— Ребята, нас четверо, а он один! — Что сделает его победу триумфальной. После опьянения победой возникает всегда чувство великой потери: наш враг, наш враг мертв! Даже о потере друга мы жалеем не так глубоко, как о потере врага. Фридрих Ницше.
Герольды уже раструбили на весь Дом весть о предстоящем турнире «Трёх и Одного» — так незамысловато определили вечернее ристалище небогатые фантазией логи. И теперь каждая, способная к самостоятельному передвижению, тварь считала свои долгом поотираться у заветной двери, благо сам Р Первый весь день пропадал на каких-то внеочередных педсоветах. Вернувшись и увидев строй ошалевших фанатов, Черный Ральф вынужден был провести линию в нескольких метрах от своего кабинета и предупредить всех желающих рискнуть, что лично обеспечит двухнедельное пребывание в Могильнике, а потом и в клетке ещё недельку, а особо настойчивые могут попасть на приём к стоматологу уже сегодня. — НУ?! И многоглазое и многорукое, бурча, поплёвывая и постанывая, откатилось переживать фанатический экстаз в спальни и классы. «Едут! Едут! Воины света неустрашимые! Конно и оружно идут они, обнажив головы гордые! — верещал Шакал Табаки, раскланиваясь публике, провожающей их. — И восславьте, други, отвагу нашу и воскурите фимиам в храмах своих, ибо идём мы на силу тёмную. Биться с идолищем поганым!» — Уймись, Табаки! — шипел Сфинкс, толкающий его коляску. — И не подумаю, — хохотал Шакал, — не порть праздник! И помяните нас в молитвах и палатах трапезных. И воспойте отвагу нашу в балладах своих, если не вернемся мы из логова Ральфа Чёрного, ибо смерть наша страшна будет.POV Ральф
Я сижу за столом, читаю и подписываю справки о состоянии здоровья в подотчётных мне группах, когда в мой кабинет входят шестеро, посверкивающие нервными искорками предвкушения. Нарядные в меру своих понятий. Стервятник словно последний отпрыск знатного рода в длиннополом сюртуке, жабо, кольцах и с подагрической ногой. Табаки в чистой жилетке, увешанный всевозможными амулетами от серебряных цепочек до растрёпанных, замызганных верёвочных браслетами. Сфинкс в линялой потёртой джинсе. Рыжий — это невозможное буйство красок, от которого глаза начинают чесаться где-то с внутренней стороны. Валет и Слепой, на пару несущие какую-то коробку, на фоне этого цветового взрыва выглядят, как бедные родственники-приживалки. Здороваются и рассаживаются напротив меня. Слепой и Рыжий уходят на диван. Пока я собираю папки и бумаги на столе, появляется чайный сервиз на шесть персон, не новый, но и не совсем чтобы «обшарпэ». Яблоки, мандарины, шоколад и запотевшая, словно брусок озёрного льда, с приятным нежно-зелёным и желтоватым переливом бутылка Бехеровки. Рядом с ней строгим порядком выстроились рюмки-шоты. — И как это понимать? — интересуюсь у своих визави. — Не более чем дружеский жест, украшение нашей беседы и вечера, — галантно улыбнулся Стервятник. Игра началась, да, в общем-то, она и не прекращалась. — Мы не обсудили с вами один вопрос, — сказал Сфинкс, — какое желание будет исполнено у победителя. Что вы пожелаете в случае победы? Пока я размышляю над ответом, Валет, как профессиональный официант, берёт салфеткой бутылку, и раздаётся треск вскрываемой пробки. И сразу по комнате разносится аптечный дух с запахом детской микстуры от кашля. Красивым движением руки, слитым в одно, он разлил бальзам по шотам. «Значит, вот почему Валет, — думаю я, — обслуживает мероприятие на «высшем уровне», а не только как представитель Псов». — Я уеду на пару дней. И пока меня не будет, за порядок здесь отвечать будете все вы, по совокупности. Ваше желание? — Мы хотим праздник, карнавал, — вступил в игру Табаки, — с костюмами, масками, танцами и что там ещё полагается?! А вы не будете мешать, дадите нам отгулять всю ночь. И сами тоже поучаствуете в нём. По лицам Сфинкса и Птицы я понимаю, что последняя фраза Табаки была его собственной импровизацией. — В качестве кого? — интересуюсь я и беру стопку. — Ну-у, как вам образ Игнатия Лойолы? — спросил Шакал, не переставая теребить обезьяньими пальцами свои побрякушки. — Сутану мы вам где-нибудь раздобудем. Правда, Сфинкс? — Вам очень пойдёт, малыш Табаки прав, как всегда, — подхватила Большая Птица и отпила настойку. — Соглашайтесь. — Страсти Христовы, укрепите меня! — отвечаю любимой молитвой отца ордена иезуитов. — Согласен. Шакал восторженно закатил глаза, хлопнул в ладоши и, быстро схватив с тарелки кусок яблока, с набитым ртом поинтересовался: «А на латыни можете?» — Passio Christi, conforta me. — Класс, — выдохнул Сфинкс, наконец-то пришедший в себя. Валет подал свежезаваренный чай и отнёс две кружки на диван, где в одном углу импрессионистской картиной раскинулся вожак Крыс, а в другом неопрятным клубком свернулся Слепой. Обратно принёс пустые стопки и разлил по второй. Бехеровка холодная, тягуче горько-сладкая на вкус, холодит анисом и тут же отогревает мёдом. Никогда раньше не пробовал. Удивили. Беседа течёт своим чередом обо всём и ни о чём. Они спрашивают — я отвечаю. Плетут вокруг меня тонкую паутинку, обволакивают сетью слов. Раз за разом пытаются подловить меня. Нападают и отступают, по одному, по двое, по трое сразу. Финты и пируэты сменяются внезапными уколами закрытых вопросов.* Меняют угол и интенсивность атаки, пытаясь пробить мою броню. Мальчишки. Мой доспех ковался годами.POV Слепой.
Я слушаю. Скрываю лицо занавесью волос и слушаю. Сфинкс немногословен — нервничает, боится выдать себя, Птица тоже волнуется, но своё напряжение прячет за светскими манерами и улыбками. Табаки выдает излишняя суетливость и проскакивающие высокие, истеричные нотки в голосе. Но кто не знает Шакала так хорошо, как мы, не догадается. Рыжий в лёгкой панике обмяк на той стороне дивана. Валет собран, точен и ждёт сигнала. Подкрадываюсь, пытаюсь прочувствовать Р Первого. Ральф забавляется, ни капли напряжения я не ощущаю в нём. Матёрый волчище, катающий лапой волчат — сеголетков, которые с чего-то решили, что гуртом будет легче батьку побить. Хорошо. «Готов ли ты к битве, о возлюбленный враг мой?» *Закрытые вопросы — это вопросы на которые мы ожидаем получить только 2 варианта ответов — либо «да», либо «нет».