглее, он пониже немного, самую малость. К тому же он никогда не видел Саймона в чём-то, кроме рабочей формы, и уж точно не в дорогом пижонском костюме-тройке, тёмно-синем в мелкую белую полоску. А ещё этот Даниэль — альфа. Стопроцентный такой, пахнущий чем-то ядрёным, в отличии от резкого, но приятного пряного аромата Саймона. Близнецы, мать твою, ухмыляется Гэвин. — Думаю, нет смысла спрашивать, кто из вас старший. Ухмыляется и тут же вспоминает Коннора с его чёртовым младшим братом. Он, конечно, Ричарда только мельком видел, но всё же. Будет забавно, если у этих тоже похожий расклад в семье. — Конечно, я, — развеивает его предположения Даниэль, — среди близнецов очень редко первыми рождаются омеги. Гэвин пожимает плечами. Ему, собственно, какая, блядь, разница? Разговор продолжать он всё равно не намерен. Первоначальный шок от неожиданного знакомства тухнет, уступая место обратно беспокойству за благопристойную репутацию Коннора и желанию накуриться до тошноты, и Рид молча обходит этого «брата Саймона», чтобы присесть у окна и, бляха, расслабиться наконец, когда его настойчиво придерживают за локоть. — Эй, а это не вы меня чуть в стенку не впечатали в коридоре? Минут двадцать тому? — спрашивает его Даниэль, и Гэвин устало выдыхает очередной затяг сквозь зубы. Вот только разборок ему не хватало! — Слушай, мужик, — начинает он, надеясь, что звучит достаточно заебавшимся, чтобы этот «брат Саймона» просто оставил его в покое, но выходит наоборот. Как обычно, то есть. — Даниэль, — перебивает его гад и смотрит в глаза так… по-саймоновски, что ли, что Гэвину даже страшно становится. Если этот парень хоть в половину такой контрол-фрик, как Саймон — а это, скорее всего, так, потому что яблоко от яблони, а этот парень ещё и альфа — то Гэвину сейчас натурально отимеют мозги, — и вы меня неправильно поняли, наверное, я совсем не собирался устраивать скандал. — Ага, ясно, — криво ухмыляется Гэвин, чувствуя мурашки по коже от изучающего взгляда брата Са… Даниэля. — Поверьте, — Даниэль улыбается ему гораздо более широко и даже, наверное, искренне. — Просто вы выглядите как человек, которому не помешала бы помощь. Это в какой-то степени обидно, хоть и правда. Гэвину даже смотреть на себя не нужно, чтобы убедиться: мятая одежда как из задницы, засохший кофе на рубашке, влажные брызги на джинсах, двухдневная щетина и волосы торчком. А ещё мешки под глазами размером с Техас и сами глаза красные от недосыпа и дурацких мыслей. Да он бы и сам, увидев такого красавца, подумал бы, что проблем у того по самые яйца. Ну, не совсем проблем на самом деле. Скорее, просто навалилось слишком много всего. Ответственность за чужую жизнь. Необходимость принимать херову тучу безумно важных решений. Сраная усталость от всего. Беспокойство за Коннора. Дурацкое дело Хирш… Но это не значит, что такой проницательности Даниэля Гэвин рад. — А ты помочь можешь, что ли? — огрызается Рид, и улыбка Даниэля резко становится прохладной, как он уже видел у Саймона. Профессиональной, он бы сказал. — Могу, — уверенно отвечает он, проходит мимо Гэвина и преспокойно усаживается в своём дорогом костюме на грязный подоконник. — Только давайте сначала перекурим и поговорим. Я же вижу, вам нужно. Рид смотрит, как тот расслабленно ковыряется во внутреннем кармане пиджака, доставая на свет божий электронную сигарету, и сердито скрипит зубами. Что ему нужно, блядь? Сигарета или ёбаный разговор по душам? А не пойти бы этому брату Саймона!.. И Гэвин даже набирает побольше воздуха в лёгкие, чтобы послать его нахер, но… что с ним вообще не так? Или, может, это с Даниэлем что-то не то? Гэвин задумывается об этом, когда обнаруживает себя на подоконнике рядом с ним, курящим вместо любимых своих сигарет его, Даниэля, долбаную электронку, пар от которой разит чем-то травяным, тем самым резким, чем пахнет сам Даниэль. После того, как рассказал этому гаду всё — от начала и до конца. Не называя имён и точных дат, не давая никаких определений действующим лицам, кроме «мой омега», «моя напарница» или «один хрыч с работы», но всё-таки — всё. Абсолютно. Даниэль не перебивал, не глядя и как будто бы и не слушая, безразлично пускал струи пара из электронной сигареты, а потом молча отобрал у Гэвина его пачку с зажигалкой и впихнул в ладонь эту недосигарету. Гэвин отчего-то не возражал. Ему не то чтобы стало легче от того, что он озвучил все свои страхи и мысли незнакомому человеку, которого он видел, наверное, в первый и последний раз, но это определённо оказалось лучше, чем вариться в соку собственных сраных мыслей и есть себя заживо. Должно быть, благодаря этому выживают все эти психологи и прочие «слушатели» — Гэвин определённо не избавился от всех проблем, но, озвучив их, хотя бы разобрался кое в чём. Что он на самом деле чувствует. Чего хочет. И что будет делать дальше. Это ведь неплохо, вроде как. Да? — Слушай, — говорит он тихо, протягивая Даниэлю назад его адову парилку и медленно сползая с подоконника. — Спасибо. Правда. И молча направляется к двери, когда Даниэль опять ловит его за локоть. Вот прилипала! Гэвин закатывает глаза и нехотя поворачивается: — Ну что… — начинает он и замолкает, когда Даниэль вкладывает ему в ладонь прямоугольник визитки: светло-голубая простая картонка, не пластиковая, без кодов и чипов для моментального коннекта через пэй-палм, и Гэвин сначала думает, кто вообще в их время пользуется таким старьём, как чисто картонные визитки, потом всё же вчитывается. На прямоугольничке с одной стороны ярко-синий треугольник с кулаком, вырывающимся из его вершины и аккуратно поблёскивающая надпись «НКО Иерихон», с другой стороны — «Даниэль Дж. Филлипс, юрист, дпл. психотерапевт». Номер и адрес. — Я работаю с такими людьми, как ваш парень, — говорит Даниэль. — Мы все в «Иерихоне» с таким работаем, можете обращаться, если вам нужна будет помощь. И Гэвин даже хочет поблагодарить, как положено, по-людски, но взгляд падает на часы, и вместо спасибо Рид выдаёт: — Ах ты ж блядь! Даниэль выразительно выгибает брови, а Гэвин бросает поспешное «извини-я-не-тебе-спасибо-пока» и вылетает из курилки пулей, надеясь, что не слишком засиделся. Как он вообще мог забыть, тупица! Возле кабинета Фаулера Гэвин тормозит, выдыхает, стараясь успокоить дыхание, и ещё раз мысленно костерит себя. Интересно, он вообще когда-нибудь перестанет лажать? Или свиньи скорее летать научатся? А потом, подумав вдруг, что, наверное, небо рухнет, если Гэвин совсем перестанет косячить, вздыхает устало и решительно врывается в «аквариум». — В общем, у меня тут такое дело… Выслушав от Фаулера с десяток цензурных и не очень упрёков и возмущений и вытерпев напоследок очень неприятный, подозрительный какой-то взгляд капитана, Гэвин наконец оказывается свободен — в очередной раз отпущен начальством «на все четыре стороны до следующего утра» за какие-то ему самому неведомые заслуги — он наскоро прощается с Тиной, ловит на себе ещё один подозрительный взгляд, на этот раз от Андерсона, и мчится к машине на парковку, надеясь, что не всё так критично. И что там его вместе с Конни не ждёт сердитый Саймон. Хватит уже с Гэвина его семейки. Но на этот раз Гэвину везёт — Саймона на горизонте не видно, зато в машине на заднем сидении обнаруживается спящий Коннор. Он, кажется, по прежнему одет в форменный костюм, а поверху — чья-то незнакомая Риду спортивная куртка, слишком широкая ему в плечах и, наверное, достаточно длинная, чтобы скрыть неприглядный вид его брюк, Гэвин не может сказать точно, потому что он ещё и собственным пальто накрыт, как одеялом. Рид вспоминает, как трусило Коннора в туалете, и беспокойно вглядывается в его лицо, но нет, во сне Коннор выглядит вполне довольным и счастливым и уже, слава богу, не похож на закоротившего робота. Гэвин залипает на него — на спокойные, расслабленные черты лица, на приоткрытые пересохшие от дыхания губы, чуть подрагивающие ресницы, на по-детски беззащитную позу, в которой он скрючился на сидении, подтянув колени к груди и положив ладони под щёку. На эти самые ладони, такие трогательные под чересчур длинными рукавами куртки. Потом спохватывается и садится в машину, надеясь, что никто из коллег не стал свидетелем этой стыдобы. И только вырулив с парковки, Гэвин замечает записку, аккуратно приклеенную снаружи на лобовом стекле. Блядский Саймон! Рид чертыхается, опускает стекло и, чуть привстав, тянет руку, чтоб её достать — на уродском жёлтом стикере ровным почерком Саймона выведено: «К тебе ему сейчас нельзя, вези по этому адресу». Точка. Гэвин морщится, но послушно вбивает адрес в навигатор и сначала мстительно хочет скомкать бумажку и выкинуть в окно, потом, подумав, кидает её куда-то под сидения — ни к чему ему разбрасываться адресом своего омеги налево и направо. — Ну что, детка, — Рид в бросает последний взгляд на мирно посапывающего сзади Коннора, и выруливает на дорогу, — поехали, посмотрим, где ты живёшь. Ехать оказывается далековато, почти на другой конец города, и Гэвин, которого такие длительные скучные поездки немного подбешивают, сначала мучается молча, потом сдаётся и осторожно, чтобы не потревожить Коннора запахом, курит в окно, перед этим предусмотрительно включив кондиционер на подогрев. На улице — противная вечерняя морось и промозглость, от колючего сквозняка у Гэвина быстро мёрзнут пальцы, и он совсем не хочет добавить ко всем проблемам своего Конни ещё и простуду. Потому что до места назначения — за сорок с лишним минут — Рид успевает выкурить три сигареты и сам наполовину промёрзнуть, и буквально прыгать от счастья готов, когда навигатор пищит о прибытии. Здание перед Гэвином дохренища высокое — в нём… сколько тут вообще может быть этажей? Гэвин вылезает из салона и пристально разглядывает высотку, пока докуривает последнюю сигарету: задрав голову кверху, пытается сосчитать этажи, теряющиеся в тёмном небе. В нескольких десятках окон уже горит свет, в остальном же, что эта высотка, что соседняя встречают Рида отталкивающе серыми стенами и тёмными окнами. На ближайшей входной двери поблёскивает голубоватым серебром эмблема «Киберлайф». Из верхнего угла откоса прямо на Гэвина пялится глазок камеры безопасности. — Ну и задница, — ворчит Гэвин и демонстративно, пялясь прямо в камеру, бросает окурок на влажный асфальт и для верности растирает ботинком. — И как ты тут живёшь, детка? Коннор конечно же не отвечает. Он по-прежнему блаженно спит, чуть повернувшись на спину, запрокинув голову и абсолютно бесстыдно выставив бледную шею в свежих засосах. И с кокетливо выглядывающей из-под воротника меткой. Гэвин лезет к нему в салон, нависая сверху, осторожно поводит пальцами по этой шее, выступающему кадыку и покрасневшим отметкам, прежде чем легко потормошить за плечо. Будить Коннора не хочется, но что делать — хренов Саймон не оставил в записке номер нужной квартиры, да и ключа у Гэвина нет, вздумай он нести Коннора на руках, как принцесску. — Ну же, зайка, — повторяет он, встряхивая Коннора ещё пару раз. — Ты же не хочешь спать в машине? Мы в двух минутах от тёплой постельки. Давай, зайка, подъём! Коннор сонно моргает на него и очаровательно хмурит брови. — Гэвин?.. — бормочет он, потягиваясь и облизывая пересохшие губы. — Мы где?.. — У тебя дома, детка, — объясняет терпеливо Гэвин и за руки вытаскивает его на улицу. — Почти дома, до квартиры только дойти. Давай свой ключ. Коннор угукает согласно и, пока Гэвин пытается поставить машину на сигналку, почти повисает в его руках, неловко путаясь спросонья в собственном пальто и очень долго роясь в карманах. Или Риду только так кажется? Когда Коннор достаёт наконец карточку, Гэвин реально готов оттащить этого сонного чудика на руках до самой квартиры хоть пешком, но омега к этому времени, кажется, немного приходит в себя. Он всё ещё слишком часто моргает и немного спотыкается, но в целом выглядит достаточно бодрым, чтобы идти самому. — Извини, Гэвин, — говорит он на крыльце, и Рид сначала позорно думает, что Коннор сейчас попросит его уйти — а кто бы не попросил после случившегося в туалете, честно? — и тут же ругает сам себя, потому что Коннор придерживает его за руку и виновато заглядывает в глаза: — Извини, что я заснул, так бывает, если резко прекращать приём «Тириума». Меня дня три ещё будет клонить в сон, может быть, чуть меньше, потому что был… эмоциональный всплеск. Он мило краснеет на последних словах. Гэвин ухмыляется — да уж, эмоциональный всплеск был знатный! — и тут же даёт себе мысленный подзатыльник. — Не извиняйся. — Он галантно открывает перед Коннором дверь и под руку доводит до лифта. — Какой у тебя этаж? — Двадцать пятый, — тихо отвечает Коннор, опять медленно уплывая, и, когда дверь лифта закрывается за ними, устало приваливается к плечу Гэвина, почти ложится головой ему на плечо, как-будто из последних сил. Рид инстинктивно тянет воздух носом, но нет, никакого пластика — волосы и кожа Коннора пахнут только жидким мылом из туалета в участке, и это немного напрягает. Гэвин приобнимает его за талию, поддерживая, и Коннор мычит что-то сонно, тычется носом ему в шею, а потом, словно мысли читая, бормочет Гэвину почти в ухо: — Это нормально. У меня сейчас гормональный фон нарушен, отсюда проблемы с запахом, — он улыбается, щекотно обжигая Гэвину щёку дыханием, и даже чуть оживает. — А будут ещё перепады настроения. — Это угроза, детка? — Рид ловит его взгляд, уже не такой затуманенный, и тоже улыбается в ответ. Коннор на это кокетливо как-то щурится, прижимается теснее. Гэвин чувствует его горячее дыхание на своём лице, его губы так, блядь, близко, что никакого запаха не надо — эта невинная близость и так заводит до предела! Гэвин сжимает зубы и кулаки, раздувает ноздри, вдыхая сраный мыльный цитрусовый запах, и от того, чтобы втопить кнопку «стоп» на панели и немедленно засосать Коннора в губы, его удерживает только мысль, что — серьёзно, чувак?! Второй раз за день?! Гэвин Рид, да ты просто ёбаное похотливое чудовище! — это будет уже чересчур. Коннор на ногах едва стоит, какие, мать твою, поцелуи. Правда, когда лифт останавливается на нужном этаже, Коннор вполне живо идёт к своей квартире, сам, без поддержки Гэвина и почти не шатаясь. Рид покорно стоит в стороне, пока он прикладывает к замку ключ-карту и открывает дверь. — Ты точно уверен, что это квартира, а не кладовка, зайка? — вырывается у Гэвина прежде, чем он успевает прикусить язык. Коннор смотрит на него знакомо удивлённо, разочаровано и как-то сочувствующе что ли, словно Гэвин пятилетний пиздюк, который сам не понимает, что своим языком ляпает. — Это жилое помещение, Гэвин, если ты не заметил. Здесь есть санузел, балкон и все необходимые зоны, для обеспечения комфорта, так что, да, это квартира, — мягко и медленно, как детсадовцу, ей же богу, поясняет он, аккуратно устраивает пальто на вешалке у входа и, оставив Гэвина практически на пороге, проходит в… гостиную зону? Чёрт, да Рид реально не может дать этому «жилому помещению» хоть какое-то приличное определение, кроме кладовки. Потому что, если не «кладовка», Гэвин непременно сказал бы «коробка» — обычная коробка, четыре стены и, ну, ладно, ванная и балкон, просто… Просто Гэвин смотрит на Коннора, который буквально в пару шагов доходит от шкафа, где он уже разделся и педантично сложил в чехол пиджак и брюки, до двери в ванную, и собственная холостяцкая берлога кажется ему пентхаусом. Он почему-то не задумывался раньше, где и как живёт его Конни. Это вообще законно — жить в конуре на полтораста квадратных футов? — Я приму душ, если ты не против, — перебивает его мысли Коннор, скрываясь в ванной, и Гэвин, оставшись в «коробке» один, вздыхает, оглядываясь по сторонам. Простые, светло-серые стены, чёрный шкаф у одной, у второй — аккуратно заправленная кровать, пара полок с книгами. Напротив — балконная дверь и окно с широким подоконником, рядом — холодильник и подобие мини-кухни из нескольких шкафчиков, складной стул под столом, а у самой двери… Гэвин искренне считает, что он, блядь, слепой, потому что, как иначе он мог не заметить стойку со здоровым круглым аквариумом у себя под носом. — Эй, это кто у нас тут такой здоровый? — улыбается он, наклоняясь ближе и постукивая по стеклу пальцем. Блестящая сине-красная рыба размером с его ладонь моргает пару раз и, лениво махнув тёмным хвостом, поворачивается к Гэвину задом. Что ж, справедливо. Гэвин только что назвал жилище его хозяина кладовкой. Он бы на месте этой рыбки оказался пираньей, выпрыгнул из аквариума и откусил наглецу нос. И был бы прав по сути. Потому что, ну, судите сами, у Коннора наверняка есть веские причины жить именно здесь. И Коннору наверняка эта комнатка даже нравится — вон, вся стенка над кроватью увешана фоторамками, книг на полке целая куча, какой-то цветок на столе — Гэвин не обратил внимания сразу, неприятно поражённый размером, но квартира у него очень уютная на самом деле. Уютная в смысле минимализма. Ссыпав рыбёхе немного хлопьев из стоящей рядом на стойке баночки — надо же налаживать отношения с неожиданно возникшим питомцем его Конни — Гэвин делает несколько шагов по комнате, разглядывая всё уже более внимательно. На фотографиях предсказуемо обнаруживаются знакомые личности. Вон на самой верхней зубасто лыбится Маркус, рядом, с прищуренными от улыбки глазами-щёлочками — Саймон под руку с трогательно застенчивым Коннором; все трое в модных смокингах с розами в петличках, Маркус и Саймон счастливо демонстрируют на камеру руки с обручальными кольцами. На фотографии ниже явно весь выпуск академии при «Киберлайф» — полсотни сдержано улыбающихся парней и девушек, выстроившихся перед фотографом ровными рядами. Гэвин скользит по лицам взглядом и отыскивает Коннора в верхнем левом углу — опять застенчивого и какого-то несчастного на вид, а рядом с ним единственное жизнерадостное пятно на этой серой унылой фотке — опять Маркуса с Саймоном, самозабвенно целующихся на глазах у всего курса. Остальные фото похожи: скромно улыбающийся Коннор в компании незнакомых Гэвину людей. Ну, почти незнакомых. На паре карточек Рид замечает Кэру — надо же, ещё с длинными волосами, это когда вообще было? — на одной — Саймона в обнимку с братом и ещё каким-то блондинистым парнем, пару раз видит недовольного на вид Хэнка и несколько пафосных кадров с Ричардом на вручении ему какой-то награды, а в самом низу — Гэвин глазам поверить не может! — он сам! Рид даже пальцами трогает — вдруг привиделось, но нет, фотка висит вполне себе настоящая. Гэвин на ней сидит вполоборота к камере за собственным рабочим столом, сосредоточенно пялит в экран терминала и трёт пальцем шрам на носу. Чёрт, а Коннор, оказывается, прекрасный сталкер — Рид даже не заметил, как и когда именно его сняли. «А у меня ни одной его фотки, даже на телефоне», — сокрушённо думает Гэвин, опять приходя к выводу, что он херовый любовник и альфа не лучше. И номер у Коннора он так и не взял. Гэвин задумчиво вертит в руках мобильник, когда в голову ему стреляет странноватая мысль, и он, воровато оглянувшись на дверь ванной — всё спокойно, за дверью тихо шумит душ и слышится плеск — быстро щёлкает одну из фотографий. Коннор на ней серьёзный, молодой и невероятно милый в привычном сером форменном пиджачке, что хочется просто обнять и не отпускать. Гэвин глупо улыбается своим мыслям и делает шаг в сторону от места своего наглого преступления, бегло просматривая книги на полке — настоящие бумажные книги, вот же ретро! — и, наконец, устраиваясь за столом. Взгляд падает на цветок. Кактус какой-то, наверное, хотя фиг его знает, Гэвин таким не интересовался никогда. Если честно, цветок похож на маленькую остролистую капусту. Рид осторожно тыкает листок пальцем — он гладкий и мясистый на ощупь, а откуда-то сбоку торчит стебелёк с метёлочкой ярко-розовых звёздочек цветов. Странная штука. — Что ты такое? — под нос себе бормочет Гэвин и чуть не подскакивает на месте, когда слышит из-за спины спокойный бодрый голос Коннора. — Это Скайлер, — говорит он, и Гэвин резко оборачивается. Конни уже успел вымыться и даже привести себя в порядок и теперь стоит возле открытого шкафа в простой серой футболке и серых домашних штанах. За его плечом — полный шкаф унылых серых и чёрных костюмов. — Это растение из группы суккулентов. Граптопеталум. Мне Ральф недавно подарил и помог с оптимальными для роста условиями. Имя ей тоже он выбирал. — О, ясно, — кивает Гэвин, наблюдая, как Коннор, закрыв шкаф, аккуратно поливает это чудо природы из стакана. — А рыба? — Лялиус. Его зовут Ден, — отвечает Коннор. — Подарок Ричарда в первый мой рабочий день в участке. Я рассказал ему, что не могу выбрать, кто лучше — тритон или, может быть, какое-нибудь ракообразное, а он предложил рыбку. Специально заехал за мной и отвёз в зоомагазин, сказал, что я могу выбрать любую. Мне понравился Ден. Коннор подходит к аквариуму и поводит по стенке пальцами, улыбаясь, и Гэвин тоже не может сдержать улыбку, глядя как Ден вдруг оживляется и начинает нарезать круги. — А ты любишь живность. — Рид наблюдает, как мило Коннор сюсюкает с рыбой, и думает, что его парень всё-таки удивительный. Ему бы в голову не пришло не то, что давать этой хрени кличку, но и вообще заводить такую скучную животину, а этот вот — рыбу с улыбкой кормит, грапто-как-её-там свою поливает. — Не надоедает? — Нет. — Коннор оставляет рыбу в покое и усаживается на кровать. — Это успокаивает и помогает привести мысли в порядок, мне это полезно. К тому же, куратор сказал, что наличие питомца помогает найти общие темы для разговора. Тебе не нравится? — Эй, я такого не говорил, — смеётся Рид, подсаживаясь рядом. Он неловко задевает Коннора локтем, суетливо одёргивает руки и… встречается с Коннором взглядом. Глаза омеги в невзрачном освещении комнаты кажутся чёрными, такими большими и влажными на узком, бледном лице. Такими красивыми, что Гэвин ощущает буквально физическую необходимость сказать: — Ты замечательный. Он видит, как краснеет, смущаясь, Коннор; как от широкой улыбки на щеках появляются очаровательные ямочки; чувствует его тёплые ладони на своих коленях. — Ты тоже чудесный, Гэвин, — шепчет он, оставляя ласковый невинный поцелуй Гэвину на переносице. Честно, Рид понятия не имеет, как после этого он умудряется заснуть под лёгоньким одеялом на жёсткой койке, чувствуя Коннора, тесно прижавшегося к нему бедром.